Разрыв с Норой

Оглядываясь назад, я сейчас уверен, что тот переезд с «фермы» в Лос-Анджелес был началом конца нашего брака. Когда мы перестраивали и обустраивали наше имение, Нора сказала: «Мне уже 28 лет. Собственно говоря, я не собираюсь быть похороненной здесь». Ей было скучно. Мы вложили в этот дом много денег, времени и души, но как это обычно и бывает, в тот момент, когда всё было совершенно готово, Нора потеряла всякий интерес к этому. Ей нужна была новая игрушка. В этот же самый момент, впервые за время нашего брака, её замашки стали действовать мне на нервы. Я задавал себе вопрос: что же в этой жизни она по-настоящему может ценить? Мы жили поверхностной Jet-Set жизнью, и мне стало ясно, что именно так я и не хочу жить. Хорошо, поначалу жизнь в Лос-Анджелесе была прекрасной, мы обустраивали наш дом, заводили знакомства, но мне всегда было ясно, что там я не собираюсь оставаться навсегда.

Норе нравилось в Америке, она хотела остаться там. Конечно, у неё не было работы, но она подрабатывала в туристической фирме, чтобы общаться с людьми. За настоящую работу это считаться не могло. Достаточно лишь сказать, что немке без Грин-карты в Штатах найти работу было непросто. Нора наслаждалась жизнью на всю катушку – о деньгах она не задумывалась. Чтобы свести концы с концами она тратила в месяц по меньшей мере 30 000 марок, снимая деньги с нашего счёта. Я хотел спокойствия, поэтому, предоставил ей свободу.

В 1992 году я вернулся в Кобленц, на нашу ферму, Нора осталась в Л.А. В последующие годы мы стали вести жизнь на расстоянии, летая туда-сюда между Франкфуртом и Лос-Анджелесом. В основном Нора прилетала в Германию, но и я тоже регулярно ездил к ней, оставаясь там то когда на уик-энд, когда на всю неделю. В иные месяцы мы по 15 раз бывали в самолёте. Поначалу мне было больно каждый раз, когда я отвозил Нору в аэропорт, или она меня. Когда она говорила по телефону, что скоро приедет, поначалу, я становился совершенно счастливым. Со временем всё изменилось.

В какой-то момент я начал спрашивать, не когда она приедет в Германию в следующий раз, а на сколько она приедет. Так начал умирать наш союз. Расставание в рассрочку. Постепенный разрыв наших семейных уз. Никто из нас не говорил этого вслух, но мы оба это знали.

Нора всегда была весёлой, у неё невероятное чувство юмора, с ней не соскучишься. Но уже после двух дней, проведённых вместе, внезапно она начала меня напрягать, я нервничал и старался остаться один.

Вдруг мы стали жить каждый своей жизнью, она в Л.А., я в Кобленце. Когда мы снова оказывались вместе, требовалось время, чтобы приспособиться к нашим ритмам жизни. Когда перестаёшь хотеть проводить время с собственной женой, начинаешь задумываться. В то время я очень много думал о нас с Норой. По большому счёту, мы жили уже отдельно, только не хотели в этом себе признаваться. Это ни в коем случае не было связано с другими женщинами, хотя, конечно, кое-что время от времени происходило.

У меня были связи, но я вовсе не был «в поиске». Мне было совершенно ясно, что после Норы я сперва должен обрести внутренний покой и разобраться с нашим браком.

Были ли у Норы в то время другие мужчины в Лос-Анджелесе? Я этого не знаю. Это меня по-настоящему не интересовало, да и никакой роли для нашего брака это уже не играло.

Когда я в 1997 году полюбил свою теперешнюю жену Клаудию, я решил окончательно развестись с Норой. Я полетел к ней в Лос-Анджелес и сказал ей, что хочу получить развод. До этого никакой срочной необходимости в этом шаге у меня не было: сама мысль о всей бумажной волоките с адвокатами и формальностями наводила на меня ужас.

Но теперь я хотел стать свободный для Клаудии. Разговор между мной и Норой проходил очень эмоционально. В хорошем смысле. Она нe орала, нe кидалась посудой. Нам обоим было грустно, что наша любовь и наш брак закончились. Мы потерпели неудачу, а это всегда причиняет боль. Мы не были злы друг на друга, мы не спорили ни о чём. Мы оглянулись назад и посмотрели на наши 17 совместно прожитых лет, без обвинений и взаимных упрёков. Мы были семейной парой, которая решила разойтись.

Осенью 1998 года происходил сам развод. В начале 2000 года Нора переехала из Лос-Анджелеса обратно в Мюнхен. Она полюбила другого мужчину и жила уже с ним вместе. Теперь она снова живёт недалеко от Кобленца, где живут её сёстры, с которыми она очень близка. Мы созваниваемся дважды в год, и у нас прекрасное взаимопонимание. Правда, она больше не хочет быть в центре внимания, эту главу она для себя закрыла окончательно.

Жизнь с Норой была классной, но в то же время безумно напряжённой. Иногда я, оглядываясь назад, спрашиваю себя: как же я мог быть в 80-е таким сумасшедшим? Под этим я не подразумеваю «почему я женился на этой женщине». Нора по-настоящему клёвая, экстремальная во всех своих оттенках. Но я спрашиваю: «почему я позволял делать с собой всё это». Единственный ответ на этот вопрос звучит так: Я был молод, я был неопытен, часто слишком много работал, и я, вероятно, просто очень любил. Но с годами я приобрёл жизненный опыт. Я не стыжусь ничего из того, что я сделал.

Если бы мне представилась возможность повторить всё, даже исходя из этого теперешнего опыта, я сделал бы всё точно также.