Последняя катастрофа

Едаков — в лице ни кровинки — раскачивался в кресле, нервно ломая пальцами левой руки край ногтя на большом пальце правой и вслушиваясь в шум, что царил за пределами его резиденции. Наполненные страхом глаза невидяще смотрели на любимые кактусы. Чертова толпа — еще вчера послушное ему и закону общество Перекрестка Миров — вдруг сорвалась с цепи. Что им нужно? О чем они там орут? Ведь он заботился о них. Его стараниями налажена система производства восполняемых пищевых ресурсов. Решена санитарная проблема с умершими — их не без выгоды сбывают Аиду. Достигнут прочный мир между общинами. Ну да, он снизил потребление воды и дров. Но для того, чтобы люди не изнежились! Зато совсем не ограничил распространение в общине самогона, прозванного когда-то «Массандрой». А что до тварелюбов и их охоты, которой здесь так боятся… Да если бы не договор, у Архиона не было бы причин сохранять мир. А страх… Ну, страх ведь нужен обществу. Опять-таки, чтобы не расслаблялись и работали. Иначе вымирание. Полное и окончательное. И где теперь этот страх? Отчего так гневно вопит снаружи толпа и почему боится уже не это быдло, а он, хозяин Перекрестка Миров? Что делать?

В апартаменты вошел Максим. Его морщинистое лицо совсем посерело, видимо, от тяжких дум.

— Ну что? — воззрился на него Едаков.

— Да блин, — поморщился охранник, — то ли я дурак, то ли лыжи не едут. Я ни хрена не понимаю, что вообще происходит.

— Мать твою, да говори же толком!

— Ну, в общем, на нашу заставу, что держит туннель к Архиону, напали. Половину перебили. Остальные отступили на второй рубеж и пока держатся.

— Что?.. Как?.. — запинаясь, выдавливал слова староста. — Кто?!

— Ну как — кто? Тварелюбы. Похоже, это война.

— С чего вдруг, черт возьми?!

— Если бы я знал. Говорю же, ни хрена не понять, что происходит.

— А на других границах что?

— За фермой, со стороны падших, шум какой-то. Пока непонятно. На границе с армагедетелями вроде тоже неспокойно. В туннеле «Пятнадцать-шестьдесят» тишина, Аидовы люди ничего не делают. Но не факт, что ничего не затевают.

— Черт! — Едаков ударил кулаками по подлокотникам. — Черт! Черт! Черт!!! Необходимы срочные переговоры с Архионом. Что за херня такая? Это недоразумение. Надо восстановить порядок и…

— Толик! — Охранник раньше вроде не позволял себе такой фамильярности с правителем общины. — Тебя отсюда никто не выпустит. Толпа блокировала практически все внутренние коммуникации. Они вообще там с катушек слетели.

— Да с чего вдруг?!

— Не знаю с чего. Но ходят слухи, что ты решил отдать общину тварелюбам. Мол, народ — в рабство, а сам соскочишь и поселишься там. — Максим недобро посмотрел на старосту. — Ну как толпа на такое может отреагировать?

— Что-о?! Что за… йоп… с-суки!!! Откуда?! Откуда они могли это взять?!

— Да не знаю я! — повысил голос охранник. — Но это на мятеж похоже. Первыми фермеры взбунтовались и обслуга зеркал. К ним половина искателей присоединилась.

— А вы какого хрена, а?! Чего не пресекли?! Чего их по конурам не разогнали?!

— Так их больше!

— А у вас оружие!

— Староста, у них, черт возьми, тоже оружие! Кислого Федьку уже на ножи подняли! Кондаков убит! Толпа замесила! И оружейную они взяли! А еще стволы искателей!

— Господи… Как же так… Да чего они хотят-то?!

— Они хотят тебя повесить, Толик. Так и говорят. Вздернуть Пидаркова, на хер! А Пидарковым, ежели не дошло, они тебя кличут!

— А ну, пошел отсюда! — взорвался староста. — Вон!

Максим что-то еще хотел сказать, однако лишь бросил на старосту презрительный взгляд и вышел.

— Светка! — Едаков резко вскочил, обошел кресло и вцепился руками в его спинку, переминаясь с ноги на ногу.

Старшая жена тихо вышла из соседней комнаты. Она уже не излучала надменности и самоуверенности. Лицо было встревоженным, резко прочертились морщины, которых староста раньше не замечал.

— Света, что делать теперь? А? Что мне делать? Как? Как такое могло случиться? Что мы упустили? За чем недоглядели?

— Много вопросов, — пробормотала женщина.

— Ну так ответь хоть на один!!!

— Не ори. Я сама толком не пойму. Такое ощущение, что все неслучайно. Я-то думала, это спонтанные действия, ну, тех уродов, что за сучкой Ломаки пошли… А тут будто давно зревший бунт. Атака тварелюбов логична, но все остальное… Почему другие общины тоже проявили активность? Наверное, тварелюбы отправили к ним гонцов. Сказали, что нападают. А те и решили под шумок кусок урвать, и тварелюбам это сподручнее. Легче справиться с теми, кто вынужден держать круговую оборону.

— А Аид почему ничего не предпринимает?!

— Откуда мне знать?! Тебе, дурак, мало неприятностей, что в одночасье свалились на твою башку?!

— Заткнись, сука! — взвизгнул Едаков. — Господи, что же делать-то теперь?!

— Я не знаю… Не знаю я!!!

— Вот же уроды. Предатели. Быдло вонючее. Как же… Зачем… Разве я им мало дал? Разве они плохо жили?!

Света вздохнула и бросила на Едакова презрительный взгляд.

— Ничто так не провоцирует хаос, как постоянство, — сказала она.

Снаружи затрещали выстрелы, им вторили дикие крики. Едаков испуганно уставился на старшую жену. Попятился назад, пока не наткнулся спиной на самый большой кактус.

— Все? — пискнул он.

Жрец понимал, что движение по метромосту приведет его на территорию тварелюбов. Большей беды, чем, избежав лап тварей, попасть к охотникам, он себе не представлял. Хорошо хоть на том берегу появились неизвестные люди с тяжелыми пулеметами и открыли по чудовищам ураганный огонь. Если бы не это обстоятельство, Жрец, наверное, уже был бы мертв. Но судьба, похоже, подкинула ему очередной шанс.

Да только как быть с тварелюбами?

Кроме У-образных опор на реке и парных столбов, подпирающих полотно на обоих берегах Оби, метромост имел еще две особые опоры. Одна — на берегу тварей, массивная и широкая бетонная конструкция, облицованная когда-то декоративными плитами. И точно такая же на берегу людей. К ней-то Жрец и приближался, стараясь двигаться как можно тише. Если несколько минут назад казалось, что все самое страшное позади, то сейчас перед ним встала новая проблема.

Сектант осторожно выглянул из пролома в стене моста. Слева внизу виднелась крыша столовой, с сохранившимися на краю этой крыши буквами — остатками названия «Вилка и ложка». Само одноэтажное здание было практически погребено под снегом, только крыша и виднелась, а на ней остов небольшого грузовика.

На кабине стояли два человека, оба вооружены, один смотрит в бинокль. Вон еще три человека, о чем-то эмоционально говорят. У всех оружие. Как же миновать их? А вдруг захотят выйти на мост, чтобы получше разглядеть происходящее у берега тварей? Вроде не должны — в том месте, где мост проходит через бетонный массив опоры, серьезный завал: обрушились и верх этой опоры, и кровля моста, образовав непроходимый тромб в транспортной артерии.

Надо как-то спуститься с моста. Жрец скользнул к другому краю, глянул вниз. Прыгать? Тут лететь метров десять или двенадцать. Каков внизу сугроб, неизвестно. Скорее всего, под слоем снега достаточно твердый для самоубийства лед. Однако на опоре отсутствовало много облицовочных плит; цепляясь за сохранившиеся, можно спуститься по отвесной стене. Рискованно, даже очень. Но разве есть варианты? Не возвращаться же на тот берег, к тварям. Тем более что он сам разрушил последнюю нить, соединявшую две части разрушенного города.

Ну что ж, предстоит еще одно испытание, пожалуй, не менее сложное, чем путешествие по стальному рельсу. Жрец внимательно осмотрел окрестности. Вроде с этой стороны моста людей нет. Надо спускаться.

— Один, Сапсан. Пусть кто-нибудь из вас ответит.

— Я Один. Слушаю, Дьякон, — ответил рейдер, стоявший у разбитого бронетранспортера, откуда они вместе с Сапсаном перегружали трофеи, найденные прошлой ночью Бароном и Штерном, в большой вездеход.

— Как обстановка?

— Находимся в указанном районе, забираем барахло. Происшествий не было, однако периодически слышны выстрелы. Но далеко.

— Барон и Мелиш — двухсотые.

— Я слышал ваши переговоры, командир. Что нам делать?

— Закругляйтесь. У нас проблемы с Рипазхой. Кажется, головой поехал. С ним Штерн. Но он не может Рипа убедить, чтобы вернулся. И силу применить не может. Сам знаешь, Рип намного сильнее Штерна. Вам надо двигать к ним, подстраховать. Мы тоже подскочим.

— А где это?

— Район телевышки. От вышки вроде половина осталась, как Штерн сейчас доложил. Ее должно быть видно.

— Отсюда не видно, Дьяк.

— Ах, ну да. — Дьякон вспомнил, какое расстояние между гипермаркетом у Дмитровского моста и улицей Римского-Корсакова. — Тогда, значит, так. Двигаетесь сейчас от разрушенного моста. От реки. Доберетесь до виадука. Справа от вас будут остатки завода. Левее ТЭЦ. Признаки индустриальных зон ты знаешь. Пересекаете территорию ТЭЦ. Въезжаете в спальный район. По характерным остаткам зданий поймешь, что это жилые. Не мне тебя учить.

— Да. Конечно.

— Ну вот. Продолжаете движение, и следующим ориентиром будет стадион. Сам стадион под снегом, от остального пейзажа не отличить, но с трибунами, наверное, ничего не случилось, и могли устоять осветительные мачты. Оттуда уже должно быть хорошо видно вышку.

— Я все понял, Дьяк.

— И будьте предельно осторожны. На этих тварей боеприпасов не жалеть. Мочите наверняка.

— Есть.

— Да, и вот еще что. У нас двойной пеленг наночипа. В городе два человека, которые являются носителями.

— Странно…

— Довольно странно, — согласился Дьякон. — Надо будет и с этим разобраться. Но позже.

— Принял.

— Удачи! И до связи. Точнее, до скорой встречи.

— Конец связи.

Один три раза ударил прикладом автомата по корпусу бронетранспортера.

— Сапсан!

— Что? — гулко отозвался напарник.

— Чего там возишься? Вылазь. Планы изменились.

— Да слышал я. Сейчас.

Сапсан выбрался из разбитого корпуса броневика и стряхнул с одежды какой-то мусор.

— Вот скажи-ка… — проговорил он.

— Что?

— Этот, как его… Ну, которого мы ищем тут. Знаешь, чем он занимался и для чего понадобился братству?

— Да как-то не особо интересовало, — пожал плечами Один.

— Он генной инженерией занимался. Причем не помидорчики там морозостойкие и не картофелины с куриными ножками. Он работал в отделе биооружия и перспективной генетики. А это клонирование, волновая генетика, этновирусы и прочие игры в бога.

— А по существу?

— Зачем вдруг Дитриху понадобились эти твари, как только он узнал о странных следах?

— У Дитриха не легче спросить, а? — усмехнулся Один.

— Ну ты и тугодум. — Сапсан покачал головой. — Эти существа — результат работы нашего клиента. Я теперь больше чем уверен. И еще он может быть причастен к созданию молохитов. Потому мы и ищем его столько лет. В совете надеются одолеть молохитов с его помощью. Или приручить. Или вывести другое существо, более страшное. Ты понял?

Рейдер задумчиво покачал головой, покусывая зубами спичку.

— Вот оно как. Не наигрались, значит, семнадцать лет назад?

— Что ты, дружище, — усмехнулся Сапсан. — Семнадцать лет назад как раз и начались самые интересные игры.

— Ладно, поехали.

Когда они уже садились в большой вездеход, Сапсан снова завел разговор, излагая результаты своих умозаключений.

— Что думаешь по поводу двух сигналов от наночипов?

— А хрен его знает. Мало ли кого еще вакцинировали.

— Да нет. Эта вакцина была сделана специально для нашей артели. Для тех, кого контролеры завербовали. Весьма полезная процедура на случай большого шандеца.

— Ну и что? Думаешь, это кто-то из артельских?

— Думаю, да. Я слышал, что мы не первые, кто ищет этого яйцеголового в Новосибирске.

— Вот как? Были еще экспедиции?

— Прямо перед войной сюда отправили двух офицеров. Герман Барклай — во имя чудное какое, потому и запомнил, — и с ним старлей. То ли Валера, то ли Вадим; оперативный псевдоним Кощей.

— Ну и?

— Да ты точно тугодум. А что, если они это? Не наш клиент, а парочка, которая выжила и все эти годы тут тусовалась, а?

— Всякое может быть. Встретим — спросим.

— Ага, вот только их еще найти придется, — досадливо поморщился. Сапсан.

— Найдем. Ты оружие готовь. Едем пацанов выручать.

Спускаться по оставшимся кускам декоративной облицовки было сложнее, чем казалось вначале. Больше всего Жрец опасался, что очередная плита оторвется под его весом, к которому прибавлен вес дробовика и «винтореза». Если это произойдет, у него сразу увеличится и без того богатый выбор неприятностей. Он может свалиться и разбиться насмерть — и это, конечно же, предпочтительней, чем сломать позвоночник, но остаться живым. Если даже он уцелеет, звук падения плиты привлечет тварелюбов, что на крыше закусочной.

Но ему снова повезло — он достиг снега, не упав и не всполошив чужаков. Прислонившись к массивной бетонной опоре, он дал себе время отдышаться, не теряя при этом бдительности. Стрельба прекратилась, голоса тварелюбов наверху были еле слышны, и определить предмет их разговора не представлялось возможным. Твари на реке уже не казались бесконечной лавиной. Многие валялись на льду, их было хорошо видно в оптику «винтореза». Десятки существ убиты; те, что остались живы, штурмовали свой берег. Видимо, они забыли о бежавшем от них недавно свидетеле Армагеддона и занялись неизвестным стрелком или стрелками. Ведь похоже, что работало не меньше двух пулеметов.

Восстановив дыхание и уняв дрожь в конечностях, Жрец выглянул из-за угла. Как теперь пройти мимо людей, что на крыше бывшей закусочной? Между метромостом и обломками Октябрьского автомобильного моста меньше ста метров. Но это ровное пространство, где только белый снег, пугает. За руинами автомобильного моста можно будет скрытно передвигаться, но вот добраться до них — задача, похоже, неразрешимая.

Сектант устроился поудобнее, вжимаясь в бетон опоры, и стал целиться. Двое на крыше все еще оживленно разговаривали. Возможно, обсуждали резко возросшую активность тварей, не зная истинной причины тому. Или недоумевали насчет взорванного Жрецом участка метромоста.

Голова одного из тварелюбов точно вписалась в метки прицела ПСО-1. Жрец затаил дыхание. Успеет он снять двоих? И сколько еще может прибежать тварелюбов, и как скоро?

Вдруг один из людей на крыше что-то крикнул и скрылся, хлопнув ладонью второго по плечу. Тот опустил бинокль, и теперь в оптический прицел было видно его перекошенное от страха небритое лицо. Что он там увидел? Жрец повернул голову и взглянул через плечо на реку. Тварей снова стало больше, и они опять неслись к этому берегу. Причем теперь там были не только воины, но и принцы, огромные белесые богомолы.

— Черт! — выдавил Жрец.

Он бросил взгляд на крышу. Второй тварелюб тоже исчез. Снова удача? Хотя можно ли назвать удачей то, что двух мешающих ему людей спугнула несущаяся сюда орда мерзких безжалостных существ?

— А, была не была. — Сектант пригнулся и побежал со всей быстротой, какую позволял снег.

Развалин автомобильного моста он достиг довольно скоро и полез через массивные обломки стен и куски автомобилей. Сейчас главное — перебраться на ту сторону. Потом можно будет, да и нужно, быстро бежать с набережной в город.

Снегоход мчался по улице между рваными стенами. Твари старались использовать эти руины для укрытий, однако до сих пор рейдерам удавалось благополучно проскакивать засады. Вот еще одно существо показалось из-за стены, прыгнуло в свежую колею. Видимо, метило в снегоход, однако не рассчитало. Сидящий спиной к водителю Штерн дал короткую очередь из пулемета, выпотрошив тварь-воина.

— Рип, далеко еще?! — крикнул Штерн, повернув голову. — Они никак не угомонятся!

— Скоро, братка, скоро! Недалеко уже! Вот она, вышка! — ответил водитель снегохода.

— У меня патронов на пару очередей осталось! Как мы королеву убивать будем?! Чем?!

— Зато у меня полная лента! Да автоматы еще! Не сцы, звездочка! Все у нас получится!

— Давай вернемся и соединимся с остальными! Боезапас пополним!

— Некогда! Да не дрейфь ты! Сколько мы их вдвоем уже положили?! Хренову тучу! Справимся! Это всего лишь большие тараканы! Только ночью да в метель они страшные! А сейчас пусть сами нас боятся!

Из переулка выскочила тварь. Такой Штерн еще не видел. Белая, похожая на богомола, значительно крупнее и быстрее черных, что встречались до сих пор. Но была и черная тварь, она сидела верхом на белой. Сейчас богомол гадина догонит снегоход, и тогда черный прыгнет на них. А вот еще два белых с наездниками!

— Рип! Газу! Тут, мать их, конная полиция!

— Чего?!

— Скорости прибавь!!!

Штерн приподнял пулемет. Патронов всего ничего, а избавиться от преследователей надо во что бы то ни стало.

Первая очередь раздробила богомола вместе с наездником, вторая поразила только белого. Черный седок резко прыгнул в сторону, за очередную развалину. Третий белый свернул налево, за остов здания. В этот момент что-то резко ударилось в машину. Штерн почувствовал, как летит куда-то кувырком. Взвыл двигатель снегохода, чьи гусеницы теперь перебирали воздух. Раздался крик Рипазхи.

Рейдер ударился так сильно, что из легких вылетел весь воздух. Невыносимо заболела грудная клетка. Он попытался сделать вдох, но не получилось. Снова вопли напарника. Штерн перевернулся на бок, судорожно стягивая с плеча автомат. Тварь, которая все-таки смогла запрыгнуть на снегоход с людьми, боролась с Рипазхой. Тот что-то кричал и орудовал ножом, пробивая панцирь. Тварь резко дернула клешнями, подбросив человека в воздух. Рипазха перекувыркнулся и упал в стороне. В это время Штерн, превозмогая боль, дал очередь из автомата, вспоров спину твари.

Рип лежал в снегу и кричал. Штерн все-таки смог сделать вдох и пополз. Голос Рипазхи вдруг стал слабеть. Штерн наконец добрался до него.

— Рип… Ты как… Я, кажись, все ребра… переломал… — глотая воздух, промычал рейдер.

— У меня все хуже, брат… — Рипазха застонал.

Штерн приподнял голову и с ужасом обнаружил, что у товарища отсутствуют правая нога и половина левой руки.

— Господи… Не шевелись… Не говори… Я… сейчас… жгуты наложу…

— Жаль, нет фото… аппарата… Такие бы… снимки получились… в нашей… турпоездке…

Появилась еще одна черная тварь, она кинулась к раненому Рипазхе. Штерн вскинул автомат и срезал ее, затем скорчился — его резкие движения и отдача оружия вызвали острую боль в груди.

— Черт… Рип…

Товарищ молчал.

Рейдер подполз совсем близко к нему.

— Рип… Репейников. Эй…

Никакого ответа. Глаза безжизненными стеклами, не мигая, смотрели в затянутое тучами небо. А лицо больше не было искажено гримасой боли, или ярости, или страха. Оно было совершенно спокойно.

— Нет… Нет, Рип… Как же так…

В проулке, который они недавно пересекли на снегоходе, уже кишели белые и черные твари. Толпясь, они подбирались к мертвецу и пока еще живому человеку.

— Ну, давайте, — кивнул Штерн, поднимая автомат. — Давайте подходите, сукины отродья. Сегодняшний обед не будет легким… Подавитесь…

Еще один трудный вдох, и он надавил на спусковой крючок.

Он не считал убитых и покалеченных. Главное, пули попадают в цель. Главное, что летят куски хитина и брызги оранжевой гадости. Но рожок автомата имеет свойство очень быстро пустеть, что и случилось. Штерн потянулся к «Калашникову» Рипазхи, что лежал в стороне на снегу. А твари все приближались. Стрельба рейдера словно освободила уцелевшим проход на тесной улице, дав возможность двигаться энергичнее.

Штерн, морщась от боли в ребрах, дотянулся до ремня автомата. Он был готов встретить смерть и не боялся ее. Вот только будет обидно, если во втором автомате останутся неизрасходованные пули. Еще бы хоть несколько тварей отправить обратно в ад! И вдруг он услышал жужжание. Наступающие плотной стеной твари стали распадаться на части. Белый и черный хитин разлетались в стороны, снег стремительно окрашивался в оранжевое. Твари пищали и метались, а какая-то жуткая сила перемалывала их в отвратительную кашу. Те немногие, что уцелели в этой бойне, бросились обратно в руины. А Штерн наконец увидел причину произошедшего. По заснеженной улице двигался большой вездеход. На крыше дымился шестиствольный пулемет, за пулеметом сидел Сапсан.

Измученный Штерн улыбнулся.

— Смотри, Рип, ребята приехали… Теперь все будет хорошо… Наверное…

Он лег на снегу поудобнее, чтобы не болели сломанные ребра, и прикрыл глаза.

Вчерашняя история повторилась — они снова попали под обстрел. Благо на этот раз никто не был ранен. Но пришлось спрятаться за одиноко торчащей стеной.

— Ты заметил кто? — тихо спросил Жуковский у Селиверстова.

— Издеваешься? — так же тихо огрызнулся искатель. — Я не вижу толком ни черта.

— Степан, а ты?

— Тварелюбы это, — ответил Волков.

— Точно?

— Да точно. Наплечники у них из колес автомобильных.

— А на хрена им эти наплечники идиотские? — спросил Ломака у Селиверстова.

— Для защиты. Тварь не может их пробить хвостом. Как правило, кончик в резине застревает, и можно этот хвост отрубить.

— А новый хвост, как у ящериц, не отрастет? У них же вроде есть и гены рептилий.

— Так добить надо, чтобы ничего не выросло. А вообще ты у папаши этих самых тварей лучше спроси. — И Селиверстов зло посмотрел на Жуковского.

— У меня очень непослушные дети, — невозмутимо ответил Андрей. — И внуки, кстати, тоже. Они мне ничего про свои хвосты не рассказывали. Ладно. Тварелюбы, скорее всего, в том домике.

— Оттуда и стреляли, — кивнул Волков.

— Значит, вы посидите. Пусть думают, что мы все здесь прячемся. Пульните в их сторону пару раз. А мы с Костей попробуем обойти их и положить.

Ломака повернул голову, недобро посмотрел на Жуковского.

— А кто сказал, что я пойду с тобой?

— То есть?

— Я говорю, с чего ты, предатель, взял, что я с тобой пойду?

— Слышь, сопляк, ты думаешь, сейчас самое время лаяться?

— Еще раз назовешь меня сопляком, и я решу, что самое время разбить тебе голову. Ты понял?

Жуковский усмехнулся.

— Да у тебя кишка тонка. Вон как бравировал с Паздеевым. А пришел срок его кончить, так ты сопли распустил. Ну не сопляк после этого?

— Хочешь проверить, сработает в этот раз или нет? — Константин наставил на Жуковского автомат.

— Да успокойтесь вы. — Волков легонько оттолкнул ствол оружия. — Я с тобой пойду.

— Ну хорошо, Вася. Смотри, чтобы этот умник самодеятельностью тут не занимался. Покажете им разок-другой шапку на прикладе, дадите пару выстрелов, и все.

— Ладно. — Селиверстов кивнул, усмехнувшись. — А ты, Степан, смотри, чтобы наш дорогой друг за тридцать сребреников не объяснил тварелюбам, как нам в спину зайти.

Жуковский зло сплюнул и, дав знак Волкову следовать, пополз к ближайшему снежному бархану.

— Слушай, Василий, а если он кинет? — с тревогой спросил Ломака у Селиверстова.

— Да он уже кинул, Костик. Если бы не кинул, то и не пошли бы мы за Мариной. И во всем этом дерьме не оказались бы… А сейчас уже деваться некуда, надо идти вперед. В этом больше шансов на успех. Мы ему нужны.

— А что ты думаешь насчет его идей?

— Что думаю? — Селиверстов пожал плечами. — Что все это недалеко от истины, к сожалению. Но как бы тебя не допекло мерзкое положение дел, предавать своих нельзя. Никак нельзя.

— А свои ли мы ему? — вздохнул Константин.

— Хорошая постановка вопроса. Если люди — лишь материал для революции, или инструмент для продвижения идей, или объект для реализации инстинктов заботливого вождя… то ничего удивительного, что любой человек в любой момент может превратиться в разменную монету.

— Эй! — послышался крик из дома, у которого еще сохранились три этажа. — Выходите! Хватит прятаться! Вам все равно деваться некуда!

— А ты сам подойди! — ответил Василий, приготовив оружие. — Или подойдите, сколько вас там?!

— Не тебе условия ставить! Вы, ребятки, в очень хреновой ситуации! Ясно?!

— Чем ваша лучше нашей, а?!

— Так вот и подойдите к нам! И потолкуем обстоятельно! Мы не будем стрелять! Честное слово!

— Так я и поверил! Какого хрена тогда стреляли?!

— Да мы так! Шугануть! Хотели бы убить, убили бы!

— Тварям своим любимым сказки рассказывай про шугануть! Так я и поверил! Патроны тратить забавы ради, ага!

— Да ладно! Главное, что все целы! Давайте по-хорошему. Все равно вашему Перекрестку Миров осталось недолго. Но вы можете присоединиться к нам, если пособите в одном деле.

— Что ты сказал про Перекресток Миров? — напрягся искатель.

— Мы с вашими в состоянии войны, — ответил тварелюб.

— Это с чего вдруг?!

— А то не знаешь! Ответка за то, что ваши напали на нашу территорию! На станцию «Речной вокзал»! Убили трех наших! Забрали добычу вопреки всем договоренностям! И похитили дочь влиятельного охотника! Не ждите, что после всего этого у вас будет еще шанс договориться мирно с кем-то из Архиона!

— Отбили добычу? — У Ломаки зажглись глаза. — Черт, речь о Марине! Кто отбил?!

Искатель был удивлен не меньше, однако склонялся к тому, что эти слова — пустой звук, неуклюжая уловка тварелюбов, чтобы выманить их под прицельный огонь.

Ломака вдруг вскочил.

— Эй, что вы там?!

Селиверстов схватил его за ноги, повалил в снег и затащил обратно в укрытие.

— С ума сошел?! — зашипел он.

— Василий, но ведь они говорят…

— Да по херу, что они там говорят! Не дури!..

Жуковский некоторое время разглядывал свежие следы на снегу возле остатков здания, прячась за перевернутым самосвалом. Вот тут тварелюбы прошли, двое. Вот тут упала гильза. Они заметили людей с Перекрестка и сделали выстрел. Вот следы, свидетельствующие о торопливом движении к дому, в котором они сейчас и находятся. Надо внимательно посмотреть на окна, не идет ли оттуда едва заметный пар от дыхания. Не идет. Жуковский кивнул Волкову и двинулся к стене. Тварелюбы и Селиверстов все еще перекрикивались. Андрей уже понял, что началась война между Архионом и Перекрестком Миров. Собственно, все укладывалось в давно разработанную им схему. Оставалось надеяться, что Борис вовремя прочтет записку и примет правильные меры. Ведь тварелюбы не ожидают серьезного сопротивления от центральной общины, зная и про сокращение вооруженной дружины, и про и запрет на личное оружие. Но если надежные люди воспримут послание как надо, архионцы получат неприятный сюрприз. Да и власти Едакова придет долгожданный конец.

Андрей заглянул в одно из окон. Ничего, кроме снега, льда и мусора. В следующем то же самое… У четвертого окна он задержался. Отпрянул. Показал Волкову два пальца. Хлопнул себя по левому плечу. Показал на Степана. Хлопнул по правому. Показал на себя. Значит, левого должен убрать Волков, а правого уберет он сам. Степан кивнул и осторожно приблизился к окну, поднимая оружие.

— Ну чего вы там менжуетесь! Только время теряем! Выходите, да разрулим все! — продолжал голосистый цербер. — Поможете нам вернуть дочку охотника в целости, и разойдемся миром! Нам тут жопы морозить тоже охоты нет!

— А что, неприятно, когда кого-то из ваших похищают, да?! — зло крикнул Ломака.

— Эй, слышь! Вы че там! В игры с нами играть вздумали, пидоры?! Последний раз предупреждаю! Выходите по-хорошему и отдайте нам девчонку!

— Василий, да у них по ходу реально какие-то проблемы, — шепнул Ломака Селиверстову.

— Похоже на то. Либо они так убедительно врут.

— Ну что, урод, молчишь?! — снова послышался крик.

— Урод тебя зачал, а сука родила, выродок! — крикнул Ломака.

— Ну все, свинья! Я тебе кишки выпущу и сожрать их заставлю вместе с твоим говном, ублюдок!

— Ну так иди сюда и выпусти мне кишки! Или у самого тонка кишка, чмо?!

Раздались два одиночных выстрела. «Калашников» и СВД. И больше никаких криков.

Один из церберов повис в окне, уронив в сугроб винтовку. Второй, с АКСУ, упал внутри здания, его убил Волков.

Жуковский осмотрел аккуратную дырочку в затылке человека. Повесил его автомат себе на плечо.

— Топ-менеджер, говоришь? — хмыкнул он — Неплохо стреляешь для офисного планктона. Уже второй раз.

Сказав это, Жуковский принялся обыскивать карманы мертвеца, извлекая патроны к автомату.

— Ты тоже неплохо стреляешь, — кивнул стоящий позади него Степан. Он выдержал паузу и добавил: — Даниил Андреев.

Жуковский замер. Потом медленно повернул голову и посмотрел на Степана.

— Что, опять метко попал, да? — усмехнулся Волков. — Вот ведь ирония судьбы. Я в этом городе оказался из-за тебя. Но ни черта о тебе не знал, кроме имени. Даже как выглядишь. И оказывается, все эти годы жил с тобой бок о бок.

Андрей натянул на лицо фальшивую улыбку и снова занялся неторопливым обыском убитого цербера.

— Ну и что мы будем с этим делать? — продолжал Степан.

— С трупами? — тихо спросил Жуковский.

— Нет. С истиной.

— Истину надо беречь, друг мой.

— Ну а без метафизики этой, по существу?

— Неужели после стольких лет и после той катастрофы ты думаешь, что есть кому-то до этого дело? Неужели думаешь, что твои начальники до сих пор ждут тебя из командировки с результатом?

— Ты не хуже меня знаешь, что больше всего в тебе заинтересована артель. И тебе известно: артель готовилась к тому, что будет. И у артели есть базы. И там нужны такие, как ты.

— А зачем? Чтобы опять изобретать велосипед? Исследовать кубик Рубика? Но не сметь делать то, что позволит заменить нефть?

— Что за чушь. Какая еще нефть в наше время?

— Абстрактная. Я говорю о власти. И с некоторых пор, друг мой, я признаю лишь одну власть. Свою собственную.

— Ты знаешь правила. Либо твой ум принадлежит нам, либо нет. В последнем случае он, то есть твой ум, является угрозой нам.

— Я понимаю, к чему ты клонишь. Однако как быстро ты вспомнил о долге. А ведь семнадцать лет тупо сидел в своей норе и угасал.

— Мы сейчас не об этом, Даниил.

— Знаешь, Степа, я уже не помню этого имени. — Жуковский вдруг вскочил и, резко развернувшись, ударил Волкова прикладом снайперской винтовки по лицу.

Степан рухнул на грязный и холодный пол. Жуковский бросился к окну, через которое они сюда проникли, и рванул прочь.

— Ах ты, скотина яйцеголовая! — прорычал Волков, быстро поднимаясь на ноги и растирая болящую скулу. — Все равно не уйдешь! Черт тебя дери! Я семнадцать лет ждал этого момента! — И он бросился вдогонку за Даниилом Андреевым.

Весь парк перед телевышкой был перекопан; в его центре находилась котловина размером с футбольное поле и метров десять в глубину. В ее неровных стенах зияли отверстия больших нор. На дне — пирамида из белых, покрытых густым мехом двухметровых коконов. Наверху у края — гора грязного снега, песка и глины.

Вдалеке виднелись аккуратно сложенные большие бревна. Но самым удивительным показалась гробовая тишина.

Вышедший из вездехода Один хмуро осматривал место, о котором Рипазха говорил как о гнездилище жутких существ. Но где они, эти существа? Ни одного не видать. Конечно, только их деятельностью можно объяснить эту картину — копать в такие холода даже со спецтехникой хлопотно. Это, конечно же, их норы, их коконы. Но где они сами?

Из машины вышел Сапсан.

— Сделал уколы. Уснул Штерн.

— Хорошо, — кивнул Один. — Теперь давай подумаем, что нам с этим делать.

— С чем? С личинками?

— Да.

— Я думаю, из огнемета их надо, — предложил Сапсан. — Огнесмеси у нас хватает.

— Ну да. Это, конечно, понятно. Но может, все-таки возьмем парочку в Аркаим?

— А довезем? Ты чего, Одинцов? Нам же обратно пилить полторы тысячи километров. А мы понятия не имеем, в каких условиях надо содержать эти яйца, чтоб не стухли. И не знаем, что за скотина из них вылупится.

— Да вон, лежат на холоде, и все им нипочем.

— А может, их из нор достали в экстренном порядке? Может, твари встревожены вторжением людей и решили свалить отсюда? А мы их спугнули, и они унесли, сколько успели. Может, ихним отродьям тепло требуется. А кормить чем? Да ну их, к дьяволу!

— Слушай, Сапсан, мне эти уродцы тоже, знаешь ли… И я бы рад их выжечь до последнего. Но Дитрих приказал привезти образцы.

— Ах ты, болванчик исполнительный, — вздохнул напарник и похлопал Одина по плечу. — Дитрих сидит там на Урале и понятия не имеет, что у нас происходит. А знакомство с этими тварями нам уже стоило трех ребят. Ну, не выполним этот приказ, и что? Переживем как-нибудь.

Один поморщился. Достал из кармана спичку и стал ее покусывать.

— Ладно, тащи огнеметы. Будем греться.

На улице Челюскинцев (которая давно исчезла, и не многие теперь помнили это название) когда-то стоял жилой дом длиной сто пятьдесят метров. Здание разрушилось, однако у перекрестка, где Челюскинцы пересекались с Нарымской, сохранился крайний фрагмент о двух подъездах и четырех этажах. Очевидно, потому, что основное усилие ударной волны пришлось на высотку, что находилась в восьмидесяти метрах. Сама высотка представляла собой гору обломков, перегородивших улицу.

Бронислав стоял на третьем этаже, у окна. Выше подняться не представлялось возможным из-за глухого завала на лестничном марше. Торцевая стена здания развалилась, и неровные куски бетона висели на честном слове и ржавой арматуре. Всего в полукилометре отсюда пересечение улицы Гоголя и Красного проспекта. А там уже вход в подземное убежище, известное всем как Перекресток Миров.

Охотник осматривал заметенные снегом окрестности через оптический прицел автомата. Нельзя исключать, что его поиски тщетны и похитители Сабрины давно уже под землей, в своем логове. Но ведь была ночная буря, и если враги пережидали ночь в руинах, то, быть может, они еще не достигли своей станции.

Бронислав понимал, что пытается успокоить себя. Шансов спасти дочь мало — у похитителей слишком большая фора. Но если бы они пошли домой после бури, то оставили бы четкие следы на снегу. А следов нет. Только обновленная белизна между руинами домов, этими мрачными курганами, из которых тут и там торчат куски стен и безобразные фрагменты металлоконструкций.

Если нет следов, может, похитители еще не проходили здесь? Или пошли другой дорогой? Так ведь это самый вероятный маршрут. Однако не самый короткий. Наикратчайший — по Красному проспекту. А там очень велик риск наткнуться на патрули тварелюбов, и в центральной общине хорошо об этом знают. Следовательно, разумнее идти по Советской, дворами и развалинами. Делать крюк через железнодорожный район тоже не с руки, ведь там можно наткнуться на патруль другой общины, Аидова царства. А это тоже встреча не из приятных, даже для тварелюбов, не то что для глупых овечек с Перекрестка Миров.

Бронислав остановил взгляд на здании цирка, похожем на фуражку.

— Твою мать! — прошептал охотник.

— Что такое? — спросил находившийся рядом и глядевший в другую сторону Рябой.

— Воин. Что он делает в нашей половине города?

Напарник присмотрелся.

— Черт! Точно. Ладно, если трутень. Но воин!

— Тише, у этих образин хороший слух.

— Так значит, баланс нарушен, если твари сунулись к нам. А? И стрельба эта, и взрыв, что мы слышали…

— Я-то думал, это наша обработка центральной общины.

— Но мы у ее логова, а здесь никакой стрельбы практически не слышно.

— Вот то-то и оно. Меня это начинает беспокоить… Еще один!

Оба существа показались со стороны улицы 1905 года. Вышли к руинам другой высотки, что на улице Челюскинцев. Покрутили своими отвратительными головами, поозирались, затем быстро выскочили на площадь Лунинцев. Твари теперь находились между Брониславом и цирком, причем в сотне метров от людей. Охотник осторожно присел. Да, они тварелюбы. Да, они не раз ходили на территорию тварей, ведя на заклание жертву. Но сейчас совершенно другая ситуация. Сейчас твари там, куда прежде они не совались, за исключением беглых трутней. А значит, в этом мире что-то не так, как было еще вчера. Как было на протяжении многих лет…

Твари потоптались некоторое время на площади, а когда вдалеке протрещала длинная автоматная очередь, рванули в сторону дворца культуры железнодорожников, на звуки.

Охотники проводили их взглядом.

— Кажись, пронесло, — вздохнул Рябой.

— Какое, к черту, пронесло. Если они на нашей половине города, то это уже беда. Кто-то разворошил колонию, разозлил их.

— Человек на снегоходе?

— Не знаю я. Может быть.

— Или это из-за того, что мы не привели жертву матери всех тварей?

— Нет. У нас вагон времени. Недели…

Бронислав резко повернул ствол автомата в сторону внутренней двери, что вела в подъезд.

— Кто-то поднимается, — еле слышно шепнул он, отходя и прячась за ледяную глыбу у отвисшей торцевой стены.

Рябой достал здоровенный тесак из ножен на поясе и прижался к стене у дверного проема.

— Бронислав! Бронь, ты тут? — послышался шепот из полумрака.

— Кто такой?! — рыкнул охотник.

— Это я, Резунец.

— Резунец? Ты что тут, сукин ублюдок, делаешь? Я что вам сказал? Ищите группу, вырезавшую наших и забравших мою дочь, если жить хотите.

— Послушай, я с важными вестями. — В проеме показалась физиономия одного из провинившихся церберов. — Очень важными.

— Как нашел меня?!

— Ты извини, конечно, Бронислав, но у твоих снегоступов характерный отпечаток на снегу. А умение читать следы ведь у нас обязательное.

Охотник сплюнул от досады.

— Ладно. Хрен с ними, с отпечатками на снегу. Да войди ты, чего мнешься там как целка.

Резунец послушно вошел.

— Ну, говори, что за вести.

— Короче, — цербер покосился на стоявшего у стены Рябого, все еще сжимающего тесак в полной готовности к применению, — наш главный приказал своим вертухаям срочно тебя найти и доставить в Архион.

— Что? — Бронислав опешил. — Я что-то не понял. Что значит — найти и доставить? Я вам кто, преступник в бегах?

— Да тут такое дело…

— Может, тебе треснуть по зубам, чтобы не мямлил, а говорил быстро и четко?

— Короче, там, в метро, полная жопа. Ясное дело, что нападение на наш сектор нельзя оставить безнаказанным. Это принцип: на любой косой взгляд отвечать так, чтобы все трепетали, чтобы долго ни у кого не оставалось сомнений, кто в нашем мире главнее и сильнее…

— Ты мне какого хрена втираешь то, что я и так знаю, а?!

— Ну, мы, конечно, напали на Перекресток Миров. И гонцов послали к другим, пусть тоже нападают, мы не против. Да только там хрень полная. Мы-то знали, что, Едаков ослабил свою общину запретом на оружие для большинства и сокращением числа неприкасаемых вооруженных людей. Ну и пошли наши, как на прогулку. Первый кордон перебили легко, но на самом Перекрестке творится что-то странное. Короче, захлебнулась наша атака. Мало кто из бойцов первой волны сумел отступить. А на улице нашему патрулю сдался кто-то из едаковских громил. Говорит, восстание в общине, народ захватил склад с оружием. И вышло так, что там теперь при стволах практически все. И в Архионе из-за наших больших потерь начались роптания. Ну и главный хочет крайнего найти. Виноватого назначить. Тебя, то бишь. Иначе, чего доброго, и у нас бунтовать начнут. А еще твари с ума посходили. Там из-за речки целая лавина прорвалась в город, воины и принцы. Какая-то сволочь последний мост взорвала. На другом берегу стрельба, кто там, понять не можем. Но шмаляют так, будто патроны для них не проблема.

— Хера себе дела, — пробормотал Рябой.

Бронислав некоторое время хмуро смотрел на Резунца, переваривая услышанное. Затем смачно сплюнул.

— Крайнего, значит, нашли. Ну-ну. Поглядим.

— Бронь… ты это, — снова замямлил Резунец, — ежели что, я за тебя. И еще там мужики есть свои…

— Да вы уберечь станцию не смогли от ублюдков каких-то. Обосрались. Теперь в туннеле обосрались. На кой хер мне такие сочувствующие, а?

— Бронь, но я же…

— Ты пока рот закрой. Ждешь спасибо за то, что предупредил меня? Ну, спасибо. Только не надо думать, что я сейчас растаю в умилении или сменю приоритеты. Ты меня знаешь, я слов на ветер не бросаю. Если сказал, что со всеми вами сделаю, случись беда с моей дочкой, то я это сделаю, и никто мне не помешает. Так что давай займись поисками. И молись всем мыслимым и немыслимым силам, чтобы Сабрина нашлась поскорее и в полном порядке. Понял?

— Понял я, понял, — вздохнул цербер.

— А раз понял, ступай. И поторопись. Чем скорее найдется моя дочь, тем проще вам будет жить. И тем скорее я сам займусь этой гнилой клоакой под названием Перекресток Миров. Все. Давай вали.

Резунец быстро удалился.

Бронислав еще долго смотрел на площадь Лунинцев и на оставленные там недавно следы тварей. Рябой наблюдал за своим командиром, пытаясь понять, что тот сейчас чувствует и о чем думает. Наконец, не выдержав тягостного молчания, он проворчал:

— Я что-то ни хрена не пойму. Что происходит… Чего молчишь-то?

— А что ты хочешь услышать? — пожал плечами старший охотник. — Я тебе могу сказать то же самое, что и этому придурку. Сейчас для меня самое важное — вернуть дочь, а там разберемся. И с претензиями главного ко мне, в том числе. Я, черт возьми, не последний человек в Архионе. Это мы еще посмотрим, кто с кого спросит за то, что случилось. Совсем расслабились. Потому и просрали станцию, и Тора с Масудом да Кожевниковым потеряли. Это не моя вина, что у нас потери, а этих баранов, что во главе общины. Поймали расслабон и забыли, в каком мире мы живем. Привыкли считать себя сильнее всех. Да только сила — это не абстрактное мнение. Силу надо всегда поддерживать в форме. Ее надо постоянно демонстрировать. Воспитывать в массах. И периодически применять к другим, чтобы не забыли, с кем имеют дело. А что на самом деле?.. Ну да ничего. Мало им не покажется. Нашли с кем шутки шутить…

— В главные метишь? — усмехнулся Рябой.

— Назовешь другую кандидатуру? Или поддержишь? Кто еще? Под управлением баранов львы непременно сами обаранятся. А вот бараны, которыми правит лев…

— Да-да. Где-то я это уже слышал. Только знаешь, что с тобой сделают дома наши правящие бараны уже за одни эти слова?

— Знаю. — Бронислав зло улыбнулся. — Очень хорошо знаю. А кто сказал, что буду я смиренен? Кому я обещал покорность? Если весь баланс, еще вчера работавший в нашем мире, полетел чертям, значит, в этом балансе что-то не так. Значит, все надо менять. А время нестабильности — самое подходящее для смены правящих элит.

— Никогда не думал, что тебя интересует власть.

— Она и не интересовала до сего дня. Но коль уж нужда заставит да обстоятельства сложатся так и не иначе, придется взяться и за власть. — Сказав это, старший охотник пристально посмотрел на Рябого. — Или ты имеешь возражения?

— Да какое там, — хмыкнул Рябой. — Ты знаешь меня не один год. Мы с самого начала вместе и в деле.

— Вот и хорошо.

Бронислав задумчиво смотрел в окно. Не зря ли он так разоткровенничался в пылу праведного гнева? Можно ли вообще доверять Рябому, тем более доверять такие тайны? Рябой — хитрая лиса. Очень хитрая. Именно потому, что они очень давно вместе, старший охотник это понимал прекрасно. И конечно, эта лиса будет выжидать, на кого сделать ставку. У Бронислава высок авторитет в общине, а значит, еще неизвестно, чья возьмет. А в случае победы старшего охотника в политическом противостоянии Рябой получит перспективу повышения своего статуса…

— Бронь.

— Чего?

— Еще твари.

Старший охотник взглянул туда куда указал рукой напарник. Между остатками дворца культуры железнодорожников и горой обломков, напоминавших о некогда высоком бизнес-центре «Гринвич», действительно появились три черных воина.

— Мать твою! — проворчал Бронислав. — Уж не порвут ли они сейчас этого осла Резунца?

— Ну, Бронь, у него оружие есть. От трех-то отстреляться можно.

— А если их больше?

— Может, снимешь их?

— Отсюда я даже с оптикой весь рожок усажу, пока одного грохну. Нельзя внимание привлекать.

— Ну а сколько нам тут торчать?

— Н-да. И то верно. Думаю, пора сваливать.

Бронислав вздохнул. Тревога за дочь терзала сердце и душу. А то, что он, вопреки расчетам, так и не нашел пока следов похитителей и не дождался их здесь, удручало еще больше.

Он снова окинул взглядом прилегающую территорию и замер. В сторону улицы Советской шли два человека. Быстро вскинув оружие, он посмотрел через оптический прицел. Лиц не разглядеть: расстояние около двухсот метров, к тому же эти двое идут практически спиной к нему. Один другого тянет за руку. Они торопятся, проваливаясь в снег.

Но пуховичок своей дочери он узнал безошибочно. Кто-то в бушлате, с натянутым, как и у Сабрины, на голову капюшоном тащит ее в логово центральной общины. Бронислав стиснул зубы. Он даже придал значения тому, что неизвестный похититель в бушлате был не крупнее хрупкой Сабрины. Просто прицелился и нажал на спуск. Грянул выстрел. Пуля достигла цели.

— Рябой!

— Да, Бронь?

Охотник сунул напарнику автомат.

— Держи! Следи за тварями! Если что, прикроешь меня!

— Понял.

Бронислав извлек из-за пазухи пистолет и бросился вниз по лестнице.

До этого стрельба была далекой и казалась нереальной — что-то аморфное и потустороннее, как завывания ветра в разрушенном городе. Но теперь раздавшийся довольно близко выстрел резанул по ушам. Эхо еще какое-то время металось в панике среди развалин, раскачивая застоявшийся после ночной бури воздух. Но самым странным был звук буквально в метре, такой глухой щелчок, после которого Марина почувствовала, как ее спутница резко сжала в своей руке кисть бывшей пленницы. И упала на колени, сделав резкий мучительный вдох.

— Сяба, что такое?! — воскликнул Светлая, присев рядом с подругой.

Сабрина рывками повернула голову и посмотрела широко раскрытыми глазами на Марину.

— Господи… — через силу зашептала она, — как же больно… — и завалилась на бок.

Марина пыталась поднять охотницу и вдруг почувствовала, что левую рукавицу, которая скользнула по спине девушки, пропитывает что-то теплое и липкое. Светлая отдернула руку и с ужасом обнаружила на ней кровь. Только теперь она поняла, что произошло.

О, нет! Как же это!..

Она не думала о том, что поблизости притаился опасный зверь, имя которому человек. Ее полностью поглотило страшное осознание того, что теперь она одна. Что больше некому ей помогать.

Марина, которая много лет не покидала мрачного подземного убежища, едва ли сможет найти дорогу домой, к любимому Косте, пусть даже этот дом всего в двух шагах.

— Сябочка! Нет! Прошу тебя! Не оставляй!

— Я… Я не хочу… оставлять тебя… Я так… к тебе… привязалась… Как же больно…

— Пожалуйста, не умирай!

— Больно, милая… Очень… Холодно… Холодно…

— Нет! Нет! Нет!!! — Марина обняла молодую охотницу. — Мне без тебя никак! Слышишь?!

На лице Сабрины появилась болезненная улыбка.

— Я… уже… в раю? Рай… когда кто-то… кто-то рядом… Кто-то понимает… Был бы это рай… но очень больно…

— Нет!!! — отчаянно закричала Светлая.

— Прошу… тебя… не надо… так…

— Не надо! Просишь?! Это я тебя прошу! Не уходи! Как же так! Ты ведь будешь помогать мне пеленать моего ребеночка! Будешь любоваться, как я его кормлю! Ты просто обязана жить! — Марина осыпала лицо девушки поцелуями, словно это могло помочь.

— А губы… — прошептала Сабрина.

Марина сделала глубокий вдох и послушно прижала свои губы к ее. Покрыла их робкими поцелуями от уголка к уголку. Затем отодвинулась и пристально посмотрела в глаза подруге.

— Спасибо… — улыбнулась охотница. — Знаешь… а в твоих глазах… я вижу… отражение… свое…

— Да…

— Скажи…

— Что?..

— Я правда красивая?..

— Конечно. — Марина кивнула. — Очень.

— Запомни, пожалуйста… меня такой… — Сабрина закрыла глаза и тихо выдохнула: — Хочу к маме…

Светлая некоторое время смотрела на притихшую девушку, затем легонько тронула щеку.

— Сяба.

Та молчала.

— Сабрина. — Девушка наклонилась и снова поцеловала ее в губы. Но охотница не отозвалась и на это. — Нет… Нет! Нет!!!

Марина упала на мертвое тело и зарыдала. Она готова была выплакать все слезы и остаться здесь навеки. Но какая-то злая неистовая сила подхватила ее и толкнула в сторону.

Ужас застыл на лице отшвырнувшего ее Бронислава. Только теперь он понял, какую ошибку совершил. Раскрыв рот, не в силах пошевелиться или что-то сказать, он смотрел на дочь, которую убил собственными руками. Отшатнулся. Повел по сторонам исступленным взглядом. Снова уставился на мертвую Сабрину и вдруг с размаху ударил себя кулаками по голове.

— Блядь!!! Сука!!! Не-е-ет!!! Как!!! — И вдруг он обратил безумный взор на Марину. — Мразь!!! Как?! Почему?! Почему на тебе ее пуховичок?! Сука!!! Ты!!!

Марина сидела на снегу и, не мигая, исподлобья смотрела на тварелюба. Какой поразительный контраст явился ей! Добрая, чуткая, несчастная Сабрина, под личиной безжалостной охотницы прятавшая хрупкую пугливую девушку, мечтавшую о том, чтобы быть любимой и пеленать ребенка. И вот это человеческое уродство. Пусть и ее родной отец. Но какой же он другой! Страшный. Несущий угрозу…

— Все, что оставалось прекрасного в этом мире, ты убил, — прошептала Марина и, подняв пистолет, сделала выстрел, как и учила Сабрина.

Попала Брониславу в грудь. Тот качнулся, скорчился от боли и потянулся к своему пистолету, висевшему на поясе. Еще выстрел. В плечо. Еще. В живот. Еще. В горло.

Еще. В голову. Охотник наконец упал. Женщина поднялась, сделала два шага вперед и вогнала лежащему пулю в спину.

— Подохни!..

Из развалин слева появился еще один человек. В руках он держал автомат с оптическим прицелом. Девушка узнала его. Это Рябой. Она навела пистолет, однако предательский щелчок сообщил, что патроны кончились.

Рябой, уже готовый перерезать очередью женщину, опустил оружие, поняв, что она уже не опасна.

— Ну все, сука. Я тебя так оприходую…

Марина в ужасе попятилась. Однако взгляд ее был устремлен не на человека, и страх был вызван не его намерением. Рябой, словно увидев и распознав в ее глазах отражение, понял, что за угроза возникла за его спиной. И обернулся. Огромная черная клешня была уже раскрыта и нацелена на его шею. Резкий рывок вперед. Щелчок клешни. Голова человека с легкостью отделилась и, упав в снег, чуть прокатилась, разбрызгивая кровь. Тело рухнуло рядом, дернулись конечности.

Марина попятилась назад, оступилась, упала и стала отползать. Она с тоской подумала о том, что в пистолете нет пуль. Лучше выстрелить себе в висок, чем терпеть этот ужас.

Воин медленно приближался, разведя обе пары рук в стороны, растопырив клешни и вытянув жуткую голову вперед. Существо злобно посвистывало и повизгивало. Озираясь, Марина заметила и пистолет Бронислава, и автомат Рябого. Оружие вне досягаемости, там наступающая тварь. Из руин справа и слева возникли другие чудовища. Теперь их шесть, и все приближаются. Вот еще одна тварь, белая и заметно крупнее воинов, она заверещала, жестикулируя передними лапами-крюками. Черные остановились. Белая подошла совсем близко к Марине. Та была уже не в силах пошевелиться, скованная неописуемым страхом, который вытеснил из разума даже мысли о том, что это конец.

Принц развел в стороны конечности. Наклонился. Уставился огромными фасеточными глазами на Марину. Затем стал медленно водить головой вверх-вниз, словно обнюхивая женщину с головы до ног. Из головы похожего на богомола существа исходило едва слышное жужжание.

— Ну?.. — прошептала Марина. — Что же ты? — Она зажмурилась и закричала что было сил: — Ну, давай!!! Давай покончим с этим!!!

Тварь отпрянула. Качнула огромными конечностями. Снова наклонилась и пожужжала у живота женщины. Затем отступила на несколько шагов и три раза проверещала. Черные тотчас бросились врассыпную, скрылись в руинах. Огромный богомол тем временем неторопливо забрался на ближайшую кучу обломков. Повернулся к Марине, бросил прощальный взгляд фасеточных глаз и быстро удалился.

Марина ошарашенно озиралась по сторонам. Видела тела охотников, развалины, следы тварей, которые невесть по какой причине вдруг убрались, хотя она уже была готова принять мученическую смерть. Затем опустила взгляд на свой живот.

«Господи… — осенила ее шокирующая и в то же время неправдоподобно чудесная догадка. — Они не трогают беременных! Они чувствуют!»

Оказывается, в чем-то твари были лучше людей. Только Сабрина прониклась к ней сочувствием из-за беременности, и то не сразу. И то по сугубо личным причинам, а не в силу человечности, наверное…

Так стоит ли и дальше бояться тварей? В конце концов, кто однажды устроил на планете апокалипсис?.. Они или люди?

Она бросилась к трупу Бронислава. Схватила его пистолет. Упала на колени рядом с мертвой Сабриной и поцеловала в лоб.

— Спасибо тебе за все, милая, добрая девочка. Спасибо и прости. Прощай. Я буду тебя помнить такой. Всегда.

Один сжал зубами измочаленную спичку и двинулся к краю котловины, то и дело разминая плечи, отягощенные пехотным огнеметом. Пусковое устройство нацелено на пирамиду яиц, предохранитель слева, перед пистолетной рукоятью, переведен в положение «огонь». Рейдер нажал на спусковой крючок. Ток от аккумулятора воспламенил пиропатрон одного из трех баллонов с огнесмесью. В баллоне возникло давление пороховых газов, и мощная струя, воспламенясь от заключенного в стволе инициирующего пиропатрона, вырвалась наружу. То же самое проделал и Сапсан, зайдя с другого края котловины.

Огненный смерч закружил, охватывая биологическую массу и пожирая еще не родившихся тварей. Рейдеры неторопливо двигались боком, стараясь не оставить никаких шансов жутким существам.

Довольно скоро Один почувствовал вибрацию земли и посмотрел под ноги. Судя по реакции Сапсана, он тоже заметил неладное. Вдруг земля под Одином разверзлась, и огромные коричневые лапы, подобные бульдозерным ковшам, стали увлекать промерзший грунт в бездонную нору, затягивая туда и человека. Струя огнемета хлестнула в сторону, затем вверх, повинуясь хаотичным движениям застигнутого врасплох рейдера. Один растопырил руки, пытаясь ухватиться за края отверстия. Оставшийся неуправляемым огнемет чихнул напоследок, обдав руку и лицо своего хозяина всепожирающим огнем.

— Одинцов! Нет! — закричал Сапсан, видя, как горящее тело исчезает под землей.

Он кинулся к товарищу, прямо через котлован, мимо пылающей пирамиды коконов. Земля и под ним ходила ходуном. Появилась нора; раб твари высунулся, пытаясь схватить второго человека своими копательными лапами. Однако не успел и скрылся под землей, давая дорогу более расторопным воинам.

Те не заставили себя долго ждать. Из-под земли выпрыгнули трое. Один воин тут же кинулся на Сапсана, схватился четырьмя конечностями за висящие на спине баки огнемета. Рейдер ловко высвободился из лямок и бросился к вездеходу. На ходу извлек из кобуры АЕК-919, более известный как «каштан», и, быстро повернувшись, дал очередь по бакам. Оставленный врагу огнемет взорвался, шар бушующего пламени поглотил двух ближайших тварей. Однако из-под земли выбирались все новые и новые. До заветного вездехода оставалось каких-то десять шагов, когда очередная нора образовалась точно под ногами Сапсана. Он провалился, но тут же выбросил вверх руки, зацепился и попробовал выползти из ловушки. Что-то с невероятной силой схватило его за ноги и потащило обратно, причинив при этом ужасную боль. Рейдер завел руку назад и дал еще одну очередь. Хватка ослабла, но, выбравшись и откатившись от ямы, Сапсан с ужасом обнаружил, что у него нет половины левой ноги и правой ступни. Рейдер закричал, и из норы тотчас возник еще один рабочий. Он вскинул свои бульдозерные лапы и мощным ударом разорвал человека.

Пришедший в себя Штерн слишком поздно добрался до установленного на вездеходе пулемета. Однако жажда мести притупила и боль в сломанных костях, и действие вколотых теперь уже мертвыми друзьями транквилизаторов. Стволы пулемета закрутились, и на раба твари обрушился град пуль, кромсая и жесткий горб, и сравнительно небольшую голову, и огромные лапы. К вездеходу бросились десятки выкарабкавшихся из подземного лабиринта воинов, но и их встретил бешеный огонь шести раскаленных стволов.

И вдруг находившаяся в стороне гора грязного снега и кусков земли разлетелась в стороны, словно от взрыва. То, что увидел рейдер, оказалось страшней и коричневых рабов, и черных воинов. Скрывавшееся в той куче существо было крупнее даже вездехода. Настоящий мастодонт с огромным покатым панцирем, украшенным какими-то психоделическими узорами. Вместо головы — три большие челюсти, а вокруг них кольцом — девять бездушных черных глаз. Восемь по-паучьи расположенных лап торчало из огромного панциря. И еще две исполинские, похожие на скорпионьи, лапы с клешнями. Штерн был уверен: перед ним та самая матка. Королева. Мать всех тварей. Ведь если и это не она, то какая же она тогда на самом деле?!

Рейдер перевел огонь на нее, но пулемет, проработав секунд пять, прекратил грохотать, лишь жужжали вращающиеся стволы. Лента отстреляна.

— Черт! — воскликнул Штерн, ныряя в люк.

Пули не причинили вреда монстру, только разозлили его еще больше. Мать всех тварей втянула под панцирь челюсти и глаза и бросилась таранить вездеход. Воины больше не атаковали, попрятавшись в норы и предоставив главные действия своей хозяйке.

Страшный удар в борт сделал невероятное — опрокинул тяжелый и широкий вездеход набок. Штерн перелетел через всю кабину, на него посыпались незакрепленные предметы, нанося новые травмы. Еще один удар.

Мощная клешня пробила правый борт, который теперь оказался наверху. Уже нет сомнений, что не спастись. Штерн потянулся к одному из ящиков. Он знал, что там кубики тротила. А вон в той сумке гранаты. А в этой — запалы…

Корчась и постанывая от боли, непослушными руками рейдер вкручивал запал в холодное тело гранаты. Тварь продолжала рвать борт, вот-вот она доберется до человека. Надо успеть. Смерть неизбежна. Но она не страшна — рейдер всего лишь отправится в тот самый путь, куда только что ушли его товарищи. Куда уходят все павшие бойцы. Страшно погибнуть просто так. Не в бою, нанося врагу урон, а подобно беззащитной жертве хищного зверя. Это не смерть солдата. Смерть солдата должна быть вот такой…

Он распахнул ящик с тротилом. Выдернул чеку и, подняв голову, зло посмотрел через рваное отверстие в борту вездехода на мерзкую морду королевы. Последняя в жизни улыбка. Последнее движение, прижавшее гранату к толовым шашкам. И последние слова:

— Чтоб ты подавилась, сраная сучара!!!

Тварь отпрянула. Едва ли она была способна понять, что приготовил ей человек. Вероятно, хотела немного переместиться, чтобы удобнее было терзать машину.

Мощный взрыв разорвал вездеход. Ударил мать всех тварей ходовой частью по массивному туловищу. Отбросил в сторону. Но не убил!

Контуженное существо шаталось и медленно кружилось на месте. Приходило в себя. И тут на нее обрушилась пулеметная очередь.

К гнездилищу приближался еще один вездеход. Белый, поменьше только что уничтоженного взрывом. Дьякон нещадно поливал мать всех тварей свинцовым дождем.

Но пули не пробивали броню чудовища. Существо изготовилось к новой атаке.

— Черт! Да что же это, сука, такое! — закричал Дьякон в отчаянии.

Существо развернулось и устремилось навстречу противнику. Поняв, какой силы удар сейчас обрушится на машину, рейдер нырнул внутрь.

— Оби! Задний ход и резко вправо! — крикнул он, но тут же с ужасом обнаружил, что Обелиска в машине нет.

Главный связист экспедиции стоял у открытой водительской двери вездехода. Спокойно смотрел в прицел РПГ-7, который водрузил себе на правое плечо.

— У меня для тебя есть демотиватор, гребаная неведомая херня.

Раздался хлопок. Реактивный противотанковый снаряд вырвался из гранатомета и устремился к твари. Вспышка озарила вечно пасмурный день, взрывом раскроило панцирь существа. Королева остановилась и издала жуткий вой; казалось, у людей от него лопнут барабанные перепонки. К изумлению рейдеров, она снова двинулась в направлении вездехода.

— Херасе… — нахмурился Обелиск и быстро перезарядил гранатомет. — Ну ладно, сука, повторим урок.

Второй взрыв. Попадание ниже первой раны, в область челюстей и глаз. Одна клешня оторвалась. Лапы сложились, и тварь завалилась на бок.

Рейдер внимательно смотрел на существо. Оно больше не шевелилось, не издавало звуков. Не видно было и его мерзких деток. Только где-то в котловине трещал огонь, пожирающий коконы.

Дьякон опустил кормовую аппарель вездехода, решительным шагом вышел наружу, сжимая в руках ручной гранатомет револьверного типа РГ-6. Не замечая Обелиска, быстро пошел к котловине. На ходу всадил в ту игу мертвой королевы сорокамиллиметровый снаряд. Подойдя к краю котловины, сделал три выстрела по куче горящих коконов. Оставшиеся две гранаты пустил в норы тварей.

Обелиск подбежал к командиру и положил руку ему на плечо.

— Дьяк!

— Что! — дернул плечом и резко развернулся Дьякон. — Ну что?!

— Успокойся, вот что.

— Успокоиться?! Ребят положили! За что, Олег?! За каким хером это было нужно?! Они почти все по две войны прошли! Армагеддон этот пережили! Некоторые из них черт знает что вынесли, прежде чем в Аркаим попасть! Столько схваток с молохитами выиграли! Пять дальних экспедиций!

— Я знаю…

— Аза что они жизни свои отдали?! Это ты знаешь?! Я вот — нет! Ради парочки вонючих жуков-переростков?! Ради какого-то мудака с чипом в жопе, которого я в глаза никогда не видел, но он, понимаете ли, так нужен нашему братству, что езжайте на край света, найдите его и привезите!

— Да успокойся ты, Дьяк. Убираться отсюда надо. Сейчас вся эта чертовщина полезет из нор, и нам боеприпасов не хватит.

— А знаешь что?! Идут они все к такой-то матери! И жуки, и этот яйцеголовой ученый с чипом! И весь совет рейдеров! Все идут на хер!!!

— Слушай, но ученого-то хотя бы надо найти.

— С какой стати?! Не будем мы никого искать! Плевать я хотел!

— Так что же это получается, — вздохнул Обелиск, — ребята зря погибли?

— Что? А может человек погибнуть не зря? Да ничто не стоит человеческой жизни, Олег! Тем более таких вот жизней! Шесть лучших рейдеров! И ради чего?!

Обелиск покачал головой, снова кладя огромную ладонь на плечо Дьякона.

— Командир, поехали.

СНЕГ

Селиверстов еще раз с озабоченным видом осмотрел полуразрушенное здание и трупы церберов. Вокруг дома были следы и Волкова, и Жуковского, но их самих он не обнаружил. А следы терялись ближайшей руине, с которой недавняя буря смела снег.

— Ну и куда эти идиоты делись? — зло выдавил он.

Костя ходил за ним по пятам и чувствовал, как нарастает тревога. Смогут ли они вдвоем вернуть Марину? И не побежал ли Жуковский к тварелюбам, чтобы предупредить их?

Они еще раз обошли вокруг полуразрушенного здания. Василий остановился. Уставился на сугроб.

— Я что-то не понял.

— Чего там? — спросил Ломака.

— Вот этих следов только что не было. Да?

— Не знаю, — пожал плечам