«Принцесса Бельветриль»
Одесса, 1823 год. Здесь Пушкин встретил Елизавету Ксаверьевну Воронцову, аристократку из старинной польской семьи графов Браницких, красивую, живую, умную, образованную женщину, которая сразу привлекла внимание поэта. Вспыхнувшее к ней чувство было глубоким и ярким и не осталось безответным. Но счастье не могло быть долгим. По настоянию графа Воронцова Пушкина выслали из Одессы в Михайловское. Он очень страдал. Его пытались успокоить друзья: «Великий Пушкин, маленькое дитя! Иди, как шел, т. е. делай, что хочешь; но не сердись на меры людей и без тебя довольно напуганных. Общее мнение для тебя существует и хорошо мстит. Я не видал ни одного человека, который бы не бранил за тебя Воронцова, на которого все шишки упали» (Л. А. Дельвиг).
Но поэт- безутешен.
<...> Там, под заветными скалами,
Теперь она сидит печальна и одна.
Одна... никто пред ней не
плачет, не тоскует;
Никто ее колен в забвеньи не целует;
Одна... Ничьим устам она не предает
Ни плеч, ни влажных уст, ни
|
|
персей белоснежных.
<...> Никто ее любви небесной не достоин
Не правда ль: ты одна...
Ты плачешь…я спокоен.
Но если <...>
Перед отъездом поэта Воронцова подарила ему на память свой портрет в золотом медальоне и кольцо с восьмигранным камнем из сердолика. Пушкин часами смотрел на портрет, вспоминая свою обаятельную «Принцесс Бельветриль». Так появились эти прекрасные и печальные строки...
Храни меня, мой талисман,
Храни меня во дни гоненья,
Во дни раскаянья, волненья:
Ты в день печали был мне дан
Когда подымет океан
Вокруг меня валы ревучи,
Когда грозою грянут тучи,
Храни меня, мой талисман.
В уединеньях чудных стран,
На лоне скучного покоя.
В тревоге пламенного боя
Храни меня, мой талисман.
Священный сладостный обман.
Души священное святило...
Оно сокрылось, изменило...
Храни меня, мой талисман.
Пускай же в век сердечных ран
Не растравит воспоминанье,
Прощай, надежда, спи, желанье
Храни меня, мой талисман.
С каким нетерпением в Михайловском Александр Сергеевич ожидал от не известий!
Из воспоминай П. В. Анненкова: «Сестра поэта Ольга Павлищева говорила нам, что когда приходило из Одессы письмо с печатью, изукрашенною такими же кабалистическими знакам какие находились на перстне ее брата, — последний запирался в своей комнате, никуда не выходил, никого не принимал к себе...»
Но однажды он получил последнее письмо, которое Воронцова просила сжечь. Александру Сергеевичу было мучительно трудно расстаться с ним, но он сделал это. Всю свою боль поэт выразил в стихотворении «Сожженное письмо». Читаешь и будто видишь, как сгорает то последнее, что связывало его с любимой.