Сожженное письмо

Прощай, письмо любви, прощай! Она велела...

Как долго медлил я, как долго не хотела

Рука предать огню все радости мои!..

Но полно, час настал: гори, письмо любви.

Готов я; ничему душа моя не внемлет,

Уж пламя жадное листы твои приемлет...

Минуту!., вспыхнули... пылают... легкий дым,

Виясь, теряется с молением моим.

Уж перстня верного утратя впечатленье,

Растопленный сургуч кипит...

О провиденье! Свершилось! Темные свернулися листы;

На легком пепле их заветные черты

Белеют... Грудь моя стеснилась. Пепел милый,

Отрада бедная в судьбе моей унылой,

Останься век со мной на горестной груди...

Мысли о Воронцовой по-прежнему не покидали поэта. Не надеясь на встречу, лишенный возможности говорить с любимой в письмах, Пушкин мечтал о славе только ради нее, и горечь разлуки рождала вдохновенье.

<...> Желаю славы я, чтоб

именем моим

Твой слух был поражен

всечасно, чтоб ты мною

Окружена была, чтоб громкою

молвою

Все, все вокруг тебя звучало

обо мне,

Чтоб, гласу верному внимая

в тишине,

Ты помнила мои последние

моленья

В саду, во тьме ночной, в минуту

развлеченья.

В 1830 году, накануне женитьбы, Пушкин навсегда попрощался с Воронцовой.

В последний раз твой образ милый.

Дерзаю мысленно ласкать,

Будить мечту сердечной силой

И с негой робкой и унылой

Твою любовь воспоминать.

Бегут, меняясь, мои лета,

Меняя все, меняя нас.

Уж ты для своего поэта

Могильным сумраком одета,

И для тебя твой друг угас.

Прими же, дальняя подруга,

Прощанье сердца моего,

Как овдовевшая супруга,

Как друг, обнявший молча друга

Пред заточением его.