Влияние экономического положения на индивида

Установив, что социальная жизнь создает идеи и воззрения, мы можем теперь развить этот тезис несколько подробнее.

Экономическое положение непосредственно побуждает индивида к деятельности, принуждает его к известному образу жизни и будит в нем связанные с этим последним идеи и воззрения. Нам известно, что несмотря на самую разнообразную группировку всевозможных обществ, во всех государственных организациях существует три больших общественных класса, отличающихся друг от друга своим экономическим положением, а именно: класс дворян, среднее сословие торговцев и ремесленников и крестьянское сословие. Каждый из этих социальных классов воспитывает своих членов совершенно особым образом, приучает их к кругу своих воззрений. нравов, правовых привычек и норм и заставляет их, путем определения их профессии, идти в собственных интересах по тому пути, по которому идет социальный класс как целое.

Таким образом, член сословия дворян привыкает господствовать и повелевать, заставлять других, как водится, заботиться о его жизненных удобствах, отсюда, само собой, возникает более высокое мнение о своей личности, отсюда гордая осанка, третирование других людей и тысячи других характерных черт, свойственных аристократам всех времен и стран, независимо от народности, национальности, религии, расы и индивидуальных отличий.

В противоположность крестьянское сословие и сословие рабов всех стран и народов питает глубокую, затаенную ненависть, которую оно унаследовало от целых поколений, которая обуздается лишь сознанием духовной приниженности и которая разражается со всей дикостью варварских орд, раз представится тому случай.

Кто не знает, кто не слыхал о всеобщем глубоком недоверии, которое крестьянин питает к “барину” и которое не в состоянии искоренить никакая убедительность красноречия, (С. 43) никакая доброта, никакая обходительность? С тупым упорством крестьянское сословие замыкается в самом себе, отгораживается от высших сословий, которые, впрочем, и ему не открывают своих дверей: привычным ухом, не размышляя, слушает он утешение религии и вину во всех бедствиях приписывает своим господам; но привычка и наследственные воззрения научили его спокойно сносить его тяжелый жребий, что облегчается и внедренным в него чувством уважения к более сильным, однако все эти моменты, взятые все вместе, конечно. не заставили бы подчиниться государственному порядку, если бы этот последний не поддерживался рукой государственной власти.

Всякий член среднего сословия воспитывается в традициях “барыша”: торговля, ремесло и получаемая от них прибыль с колыбели носятся перед ним как идеал, он видит перед собой массу примеров нажитого богатства. Добиться удачи — идея, которой не знает крестьянин, идея, редко привлекающая дворянина, — эта идея является главной целью всякого индивида, принадлежащего к среднему сословию. Он уже рано убеждается, что искусная работа и изобретательность ведут к этой цели: все его мышление работает в этом направлении.

Крестьянин, прикованный к земле законом или силой отношений, только в редких случаях может мечтать об оставлении наследственного занятия, по общему правилу он не может даже понять такой мысли. В такое положение он поставлен законом и государственным порядком, который настолько сильнее его, что ему не приходит даже в голову мысль против него восстать. Следствием такой неподвижности является более или менее узкий горизонт, не выходящий за пределы соседней деревни, и вот ему не остается никакой другой инициативы, как страдать от нищеты и наказания.

Совсем другое дело гражданин (горожанин – Т.П.Б.)! Торговля расширяет его горизонт, весь мир открыт для него, и с высоко парящими планами он выступает за пределы стеснительных рамок государственной жизни. Широкий горизонт и тесные рамки, — что может быть при этом естественнее идеи пробить последние или их обойти? Именно горожанин и образует фермент социальной борьбы: он первый приводит в движение глыбу, которая скатывается по наклонной поверхности социальной жизни.

В такой атмосфере создаются жизненные взгляды горожанина, в такой атмосфере дают отпрыски и вырастают его идеи и убеждения. Самодовольному консерватизму господствующих классов духовно развитой горожанин противопоставляет свое вечное недовольство, и он же первый приводит в движение пассивный консерватизм “народа”.

(С. 44) Дворянин, горожанин и крестьянин — таковы были бы три типа индивидов, если бы государство осталось при такой примитивной группировке общества, но мы знаем, как многообразно дифференцируются и усложняются общественные образования, как вместе с тем разнообразятся типы индивидов,

Невозможно научно исчерпать эту тему, так как изображать типичное призвано, конечно, только искусство, здесь социология должна уступить первенство художнику и писателю, изображающим социальную жизнь. Мы дадим еще несколько разъяснений. Господствующее сословие, с прогрессом культуры и расширением государства, переносит свои функции на особые органы и, таким образом, распадается на сословие бюрократов, военных и крупных землевладельцев.

Каждая из этих групп имеет свои особые интересы, свое общее занятие и обусловленный этим одинаковый образ жизни, Различные способы и характер участия в государственном господстве обуславливаются этим делением высшего сословия на отдельные группы. Представьте только различие между генералом, который остается “солдатом” и видит свою (солдатскую) честь в том, чтобы исполнять приказы монарха даже против своих убеждений; министром, который видит свою (политическую) честь в том, чтоб из-за всякого факта, который ему не нравится, или, из-за несогласия во мнениях со своим монархом, подать в отставку; и, наконец, “большим барином”, который охотно принимает от своего монарха приглашение на охоту, но вежливо отклоняет министерский портфель, чтобы не лишиться своей свободы.

Как различно складываются взгляды на жизненные задачи и принципы! Как различно складываются убеждения и воззрения даже в одном господствующем классе, благодаря социальной дифференциации занятий!

Точно то же происходит и в среднем классе! Как различно складывается миросозерцание и направление мыслей у ремесленника, купца или судовладельца! Да и между самими купцами создается совершенно различный дух в зависимости от того, что один сидит в своей лавке, другой ведет экспортную торговлю, третий играет на бирже. И заметьте, что таким образом влияют не индивидуальные, а социальные различия, социальная зависимость.

Как своеобразно должны складываться характер и взгляды — с одной стороны, у детей ремесленников, которые привыкли к непрерывной работе в семье, небольшому заработку и монотонности жизни мелкого промышленника, — с другой стороны, в кругу биржевиков с быстрым чередованием богатства и бедности, с вечными волнениями ажиотажа, с переменой (С. 45) счастья в биржевой игре, в которой удача зависит от изменчивых условий мировых событий.

А как многочисленны ученые профессии — врачей, адвокатов, судей, ученых, чиновников, техников, инженеров, — профессии, на которые опять-таки дифференцируется среднее сословие. Каждый из этих классов создает, так сказать, свой дух, т.е. каждый из них создает свойственную ему и окружающую его моральную атмосферу принципов, идей, воззрений, понятий, в этой атмосфере живут и дышат принадлежащие к нему индивиды, в ней рождается и воспитывается молодое поколение.

Как уже было сказано, бесконечное множество здесь возникающих типов недоступно науке: изображение этих типов — дело искусства, мы же пытаемся только выяснить, каким образом индивид, его мышление и поведение, его чувства и стремления создаются не в нем, но в его социальном кругу, каким образом все это создается отнюдь не свободно и не путем определения, а, так сказать, навязывается индивиду незаметно для него самого.

Но если социология не может исчерпать бесконечного разнообразия типов, в которых она видит продукт социальной жизни и самых разнообразных агентов и влияний, то все-таки ее дело установить некоторые принципиальные моменты в этом процессе создания индивида группой.

Уже из сказанного до сих пор следует, что только моральные моменты и влияния ведут за собой ассимиляцию индивида с группой, группа образует индивида с его моральной стороны; выросши в ее моральной атмосфере, в мире ее идей, он из почвы извлекает свои жизненные соки. В этом процессе момент кровного происхождения, генеалогической связи не играет решающей роли. Если бы индивид довольно рано, не испытавши влияния своей группы, попал в чужую группу, был в ней воспитан и духовно обработан как ее собственный материал, то он ассимилировался бы с нею, как будто бы он был рожден в этой группе. Поэтому в то время как антропологи уверяют нас, что на свете больше нет ни одной расы, в то время как ежедневный опыт показывает нам разнообразнейшие антропологические типы в одних и тех же социальных классах и группах, — сочлены всякой группы морально представляют один общий тип. Антропологическое разнообразие и моральное единство — есть характер каждого социального общества, и не только в Европе, но и во всех частях света! Впечатление, производимое на нас моральным типом, так сильно, что перед ним совершенно исчезает более слабое впечатление от типа антропологического. Так как в человеке человеческое, т.е. интеллектуальное и моральное, интересует нас вообще живее, (С. 46) чем животное, то при взгляде на человека у нас запечатлевается сильнее социальный тип, между тем как антропологический ускользает от нашего внимания. Поэтому всегда получается, что при наличности известных внешних отличий, как одежда, прическа и т.п., которые указывают на принадлежность к известной группе, мы в индивиде, прежде всего, замечаем моральный тип этой группы, антропологического же типа мы не замечаем или ошибаемся на его счет, если нас не поражают отличительные черты, слишком бьющие в глаза.

Этим объясняется известный факт, что все китайцы кажутся нам похожими друг на друга: наш глаз, пораженный известными внешними признаками, как, например, гладко выбритой головой, косой и т.п., замечает лишь моральный тип, а между тем среди китайцев есть столько разнообразных антропологических типов, как и среди всех других народов.

<…>

Мы видели, что существуют одни общественные классы, которые теснее сомкнуты, которые, так сказать, компактнее и обладают большей силой сцепления, и другие, которые менее сомкнуты, обладают меньшей силой сцепления. Эта степень сцепления зависит, как мы раньше видели, от количества обобществляющих моментов, т.е. от количества интересов, связывающих общественный класс, а также от того, постоянны ли эти интересы, переходят ли они по наследству и сохраняются ли в будущем, или они преходящи, эфемерны и моментальны. Эта различная сила сцепления социальных групп имеет громадное влияние на создание и постоянство морального типа. Мы не остановимся перед формулировкой следующего социологического закона: неизменность и постоянство морального типа прямо пропорциональны степени сцепления и прочности структуры социального класса, каковая зависит, в свою очередь, от количества обобществляющих моментов.

Большее количество их как бы теснее прикрепляет индивида к группе, так как преимущественно социальным классам с высокой степенью сцепления свойственно воспитывать твердый характер. Индивиды таких классов точно вылиты по одной форме, так как они плоть от плоти и кровь от крови своей социальной группы. Они не что иное, как часть этой последней. Отсюда стихийная моральная сила людей за свой класс, за свое сословие, за свою народность, которой они принадлежат всеми обобществляющими моментами…, (С. 47) <…>

Но социальная жизнь не проходит в строго замкнутых социальных классах, из природы вещей, из сущности политического и социального развития следует вечное стремление индивидов туда и сюда, вечное возвышение и падение, вечные столкновения, при которых социальные классы перекрещиваются в разнообразных комбинациях и индивиды попадают в разнообразнейшие положения как относительно своих, так и чужих социальных групп.

<…>