Положительное мышление является непосредственно социальным

56. Положительное мышление… является прямо общественным и достигает этого без всякого усилия, благодаря одной только характеризующей его реальности. Для него человек в собственном смысле слова не существует, существовать может только человечество, так как всем нашим развитием, в каком бы отношении его ни рассматривать, мы обязаны обществу. Если идея общества кажется еще абстракцией нашего ума, то это преимущественно в силу старого философского мировоззрения; ибо, по правде сказать, именно идея индивида отличается — по крайней мере, у нашего рода — таким характером. Новая философия во всей ее совокупности будет стремиться обнаруживать, как в действительной, так и в умозрительной жизни, связь каждого со всеми, проявляющуюся в массе различных видов — дабы сделать невольно обычным чувство тесной социальной солидарности, надлежащим образом распространенной на все времена и на все места. Не только деятельное искание общественного блага будет беспрестанно представлять способ, наиболее пригодный и обычный для обеспечения частного благополучия, но благодаря влиянию — одновременно более непосредственному и более чистому, а впоследствии более сильному — возможно более полное проявление великодушных наклонностей станет главным источником личного счастья, даже когда награда будет исключительно заключаться в неизбежном внутреннем удовлетворении. Ибо если не (С. 67) подлежит сомнению, что счастье вытекает преимущественно из разумной деятельности, то оно должно зависеть от инстинктов сочувствия, хотя наша организация обыкновенно не сообщает им преобладающей энергии; ибо доброжелательные чувства суть единственные, которые могли бы свободно развиваться в общежитии; последнее естественно все более и более возбуждает их, открывая им бесконечное поле, между тем как оно по всей необходимости требует известного постоянного подавления различных личных побуждений, стихийный рост которых порождал бы беспрерывные конфликты. В этом широко захватывающем социальном единстве каждый найдет нормальное удовлетворение того стремления быть увековеченным, которое прежде могло удовлетворяться только посредством иллюзий; отныне несовместимых с нашим умственным развитием. Не имея возможности продлить свое существование иначе, как посредством рода, индивид будет таким образом стараться по возможности полнее слиться с ним, прочно связывая себя со всеми его коллективным существованием — не только настоящим, но также прошлым и, в особенности, будущим, дабы придать своей жизни ту яркость, которую в каждом случае позволяет совокупность реальных законов. Это великое отождествление может стать тем более тесным и будет тем лучше понято, что новая философия необходимо определяет этим двум видам жизни одно и то же основное назначение и один и тот же закон эволюции, заключающейся всегда, как для индивида, так и для рода, в беспрерывном поступательном движении, главная цель которого была указана выше; это — стремление доставить, с одной и с другой стороны, преобладание человечности, или сочетание ума с общественностью, над животностью в собственном смысле слова. Поскольку все наши чувства способны развиваться только посредством прямого и беспрерывного их упражнения, тем более необходимого, что вначале они отличаются менее энергичным действием, то всякому обладающему даже эмпирически истинным знанием человека было бы излишне далее доказывать необходимое превосходство положительного мышления над старым теолого-метафизическим направлением в области здравого и деятельного подъема социального инстинкта. Это превосходство столь заметно, что общественный разум, без сомнения, в достаточной степени признает его задолго до того момента, когда соответственные учреждения смогут надлежащим образом провести в жизнь его счастливые свойства (С. 68) создало моральное представление о низости ростовщичества. Между тем экономическое развитие неудержимо прогрессирует; экономические рамки падают; торговля, ремесла, земля становятся свободными; промышленность и производство достигают невиданного дотоле “процветания”; доход с них далеко перерастает прежние времена. Тогда начинает чувствоваться стеснение от старого процентного права. За стеной этого писаного права дает себя чувствовать потребность в праве, более соответствующем новым отношениям, — и мораль, покоившаяся на старом праве, начинает падать. Старое процентное право теряет почву, оно отменяется, провозглашается новое право, полное свободы процента, которое скоро уничтожает старую мораль и создает новую, согласно которой обе стороны ни в коем случае не видят ничего безнравственного в высоте процента (пока не наступают другие безнравственные моменты, как, напр., эксплуатация несовершеннолетних, неопытных, нуждающихся и т. д.). Теперь уже само государство соглашается на учреждение и даже само вызывает к жизни кредитные установления, уставы, которые вводят проценты, осуждаемые и наказуемые правом и моралью два десятилетия тому назад. Во главе и в администрации таких учреждений можно встретить множество высокопоставленных лиц с безупречной репутацией, с высоким мнением о чести и нравственности.

Между тем экономический прогресс поутих; согласно экономическим законам не могла не настать реакция; торговля, ремесло, промышленность и сельское хозяйство снова пришли в упадок; их прибыльность упала. Прежде всего с упадком народного хозяйства оказалось стесненным новое процентное право с. его безграничной свободой процента. И вновь это право потеряло почву в фактических отношениях, которые требовали иного правового порядка. Потребность в таковом давала себя знать, новая мораль пошатнулась, новое право должно было пасть, и старые процентные ограничения вновь стали законным правом. Сперва это воскресшее право борется еще с исчезающими остатками морали, основанными на павшем праве, но победоносно выдерживает борьбу, ибо “лишь живой имеет право”, — и вот трансформация морали уже закончена, в то время когда государственная власть и уголовный суд еще только прокладывают новому праву путь к общественной морали.

Если угодно, можно привести из всех областей частного права подобные примеры развития права из фактических отношений и морали из права. Мы позволим себе указать на многие изменения брачного права и морали, всякий раз возникающие из него. Там, где нерасторжимость брака в течение столетия была законным правом, там на разводе лежит (С. 69) пятно безнравственности, И если фактические отношения, более свободное развитие современного общества принуждают к законному установлению развода, как недавно было во Франции, то новому праву еще долго приходится воевать со старой моралью. <…>

Еще один последний вопрос, Если мораль вечно изменяется и рабски следует за правом, которое всякий раз возникает из фактических отношений, то почему же люди постоянно склонны понимать мораль как нечто неизменно остающееся в смене вещей, как вечно одинаковый источник права, как вечную идею, царящую над преходящим земным; почему они склонны всегда апеллировать к ней и рассматривать ее как мерило всего права и всех государственных учреждений?

Причина этого явления очень проста. Изменение всего права и всех государственных учреждений понятно и очевидно: их невозможно считать неизменными. Сегодняшний закон отменяет вчерашний: распоряжение министра, уничтожая прежнее государственное учреждение, создает новое. Изменяемость и непостоянство этих фактов всякий легко понимает; изменение же морали совершается очень медленно и незаметно…<…> (С. 70) <…>В ней человек ищет и надеется найти прочную точку опоры для своего поведения, путеводную звезду, которой он может руководствоваться во всех своих поступках и предприятиях, прочный масштаб для суждения о том, что хорошо и что дурно, что благородно и что подло. И действительно, в идее морального он находит то, что ищет. Действительно, она является для каждого человека такой точкой опоры и путеводной звездой на всю жизнь.

Ошибка состоит в том, что личность верит, будто ее идея морального — единственна, неизменна, одинакова для всех времен и народов, а такой она является столь же мало, как земля — неподвижной точкой во вселенной; но как земля, несмотря на свое вечное вращение, вообще представляет человеку неподвижную почву для его деятельности, так и идея морали представляет для личности его твердую почву, поддерживающую его характер, его стремления и желания. Что за дело крестьянину или земледельцу, что пашня, которую они обрабатывают, почва, на которой они строят свой дом, вращаются вместе с земным шаром? Так же мало дела индивиду до того, что его теперешняя мораль покажется безнравственной будущим поколениям. Для него эта мораль является единственно возможной, твердой почвой, которую он может обрабатывать и застраивать.

Ведь, в конце концов, личность, как ни преходяща она сама по себе, находила только в глубине души ту твердую точку опоры, к которой она может прикрепиться в бурном волнении жизни и которая обеспечивает ей поддержку и помощь, — и горе ей, если она ее не нашла! Только близорукость и непростительная слабость человека заставляют его верить, что он может найти эту точку опоры вне себя, — но там он ее ищет тщетно: “не придет царствие Божие извне, ибо царствие внутри вас есть”. Будут ли то чисто личные чувства, как чистая любовь и дружба, сопровождающие человека в течение всей жизни, будет ли то искренняя вера, которой предается его благочестивая душа, будут ли то высокие идеи, воодушевляющие его в борьбе за народ и отечество, за истину и науку, — чувства и всякая такая идея образуют тот “неподвижный полюс в смене явления”, который светит личности, утешает, счастливит и в то же время облагораживает ее, несмотря на то, что он живет только в ее душе и с ней исчезает. Сюда же относится и мораль. Философ и социолог могут сколько (С. 71) им угодно говорить, рассуждать о том, как и каким образом эта мораль возникла, какие изменения она претерпела; справедлива она или нет и т.п.; индивиду же достаточно в его жизни и того, что у него есть мораль; одна ли она, какова она, — это зависит от степени развития той социальной группы, к которой он принадлежит; от семьи, в которой он развился и воспитался; от обстановки, в которой он вырос; от впечатлений, которые он воспринял в нежном возрасте; от превратностей судьбы, которые он испытывал; может быть, и от знаний, которые он приобрел; главным же образом, — от правового порядка, поддерживаемого государством, от того правового порядка, которому он должен подчиниться.