Часть IV

Уже два дня они колесили по турецкому кварталу. Поль Нерто не понимал стратегии Шиффера. Им следовало уже в воскресенье вечером отправиться к Мареку Чезиушу, по прозвищу Мариус, одному из руководителей Искеле, и вытрясти из этого работорговца имена и фамилии трех жертв.

Вместо этого Шиффер захотел возобновить связи со "своим" кварталом – найти зарубки, как он сказал. Два дня он принюхивался, приглядывался, наблюдая за своей бывшей территорией, но не задал ни единого вопроса. Ни на минуту не прекращавшийся ливень позволял им оставаться невидимками: они сидели в машине и наблюдали, а их никто не замечал.

Поль "грыз удила", но не мог не признать, что за эти сорок восемь часов узнал о Маленькой Турции больше, чем за три месяца расследования.

Сначала Жан-Луи Шиффер показал ему "примкнувшие" диаспоры. Они отправились в проезд Бради у Страсбургского бульвара, в самое сердце индийской диаспоры. Под длинной стеклянной крышей располагались крошечные лавочки и темные тесные ресторанчики. Официанты зазывали посетителей, а женщины в сари обольщали покупателей пряностей обнаженными животами. Влажный воздух обострял все запахи, вокруг витал аромат пряностей, как на бомбейском базаре в сезон дождей.

Шиффер заводил Поля в жалкие домишки, где собирались индусы, бенгальцы, пакистанцы, называл ему имена духовных руководителей всех религиозных общин – индуистской, мусульманской, сикхской, буддистской, секты Джайна.

– Через несколько лет, – объяснял он со злым смешком, – всеми перевозками в Десятом округе будут заправлять сикхи.

Потом они отправились на улицу Фобур-Сен-Мартен, в торговое королевство парижских китайцев. Бакалейные лавки в подвальчиках, пропахшие чесноком и имбирем, рестораны с зашторенными окнами, похожие на обтянутые бархатом шкатулки, магазинчики, торгующие едой "навынос", со сверкающими витринами и хромированными прилавками, заставленными салатами и румяными пирожками.

Не подходя слишком близко, Шиффер "представил" Полю глав общины – хозяев магазинов, для которых торговля была всего лишь прикрытием их истинной деятельности.

– Никогда не доверяй этим засранцам, – каркнул он. – Ни один не действует честно. И головы у китаезов похожи на их еду – набиты всякими хитростями вроде генетически измененной сои и глютамата, которые они выдают за мясо!

Позже они вернулись на Страсбургский бульвар, где парикмахеры – антильцы и африканцы – боролись за место под солнцем на тротуаре с торговцами косметикой и дешевыми украшениями. Группы чернокожих прятались от дождя под навесами магазинов, являя миру калейдоскоп этносов. Бауле, мбоши и бете с Берега Слоновой Кости, лари из Конго, баконго и балубас из бывшего Заира, ба-илеке и эвондо из Камеруна...

Поль не смог остаться равнодушным к этим праздношатающимся африканцам: он знал, что в большинстве своем они наркодилеры и мошенники, и все-таки чувствовал к ним какую-то странную нежность. Его восхищали их легкомысленная веселость, чувство юмора и тропический образ жизни, который они ухитрялись вести в асфальтовых парижских дебрях. Сильнее всего поражали воображение женщины с безмятежно-загадочными, черными, как ночь, глазами и волосами, распрямленными в "Афро-2000" или в "Королевской укладке". Большеглазые темнокожие феи с непроницаемыми лицами...

Шиффер дал куда менее романтичную, но реальную характеристику африканских обитателей бульвара:

– Камерунцы – короли подлога – подделывают талоны, билеты, голубые карточки. Конголезцы "трудятся" на ниве, так сказать, готового платья: ворованные шмотки, контрафактная продукция. У выходцев из Кот-д'Ивуар есть прозвище – "36 15". Они специализируются на фальшивых благотворительных организациях – всегда найдут способ вымозжить из тебя денежки на голодающих Эфиопии или ангольских сирот. Чудный пример солидарности. Но самые опасные – заирцы. Их вотчина – наркотики. Они управляют всем кварталом. Черные, они хуже всех, – заключил Шиффер. – Чистой воды паразиты. Живут тем, что пьют из нас кровь.

Поль никак не реагировал на расистские инвективы Шиффера, решив, что значение сейчас имеет только расследование. Ему нужен результат! Поль задействовал двух молодых сыщиков – Нобреля и Матковска, – чтобы они разрабатывали линию камер высокого давления. Лейтенанты уже посетили три больницы, но результат везде был отрицательным. Теперь они занимались диггерами, работающими на крупные строительные компании и отслеживающими состояние горизонтов грунтовых вод, чтобы те не заливали стройплощадки. Каждый вечер эти рабочие использовали камеру декомпрессии. Сумерки, подземелья... Поль кожей чувствовал – тут что-то есть. Через день оруженосцы должны были доложить ему результаты.

Молодому следователю из Бригады уголовного розыска Поль поручил добыть все возможные каталоги и буклеты об археологических раскопках в Турции, и тот накануне вечером завез ему первую порцию прямо домой, на улицу Шмен-Вер в 11-м округе. Поль не успел даже проглядеть эту кипу печатной продукции, которая очень скоро станет причиной его бессонницы.

На второй день они проникли на непосредственно турецкую территорию, ограниченную на юге бульварами Бон-Нувель и Сен-Дени, на востоке – улицей Фобур-Пуассоньер и на западе – улицей Фобур-Сен-Мартен. На севере границу замыкал перекресток между улицей Лафайет и бульваром Мажента. Становым хребтом был Страсбургский бульвар, поднимавшийся к Западному вокзалу, с неровными ответвлениями улиц Птит-Экюри и Шато д'О... Сердце зоны, снабжавшее кровью этот осколок Востока, билось в глубине станции метро "Страсбург-Сен-Дени".

С точки зрения архитектурной, в квартале не было ничего особенного: серые здания – ветхие, иногда отреставрированные, чаще совсем облезлые – казались вместилищами тысяч и тысяч прошлых жизней. У всех этих домов была одна и та же топография: в подвале и на первом этаже – лавки, на втором и третьем – мастерские; на верхних этажах и на чердаке – жилые помещения, перенаселенные, перегороженные и выгороженные квартиры, похожие на китайскую головоломку.

На улицах царила атмосфера переезда, создавалось впечатление, что все куда-то перебираются. Казалось, даже продавцы многочисленных магазинчиков готовы в любую минуту сорваться с якоря. У края тротуаров стояли тележки с бутербродами – чтобы можно было перекусить на бегу; работали турагентства – люди все время приезжали-уезжали; обменные пункты меняли валюту на евро; везде стояли ксероксы – местные жители снимали копии с документов... Витрины многочисленных агентств по продаже недвижимости пестрели объявлениями: "СДАЕТСЯ", "ПРОДАЕТСЯ"...

Поль чувствовал царившую здесь атмосферу вечного исхода: человеческий поток безостановочно перемещался по улицам. Впрочем, жил квартал другим – здесь шили одежду. Турки не контролировали это ремесло – главными тут были евреи, но уже в 50-х они сумели стать важным звеном в цепи. Они были поставщиками оптовиков, ведь на них работали сотни мастерских и рабочих-надомников; тысячи рук трудились тысячи часов и были в состоянии – почти – составить конкуренцию китайцам. У турок было, во всяком случае, одно преимущество: они давно жили во Франции – и практически на законных основаниях.

Полицейские погрузились в лабиринт тесных и шумных улиц, заполоненных торговцами, грузовиками, мешками, тюками и грудами одежды, переходящей из рук в руки. Счетовод изображал гида. Он знал имена владельцев магазинов и специализацию каждого. Он вспоминал турок, бывших его осведомителями, курьеров, которых он "держал на крючке", хозяев ресторанов, которые оставались его "должниками". Список казался бесконечным. Сначала Поль пытался записывать. Но быстро понял всю бессмысленность своей затеи. Он слушал Шиффера и наблюдал, впитывая в себя крики, гудки клаксонов, запахи – все, что составляло особенность квартала. И вот наконец во вторник, ровно в полдень, они пересекли последний рубеж и подобрались к ядру. "Маленькая Турция" располагалась между улицей Птит-Экюри, двором и проездом с тем же названием, улицами Д'Эншен, Де-Лешикье и Фобур-Сен-Дени. Всего несколько гектаров, где большинство домов, чердаков и подвалов были населены исключительно турками.

На сей раз Шиффер приступил к настоящей расшифровке, дав Полю коды и ключи к этому невероятному поселению. Он поведал Нерто секреты каждой подворотни, каждого дома, каждого окна. Вот на этом заднем дворе, выходящем на склад, на самом деле находится мечеть; а в этом вроде бы пустом доме в глубине дворика расположился штаб крайне левых... Шиффер ответил на все вопросы, которые неделями мучили Поля, разъяснил все загадки. Нерто узнал наконец, кто такие эти странные блондины в черном, вечно ошивающиеся во дворе у Малых Конюшен.

– Это лазы, – объяснил Шиффер, – уроженцы черноморского побережья на северо-западе Турции. Воины, забияки. Мустафа Кемаль самолично отбирал для себя охранников среди этих людей. Если верить греческим мифам, лазы стерегли золотое руно в Колхиде.

В темном баре на улице Птит-Экюри Шиффер сказал, кивнув на висевшую на стене фотографию усатого толстяка:

– Генеральный штаб курдов. На снимке – Апо. Тонтон. Абдула Оджалан, глава Курдской компартии. Сейчас он в тюрьме.

И Цифер пропел осанну, почти национальный гимн, курдам:

– Самый многочисленный народ, не имеющий родины. Их двадцать пять миллионов, двенадцать из которых живут в Турции. Они тоже мусульмане. Как и турки, носят усы. Как и турки, работают в мастерских по пошиву одежды. Единственная проблема заключается в том, что они НЕ турки. И в том, что никто и ничто не заставит их ассимилироваться.

Шиффер представил ему алеви – они собирались на Энгиенской улице.

– "Красные головы". Мусульмане-шииты, тайные. Жестокие ребята, можешь мне поверить... Мятежники, часто леваки. Они живут замкнутым сообществом, скорее даже – землячеством. Каждый выбирает себе "названого брата", "посвященного соратника", и так "на пару" они идут на встречу со своим Богом, убивая во имя Него. Эти люди – реальная угроза традиционному исламу.

Поль слушал рассуждения Шиффера, и ему казалось, что тот испытывает смутное уважение к этим народам, хоть и не перестает поносить их. Бывший полицейский разрывался между ненавистью и уважением к туркам. Поль вспомнил, ходили слухи о том, что Шиффер якобы едва не женился на уроженке Анатолии. Что произошло в действительности? Чем закончилась та история? Пока Поль фантазировал насчет великой романтической любви между Шиффером и Востоком, тот разглагольствовал как последний расист.

Они сидели в своей неприметной машине – в самом начале расследования Главное полицейское управление выделило Полю старенький "гольф" – на пересечении улиц Птит-Экюри и Фобур-Сент-Оноре, прямо перед пивной "Шато д'О".

На Париж опускалась ночь, по-прежнему шел дождь, и все вокруг напоминало серое вязкое болото. Поль взглянул на часы: 20.30.

– Чего мы ждем, Шиффер? Нужно сегодня же вытрясти душу из Мариуса и...

– Терпение. Концерт скоро начнется.

– Какой концерт?

Шиффер заерзал на сиденье, расправляя складки плаща.

– Я уже говорил тебе – у Мариуса зал на Страс-бургском бульваре. Бывший порнокинотеатр. Сегодня вечером там концерт. Его телохранители обеспечивают порядок. – Он подмигнул. – Идеальный момент, чтобы взять его тепленьким. Так что давай, поехали. Сворачивай на Шато-д'О.

Поль нехотя послушался. Мысленно он решил дать Циферу этот шанс – один-единственный.

Если в зале у Мариуса случится "облом", он немедленно отвезет его прямиком в Лонжер, в приют. Он ничего не мог с собой поделать – ему не терпелось увидеть этого дикаря за работой.

– Припаркуйся за Страсбургским бульваром, – приказал Шиффер. – Если начнется заварушка, мы испаримся через запасный выход.

Поль так и сделал, остановившись на углу улицы Бушардона.

– Забудь и думать о заварухе, Шиффер.

– Передай мне снимки.

Поль поколебался мгновение, но все-таки протянул отставному сыщику конверт с фотографиями жертв. Шиффер улыбнулся, открывая дверцу.

– Если не будешь мне мешать, все пройдет как по маслу.

Поль вышел из машины, мысленно пообещав своему случайному напарнику: "Один шанс, птенчик. Не больше".

Вибрация в зале была такой сильной, что остальные ощущения попросту исчезали. Ударная волна пробегала по телу, заставляя позвонки дрожать, как пластинки вибрафона.

Поль инстинктивно втянул голову в плечи и сложился пополам, словно хотел избежать ударов наотмашь по печени и ушам.

Он заморгал, привыкая к дымному полумраку и лучам прожекторов, пронзавших пространство со сцены.

В конце концов он смог разглядеть убранство зала. Резные золоченые балюстрады, колонны из искусственного мрамора, люстры под хрусталь, тяжелые занавеси алого цвета... Шиффер говорил о бывшем кинотеатре, но китчевая обстановка напоминала скорее старое кабаре, кафешантан, оперетку, где напомаженные призраки упорно отказывались уступить место на сцене тяжелым "металлистам".

На эстраде бесновались музыканты, выкрикивая вечные "fuckin'" и "killin'". Обнаженные по пояс, обливающиеся потом, они держали гитары и микрофоны, как боевые автоматы, до невозможности возбуждая первые ряды слушателей, то и дело устраивавших "волну".

Поль покинул бар, спустился в зал и нырнул в толпу, чувствуя, как в душе просыпается сладкая ностальгия: буйное пого, четыре аккорда, которые он выучился играть на чьей-то старенькой гитаре (он ее потом продал – струны почему-то напоминали ему располосованное окровавленное сиденье такси отца).

Внезапно он понял, что потерял из виду Шиффера, обернулся и попытался отыскать его среди посетителей, стоявших со стаканами в руках на ступеньках рядом с баром. Шиффера среди них не было.

Внезапно над ухом у него раздался вкрадчивый голос:

– Употребить не хочешь?

Поль обернулся. Перед ним стоял тип с зеленовато-бледным лицом и в бейсболке.

– Что?

– Есть чумовой "Черный Бомбей".

– "Черный" что?

Незнакомец наклонился, приобнял Поля за плечо.

– "Черный Бомбей". Голландский "Бомбей". Ты откуда свалился, чувак?

Поль высвободился и сунул парню в рожу свое удостоверение.

– Вот откуда. Вали отсюда, пока я тебя не забрал.

Дилер словно в воздухе растворился – как не было. Поль несколько мгновений созерцал свою полицейскую карточку, думая о пропасти, отделявшей сегодняшний рейв от концертов времен его молодости: суровый страж общественного порядка, неподкупный борец с криминалом, не боящийся разворошить муравейник. Думал ли он в двадцать лет, что такое возможно?

Кто-то с силой хлопнул его по спине.

– Все в порядке или как? – прокричал ему в ухо Шиффер. – Давай-ка соберись, дружок!

Поль обливался потом. Он попытался сглотнуть слюну, но не смог. Все вокруг него плыло, дрожало и колебалось; вспышки света выхватывали из темноты искаженные, словно рассеченные по диагонали, лица посетителей.

Цифер снова по-дружески ткнул его в плечо.

– Пошли. Мариус здесь. Прихватим крысу прямо в ее дыре.

Они начали протискиваться через плотную колышущуюся толпу: танцоры судорожно трясли плечами и вращали бедрами, спонтанно реагируя на поток музыки, изливающейся на них со сцены. Орудуя локтями и коленями, сыщики добрались до эстрады.

Шиффер повернул направо под ультразвуковое мяуканье гитар. Поль с трудом поспевал за старым сыщиком. Он видел, как тот спрашивает о чем-то вышибалу, перекрикивая грохот мелодии. Переговоры, видимо, увенчались успехом, потому что детина открыл-таки перед ними невидимую дверь. Поль едва успел протиснуться внутрь. Они попали в узкий полутемный проход со стенами, увешанными плакатами и афишами. На большинстве из них фигурировали турецкий полумесяц и коммунистический молот – вкупе они составляли весьма красноречивый политический символ. Шиффер снизошел до объяснений:

– Мариус руководит ячейкой крайне левых, у них штаб на улице Жарри. Это его дружки в прошлом году заварили кашу в турецких тюрьмах.

Поль краем уха слышал об этих беспорядках, но пикантных вопросов задавать не стал. Ему было не до геополитики. Музыка глухо бухала им в спину. Шиффер хмыкнул, не сбавляя хода:

– С концертами это он здорово придумал. Просто ловец душ!

– Не понимаю...

– Мариус подторговывает наркотиками. "Экстази". Амфетамины. Все, что делается на базе "спида"^[4], – Поль передернулся, – или ЛСД. На концертах он вербует клиентуру. Многостаночник.

Поль спросил, повинуясь наитию:

– Вы знаете, что такое "Черный Бомбей"?

– Конечно, в последние годы он вошел в моду. "Экстази" пополам с героином.

Откуда пятидесятидевятилетний бывший полицейский, только что покинувший стены дома престарелых, мог знать о последних тенденциях в области производства "экстази"? Еще одна тайна.

– Идеально забирает, – добавил Шиффер. – "Спид" возбуждает, а героин расслабляет. Ты медленно переходишь от состояния "глазки плошками" к фазе "зрачки с булавочную головку".

– С булавочную головку?

– Именно, героин ведь усыпляет. У наркомана всегда течет из носу. – Шиффер замолчал. – Не понимаю. Ты что, никогда не вел дел по наркотикам?

– Я четыре года работал в отделе по борьбе с наркотиками. Что не делает из меня наркомана.

Цифер одарил Поля самой лучезарной из своих улыбок.

– Как ты хочешь победить зло, которое не пробовал? Как сможешь победить врага, если не знаешь его козырей? Необходимо понимать, что так привлекает подростков в этом дерьме. Сила наркотика в том, что это "вкусно". Черт, если не врубаешься, не лезь в драку!

Поль вспомнил свою первую, спонтанную реакцию на упоминание имени Жан-Луи Шиффера: отец всех легавых. Полугерой-полудемон. Человек, объединивший в себе все лучшее и худшее.

Поль подавил ярость и пошел следом за напарником. Они последний раз свернули за угол и увидели двух гигантов в кожаных пальто, охранявших выкрашенную в черный цвет дверь.

Сыщик с седоватым ежиком махнул удостоверением. Поль вздрогнул: откуда у него официальный документ? Эта деталь подтвердила худшие подозрения: Цифер перехватил у него инициативу. В довершение всех бед он заговорил с громилами по-турецки.

Охранник явно колебался, но в конце концов все-таки поднял руку, чтобы постучать в дверь.

Шиффер жестом остановил его и сам нажал на ручку.

Уже входя, он рявкнул через плечо Полю:

– Не разевай рта во время допроса.

Поль хотел ответить крепким словцом, но не успел. Эта встреча станет для него "полевым испытанием".

– Салям алейкум, Мариус!

Человек, сидевший в кресле за столом, от удивления едва не свалился на пол.

– Шиффер?.. Алейкум ассалям, брат мой!

Марек Чезиуш уже взял себя в руки. Он встал, обогнул металлический стол и пошел им навстречу, широко улыбаясь. Турок был одет в красную с золотом футболку – цвета клуба "Галатасарай". Из-за худобы он походил на транспарант, каким болельщики размахивают на трибунах. Поль вряд ли сумел бы определить точный возраст этого человека. Рыжие с сединой волосы напоминали тлеющие под пеплом угольки, выражение сдерживаемой веселости придавало ему зловещий вид старого мальчика. Кожа медного цвета гармонично дополняла шевелюру.

Мужчины горячо обнялись. Заваленная бумагами комната без окон насквозь пропиталась табачным дымом. На ковер явно не раз роняли непотушенные окурки. Вся обстановка была напоминанием о 70-х: серебристые металлические шкафы, круглые экраны, круглые табуреты "тамтам", лампы-мобили и конусообразные плафоны.

В углу кабинета Поль заметил печатное оборудование: ксерокс, две переплетные машины и бумагорезательный аппарат – джентльменский набор политического борца.

Густой смех Мариуса перекрывал далекую вибрацию зала.

– Сколько лет, сколько зим...

– В моем возрасте лучше не считать.

– Нам тебя не хватало, брат мой. Действительно не хватало.

Турок говорил по-французски без акцента. Они снова обнялись – играть следовало по правилам.

– Как дети? – спросил Шиффер насмешливым тоном.

– Они слишком быстро растут. Я глаз с них не спускаю. Боюсь что-нибудь упустить!

– А мой любимый малыш Али?

Мариус сделал шутливый выпад в сторону Шиффера, сделав вид, будто собирается нанести ему апперкот, но в последнее мгновение его кулак остановился.

– Этот самый шустрый из всех!

Внезапно Мариус заметил Поля, и глаза его заледенели, хотя губы продолжали улыбаться.

– Ты вернулся на службу? – спросил он у Шиффера.

– Просто консультирую. Представляю тебе Поля Нерто, капитана из Управления полиции.

Поколебавшись, Поль протянул руку, но ему не ответили. Секунду он смотрел на повисшие в пустоте пальцы. В этой комнате было слишком светло, улыбки выглядели фальшивыми, воняло табачным дымом. Пытаясь сохранить лицо, Поль притворился будто рассматривает стопку листовок.

– Все балуешься большевистскими сочинениями? – поинтересовался Шиффер.

– Мы живы благодаря идеалам.

Полицейский подцепил верхний листок и прочел вслух:

– "Когда трудящиеся овладеют средствами производства..." – Он фыркнул. – Я думал, ты вышел из того возраста, когда увлекаются подобной фигней.

– Шиффер, друг мой, то, что ты называешь "фигней", переживет нас.

– При условии, что кто-нибудь сегодня захочет прочитать написанное.

Мариус снова лучезарно улыбнулся – губами и глазами одновременно.

– Чаю, друзья мои?

Не дожидаясь ответа, он поднял высокий термос и наполнил три керамические чашки. Стены комнаты дрожали от шума и буханья оркестра.

– Тебе не надоели твои зулусы?

Мариус снова устроился за столом, откатившись в кресле к стене, медленно поднес чашку к губам:

– Музыка – колыбель мира, брат мой. Даже такая. Дома молодежь слушает те же группы. Рок объединит грядущие поколения, сотрет последние различия между людьми.

Шиффер облокотился на бумагорезку и поднял свою чашку:

– За тяжелый рок!

Мариус странно передернулся, выражая одновременно веселое удивление и усталость.

– Шиффер, ты ведь не затем сюда притащился, да еще в компании, чтобы поговорить со мной о музыке и наших былых идеалах?

Цифер присел на угол стола и несколько мгновений молча смотрел на турка. Потом вытащил из кармана фотографии изуродованных трупов и бросил их на стол. Марек Чезиуш инстинктивно отпрянул назад.

– Брат мой, что за мерзость ты мне показываешь?

– Три женщины. Три трупа, которые нашли в твоем квартале. С ноября по сегодняшний день. Мой коллега полагает, что речь идет о нелегалках. Я подумал, ты сможешь нас проинформировать.

Тон изменился. Казалось, что Шиффер нанизывает каждое слово на колючую проволоку.

– Я ничего об этом не слышал, – покачал головой Мариус.

Шиффер понимающе улыбнулся.

– Так уж и не слышал!.. После первого убийства в квартале наверняка только об этом и говорят. Выкладывай, что знаешь, так мы сэкономим время.

Наркоторговец нервным жестом схватил пачку "Каро" – турецких сигарет без фильтра.

– Брат, я тебя не понимаю.

Шиффер выпрямился и заблажил тоном ярмарочного зазывалы:

– Марек Чезиуш! Король лжи и подлога! Гений темных делишек!

Он шумно рассмеялся, и этот смех больше походил на рев разъяренного льва, бросил на собеседника недобрый взгляд.

– Колись, мерзавец, пока я не разнервничался.

Лицо турка закаменело. Продолжая неподвижно сидеть в своем кресле, он вытащил из пачки сигарету и закурил.

– Шиффер, у тебя ничего нет. Ни ордера, ни свидетелей, никакой зацепки. Ни-че-го. Ты пришел попросить у меня совета, который я не могу тебе дать, о чем очень сожалею. – Он махнул рукой в сторону двери, выдохнув струю серого дыма. – Теперь вам с другом лучше уйти, и все мы забудем об этом недоразумении.

Шиффер стоял перед столом Чезиуша, покачиваясь с пятки на носок на вытертом ковре.

– В этой комнате всего одно недоразумение – ты. В твоем гребаном кабинете все фальшивка, все вранье. Врут твои сраные листовки...

– Ты...

– Врешь ты, выставляя себя любителем музыки. Любой мусульманин считает рок сатанинским наваждением. Да ты бы своей рукой поджег этот зал, не будь он тебе нужен.

Мариус попытался было встать, но Шиффер толкнул его в кресло.

– И шкафы твои, набитые бумажками, – липа и лажа, и ты сам – чертов рабовладелец!

Шиффер подошел к бумагорезке, рассеянно погладил ладонью ножи.

– И оба мы прекрасно знаем, что машина нужна тебе для разрезания бумажных рулонов, пропитанных ЛСД.

Он развел руки жестом опереточного героя-любовника, словно призывал в свидетели грязный потолок:

– О брат мой, расскажи нам об этих трех женщинах, пока я не перевернул твой кабинет вверх дном и не отправил тебя во Флери на долгие-долгие годы!

Марек Чезиуш то и дело бросал взгляды на дверь. Шиффер зашел турку за спину и наклонился к его уху:

– Три женщины, Мариус. – Он массировал ему плечи. – Меньше чем за четыре месяца. Их пытали, изуродовали и бросили на тротуаре. Ты переправил их во Францию. Так что отдай мне досье, и мы уйдем.

Тишину комнаты нарушал доносившийся издалека грохот музыки. Можно было подумать, что это сердце турка бухает у него в груди. Наконец он прошептал:

– У меня их больше нет.

– Да? И почему же?

– Я их уничтожил. После каждого убийства сжигал карточку. Нет следов – нет и заморочек.

Поль внутренне ужаснулся, понимая, насколько важное признание сделал только что турок. Его расследование впервые за все время обретало почву под ногами. Все три женщины реально существовали: сейчас они словно рождались прямо у него на глазах. Тела действительно принадлежали нелегалкам.

Шиффер вернулся на середину комнаты.

– Следи за дверью, – сказал он Полю, не удостоив его даже взглядом.

– Ч...ЧТО-О-О?

– Дверь!

Не дожидаясь, пока Поль среагирует, Шиффер кинулся на Мариуса и ударил его головой об угол стола. Нос турка треснул, как скорлупа ореха в щипцах. Полицейский схватил его за волосы и ударил окровавленным лицом о стену:

– Давай сюда карточки, сволочь!

Поль рванулся было к ним, но Шиффер оттолкнул его, выставив локоть. Поль потянулся к кобуре, но окаменел: ему в лицо смотрело черное дуло "магнума" 44-го калибра. Цифер в мгновение ока выпустил турка и выхватил оружие.

– Следи за дверью, я сказал...

Поль замер. Откуда у Шиффера пушка? Мариус одним движением подъехал на стуле к столу, нырнул рукой в ящик.

– Сзади!

Шиффер крутанулся на каблуках и швырнул в лицо турку свой тяжелый пистолет. Мариус опрокинулся назад и рухнул на пол, развалив сложенные стопки листовок. Шиффер схватил его за майку, снова усадил на стул и приставил оружие к подбородку.

– Карточки, грязный турок! Иначе считай себя покойником.

Марека сотрясала дрожь. На зубах пенилась кровь, но он не переставал улыбаться. Шиффер сунул пистолет в карман и подтащил его к бумагорезке.

Поль тоже выхватил пистолет и заорал:

– Прекратите это!

Шиффер поднял крышку и затолкал внутрь машинки правую руку турка.

– Отдай мне эти досье, мешок с дерьмом!

– ПРЕКРАТИТЕ ЭТО ИЛИ Я БУДУ СТРЕЛЯТЬ!

Цифер даже глаз не поднял. Он начал медленно опускать резак. Кожа на пальцах сморщилась, из надрезов черными пузырьками выступила кровь. Мариус закричал, но вопль Поля заглушил его голос:

– ШИФФЕР!

Он целился в напарника, держа пистолет двумя руками. Он должен выстрелить. Должен...

Дверь с грохотом распахнулась, ударила Поля в спину, отбросив его к металлическому столу, и он упал, ударившись затылком об угол.

Телохранители попытались вытащить оружие, но тут комнату огласил вой гиены и на громил брызнула струя крови. Поль понял, что Шиффер довел дело до конца. Он опустился на колено и прокричал, махнув пистолетом:

– Убирайтесь!

Охранники не двинулись с места, загипнотизированные увиденным. Поля била крупная дрожь, он целился в охранников из своего 9-миллиметрового пистолета.

– Да отвалите же, черт вас побери!

Поль долбанул одного в грудь рукоятью пистолета, вытолкал наконец обоих за порог, захлопнул дверь, привалился к ней спиной и обернулся, чтобы взглянуть кошмару в лицо.

Мариус всхлипывал, стоя на коленях, его правая рука все еще была засунута в бумагорезку. Шиффер не довел дело до конца, но кожа и мясо на фалангах висели лохмотьями. Палач придерживал жертву за рукав, скалясь, как безумный.

Поль спрятал оружие в кобуру. Он понимал, что должен унять Шиффера, но тут Мариус махнул свободной рукой в сторону серебристых металлических шкафов рядом с ксероксом.

– Ключи! – рявкнул Шиффер.

Мариус попытался схватить висевшую на поясе связку ключей. Цифер опередил его и заставил указать подходящий к замку.

Пока старый сыщик возился с дверцей, Поль освободил раненого, осторожно подняв металлическую пластину, на которой висела окровавленная кожа. Турок тяжело рухнул на пол, свернулся калачиком и застонал:

– Больница... отвезите меня... в больницу...

Шиффер с недоумением обернулся. В руке он держал картонную папку на завязках. Он рывком дернул тесемки и нетерпеливо выхватил оттуда карточки с именами и поляроидные снимки трех жертв.

Ошеломленный Поль понял, что они победили.

Они выскочили через запасный выход и побежали к машине. Поль резко рванул "гольф" с места и едва не врезался в проезжавшую мимо машину.

Он повернул направо, к улице Люсьен-Сампе, и не сразу понял, что едет по встречной полосе. Резко взяв влево, он направился к бульвару Мажента.

Нерто едва видел, что происходит вокруг. Слезы мешались с дождем, красные огни светофоров на перекрестках выглядели кровоточащими ранами.

Он проскочил, не тормозя, два перекрестка, вслед ему неслись ругательства, оскорбления и гудки клаксонов. На третьем Поль наконец резко затормозил и через несколько секунд уже знал, что должен делать.

Зеленый свет.

Поль сорвался с места, мотор заглох, он ругнулся сквозь зубы и снова повернул ключ в зажигании.

– Куда ты едешь? – спросил Шиффер.

– В участок, – выдохнул Поль. – Я тебя арестую, сволочь.

На противоположной стороне площади, как океанский лайнер, сиял огнями Западный вокзал. Поль в очередной раз стартовал, но тут Шиффер внезапно нажал на педаль акселератора.

– Чертов...

Шиффер схватился за руль, крутанул вправо. Они въехали на улицу Сибур, змеившуюся вдоль церкви Сен-Лоран. По-прежнему удерживая руль одной рукой, Цифер резко приткнул "гольф" к тротуару.

Поль получил удар по ребрам, икнул и закашлялся, облившись горячим потом. Сжав кулаки, он повернулся к своему пассажиру, чтобы нанести тому удар по челюсти.

Его остановила смертельная бледность старого сыщика – Жан-Луи Шиффер снова постарел на двадцать лет. Лицо осунулось, остекленевшие глаза казались прозрачными – ну просто череп, да и только!

– Вы чокнутый! – прошипел Поль, подчеркивая обращением на "вы" отвращение к Шифферу. – Законченный псих. Я уж постараюсь упечь вас надолго, можете на меня рассчитывать! Да вы сгниете в тюрьме, чертов палач!

Не отвечая, Шиффер достал из перчаточного ящика старый атлас Парижа и вырвал несколько страниц, чтобы промокнуть закапанную кровью куртку. Руки в старческих пятнах дрожали, слова со свистом и клекотом вырывались из горла:

– С этими свиньями иначе нельзя...

– Мы полицейские.

– Мариус грязная тварь. Чтобы держать своих шлюх в подчинении здесь, он мучает их детей там, на родине. Уродует, калечит – кому руку, кому ногу, это здорово успокаивает турецких мамаш!

– Мы представляем закон.

Поль начал дышать ровнее, он почти успокоился и снова ясно различал перед собой черную церковную стену, видел горгулий, нависающих над их головами на манер виселиц, понимал, что на улице по-прежнему идет дождь.

Шиффер опустил стекло и сплюнул.

– Тебе поздно избавляться от меня, – заявил он, комкая грязную бумагу.

– Если вы думаете, что я побоюсь ответить за свои поступки... то глубоко заблуждаетесь. Вы отправитесь под замок, даже если мне придется сидеть с вами в одной камере!

Шиффер зажег свет, развязал лежавшую у него на коленях папку и выхватил листки с данными жертв. Открепив фотографии, он разложил их на приборной доске, на манер карт таро.

Откашлявшись, спросил:

– Что ты видишь?

Поль застыл в неподвижности. Свет уличных фонарей отбрасывал блики на глянцевую поверхность снимков. Два месяца он искал эти лица. Воображал их, рисовал и стирал, сотни раз начинал снова... А теперь вот испугался, как младенец.

Шиффер положил ему руку на затылок и заставил наклониться к фотографиям.

– Что ты видишь? – хрипло каркнул он.

Поль вгляделся. Три хорошенькие рыжеволосые круглолицые женщины смотрели на него удивленными глазами.

– Так что бросается тебе в глаза? – настаивал Шиффер.

Поль колебался.

– Они как будто похожи, я прав?

Шиффер с хохотом повторил:

– Похожи? Правильнее будет сказать, что это одна и та же женщина!

Поль повернулся к нему. Он не был уверен, что правильно ухватил суть дела.

– И что же?

– А то, что ты был прав. Убийца охотится за одним и тем же лицом. Тем лицом, которое он любит и ненавидит одновременно. Он одержим этим лицом, оно вызывает в нем противоречивые чувства. Мы по-прежнему ничего не знаем о побудительных мотивах его действий, но можем быть уверены, что он преследует совершенно определенную цель.

Гнев Поля уступил место ощущению одержанной победы. Итак, интуиция его не подвела: погибшие – нелегалки, похожие друг на друга... Интересно, прав ли он насчет античных статуй?

А Шиффер торопился закрепить успех:

– Эти лица – серьезный шаг вперед, поверь мне. Это дает нам главное – убийца знает квартал как свои пять пальцев.

– Тоже мне новость.

– Мы предполагали, что он турок, но не то, что он знает каждую мастерскую, каждый подвал. Ты понимаешь, каким терпеньем и упорством нужно обладать, чтобы находить женщин, до такой степени похожих друг на друга? Этот мерзавец ходит, где хочет.

Поль произнес – чуть спокойнее:

– Ладно. Признаю, что без вас никогда не получил бы этих фотографий. Поэтому я не сдам вас в полицию, а отвезу прямиком в Лонжер.

Он начал поворачивать ключ в замке зажигания, но Шиффер удержал его за руку.

– Ты совершаешь ошибку, малыш. Сейчас я нужен тебе, как никогда.

– Для вас все закончено.

Шиффер помахал одной из карточек.

– Теперь мы знаем не только их лица и имена, но и адреса мастерских, где они работали. С этим можно работать.

Поль замер.

– Хотите сказать, кто-то мог что-то видеть?

– Вспомни, что сказал судебный медик. У всех жертв желудок был пуст. Они возвращались с работы. Нужно допросить работниц, которые каждый вечер ходили этой дорогой. И хозяев мастерских. Но для этого, мой мальчик, тебе нужен я.

Шифферу не было нужды долго настаивать: три месяца Поль натыкался на одну и ту же глухую стену. Он уже представлял себе, как снова расследует дело один и в конце концов проигрывает.

– Даю вам день, – сдался он. – Обойдем мастерские. Опросим коллег, соседей, друзей – если таковые найдутся. И сразу – назад в приют. Предупреждаю: один неверный шаг – и я вас убью, на сей раз без малейших колебаний.

Шиффер попытался расслабиться, но Поль чувствовал, что старый сыщик испугался. Теперь страх завладел ими обоими. Он уже собирался тронуться с места, но снова остановился – хотел выяснить все до конца.

– Эта жестокость у Мариуса, к чему она?

Шиффер смотрел на выступавшие из темноты изваяния горгулий: черти, сидящие на насестах, курносые инкубы, демоны с крыльями летучей мыши. Наконец он ответил:

– Другого способа не было. Они решили молчать.

– Кто – "они"?

– Турки. Квартал "запечатан", ясно тебе? Нам придется выбивать из них правду!

Голос Поля сорвался почти на визг:

– Но почему они так поступают? Почему не хотят помогать нам?

Шиффер все еще разглядывал каменные головы. Лицо его было бледным, как побеленный известкой потолок.

– А ты еще не понял? Они защищают убийцу.