Глава 13. И посиделки наедине с девочкой могут быстрее натолкнуть на замечательную мысль сделать из Тимура козла отпущения

Голоса

...И посиделки наедине с девочкой могут быстрее натолкнуть на замечательную мысль сделать из Тимура козла отпущения. Обнаружив на кухне одну Лизу, он хотел было ретироваться, но она уже заметила его. На измученном детском лице последовательно промелькнули испуг, смущение и радость.

– Как вы думаете, на меня ругаться не будут? – спросила она, показывая какой-то темный квадратик. Тимур подсел к столу. Перед Лизой лежала уже ополовиненная плитка шоколада – он приподнял, чтобы посмотреть на обертку – лиловую в тонкую белую полоску. «Особый».

– Тебе нравится соленый шоколад? – улыбнулся он.

Лиза с энтузиазмом кивнула и отправила в рот еще один кусочек.

– Я сама в кладовке взяла, – немного смущенно сказала она, – очень есть хочется, а разрешения спросить было не у кого. Хотите?

– А куда все подевались? – спросил Тимур и взял дольку. Хорошенькое дело, подумал он, пять трупов за ночь, а маленькая девочка сидит на кухне одна.

– Папа лежит и молчит, – принялась тщательно перечислять Лиза. – Шмель лежит в комнате, где спал Вячеслав Иванович, и скулит, я его погладила, но он все равно скулит... – на глазах девочки проступили слезы, и она остановилась, чтобы сдержать плач. – И он описался там, я хотела вывести его погулять...

– Не вздумай! – рявкнул Тимур, и Лиза быстро закивала.

– Я испугалась на улицу идти, – слезы все еще текли из глаз, и голос был виноватый. Она судорожно вздохнула и продолжала чуть спокойнее: – Леша, Тофик, Аля и Нина сидят в комнате, курят и рассказывают друг другу, что хотят выпить, но Нине, по-моему, уже надоело и скучно. Стюардесса в душе.

Тоже умно, отметил про себя Тимур. То ли искренне верит, что убийца – психиатр, то ли совсем уже одурела от ломки, и даже призрачная возможность облегчить боль стала сильнее инстинкта самосохранения.

– Барин что-то ищет в своей комнате и страшно ругается, – добросовестно продолжала Лиза. – Врач связанный лежит, вы знаете... А Колян сидит в кладовке и плачет.

– Что? – опешил Тимур.

– Сидит в кладовке и плачет. Отсюда не слышно, – добавила она, правильно истолковав его взгляд, брошенный на дверцу, ведущую на склад. – Я когда шоколадку искала, он сказал «кто здесь», и «не троньте меня, изыдите», и я... ну, спряталась...

Лиза слегка покраснела, не зная, как объяснить, что боялась огрести за то, что таскает с чужих полок шоколад, и поэтому свет не включала, кралась на цыпочках и, услышав человека, вовсе перестала дышать, чтоб не попасться.

– А еще он бормотал что-то такое... про небеса и царствие...

– «Отче наш?»

– Наверное. Он мертвеца очень испугался, – объяснила Лиза и виновато отвела глаза.

Тимур чуть не рассмеялся. Все так дружно приняли версию о массовой галлюцинации и поспешили выкинуть любые мысли о ходячем мертвеце из головы, – и только у несчастного бандита хватило воображения, чтобы принять реальность. Правда, на этом его запас прочности и кончился. Тимур отстраненно прикинул – как бы поступил он? Да, пожалуй, тоже предпочел бы забыть, как и остальные, и сделать вид, что ничего не было.

Если бы не догадка, что он нашел артефакт покруче медузы. А Заказчик пусть наймет себе гипнотизера, со свирепым весельем подумал он. Впрочем, медуза воробью не мешает...

– Как, по-вашему, я сумасшедшая? – спросила вдруг Лиза.

– Нет, – твердо ответил Тимур. – Совершенно точно – нет.

– И вы не будете думать, что я свихнулась, если я вам кое-что скажу? Не скажете, что я ненормальная и все придумала?

Тимур покачал головой. Еще несколько секунд Лиза собиралась с духом – и, в конце концов, начала рассказывать, о том, что случилось в комнате, где лежало тело Натальи. Только о воробушке не сказала ни слова – казалось, что уж это она точно выдумала.

– Вот так, – закончила она. – Так и было, честное слово. Вы мне верите? И там, в туалете... вы видели ведь. Я думала, он сможет сказать, кто его убил. Мне очень надо... – ее голос снова задрожал. – Вы мне верите?

– Верю, – ответил Тимур и вздохнул. Несколько секунд он смотрел в разноцветные глаза девочки, боясь спугнуть хрупкое взаимопонимание. – Покажи мне, пожалуйста, свой кулончик, – попросил он. – У тебя ведь есть такой серебристый кулон, правда?

Лиза испуганно отшатнулась, непроизвольно прижала руку к груди. Но Тимур смотрел спокойно и доброжелательно, и она решилась. Сняв кулон, она протянула его Тимуру.

Рука Тимура лишь слегка задрожала, когда он взял легендарного, сотни лет назад утерянного воробья, но Лиза правильно поняла его взгляд.

– Это совсем особенная вещь, да? – тихо спросила она. – Волшебная?

Тимур кивнул.

– По легенде, он возвращает души умерших, – медленно проговорил он и невольно добавил: – А я-то думал, это миф!

– Ну, вы же взрослый, – снисходительно ответила Лиза, – вам в такое верить не положено.

Тимур протянул предмет обратно, и Лиза торопливо надела его на шею. Он еще продумает комбинацию, которая позволит ему завладеть предметом. Непростое будет дело. Надо будет добиться, чтобы девочка искренне захотела расстаться с кулоном... Но это все потом, для начала надо было выбраться отсюда живым и невредимым. А еще медуза...

– Лиза, а ты видела когда-нибудь людей с такими же, как у тебя, глазами? – наудачу спросил Тимур. – Не встречала таких в городе? Или, может быть, видела похожие предметы?

– Нет, – ответила девочка, но как-то не слишком уверенно. Глаза на мгновение затуманились, будто она пыталась что-то вспомнить.

– Например, медузу?

– Не, не видела, – теперь Лиза не сомневалась. – А что, бывают другие?

– Я просто подумал, что было бы прикольно – кулон-медуза из такого металла, – брякнул Тимур, и Лиза нахмурилась.

– По-моему, вы неправду говорите, – обиженно пробормотала она. – Мужчины кулоны не носят.

– А длинные волосы? – спросил Тимур, радуясь, что пренебрег здравым смыслом и не подстригся перед отъездом. Лижа пожала плечами, но обиды в глазах поубавилось.

– Души умерших, – задумчиво пробормотала она, прикоснувшись к воробью.

Ветер за стенами уже не выл – визжал и рычал на тысячи голосов. Может, это души? Или злые духи из страшных сказок поднялись из глубин Нижнего мира? Может, это разъяренные призраки носятся между сопками, хотят выколупать укрывшихся в доме людей? Кажется, ожидание будет бесконечным и бесплодным, рассвет никогда не наступит, буран никогда не утихнет. Нет ничего, кроме ветра, снега и непрочного островка тепла в центре; бураном занесло все мысли, все надежды, все воспоминания. Двери все хлопают и хлопают на сквозняке. Будто все время кто-то ходит, невидимый и очень злой. Может быть, это души убитых, не способные вернуться в тело, бродят в поисках убийцы. Может, это Наталья ищет падчерицу, чтобы сказать ей, что все из-за нее.

Свистят в щелях сквозняки – ледяные пальцы ветра протискиваются в дом, пока еще не в силах сколупнуть стены, но надолго ли... Послышался звон разбитого стекла – показалось или и правда ветром выдавило окно? Свист торжествующе взвился, перешел на визг, потянуло по ногам ледяным холодом... Это уже не просто тайфун, это злобное, полное ненависти существо. Оно не успокоится, пока не получит их всех. Никто не уйдет из пасти бурана, дышащей снегом и мороженым мясом. Хлопают двери, бубнят голоса. Шепот и плач живых и мертвых переплетаются, вмешиваются в снежную кашу... «По дому ходят мертвецы». «Где она, где, черт возьми, этот козел...» Они ищут папу, потому что она сказала им, что все из-за него. «Мертвецы ходят, мертвецы идут, идут сюда». Шаги. «Где эта дрянь, где...»

– Лиза. Лизка, ты что? – испуганно окликнул Тимур девочку, побледневшую до прозелени. Схватил за плечо. – Лиза!

Лиза хрипло втянула в себя воздух, ее лицо, на несколько секунд превратившееся в мертвенно-неподвижную маску, вновь ожило. Она все еще вслушивалась в бормотания, идущие из коридора, но ужас с ее лица исчез. Когда она повернулась к кухонной двери, в ее глазах было только настороженное любопытство.

– Коляна не видели? – прохрипел Барин, вваливаясь на кухню. Он обрушился на стул, подгреб себе кружку с остывшим чаем, шумно отхлебнул. – Колян куда-то делся, – просипел он. – И пушка моя пропала, не могу найти.

– У вас есть пушка? – изумленно спросила Лиза. – Пис­толет?

Барин окинул ее мутным взглядом и решил проигнорировать. Снова с шумом присосался к кружке.

– Так Коляна не видали? – спросил он, с грохотом поставив ее на стол. – Не то чтобы...

– Он в кладовке, – негромко ответил Тимур.

– Жрать что ли захотел?

– Нет, он, видимо, решил, что там безопаснее, – объяснил Тимур.

Барин вытаращил глаза.

– Вот баран дрисливый, прислали на мою голову, – пробормотал он. «Не троньте меня, не приходите», – различила Лиза голос Коляна.

Внезапно физиономия Барина прояснилась:

– Так это он, наверное, мой ствол прихватил! Ну, я сейчас...

Он отшвырнул табуретку, рванул на себя дверцу кладовки, и, пригнув голову, устремился внутрь. На лице Тимура внезапно проступили понимание и испуг.

– Не на... – начал было говорить Тимур, но оборвал фразу. Не вставая, он изо всех сил дернул Лизу за руку. Девочка взвыла от боли – казалось, плечо вырвали из сустава. «Не тронь, изыди!», – завизжал кто-то. От удара о пол вышибло дух, локоть пронзило, как электрическим разрядом, ребра придавило. Раздался пушечный грохот, и Лизе показалось, что ее голова раскалывается на части, как весенний лед на бухте, но тут грохнуло второй раз, в нос ударил резкий запах хлопушек, и тогда до Лизы дошло, что это выстрелы. Медвежий рев донесся из кладовки. «Брось пушку, м... ла! Отпусти, козел, ты...» Тимур, все еще нависающий над Лизой, как-то судорожно ухмыльнулся и прикрыл ей уши, но это не помогло – она по-прежнему слышала потоки мата, грохот рушащихся со стеллажей банок и дикий, безумный визг.

Третий выстрел. Визг поднялся до невыносимо пронзительной ноты и оборвался. «Твою мать...» – прохрипел второй голос. Тяжелое железо ударило в пол – звук падения был таким сильным, что отозвалось под Лизой легким содроганием досок.

– Лежи, – пробормотал Тимур и приподнялся.

– Надо было свет включить, – потерянно сказал ему Барин, появляясь на пороге кладовки.

– Надо было, – согласился Тимур. Лиза встала, потирая локоть и стараясь не смотреть на черный проем склада.

– Мне шить нечего, самооборона, – с агрессивным напором заговорил Барин, не глядя на сбежавшихся на выстрелы людей. – Самооборона – чистяк, не придерешься, ты подтвердишь. Он рехнулся, за мертвяка меня принял. Я только отобрать пушку хотел, она сама выстрелила, ты подтвердишь.

– Ладно.

– В натуре сама выстрелила. Слушай, может он живой еще?

Тимур щелкнул выключателем, заглянул на склад.

– Вряд ли, – проговорил он, глядя на лужу крови, вытекающую из-под простреленной головы.

– Да, – согласился Барин, – я в натуре стрелять в него не хотел, мне проблемы не нужны.

– Дела, – протянул от дверей Тофик. В его глазах плескалось нехорошее веселье. – Маньяка повязали, а свежий труп все равно тут как тут. Отлично проводим время! Кто следующий хочет развлечься?

Нина, не меняясь в лице, отвесила ему пощечину, и Тофик замолчал, будто подавился.

– Это была самооборона, – в который свирепо повторил Барин. – Несчастный случай. Ты подтвердишь.

– Подтвержу, успокойся, – ответил Тимур.

Он говорил искренне. Можно себе представить: напуганный, как запертый в темной комнате малыш, бандит прет у... хм... коллеги оружие. То ли по привычке – наверняка со стволом он чувствует себя спокойнее. То ли искреннее веря, что пуля защитит его от мертвецов. Скорее второе, решил Тимур, припомнив сцену в туалете. Итак, совсем потеряв разум от ужаса, Колян крадет пистолет и прячется в кладовке. Тимур представил, как он сидит там в темноте, прислушиваясь к вою сквозняков и смутным голосам, уже не в силах различить игру воображения и реальность... Слышит крадущиеся шаги – черт бы побрал Лизу с ее шоколадками, он же едва не пристрелил девчонку! Нервы натянуты до предела. И когда Барин вваливается в кладовую – Колян уже не узнает его, он осознает лишь, что нечто большое и агрессивное пришло за ним. И начинает палить, но, на счастье Барина, промахивается. Завязывается драка за все еще заряженный пистолет... Остальное закономерно, погибнуть мог любой из них. Могло, конечно, обойтись; могло закончиться ранением, – но только не этой ночью. Этой ночью счастливых финалов не предусмотрено.

– Ну что, похоронная бригада, взялись? – спросил Тофик и поспешно отодвинулся от Нины. – Не оставлять же его в кладовке... Конечно, я не настаиваю, неизвестно, сколько мы еще здесь просидим, запас мяса не помешает...

– Да заткнись ты! – крикнула Аля, но по ее губам скользнула невольная улыбка, а Лешка торопливо прикрыл лицо рукой. Люди устали бояться.

Тофик был мерзлякой. Коренной бакинец, попавший в Черноводск по распределению после института, он так и не привык к местному климату. Еще больше он маялся в экспедициях, – почему-то разведка обычно проходила в таких местах, где пятнадцать градусов выше нуля считается почти жарой. Тофик так страдал и кутался, что мог бы вызвать презрение – если бы сам не был готов первым подшутить над собой. Умение посмеяться в ситуации, где другие были способны только на однообразную ругань, всегда ценилось коллегами. Тофик мог развеселить людей, намертво застрявших в вездеходе посреди болота; его комментарии к унесенным приливом образцам, которые собирали три дня, заставляли людей хохотать, забыв досаду. Вторая неделя под непрерывным дождем посреди тундры, в промокших насквозь палатках, не способных уже держать воду, под свинцовым небом, трамбующим бесконечные заросли карликовой березы... Тофик открывал рот – и измученные люди начинали улыбаться.

Мало кто знал, что он почти не способен контролировать эту способность. Смех был защитной реакцией, щитом, который выставлялся непроизвольно. Чем хуже Тофик себя чувствовал – тем больше шутил. Его броне было совершенно наплевать, насколько это уместно, так же как предохранителям на электрощитке наплевать, насколько вам необходимо электричество... Стоило напряжению превысить черту – и Тофик принимался острить.

Никто и представить себе не мог, какие героические усилия он предпринимал этой ночью, чтобы молчать. Убийство одной коллеги, горе другого, смерть дежурных, с одним из которых Тофик был шапочно знаком, – мозг геолога бурлил, как котел, требуя привычной разрядки. Нелепая гибель заезжего бандита стала последней каплей. Тофик был почти благодарен Нине за пощечину, но второй все-таки не хотел. Новый припадок остроумия подступал неукротимо, как понос, и Тофик, схватив сигареты, отправился в сортир, изо всех сил стараясь не заржать в голос над этой аналогией.

Перекурить в одиночестве, успокоиться, а потом найти источник жуткого холода, тянущего по ногам. Перед тем, как начали стрелять, он вроде бы слышал звук разбившегося стекла, и подозревал, что ветром выдавило одно из окон. Оставалось надеяться, что стекло было треснувшее – иначе стоило ожидать, что и остальные не выдержат... Ситуация и без того нехороша.

Не дойдя до туалета буквально два-три метра, Тофик остановился и присвистнул. Из-под двери в комнату, где оставили связанного психиатра, не просто дуло – можно было даже разглядеть пляшущие на сквозняке сверкающие снежинки. Геолог толкнул дверь, и в лицо ему ударил заряд снега.

Он протер глаза, смахивая налипшие на ресницы снежинки, и огляделся. Врача в комнате не было. Ветер беспрепятственно рвался в разбитое окно. На длинных, хищно изогнутых, как клыки, осколках стекла, облепленных розовым снегом, трепетали клочья тряпок. Оглядевшись, Тофик заметил, что со второй койки исчезло одеяло.

Обломок стекла, на котором трепыхался окровавленный обрывок белой трикотажной ткани, притягивал взгляд. Заранее догадываясь, что увидит, Тофик все-таки влез на тумбочку в изголовье кровати и, одолевая сопротивление злобно рвущегося вовнутрь ветра, высунулся в окно.

Получасом раньше Александр, напрягаясь и извиваясь всем телом, все-таки сумел взобраться на ту же тумбочку и встать во весь рост. Ему повезло, что он успел избавиться от розеток до того, как враги решились действовать, – теперь никто не мог наблюдать за ним или влиять извне. Еще большим везением было то, что неумные клевреты Барина не догадались зафиксировать его на кровати, успокоившись на том, что запеленали в одеяло, как в кокон. И небрежно обвязали веревкой. Во время попыток подобраться к окну он несколько раз упал и сильно ударился, все тело гудело, но боль заглушало сдержанное удовлетворение: первая часть плана была выполнена.

Прежде недоступное окно теперь было на уровне его груди. Мелко переступая связанными ногами, он повернулся к нему боком и всем телом бросился на стекло, пытаясь максимально выставить локоть. Сустав, казалось, раскололся от боли; несколько секунд Александр не мог вздохнуть. Но стекло треснуло – он слышал хруст. Второй удар добил его. Приседая и приподнимаясь, Александр перетер веревку об один из осколков. Это заняло больше времени, чем он рассчитывал; он взмок, мышцы мелко дрожали от усталости, но лопнувшая, наконец, веревка придала сил.

Выбравшись из пут, он соскочил с тумбочки. Сборы были недолгими: два одеяла, свечи, еще вчера обнаруженные в ящике, прокопченная брезентовая куртка слоновьих размеров, найденная в шкафу. Он методично повыкидывал все в окно. Торопиться было некуда: он точно знал, что перехитрил всех. Они пытались использовать против него супероружие, убивающее на расстоянии, но не сумели его толком настроить и после нескольких промахов, из-за которых погибли невинные люди, решили действовать по-другому. Они не знали, что он научился противостоять облучению, и в этом была их фатальная ошибка.

Александр оглядел комнату, проверяя, не забыл ли чего-нибудь. Пора было уходить. Конечно, немного жаль геологов, которых эта шайка гипнозом перетащила на свою сторону, но – на войне как на войне. Он снова вскарабкался на тумбочку и принялся протискивать в окно.

– Так выходит он сам? – неестественно тонким голосом спросила Нина. – Сам? Сам выпустил себе кишки?

Лицо у Нины было белое и неподвижное. Она выглядела как человек, который открыл подвал, чтобы набрать картошки, – а перед ним распахнулась бездна, полная клубящейся тьмы, в которой копошатся монстры. Тимур вдруг понял, что он впервые видит Нину по-настоящему испуганной – даже когда эта женщина, голая и мокрая, заходилась визгом посреди туалета, она сохраняла какие-то остатки самообладания – а сейчас контроль над собой полностью покинул ее. Казалось, Нина вот-вот сойдет с ума от ужаса.

– Да погоди ты, – рявкнул Лешка. – Прекрати паниковать, слышишь? Мы не знаем, насколько сильно он порезался, может, только кожу поцарапал.

– Майка...

– Ну да, шмотье изорвал. Нина, если бы ему выпустило кишки, он бы сейчас валялся под окном. Угомонись. Психи – народ живучий.

Краска медленно возвращалась на лицо Нины, но потрясение все еще было слишком велико. В углах рта залегли глубокие складки.

– И где он теперь? – пробормотала Аля.

– Черт его знает, лично я искать его точно не пойду, – ответил Тофик. – Входную дверь я закрыл на засов.

– Давно было пора, – вставил Лешка.

– И, девочки... Если вы надумаете пойти в сортир – идите все вместе. Минимум втроем. Лиза? Ты поняла? Молодец. Анна?

Он сердито взглянул на стюардессу. Обнаружив побег психиатра, Тофик, чувствуя себя овчаркой, согнал всех на кухню. С Дмитрием пришлось повозиться – он никак не хотел понимать, что произошло; со всем, что говорил Тофик, соглашался, но встал, только когда геолог начал орать. Анну тоже едва удалось поднять – она смотрела на него пустыми, непонимающими глазами и жалобно постанывала, когда стаскивал с нее вонючий тулуп и промокшее от пота одеяло. Девушка явно была больна, и серьезно; ему было жаль вытаскивать ее из кровати, но оставить ее лежать одну в комнате он тоже не мог – как минимум до тех пор, пока здание не обыщут заново. Сбежавший через окно псих мог запросто вернуться через дверь.

Последним Тофик, ругаясь и уговаривая, приволок на кухню Шмеля, – казалось неправильным оставлять несчастного пса и дальше тосковать над тапочками погибшего хозяина, да и... Черт знает этого маньяка – если он с такой легкостью убивает людей, то может не пощадить и собаку. Сердобольная Аля тут же открыла для пса банку тушенки, но тот даже не понюхал ее – улегся в углу и положил голову на лапы.

– В общем так, мужики, – сказал Тофик. – Мы с Барином идем осматривать все помещения подряд, начиная с сортира. Леха с Тимуром остаются у входной двери и просматривают коридор. Димка, ты... ты лучше останься с дамами и за дочкой присмотри.

– Пусть с ними лучше Барин останется, – вмешался Тимур, – он вооружен. – «Вот именно», – прочел он в глазах Тофика. – А я пойду с вами. Поверьте, вдвоем мы его скрутим и без оружия.

Тофик мгновение колебался; но, взглянув на занесенное снегом окно, неохотно кивнул.

***

От режущей боли в животе он едва не заорал – ощущение было такое, будто он оставил висеть на окне половину внутренностей. На миг представилось, как к разбитому стеклу подлетают чайки, срывают темные клочья и с довольным криком уносятся прочь. Изорванные слои одежды быстро пропитывались кровью. Собравшись с духом, Александр задрал майку – и увидел всего лишь глубокий порез. Повезло.

Сугроб, наметенный вдоль стены, прикрывал его от ветра. Нависающая широким карнизом вершина резко белела на фоне темно-серой мути, в которую превратился остальной мир. Выбираться было страшно – но погоня уже близко. Он быстро собрал вещи, нацепил на себя куртку. Добежал до угла здания – там снег лежал более полого, позволяя выкарабкаться наружу.

Стоило высунуться из укрытия – и ветер торжествующе взвыл, залепил очки, принялся месить тугими холодными кулаками. Врач сделал несколько шагов, по пояс проваливаясь в сугробы, а потом догадался лечь. Ползти было намного легче – он почти перестал проваливаться, и преодолевать сопротивление ветра было уже не надо – буран бессильно скользил по спине, не в силах подцепить свою жертву. Только бы не потерять направление. Он должен ползти прямо – всего пятьсот метров, и он укроется в лощине между сопками, поросшей густым пихтовым лесом.

Но это было не такой уж простой задачей. Кровь текла из порезов, унося последние капли тепла, и Александр двигался все медленней. Перед глазами плыло; снег казался красным, будто он смотрел на него сквозь окровавленное стекло. Александр подтянулся еще раз, сдвинувшись на десяток сантиметров вперед, и обессилено замер. Он понимал, что не должен отдыхать, что остановка означает верную смерть, но не мог заставить себя сдвинуться с места. Красная пелена перед глазами стала ярче; она будто стягивалась, концентрировалась в небольшое пятно...

– Ты? Ты?! – воскликнул Александр. – Но... почему?

Мальчик в яркой красной курточке встал над ним, рассматривая с ленивым любопытством. Александр, как во сне, поднял руки, пытаясь защититься. Тонкая красная куртка мальчика и широкие штаны свободно болтались на теле, и ни малейшее движение не нарушало складки ткани. Челка аккуратно лежала на бледном лбу. Ветер, яростно трепавший Александра, был бессилен против мальчишки.

– Я хочу поговорить с вами о Лизе, – сказал он. – Ей нужна ваша помощь.

Неподходящее время для консультации. Он устал, за ним гонятся, а его уже второй раз за ночь донимают с этой девчонкой. Выдумывают несуществующие проблемы вместо того, чтобы всыпать ей как следует для прочистки мозгов.

– Она скверный, эгоистичный ребенок, – сказал Никита. – Она променяла лучшего друга на «гигантские шаги». И знаете что?

Никита наклонился ближе, и полы куртки распахнулись. Александр увидел черную дыру на месте живота и поспешно перевел взгляд на лицо. Глаза мальчишки были серебристые, как крыло чайки, и одну из радужек пересекала рыжая хвоинка. На щеке пророс узорчатый коричневый лишайник. От него пахло торфом. Он склонялся над Александром, будто собирался сказать ему что-то прямо в ухо, и врач понял, что он этого не выдержит. Краем глаза он видел, как что-то копошится под курткой.

– Пожалуйста, не надо, – прошептал Александр. Мальчишка ухмыльнулся, обнажив заостренные зубы. Он остановил лицо в двадцати сантиметрах от глаз Александра и сказал:

– Это она подговорила Барина закрыть больницу. Маленькая дрянь не желает лечиться, поэтому решила уничтожить вас. Вы видели, как она спелась с приезжим киллером? Вы должны ее наказать. Для ее же блага, пока она не зашла слишком далеко.

– Да, да, – пробормотал Александр. – Но как мне до нее добраться?

– Вам надо спрятаться, – ответил Никита и, к невыразимому облегчению Александра, выпрямился. – Переждать.

– Но... – он не мог больше шевелиться. Он чувствовал, как буран жадным ледяным языком слизывает с него остатки жизни, но не мог сказать об этом под испытующим взглядом серых глаз.

– Не спорьте. Идите за мной. Я покажу, где укрыться.

Красная куртка замелькала впереди, как маяк, и Александр из последних сил пополз следом. Он успел продвинуться максимум на метр, когда снег под ним провалился. Он попытался уцепиться за поверхность, но края ямы обрушились, и, обдирая тело об острые сучья, Александр рухнул вниз.

Понимание, что он жив, пришло постепенно. Александр осторожно пошевелился – порезы мучительно саднили, но переломов не было. Он поправил чудом удержавшиеся на носу очки, огляделся и хрипло рассмеялся.

Никита сдержал обещание. Над головой тесно переплетались ветви стланика, укрытые толстым слоем снега; темно-зеленая хвоя на его фоне казалась почти черной. Землю устилал толстый ковер порыжелых иголок, лишь изредка перемежаемых небольшими сугробиками. Александр снова рассмеялся и принялся обламывать тонкие сухие веточки, складывая их в небольшой костерок. О дыме он не волновался: в такой буран враги его не заметят.