Система укреплений княжества

Княжество Феодоро занимало юго-западную часть горного Крыма, известную начиная с раннего средневековья как «страна Дори в земле готов». Еще во времена правления императора Юстиниана I была создана система «длинных стен», которые закрывали горные проходы (клисуры) в горные долины, заселенные готами (гото-аланами).

Реальные остатки этих стен еще в конце XVIII в. были видны в устье р. Черной у крепости Каламита. Паллас дал их подробное описание: неподалеку от скалы с пороховыми погребами «видны следы стены, которая от крутой скалы шла прямо к ручью (Черной речке), имеющему тут в глубину иногда до полутора сажен, и на другой стороне от этого ручья опять тянулась к противоположной скале, где, кажется, были ворота»[1]. Подобную заградительную стену открыл В. Л. Мыц во время разведок 1979 г. у Эски-Кермена, а В. Сидоренко в 1984 г.- у Мангупа в балке Каралез. Существова­ла такая стена и близ Бахчисарая: ее подробно описывает Эвлия Челеби, а руины видели еще в XIX в. (М. Сосногорова, П. Никольский). Возможно, что дальнейшие исследования позволят выявить остатки подобных стен и в других горных проходах речных долин Юго-Западного Крыма. Открытые под Эски-Керменом и Мангупом остатки длинных стен проходят в наиболее узких местах ущелий и сложены в технике квадровой кладки.

«Длинные стены», построенные в середине VI в. для защиты оседлого населения горных долин, создавали для обороняющихся тактическое превосходство, лишая кочевников возможности вне­ запного нападения, набега. Охрана горных проходов-клисур обеспечивалась отрядами готов - федератов Византийской империи. Однако длинные стены являлись лишь частью оборонительной сис­темы Юго-Западного Крыма. Поэтому вдоль них строится ряд крепостей, которые могли укрыть в своих стенах население долин и воинские отряды в случае прорыва противника на том или ином участке обороны.

В X в., после падения хазарского господства в Таврике, Византия создает административно-военный округ - фему Херсон, восстанавливает крепости и систему «длинных стен». Наряду с этим на перевалах Главной гряды возводятся стены, служившие защитой для жителей Южнобережья в том случае, если кочевникам удава­ лось преодолеть первую заградительную линию. Заградительные стены в районе Главной гряды сложены из бута насухо, и это заметно отличает их от византийских «длинных стен» времен Юстиниана I. Остатки этих «каменных заборов» до настоящего времени можно видеть на Караби-яйле (Чигенитра-Богаз и Таш-Хабах-Богаз), между северной и южной Демерджи, у подножия Эклизи-Буруна, в верховье р. Ангара (между Чатырдагом и Долгоруковской яйлой), на некоторых перевалах южнобережной яйлы (Байдарском, Бузлукском, Тарпан-Баирском). Проход из Байдарской долины в урочище Кокия также защищала стена. Вторая линия «длинных стен» на Главной гряде по протяженности почти вдвое превосходила первую линию обороны. В X в. общинники-стратиоты (воины-земледельцы) возводят и ряд укрепленных сельс­ких поселений, жители которых несли сторожевую службу на перевалах у горных проходов и стратегически важных дорог. Стены этих укреплений, сложенные на глине и не слишком высокие, го­дились для защиты населения от противника, не имевшего опыта штурма крепостей (печенегов, половцев). Стены на горных перевалах, охраняемые стратиотами, хотя бы временно задерживали вторжения в горные долины орд кочевников, не давая им возможности внезапно напасть на жителей. Но небольшие крепости, защищенные прежде всего, «природной фортификацией», то есть местопо­ложением на крутой скале, ограниченные обрывами и т.п., как правило, не выдерживали сколько-нибудь долгой осады. Следы по­ жаров и разрушений нередки на их территории. В середине XIII столетия Горный Крым попадает в зависимость от татаро-монголов. Созданная Византией в VI — XII вв. система обороны вместе с гибелью городов и крепостей перестает функционировать. Сами татары, чувствуя себя вполне уверенно в открытом бою, не нуждались в укреплениях, пока были достаточно сильны, не позволяли этого делать и населению покоренных земель. Достигнув апогея сво­его могущества при ханах Узбеке (1312-1342) и Джанибеке (1342— 1357), Золотая орда уже к концу 1350-х гг. начинает приходить в упадок. В обстановке междоусобиц начинают возводиться городские укрепления, восстанавливаются старые крепости и строятся новые.

Когда впервые появились крепости Горного Крыма - в средние века или ранее? Кто воздвигал их - местные аборигены-тавры, римляне, гото-греческое население страны Дори? Изучая культуру мегалитов населения эпохи бронзы, известный швейцарский уче­ный-путешественник Ф. Дюбуа де Монпере связывал ее с аборигенами-таврами (циклопическая кладка стен, погребения в каменных ящиках и др.). Его взгляды разделяли М. А. Сосногорова и Г. Э. Караулов; авторы научных статей и неоднократно переиздававшегося «Путеводителя по Крыму». В той или иной степени эту точку зрения поддерживали известные крымские археологи Н. И. Репников, Н. Л. Эрнст, В. Н. Дьяков; в 1940-50-е гг.- П. Н. Шульц, в 1960-е - А. М. Лесков.

В 1945 г. начала свои работы Тавро-скифская экспедиция, кото­рой руководил П. Н. Шульц. Исследования горных укреплений подкрепили его в убеждении, что изначально это были таврские городища. Налицо были циклопические стены, близость таврских некрополей, визуальная связь памятников. Подводя итоги более чем 10-летним исследованиям в статье «О некоторых вопросах ис­тории тавров», он выстраивает таврские укрепления «в цепь», со­ общение между которыми могло осуществляться путем сигнализации огнем и дымом. Усматривая в кладке стен многих исаров «старую таврскую традицию», он приходит к выводу: «Многие средневековые крепости и замки возникли непосредственно на местах таврских укрепленных убежищ и унаследовали от них некоторые строительные приемы» [2]. О существовании множества крепостей тавров писали античные авторы (причем им были известны названия лишь нескольких из них: Криуметопон, Ламбат, Плакия). Об этом косвенно свидетельствует и то обстоятельство, что значительная часть Южнобережья - 1 от Балаклавы до Судака - была для греков закрыта: страшили и варварские нравы тавров, не церемонившихся с чужеземцами, и их маломерный, но маневренный флот. Однако так оградить свою страну от пришельцев было бы, разумеется, невозможно без обо­ронительных укреплений на побережье. Лишь после того, как рим­ляне предприняли суровые меры против тавров с их морским пиратством, по прошествии времени карта побережья начинает проясняться: на ней появляются названия приморских укреплений, воздвигаемых, судя по всему, на обжитых ранее местах. Высказывалось мнение, что многие из них были построены римлянами. Впоследствии контроль над ними перешел к Херсону, а через него - к Византии, стремившейся прибрать к рукам прибрежные пункты и морскую торговлю.

Мысль о Таврическом лимесе, созданном римлянами, была подробно развита в работе В. Н. Дьякова в 1942 г. Согласно ей, в | I — III вв. н. э. римляне для упрочения своего господства над Горным Крымом создают на побережье линию крепостей для контроля над дорогами, ведущими к перевалам. Они возведены на руинах таврских крепостей. Вся система крепостей Южнобережья была ориентирована на оборону от врагов, идущих с моря, а не с суши, считает В. Н. Дьяков: «этот оборонительный пояс создал народ, уверенный в своем морском господстве»[3]. Простирая Таврический лимес от мыса Айя до Кордон-Обы и включая сюда все расположенные на этом участке укрепления, В. Н. Дьяков заключает, что это «не генуэзские крепости», а античные, аналогичные Хараксу, и, следовательно - римские. «Это части римского limes ' a, который был сооружен по типу дунайского и является его продолжением в Таврике»[4].

Огромный вклад в крымскую археологию внес Н. П. Репников, составивший археологическую карту горной части полуострова. В отличие от П. И. Кеппена, считавшего, что древние укрепления - Южного берега, равно и нагорные, составляют единую систему византийской поры, Н. П. Репников признает, что исары Южнобережья первоначально построены таврами, а затем использованы римлянами. Не называя эту систему «таврическим лимесом» в отличие от В. Н. Дьякова, он тем не менее считает, что римская крепость Харакс на мысу Ай-Тодор не могла стоять изолированно на протяжении всего побережья, и поэтому датирует укрепления на г. Кошка и Аю-Даге римским временем. По его мнению, для контроля за морем римляне построили целый ряд крепостей, на­чиная на западе от мыса Айя и даже Балаклавы и заканчивая на востоке укреплением Кордон-Оба [5]. Таким образом, по мнению Н. П. Репникова, крепости возведены для контроля за морем, а по мнению В. Н. Дьякова - для охраны горных дорог. Кроме того, Н. П, Репников признавал использование горных крепостей в эпоху средневековья.

В 1933 г. Ф. И. Шмидт высказал предположение о строительстве линии укреплений для защиты страны готов в VI в. Северные гра­ницы защищали пещерные города, расположенные у скальных обрывов Внутренней гряды, где крепости тянулись сплошным рядом: Инкерман, Эски-Кермен, Сюйрен, Качи-Кальон, Тепе-Кермен, Чуфут-Кале, Бакла.

Поскольку, по данным письменных источников, Готия простиралась от Херсонеса до Судака, то необходимо выявить «готские укрепления, которые защищали южные границы их владений от мыса Айя до Алушты».

Основной объем наших сведений о горных крепостях Таврики относится к средневековью. В 1950-70-е гг. большая группа ученых (Е. В. Веймарн, О. И. Домбровский, Д. Л. Талис, М. А. Тиханова, А. Л. Якобсон) создали ряд обобщающих работ, в которых на современном научном уровне рассмотрена социально-историческая роль крепостей на протяжении средневекового периода с VI по XV век.

Почти все они многослойные, считает О. И. Домбровский: «на большинстве из них обнаружены не только раннесредневековые, но и более ранние отложения, свидетельствующие о том, что эти места постоянно, в той или иной мере, использовались человеком»[6]. Эти крепости служили опорными пунктами Византии, стремившейся закрепить за собой все побережье между Херсоном и Боспором. В расположении крепостей он видит две линии: одни стоят непо­средственно над морем, другие - между морем и обрывами Глав­ ной гряды. По его мнению, крепости «среднегорной полосы» принадлежали князьям Феодоро и должны были сдерживать притяза­ния Генуи на прибрежные земли.

Вопрос о внешних границах княжества Феодоро, интересный сам по себе, еще более сложен для периода XIV - XV вв. в связи с образованием Крымского ханства и экспансией со стороны Генуи. А. Л. Якобсон пишет, что границы княжества, возникшего еще «в XIII веке, если не в конце XII, приблизительно определялись некоторыми крайними пунктами, наверняка ему принадлежавшими: Каламитой - на западе, Партенитом (где в 1427 г. греки восстановили монастырь свв. Апостолов) и Алуштой - на востоке, включая Алуштинскую долину, по которой шел единственный колесный путь того времени из горного Крыма на побережье. Таким образом, княжество Феодоро охватывало в XV в. весь южный Крым (за исключением генуэзского Чембало - совр. Балаклава), вплоть до горы Демерджи восточнее Алушты, а на севере доходила до реки Кача»|7].

В определении границ княжества незадолго до его трагической гибели важным подспорьем может стать уже давно опубликованный список населенных пунктов, вошедших после 1475 г. в состав Мангупского кадылыка (округа), принадлежавшего туркам. В спи­сок этот вошли те поселения, которые были захвачены у княжества и генуэзцев. Выделив из списка пункты, принадлежавшие генуэз­цам, получаем список сел и городов княжества к моменту его за­ хвата.

В западные владения княжества в то время, видимо, входили все те земли, которые еще в начале XIV в. составляли принадлежность самостоятельного Херсонеса, то есть весь Гераклейский полуостров.

Сам Херсон в X — XII вв. находился под верховной властью ви­зантийских императоров. Со времени захвата Константинополя крестоносцами в 1204 г., и примерно до середины XIV в., сюзере­ном Херсона становится Трапезундская империя. Великие Комнины брали на себя роль защитника города во внешнеполитических конфликтах и его представителя на международной арене; они оказывали купцам города свое покровительство в обмен на уплату ежегодного налога. Верховенство императоров Трапезунда отражено в их титуле, где они, в частности, именовались властителями «Заморья» (Ператейя). Об этом свидетельствуют, в частности, найденные в Херсоне две печати Великих Комнинов 90-х гг. XIII в. — нач. XIV в. В отчетах они описаны следующим образом: «Свинцовая печать с изображением всадника... и с надписью KOMNINON» и большая свинцовая печать «с изображением св. Евгения и импе­ратора на конях, как на серебряных монетах трапезундских Комнинов» [8]. Находки печатей указывают, что в XIII — XIV вв. Херсон по-прежнему входил в сферу политических интересов Трапезунда. Однако в городское управление последний, видимо, не вмешивал­ся. Во главе Херсона стояли «городские власти», «знатные люди»:укрепление элементов городской независимости происходило, как и в других византийских городах, на аристократической основе. Несмотря на восстановление Византийской империи в 1261 г., Хер­ сон по-прежнему оставался под властью Трапезунда. Константино­польские власти, в свою очередь, заинтересованные в Черноморской торговле, стремились восстановить свое влияние на Херсон, действуя через посредство церкви. Именно во второй половине XIII в. херсонское архиепископство (как и другие крымские епархии) воз­ водится в ранг митрополии, константинопольский синод и патриар­хи оказывают пристальное внимание делам херсонской церкви.

В это же время, с конца XIII в. Херсон оказался в сфере торговых интересов итальянского купечества. Во второй половине XIV в. там была организована генуэзская фактория, находившаяся в административном подчинении Каффы. Она просуществовала до прекращения городской жизни в Херсоне в 50—60-е гг. XV в. В городе проживало довольно значительное число католиков, имеются све­дения о католическом монастыре и кафедральном соборе. С 70-х гг. XIV в. появляются сведения о генуэзском консульстве в Херсоне; торговая фактория в Херсоне (Горзони, Гиризонда) не относилась к числу значительных и упоминается в одном ряду с генуэзскими факториями Ялты, Партенита, Фороса, Сикиты, Алушты.

О херсонской знати имеются вполне определенные сообщения источников. Во главе управления городом в X и последующих веках стояли представители высшей титулованной знати империи, при­сылаемые из Константинополя. Об этом свидетельствовали их титулы - патрикии, протоспафарии, спафарии, спафарокандидаты; некоторые лица принадлежали к самым знатным семьям империи, причем кое-кто являлся и придворным.

Именно среди них мог оказаться Константин Гаврас, предположительно изгнанный в Херсон в 60-е гг. XII в. С возникновением Трапезундской империи к нему могли присоединиться и другие представители этого знатного семейства, имевшего родственные связи с Комнинами и Палеологами. Именно с ними связано употребление в качестве фамильной эмблемы двуглавого орла.

Геральдические изображения, украшающие сосуды, найденные на территории Херсона, указывают на то, что они принадлежали знатным семьям. Здесь и воин на коне с копьем и мечом; св. Георгий на коне, поражающий копьем дракона; герой, разрывающий пасть льву (Самсон?); грифоны, сирены, барсы, павлины. Такая посуда изготавливалась, скорее всего, на заказ. Особый интерес представляет чаша, украшенная изображением двуглавого орла. В описании А. Л. Якобсона, изображение это - «нарочито сложное и изысканное, придающее чаше парадный об­ лик, что может найти себе объяснение в самой теме двуглавого орла, носящего здесь явно геральдический характер. Возможно, что на херсонской чаше представлен княжеский герб. Надо сказать, что герб в виде двуглавого орла был широко распространен среди родовой знати Месопотамии и у сельджуков Малой Азии, памят­ники которой дают наиболее близкие аналоги изображению на херсонской чаше»[9]. А. Л. Якобсон отмечает, что этот полихромный поливной сосуд - не привозной, а изготовлен в Херсоне из местной красной глины и датируется примерно XIII в. В это время здесь усилилась власть Трапезундской империи, и вполне возмож­но, что правящие круги города пополнились выходцами из знат­ных семей Малой Азии.

Подтверждением тому служат найденные в Херсонесе обломки двух каменных плит с высеченными на них гербами и монограмма­ ми, схожими по типу с плитами князя Алексея 1425 и 1427 гг., которые в целом виде были обнаружены на Мангупе и в Каламите. Это важное свидетельство в пользу того, что среди князей и знати Феодоро были выходцы из Херсона. Однако на сам этот город посягали с XIII в. разные силы - Константинополь, Трапезунд, Генуя, и, в какой-то степени, князья Феодоро, которые еще возла­гали надежды на возрождение славы древнего портового города. Видимо, эти надежды не оправдались, и порт феодоритам при­ шлось создать в глубине гавани, в местечке Авлита у Килен-бухты, под прикрытием крепости Каламита.

Что касается Херсона, то город был покинут жителями в 50- 60-е гг. XV в. В 1449 г. там еще существовала генуэзская фактория, а в начале 70-х он назван «необитаемым местом». Об этом красноречиво свидетельствует инструкция Генуи своему консулу в Каффе: «Многие напоминают о том, что было бы полезно снести баш­ ни и стены одного необитаемого места, которое называется Херсон... и это в тех целях, чтобы его не заняли турки».

Крепость Чембало принадлежала местным феодалам и лишь не­ задолго до 1345 г. была захвачена генуэзцами, которые принялись сооружать здесь крепость. В территорию консульства вошли близ­ лежащие деревни Балыклея (непосредственно у бухты) и Кадыкой. Остальные деревни - Карань (Флотское), Камара (Оборонное), Варнутка (Гончарное), Кучук-Мускомья (Резервное) принадлежали ме

Особый интерес представляет чаша, украшенная изображением двуглавого орла. В описании А. Л. Якобсона, изображение это - «нарочито сложное и изысканное, придающее чаше парадный об­ лик, что может найти себе объяснение в самой теме двуглавого орла, носящего здесь явно геральдический характер. Возможно, что на херсонской чаше представлен княжеский герб. Надо сказать, что герб в виде двуглавого орла был широко распространен среди родовой знати Месопотамии и у сельджуков Малой Азии, памят­ники которой дают наиболее близкие аналоги изображению на херсонской чаше»[9]. А. Л. Якобсон отмечает, что этот полихромный поливной сосуд - не привозной, а изготовлен в Херсоне из местной красной глины и датируется примерно XIII в. В это время здесь усилилась власть Трапезундской империи, и вполне возможно, что правящие круги города пополнились выходцами из знатных семей Малой Азии.

Подтверждением тому служат найденные в Херсонесе обломки двух каменных плит с высеченными на них гербами и монограмма­ ми, схожими по типу с плитами князя Алексея 1425 и 1427 гг., которые в целом виде были обнаружены на Мангупе и в Каламите. Это важное свидетельство в пользу того, что среди князей и знати Феодоро были выходцы из Херсона. Однако на сам этот город посягали с XIII в. разные силы - Константинополь, Трапезунд, Генуя, и, в какой-то степени, князья Феодоро, которые еще возлагали надежды на возрождение славы древнего портового города. Видимо, эти надежды не оправдались, и порт феодоритам пришлось создать в глубине гавани, в местечке Авлита у Килен-бухты, под прикрытием крепости Каламита.

Что касается Херсона, то город был покинут жителями в 50- 60-е гг. XV в. В 1449 г. там еще существовала генуэзская фактория, а в начале 70-х он назван «необитаемым местом». Об этом красноречиво свидетельствует инструкция Генуи своему консулу в Каффе: «Многие напоминают о том, что было бы полезно снести баш­ ни и стены одного необитаемого места, которое называется Херсон... и это в тех целях, чтобы его не заняли турки».

Крепость Чембало принадлежала местным феодалам и лишь не­ задолго до 1345 г. была захвачена генуэзцами, которые принялись сооружать здесь крепость. В территорию консульства вошли близ­ лежащие деревни Балыклея (непосредственно у бухты) и Кадыкой. Остальные деревни - Карань (Флотское), Камара (Оборонное), Варнутка (Гончарное), Кучук-Мускомья (Резервное) принадлежали местным феодалам. Сохранились руины их замков, признаки обитания которых датируются XV в.

Кому принадлежало Южнобережье от Ласпи до Алушты вклю­чительно? Как проходила граница между владениями генуэзцев и княжеством? По известному соглашению с татарами, генуэзцы в 1380-1381 гг. получили юридическую власть над всей территорией Готии - приморской и горной. Однако фактическую власть они могли осуществлять только над Готией приморской, то есть над Южным берегом Крыма. Эту разницу между реальной и номи­нальной властью констатировал и Устав города Каффы 1449 г.: «Генуя имеет полные или некоторые права...».

Для решения этого вопроса важно обратиться к списку поселений, с которых генуэзцы собирали подати. Это были: Чембало (Балаклава), Фори (Форос), Киникео (Кикенеиз), Лупико (Алупка), Музакори (Мисхор), Орианда, Яллита (Ялта), Сикита (Никита), Горзовиум (Гурзуф), Партенит, Ламбадие (Ламбат большой и малый), Луста (Алушта), Фона или Фуна (Демерджи старая), Мегапотама (Улу-Узень). Все эти пункты, кроме крепости Фуна, прибрежные. Но и по поводу некоторых из них вспыхивали споры. О войне за Чембало говорилось выше. Что касается крепости Фуна, то в начале XV в. она вместе с другими селениями этого округа переходит под власть князей Феодоро, выстроивших здесь свой ро­довой замок; найденная здесь резная каменная плита с надписью и гербами подтверждает право князей на владение землями и зам­ ком. Спорным оставалось и положение Партенита. Здесь было па­ мятное, священное для Крымской Готии место: именно здесь св. Иоанн Готский некогда воздвиг храм свв. Апостолов, восстанов­ленный в 1427 г. митрополитом Готии Дамианом. Это была попыт­ка подчинения этого приморского селения с портом («торжище Партениты») власти князей Феодоро. В то же время, по данным_ Устава генуэзских колоний на 1449 г. здесь находилось генуэзское консульство.

Следует отметить, что границы Готской епархии по площади значительно превосходили территориальные владения князей Фео­доро. Поэтому митрополит распространял свою духовную власть и право сбора подати (каноникона) на паству, проживающую на зем­лях, захваченных в Юго-Западном Крыму татарами, а на Южнобережье - генуэзцами. Именно так обстояло дело в Чембало, Гурзуфе, Партените, Алуште и в других местах.

Партенит. Базилика св. Апостолов Иоанна Готского. Реконструкция мозаичного пола.

Однако в годы подъема княжества его князья стремились расширить владения Феодоро до размеров территории Готской епархии. Кое-где им это удавалось, как в случае с крепостью Фуна.

Выше говорилось о своеобразной «спаренности» приморских и горных укреплений Южного берега. Исследователи отмечают, что в каждой паре таких укреплений они как бы противостоят друг другу, составляя две цепи крепостей на промежутке между морем и южными обрывами Главной горной гряды. Другими словами, при­морская цепь крепостей составляла владения генуэзцев, а в предго­рьях им противостояли замки феодалов, тяготевших к княжеству феодоро. Положение южнобережных укреплений было неодинаково; одни стояли непосредственно над морем, другие - в средне-горной полосе между морем и обрывами Главной гряды. Судя по имеющемуся археологическому материалу, крепости предгорной полосы появились или были радикально перестроены в XIV в. и почти все они располагались у дорог и горных проходов, связывавших Южнобережье с остальной частью Крыма. Именно в этот период усилилась конкуренция генуэзцев с князьями Феодоро за обладание укреплениями побережья. Генуэзцы стремились прибрать их к рукам и подчинить «Капитанству Готии» - военно-административному учреждению, призванному обеспечить безопасность ка­ботажного плавания между Чембало и Боспором. Независимые от генуэзцев укрепления среднегорной полосы явно были предназна­чены сдерживать их стремления овладеть всем южным Крымом, сохраняя важнейшие дороги и перевалы этого района под контролем «господ Готии».

Перечисленные выше селения, с которых генуэзцы собирали по­ дати, расположены по береговой линии, а остальные селения Южного берега, перечисленные в списке Мангупского кадылыка, лежат гораздо выше и дальше от берега. Это: Ласпи, Мшатка, Муха- латка, Кучук-Кой, Лимена, Симеиз, Кореиз, Аутка, Дерекой, Марсанда, Магарач и Корбек. Промежуток между этими селения­ ми и селениями генуэзского списка и* будет тем пространством, где могла пройти фактическая пограничная линия между владениями генуэзцев и княжества. Остается неясной принадлежность деревень Ай-Василь, Кизил-таш и Дегермен-Кой. Судя по остаткам крепостей Палекастро, Гелин-Кая, Сераус и Пахкал-Кая, эти селения ге­нуэзцам не принадлежали. Таким образом, устанавливается при­ мерная южная граница княжества, которая шла не только по линии верхних крепостей Южного берега, но порой подходила и к морю. Северо-восточная граница княжества проходила, видимо, по водоразделу верховьев рек Бельбека, Качи и Альмы и подходила к западным обрывам горы Чатыр-Даг. По сообщению П. Кеппена, впоследствии Шагин-Гирей присовокупил к этому (т. е. Мангупскому) кадылыку еще следующие селения: Истиля (Лесниково), Кууш (Шелковичное), Ауджикой (Охотничье), Улу-Сала (Айвовое), Бия- Сала (Верхоречье), Мачи-Сала, Лака (Горянка), Шюрю (Кудри- но), Мангуш (Прохладное), Улаклы (Глубокий яр), Бешуй (Дровянка), Кучук-Янкой (Мраморное), Ай-Ян, Майрум (?) и крепость-город Чуфут-Кале. Однако эти земли, скорее всего, принадлежали Кырк-Ерскому княжеству, захваченному татарами еще в XIV в.

Северная граница княжества Феодоро проходила по линии се­лений Фоти-Сала (Голубинка), Кабарта, Отаркой (Фронтовое), об­ ходя деревню Заланкой (Холмовка) и следуя далее по левому берегу реки Бельбек до Черного моря. Таким образом, основная его территория, так сказать, бесспорная, включала бассейны рек Бель­ бека и Черной - самых плодородных и густонаселенных районов Юго-Западного Крыма.