Продвинемся на запад

Разгромив султана Мухаммеда и взяв его «волчий город» Гургандж (по-персидский» гург» — волк), Чингис попытался закрепиться на рубеже реки Амударьи. Самарканд и Бухара открыли ему свои ворота, а они лежат до реки, в пределах тех земель, которые потом будут зваться Туркестан.

Граница по Аму могла быть вполне сносной, уравновешивающей силы монголов с его противниками.

Однако в Иране сын погибшего Мухаммеда, Джелял ад-Дин, продолжал войну до 1231 г. Он сделал попытку объединить вокруг своих хорезмийских «ветеранов» сельджукских и аюбских эмиров Ирана и Сирии, то есть тех же туркмен и тюрок. Этим Джелял ад-Дин втянул их в войну с монголами, хотя они и отказали воинственному сыну султана в помощи. Преследуя разбитых хорезмийцев (части неугомонного Джелял ад-Дина), монголы вошли в соприкосновение с народами и государствами Ближнего Востока. А там ситуация была крайне сложной.

Большая часть населения стран Ближнего Востока была христианской. Антагонизм между мусульманами и христианами рос, ибо если арабы только «выжимали» из христиан долги, то туркмены-сельджуки стали их угнетать и обижать, а хорезмийцы — грабить и убивать. Джелял ад-Дин, потерпев поражение в Индии, куда он отступил, к 1225 г. пробрался в Иран и, собрав большое войско, напал на страны с христианским населением.

Монгольский нойон Чормаган разобрался в обстановке. К тому же он имел двух зятьев: несториан-христиан — и сам был склонен к христианской вере. В 1236 г. монголы вступили в Армению и заняли монастырь Оганеса, святого армянской церкви. И тут же позволили выкупить захваченного там теолога, сирийского христианина, и даже вернули монастырю драгоценную Библию, которую присвоил какой-то безграмотный воин ради наживы. После этого «армянские и грузинские мудрые князья узнали, что Господь даровал татарам силу и победу над… страной, потому они смирились и подчинились им» — так со ссылкой на Григора Акнерци цитирует мнение многих христиан Армении современный исследователь, историк Армении [137а), стр.71].

Ну а что делали князья христианского Востока? Пытались сопротивляться своим потенциальным союзникам, убивали послов Монголии и давали перебить свои семьи, ибо одного не прощали монголы — гостеубийства, считая предательство наследуемым признаком, истребляли не только предателей, но и их потомство. Наконец, атабек Грузии — правитель страны, отправился к хану Угэдэю и заключил с ним мир и союз. Хан принял его ласково, дал в жены ему татарку. За этим князем последовали другие. Так сложился монголо-армянско-грузинский христианский блок, вступивший в войну с мусульманами.

Сельджукский султан Рума, то есть всей сельджукской Малой Азии, собрал 180 тысяч воинов, в том числе 2 тысячи «латинов» — европейских рыцарей. И все это противостояло 30 тысячам монголов (больше не было), армян и грузин. Султан Рума был разбит наголову в 1243 г. После этого с монголами заключили союз Киликийское царство и Никейская империя. Блок монголов и христианских правителей Передней Азии рос. Продолжая войну с мусульманами, неостановимую даже после смерти Джелял ад-Дина, монголы в 1245 г. достигли предместий Дамаска, центра Сирии.

В истории сложилось так, что монголов в Армению, Сирию и даже в Иран привели хорезмийцы, то есть среднеазиатские тюрки, никак не связанные ни с земледельческим культурным, ни с городским с богатой культурой населением Хорасана и Азербайджана. Земледельцы пострадали больше всех, как страдало население всех стран средневековья, когда через их территории прокатывалась война. Англичане так же свирепствовали во Франции во время Столетней войны, а шведы в Германии вели себя не лучше во время Тридцатилетней войны в XVII в.

Там, где действует «сила вещей», винить некого. Хорезмийцы надеялись одержать победу и не заключали мир с монголами. А монголы должны были отогнать врагов от своих установившихся границ, чтобы в случае продолжения войны с Китаем не получить удар в спину. Отогнанные из Ирана хорезмийцы вошли в Северную Месопотамию и добывали там пропитание саблей, что неизбежно портило отношения с местными жителями.

Поэтому Байджу-нойон, сменивший заболевшего Чормагана, легко вытеснил непокоренных хорезмийских воинов из Месопотамии. А те в 1244 г. отправились в Египет — к мамлюкам, таким же тюркским гулямам, как и они сами. По дороге хорезмийцы выбили христиан из Иерусалима, который в 1229 г. египетский султан уступил императору Фридриху II, заключив с ним мирный договор. Эх, не везло тому, кто владел Иерусалимом!

В Египте у власти находились мамлюки-бахриты, фактически повелевавшие бессильными султанами Аюбидами, потомками славного Саладина. Социально и политически египетские и хорезмийские гулямы были близки. Поэтому хорезмийцев в Египте приняли и нашли им применение: с их помощью египетские мамлюки разбили крестоносцев при Газе 18 октября 1244 г. А затем взяли и Дамаск, где правила другая ветвь Аюбидов. И тут опять сказалась «сила вещей»!

Египетские мамлюки-бахриты были кыпчаками, то есть половцами Причерноморских степей. Хорезмийские гулямы были канглы-печенеги. Если не отцы, то уж деды и прадеды их воевали друг с другом и на берегах Аральского моря, и в окрестностях Нижнего Дуная.

В острый момент счеты прежних времен были забыты, но после победы в Дамаске хорезмийцы поняли, что их в Египте не любят, а используют. Это было, во-первых, обидно, а во-вторых, бесперспективно. Что за жизнь, если начальство посылает тебя в заведомо опасные места, а потом, когда, победив, остаешься жив, не удостаивает награды? Хорезмийцы восстали… и были поголовно истреблены мамлюками-кыпчаками.

Утрата хорезмийцев как боевой мощи не ослабила мамлюков. Они занимали прочные позиции в Египте, и к тому же их численность росла. Монголы, ведя войну в Причерноморье с половцами, захватывали их в плен и продавали как рабов по дешевке. А кыпчаки-бахриты покупали их у посредников — итальянских работорговцев, и ставили в строй.

К 1250 г. мамлюки Египта усилились настолько, что разбили сильнейшее французское рыцарство, напавшее на устье Нила. В плен попал французский король Людовик IX Святой. И тогда же кыпчаки упразднили в Египте династию султанов Аюбидов и взяли власть в свои руки. Оставались монголы, которые продвигались навстречу им, и неизбежность столкновения была очевидной.

А теперь поставим уместный вопрос: кто с кем воевал? Канглы и кыпчаки, то есть хорезмийцы и мамлюки, которые были такими же степняками, как монголы. А земледельческое и городское население стран Ближнего Востока несло тяготы войны, страдало от войны. Но для него было равно неприятно, когда его грабили монголы-несториане или кыпчаки — новообращенные мусульмане. На войну они смотрели как на неизбежное зло, но две воюющие стороны были для коренного населения равно враждебными. Так где же здесь борьба кочевников с земледельцами и с Культурой? Похоже, что «борьба» Степи и Цивилизации — черная легенда.

А в Европе…

И там было плохо! Избыток пассионарности не лучше, чем ее недостаток. В обоих случаях течет кровь людей неповинных, ибо в такие эпохи война как таковая становится целью жизни.

В конце IX в. Европа, под чутким руководством папского престола, отправила «лишних» дерущихся баронов отвоевывать Иерусалим с надежной, что они там и застрянут. Ушли бароны, а вернулись рыцари. И стали они еще хуже: злее, хитрее, предусмотрительнее, корыстолюбивее. Захваты восточных городов казались большими удачами, но оказалось, что все эфемерно. Постоянная война на границе Иерусалимского королевства с мусульманами была безрезультатной и разочаровала искренних крестоносцев — а такие тоже были.

А неискренние не высказывались. Война кормила рыцарей-монахов двух орденов: иоаннитов и тамплиеров и ее нельзя было прекратить без того, чтобы не подвергнуться обвинению в ереси, со всеми вытекающими отсюда последствиями. «А вот он не хочет продолжать воевать за цели, объявленные папой!» Поэтому на Востоке война постоянно тлела, а дома, на Западе, она пылала.

Гвельфы, разветвленные сторонники пап в Риме, и гибеллины, не менее мощный клан сторонников императоров Священной Римской империи германской нации, заставляли воевать друг с другом пап и императоров. Если на троне оказывался даже ревностный приверженец римской церкви, как, например, Оттон VI, то его немедленно «поворачивали» против папы. И наоборот, если на святом престоле появлялся гибеллин, например генуэзец Синибальди Фьески, друг Фридриха II, то, став папой под именем Иннокентия IV, он не жалел сил, чтобы погубить прежних друзей.

«Сила вещей», то есть направленный причинно-следственный процесс, несла людей, как ураган — сухие листья. И в результате к 1254 г. Германия была распылена, а Италия раздроблена. В Германии после династии Гогенштауфенов наступила эпоха «кулачного права», а Южную Италию, когда-то богатейшую страну, оспаривали между собой арагонцы Испании и анжуйцы Франции.

Слабой и незначительной была Англия при Генрихе III. Французы Плантагенеты долгое время обращались с Англией как с далекой и бедной провинцией, откуда можно лишь получать налоги. Но когда английский король Джон Безземельный утратил Нормандию, Пуату, Ла-Манш и суверенитет над провинцией Бретань, да еще стал вассалом папы, взимавшего с него деньги, англичане, жители этой зеленой страны, взбунтовались. В 1215 г. они заставили короля подписать Великую хартию вольностей и учредить парламент. Первая половина XIII в. прошла в этой стране в борьбе парламента с королем, а за это время кельты Валлиса (Уэльса) и Шотландии грабили англосаксов, соперничая в этом деле с наемниками короля.

В лучшем положении находилась Франция, одержавшая победу над графом Тулузы и завоевавшая Лангедок. Эта так называемая Альбигойская война, выигранная не французскими войсками, а крестоносцами, то есть пассионариями Севера страны, сразившимися с пассионариями Юга, принесла французской короне когда-то богатые, но сейчас дотла разоренные земли. Эта война дала много новых подданных королю, но таких, которые ненавидели своего короля, и принесла первую инквизицию, которой воспользовались еретеки-катары, лицемерно принявшие католичество и сжигавшие по ложным делам искренних верующих католиков.

Французское рыцарство было самым сильным в Европе. Но оно потерпело два крупных поражения в двух крестовых походах: в Египте в 1250 г., где сам король попал в плен к мамлюкам, и в Тунисе в 1270 г., где французов разбили берберы, а сам король умер от чумы. Надо признать, что в середине XIII в. блеска во Франции было много, но сил для ведения большой войны на Востоке было маловато. Ну а прочие государства были еще слабее.

И вот тогда по Европе прошел слух о монголах.

Мы подошли к теме великого монгольского похода на запад в 1236–1242 гг., который является прелюдией событий 1260 г. Что это был за поход и какое отношение он имел к появлению монголов на берегу Средиземного моря осенью 1259 г.?

Завоевание мира в задачу монгольскому корпусу, посланному на запад, поставлено не было. Цель похода была гораздо скромнее — разгромить надолго или навсегда половцев и избавить себя от внезапного ответного удара, ибо разгоревшаяся на большой территории степная война могла перенестись снова на землю собственно Монголии. Половцы, как и монголы, были степным народом. И если монголы смогли организовать набег с Онона на Дон и Дунай, то и половцы с равным успехом могли перебросить конную армию с Дона, Волги, Урала на Онон.

Потому-то монголы, используя мобильные конные части на очень широком фронте, брали половцев в клещи, вынуждая отступать как можно дальше на запад.

В 1239 г. венгерский король Бела IV принял и лично встретил 40-тысячную орду половецкого хана Котяна на границе и велел королевским чиновникам расселить всех половцев внутри Венгрии. Однако венгерские магнаты предательски убили Котяна и его сподвижников в Пеште, а половецкое войско, вслед за этим, сокрушая все на своем пути, ушло на Балканы. Многие из половцев добрались до Никеи, православного государства греков в Малой Азии; переправились через проливы и поступили на службу к греческому царю.

Предательство не спасло Венгрию от монгольского удара, так как венгры вероломно убили и монгольских послов. Они сделали то, чего монголы не прощали, — и Венгрия была разгромлена. Как же реагировали государи христианского мира на разгром и опустошение двух католических стран — Польши и Венгрии? В письмах императора Фридриха II к Беле IV венгерскому и Генриху III английскому есть любопытное признание. Упомянув разорение монголами Киева, император поносит папу Григория IX за то, что тот проповедует крестовый поход не против свирепых татар, а против него, Фридриха II, защитника церкви.

А папа Григорий послал венгерскому королю только благословение и предложил подождать с помощью ему до заключения победоносного мира папы с Фридрихом II, которого он иронически называл «именующий себя императором». Когда же выяснилось, что монголы на Германию не посягают (ведь половцев там не было), в июне 1241 г. войска Фридриха II двинулись на Рим.

В том же, 1241 г. все задачи, поставленные перед войском Батыя, отправившимся в западный поход, были выполнены. А дальше произошло непредвиденное: 11 ноября 1241 г. умер великий хан Угэдэй. Согласно монгольскому обычаю, все предприятия, кроме неотложных, должны были быть приостановлены до выбора нового хана. Батый со всей армией повернул назад, тем более что претендентом на престол становился его злейший враг, сын Угэдэя — Гуюк, за которого пока правила мать Туракина — ханша Дорэгэнэ-хатун.

Батый, как человек осторожный и умный, поставил свою ставку в низовьях Волги, у берега ее протока — Ахтубы. Ставка имела стратегические выгоды: она обеспечивала безопасность при внезапном нападении с запада — из Венгрии и Польши, и с севера — из великого княжества Владимирского. Княжество, вопреки предвзятому мнению специалистов, не изучавших международный аспект монгольской политики, сохранило свои города, деревни и войско, в котором было около 50 тысяч обученных воинов. Ведь именно с этими воинами Александр Ярославич Невский разбил немецких рыцарей на Чудском озере и отогнал литовцев от Москвы и Бежецка.

У самого Батыя, после того как он отпустил войска, мобилизованные специально для похода, оставалось всего 4 тысячи всадников. Из них пришлось половину выделить братьям: старшему, Орде-Ичену, для Белой Орды на Иртыше, и младшему, Шейбану, для Синей Орды, кочевавшей на территории от нынешней Тюмени до Аральского моря.

Фактически у Батыя осталось две дивизии: конная — из племени мангут (так, кстати, калмыки до сих пор называют волжских татар), и артиллерийская — из чжурчжэней, которых русские авторы XII–XIII вв. называли их официальным именем — хины (от названия империи Кинь). Ни для католической, ни для православной Европы этот улус монголов на восточном берегу Волги никакой опасности не представлял. Тем более что между Русью и Ордой на Волге лежала не населенная в то время степь, по которой бродили «бродники», жившие ловлей зверей и птицы. Так что здесь надолго могла установиться отчетливая, фиксированная граница.

Когда монголы ушли, европейцы приободрились, и в 1243 г. папа созвал в Лионе собор, решивший начать новый крестовый поход, на этот раз против монголов. Поскольку за войну с монголами высказались гвельфы, то гибеллины стали думать о том, как заключить с монголами союз. Главами гибеллинов были Гогенштауфены, а союзниками их — Капетинги, то есть, в данном случае, король Франции Людовик IX Святой, стремившийся освободить от мусульман Гроб Господень, как это проделал его союзник Фридрих II. Но французам не повезло. В 1250 г. мамлюки разбили их войско и взяли в плен короля. По этому поводу жители города Марселя звонили в колокола и пели: «Te Deum laudamus» («Тебя, Бога, хвалим»), ибо французов провансальцы ненавидели куда больше, чем турок.

За это время и в Монгольском улусе произошла крупная перемена. Хан Гуюк, пытавшийся опереться на православных греков, грузин и русских, был в 1248 г. отравлен, и в 1251 г. на кошме воины подняли его врага и друга Батыя — Мункэ, мать которого была кераитская царевна Суюркук-тени-бики, очень набожная несторианка. Ориентация сместилась: теперь главными врагами Монгольского улуса стали мусульмане, а друзьями — армяне и сирийцы, стонавшие под игом арабов и сульджуков. Очень они были озлоблены против мусульман — будь то арабы, персы, туркмены, хорезмийцы, гурцы — и не очень обожали греков и грузин.

Не было единомыслия в самой ханской семье. Мункэ открыто говорил, что для него пять религий равны, как пять пальцев на руке. Хубилай, командовавший одной из армий в Китае, был склонен к христианству, но помалкивал. Хулагу был буддист, но в угоду жене — Докуз-хатун — и военачальнику — Кит-буге — демонстративно поддерживал христиан. Ариг-буга, младший брат и законный наследник, в присутствии Рубрука открыто произнес: «Мы, монголы, знаем, что мессия — Бог». А «черная вера», хотя и была государственным исповеданием, шла на убыль. Шаманов вытесняли даосы и ламы. Не было только исмаилитов, в те годы доминировавших в Иране.