Фрэнк и Бейси

В центре каюты топилась, на малом огне, железная печка-буржуйка, и сладковатый дымок уходил вверх, в открытый световой люк. Пол был покрыт промасленной ветошью и деталями двигателей, медными окантовками иллюминаторов и корабельных поручней. По обе стороны от печки стояли шезлонги с выцветшими надписями «Империал Эйруэйз» и застеленные китайскими пледами раскладушки.

Американец бросил инструменты в кучу металлических деталей. На несколько секунд его могучая фигура заполнила собой едва ли не всю каюту, но он тут же развернулся и неловко, боком, рухнул на шезлонг. Он заглянул в стоявшую на печи кастрюлю и с мрачным видом уставился на Джима.

— Бейси, он меня уже достал. Даже не знаю: псих он, потому что такой голодный, или такой голодный, потому что псих…

— Заходи, заходи, мой мальчик. Вид у тебя такой, что лучше бы тебе прилечь.

Из-под пледа выглянул маленький немолодой человечек и сделал в сторону Джима приглашающий жест; в белой руке дымилась сигарета. У него было мягкое, лишенное морщин лицо, лицо хорошо пожившего и многое повидавшего на своем веку человека, который, однако, не спешит кого бы то ни было ставить об этом в известность; и вялые белые руки, густо посыпанные пудрой. Его цепкий взгляд мигом пробежался по каждой мало-мальски значимой детали заляпанного грязью костюма Джима, по его судорожно дернувшемуся рту, по впалым щекам и ногам, которые вот-вот готовы были подломиться.

Он стряхнул с постели — из-под одеяла — просыпавшийся тальк и пересчитал медные кольца.

— Это и всего-то, Фрэнк? С этим на базар и соваться нечего. Хонкюйские лавочники дерут по десять долларов за мешок риса.

— Бейси! — Молодой моряк от души пнул тяжелым ботинком груду металла; злился он, судя по всему, скорее на себя, чем на старшего напарника. — Этот пацан два дня торчал на похоронном пирсе! Ты что, хочешь, чтобы сюда понабежали япошки?

— Фрэнк, япошкам до нас дела нету. В этой речушке, в Наньдао, холеры просто хоть ложкой мешай, потому-то мы с тобой сюда и забрались.

— Ты бы еще вывеску вывесил. А может, ты бы и рад был, если бы они сюда нагрянули? А, Бейси? — Фрэнк окунул кольцо в жестянку с полиролью и принялся яростно оттирать въевшуюся в медную окантовку сажу. — Если ты такой работящий, давай попробуй сам поплавать там средь бела дня, а этот малец на тебя станет пялиться.

— Фрэнк, но мы же с тобой договорились: у меня легкие — Бейси втянул очередную порцию дыма от своей «Крейвен А», вероятно, как раз для того, чтобы успокоить сей ранимый орган. — К тому же мальчик тебя даже и не заметил. У него на уме были совсем другие дела, Фрэнк, мальчишеские дела, про которые ты забыл, а я вот помню. — Он разгладил на раскладушке местечко и еще раз махнул Джиму рукой: — Иди сюда, сынок. Как тебя звали, пока не началась война?

— Джейми…

Фрэнк в сердцах отшвырнул тряпку.

— Да не заработаем мы так на сампан до Чунцина [26], ни в жисть! Для этого надо «Титаник» обчистить. — Он удостоил Джима не самым приятным взглядом. — А на тебя, малец, у нас и риса не хватит. Как там тебя? Джейми?…

— Джим, — объяснил Бейси. — Другая жизнь, другое имя. Усадив Джима рядом с собой, он протянул напудренную руку и осторожно прижал большим пальцем его подергивающийся от голода уголок рта. Джим не предпринял ни малейшей попытки сопротивления, когда Бейси обнажил ему десны и внимательно осмотрел зубы.

— Нечего сказать, зубы в полном порядке. Кто-то выложил кругленькую сумму наличными за этакий опрятный ротик. Ты, Фрэнк, даже представить себе не можешь, до чего безответственно некоторые люди относятся к зубам своих детей. — Бейси похлопал Джима по плечу, попутно оценив качество его синего шерстяного блейзера. Потом соскреб ногтем грязь со школьной эмблемы. — Н-да, Джим, и школа хорошая. Соборная, так ведь?

Фрэнк сердито выглянул из-за наваленных кучей медных деталей. Джим, судя по всему, доверия у него не вызывал — словно мог в любой момент увести у него Бейси из-под самого носа.

— Соборная? Это что же, он вроде как поп какой-то?

— Нет, Фрэнк, речь про Соборную школу. — Интерес Бейси к Джиму явно рос с каждой минутой. — Это школа для птичек высокого полета. Джим, ты, наверное, знаком с очень известными людьми, да?

— Ну… — засомневался Джим. Он не мог думать ни о чем другом, кроме риса, скворчащего на железной печке; но потом вдруг вспомнил полуофициальный прием в саду британской миссии. — Однажды меня представили мадам Сунь Ятсен.

— Мадам Сунь? Тебя… представили?

— Мне было тогда всего три с половиной года.

Джим сидел смирно, пока Бейси обследовал его карманы. Часы как-то сами собой соскользнули с его запястья и исчезли в одеколонно-пудровом мареве под пледом. Однако сама по себе внимательная и заботливая манера Бейси, похожая на манеру слуг, которые когда-то одевали и раздевали его, отчего-то успокаивала и внушала доверие. Моряк ощупал каждую его косточку, так, словно искал что-то ценное. Сквозь открытый люк Джим видел, как с военно-морской авиабазы готовится взлететь летающая лодка. Дорогу ей перекрыл японский патрульный катер, который сделал широкий крюк, чтобы обойти бон из затопленных кораблей, — течение вошло в полную силу, и возле бона было полным-полно мощных клокочущих водоворотов. Джим вернулся взглядом к кастрюле и снова вдохнул опьяняющий запах пригоревшего жира. И вдруг ему пришла в голову мысль, что эти два американца хотят его съесть.

Но тут Бейси снял с кастрюли крышку. От густого месива из риса и рыбы растекся восхитительный, почти физически осязаемый аромат. Бейси сунул руку под койку и достал из кожаного мешка пару оловянных ложек и плошек. С ловкостью официанта из «Палас-отеля», не выпуская изо рта «Крейвен А», он наложил по порции себе и Джиму. Джим, давясь, набросился на пищу, а Бейси сидел и смотрел на него с тем же немного брезгливым одобрением, которое недавно было написано на лицах японских солдат на Коламбиа-роуд.

Потом Бейси тоже принялся за еду, и тоже с жадностью.

— А мы попозже поедим, да, Фрэнк?

Фрэнк, не отрывая глаз от кастрюли, снова принялся тереть окантовку иллюминатора.

— Бейси, я всегда ем после тебя.

— Мне приходится думать за нас обоих, Фрэнк. К тому же теперь нам придется заботиться о нашем юном друге. — Он смахнул у Джима с подбородка прилипшую крупинку риса. — Скажи-ка мне, Джим, а с другими большими здешними шишками, из китайцев, ты знаком? Может быть, с Чан Кайши?…

— Да нет… но, знаете, имя-то у него на самом деле не китайское. — От горячей пищи у Джима поплыло в голове. Он вспомнил слово, часто мелькавшее в отцовской речи, слово, которое он сам старался почаще вставлять в разговоры со взрослыми. — Это производное от «Шанхай-Чех».

— Производное? — выпрямился Бейси. Он уже доел и опять принялся пудрить руки. — Ты интересуешься словами, Джим?

— Немного. И контрактным бриджем. Я написал о нем книгу.

На Бейси это вроде бы особого впечатления не произвело.

— Слова — они важнее, Джим. Каждый день копи по слову. Никогда не знаешь, какое из них и в какой момент может тебе пригодиться.

Джим доел свою порцию и удовлетворенно откинулся назад, прислонившись спиной к металлической переборке. Он не помнил ни одной своей трапезы до войны и помнил каждую с тех пор, как война началась. Его просто зло разбирало при мысли о той пище, от которой он успел отказаться в своей прошлой жизни, и о всех тех хитроумных уловках, которые изобретали мама с Верой, чтобы он доел очередной пудинг. Он заметил, что Фрэнк смотрит на несколько прилипших к ложке зернышек риса, и тут же начисто ее облизал. А потом как бы ненароком заглянул в кастрюлю и обрадовался, отметив для себя, что риса там вполне достаточно и для того, чтобы наелся Фрэнк. Теперь он был вполне уверен, что эти два моряка с торгового флота есть его не собираются, но перетрусить он успел всерьез — в «Кантри-клабе» ходили слухи о британских моряках, торпедированных в Атлантике, и о том, как эти моряки доходили до каннибализма.

Бейси положил себе на тарелку еще ложечку риса. Есть эту добавку он не стал, просто сидел и играл с тарелкой под самым носом у голодного Фрэнка. Джим уже понял, что ему нравится держать молодого матроса на коротком поводке и что его самого он тоже использует, чтобы поиграть у Фрэнка на нервах. Воспитание, полученное Джимом, было нарочно придумано для того, чтобы избавить его от встреч с людьми, подобными Бейси; но вот пришла война и смешала карты.

— А что твой папаша, а, Джим? — спросил Бейси. — Почему ты не дома, с мамой? Твои родители — они сейчас в Шанхае?

— Да… — Джим заколебался. Опыт предшествующих нескольких недель научил его, что верить нельзя никому, за исключением разве что японцев. — Они в Шанхае, но только сейчас ушли в море, на «Идзумо».

— На «Идзумо»? — Фрэнк пулей вылетел из шезлонга. Он тоже достал из рюкзака плошку и начал с бешеной скоростью выскребать в нее из кастрюли рис. — Слушай, пацан, да кто ты вообще такой? Бейси…

— Только не на «Идзумо», Джим, — Бейси опустил под койку набеленную руку и выудил из мешка кусок угля. — «Идзумо» взял курс на Фучжоу и на Манила-Бей. Джим просто пошутил над тобой, Фрэнк. Не на японском же крейсере, Джим.

— Бейси!…

— Фрэнк… — передразнил его интонацию Бейси. — Когда же ты научишься мне доверять? У меня такое впечатление, что родителей Джима забрали вместе со всеми остальными британцами и теперь Джим пытается их отыскать. А Джим?…

Джим кивнул и выудил из кармана блейзера последнюю конфету с ликером. Он содрал фольгу и впился зубами в миниатюрную шоколадную бутылочку. Потом, вспомнив о том, что Вера все уши ему прожужжала о необходимости быть вежливым, он протянул оставшуюся половинку Бейси.

— Кюрасо… Что ж, стоило тебе появиться, Джим, и дела стали идти на лад. Все эти новые слова, а теперь еще и конфета, сказочная конфета, Джим, — с тобой мы причастились красивой жизни. — Бейси впился острыми белыми зубами в шоколадную чашечку и высосал начинку, более всего похожий сейчас на белую крысу, которая высасывает мозг из мышиного черепа. — Значит, все это время ты жил дома, Джим, совсем один. Где-нибудь в районе Французской Концессии?

— Амхерст-авеню.

— Фрэнк… Прежде чем уехать из Шанхая, мы непременно должны туда наведаться. Там, должно быть, уйма пустующих домов, а, Джим?

Джим закрыл глаза. Он не спал, он просто очень устал, он думал о съеденной пище и заново пробовал на вкус каждую отдающую рыбой рисинку. Бейси все что-то говорил, и его как будто сквозь подушку звучавший голос кружил в прокуренном воздухе каюты и пах одеколоном и сигаретами «Крейвен А». Джиму вспомнилась мама, как она сидит и курит в гостиной на Амхерст-авеню. Вот он встретил этих двух американских моряков, и уж теперь-то отыскать ее будет много проще. Он останется с Бейси и Фрэнком; они будут все вместе выбираться на затопленные корабли; рано или поздно их заметят с японского патрульного катера.

В лицо пахнуло горячим, отдававшим рыбой дыханием. Джим резко втянул в себя воздух и проснулся. Над ним нависло могучее тело Фрэнка, тяжелые руки у него на бедрах, пальцы лезут в карманы блейзера. Джим оттолкнул его прочь, и Фрэнк тут же вернулся в шезлонг, полировать подложки от иллюминаторов.

В каюте они были вдвоем. Джим слышал, как внизу, по бамбуковому настилу, ходит Бейси. Потом хлопнула дверца грузовика, закашлялся допотопный двигатель и резко смолк. Издалека донесся рев сирены на «Идзумо». Фрэнк бросил на Джима многозначительный взгляд и снова принялся тереть суконкой потускневшую медь.

— Знаешь что, малец, у тебя просто талант действовать людям на нервы. Как это ты до сих пор не угодил к японцам в лапы? Бегаешь, наверное, быстро.

— Я пытался им сдаться, — уточнил Джим. — Только это не так-то просто. А вы с Бейси хотите сдаться?

— Черта с два, хотя насчет него не знаю. Я все пытаюсь его убедить, что нам надо купить сампан и уйти вверх по реке в Чунцин. Но только Бейси — у него сегодня одно на уме, завтра другое. Теперь тут япошки, и Бейси хочет остаться здесь. Он думает, что, попади мы в лагеря, мы там загребем кучу денег.

— А много вы продаете этих медных штук, Фрэнк? Фрэнк уставился на Джима, все еще не очень для себя решив, как он должен относиться к этому пацаненку.

— Малец, да мы еще ни одной не продали. Это у Бейси просто игра такая, вроде наркотика, ему нравится, чтобы люди на него работали. У него где-то в доках припрятан мешочек с золотыми зубами, вот их-то он и продает в Хонкю.

Фрэнк поднял массивные, в пятнах масла, пассатижи и, усмехнувшись, дотронулся ими до Джимова подбородка.

— Тебе повезло, что у тебя нет золотых зубов, а то бы… — И он сделал резкое движение рукой.

Джима словно подбросило: он вспомнил, как Бейси рылся у него во рту. В металлической каюте реверберировал звук работающего мотора. С этими морячками, которые каким-то неведомым образом избежали расставленных японцами вокруг Шанхая сетей, нужно было держать ухо востро; он понял, что опасаться их стоит, пожалуй, не менее, чем любого другого жителя города. Этот Бейси с его потайным мешочком золотых зубов… В ручьях и каналах Наньдао плавало полным-полно трупов, и у каждого трупа во рту были зубы. Китаец перестанет себя уважать, если не вставит себе хоть один золотой зуб, а теперь война, люди умирают, а у родственников иногда просто не хватает сил, чтобы снять золотые коронки перед похоронами. Джим представил себе, как эти два американца рыщут ночью по грязевым отмелям с пассатижами в руках, Фрэнк на веслах неслышно гребет вдоль по черным мелким каналам, Бейси с фонарем сидит на носу, ворочает плывущие мимо трупы и шарит пальцами у них во рту [27]…