IV. Украинизация и ее судьба

Трагедия коммунистов-интеллектуалов в нацио­нальных республиках заключалась в том, что они не только верили на слово Ленину, но и были иск­ренне убеждены, что сам Ленин верит тому, что он говорит по национальному вопросу. Поэтому для них все писания Ленина, как и решения апрель­ской конференции 1917 года, Xсъезда партии 1921 года, XIIсъезда партии 1923 года были чем-то вроде «Священного писания». Но странное дело: как только эти коммунисты брались за практиче­ское осуществление теоретических установок Ле­нина и решений партийных съездов по националь­ному вопросу в своих областях и республиках, они немедленно оказывались в опале, из кото­рой их не мог вытащить даже сам Ленин (вспомните историю Буду Мдивани и его сторонников в Гру­зии, историю Султан-Галиева и его сторонников в Татарии и Туркестане).

После смерти Ленина, Сталин, как выражались в Москве, поднял ленинскую национальную поли­тику на высшую ступень. Но, как известно, с выс­шей ступени и падать страшнее. Это подтвердило новое «контрреволюционное националистическое дело» – «Крымское дело» председателя Крымской АССР Вели Ибраимова в 1928 году. Вели Ибраимов был тем убежденным учеником Ленина по нацио­нальному вопросу, который решил превратить Крымскую АССР в по-ленински образцовую совет­скую национальную республику у ворот Турции, призывая единокровную Турцию создать у себя та­кие же ленинские порядки, как и в Крыму. Сталин посчитал призывы председателя ЦИК Крымской АССР всего лишь маскировкой его шпионской дея­тельности в пользу Турции и посадил его со всем крымским правительством в подвал ГПУ. Это было в январе 1928 года. Даже пристрастное чекистское следствие не сумело доказать вину Ибраимова и членов его правительства. В силу этого, его дело не было принято Верховным судом к производству в мае 1928 года. Ибраимова и его людей расстреляли по заочному приговору коллегии ОПТУ. «Крым­ское дело» в национальной стратегии Сталина имело сигнальное значение, за которым последовала боль­шая серия заочных приговоров ГПУ по аналогичным делам «контрреволюционно-националистических за­говоров» грузинских меньшевиков, армянских дашнаков, азербайджанских мусаватистов, чечен­ских чермоевцев, туркестанских пантюркистов, та­тарских панисламистов, украинских сепаратистов («Спилка вызволения Украины»), белорусских «нацдемовцев» ("Союз вызволения Белоруссии"), в которых оказывались замешанными и неугодные Сталину национальные коммунисты.

Параллельно начались и в самой России процес­сы против «вредительских контрреволюционных организаций» «Шахтинское дело», «дело Промпартии», «Дело Всесоюзного бюро меньшевиков». Все эти «дела», разумеется, были сфабрикованы в кабинетах ГПУ под руководством Менжинского, его заместителя Ягоды, но по плану и инициативе ЦК во главе с его генсеком Сталиным. Какие были основания для создания таких дел? Юридических оснований не было никаких. Зато были основания идеологического порядка. Как уже указывалось, в национальной интеллигенции все еще бытовали заблуждения, что «коренизация» не тактика, а про­грамма партии. Поэтому в национальных республи­ках росло движение за углубление и расширение этой «коренизации». В глазах партии особенно опас­ный характер такое движение приняло как раз в двух славянских республиках – на Украине и в Белоруссии. Непревзойденный мастер уголовной фантазии Сталин даже выдумал смычку между мест­ными националистами и русскими шовинистами. Сталин нашел, что поскольку у местных национа­листов и великодержавных шовинистов цель одна – свержение советской власти, то они находятся в духовном родстве и молчаливом союзе между со­бой. Сталин шел дальше. В подчеркнутой заботе о нуждах собственного народа он видел не только зловредный национализм, но и вражду к больше­визму, подрыв основ «диктатуры пролетариата». Сталин, обвинявший Ленина в «национал-либера­лизме» в 1922 году, делал теперь Ленина ответ­ственным за то, что он в свое время выпустил из бутылки «национального джина». Сейчас Сталин был в поисках средств, чтобы загнать его туда обратно. Это оказалось далеко не легкой задачей. На кавказском и мусульманском Востоке у пар­тии уже был большой опыт по подавлению нацио­нализма силой оружия, посылкой туда экспедицион­ного корпуса Красной Армии, как, например, в 20-е годы против ряда восстаний в Чечне, в те же годы – против меньшевистского восстания в Гру­зии или басмаческого движения в Туркестане. Но с конца 20-х годов в авангард национального движения в СССР выдвинулась самая большая после РСФСР славянская республика – Украина. Туда ведь не пошлешь военную экспедицию, не рискуя, как опасался Сталин, межнациональной войной. Но самое неприятное было то, что во главе украинского национального движения стояли не какие-нибудь ярые сепаратисты, а украинские ком­мунисты-интеллектуалы, выдвигавшие весьма обос­нованную и целостную программу «украинизации», состоящую сплошь из цитат Маркса, Ленина, Стали­на и материалов съездов партии. Чтобы судить о не­легком положении Москвы, надо присмотреться к аргументам украинцев. В движении за украиниза­цию в 20-х годах выдающееся место занимали сле­дующие субстанциональные проблемы суверенной республики: национальная самостоятельность во внутренних делах, согласно федеральной консти­туции, национальная культура, национальная эко­номика, национальная наука, национальная техни­ка. По всем этим проблемам украинская коммуни­стическая, но национально мыслящая, интеллиген­ция выдвинула национальную программу, основан­ную со скрупулезной точностью на федеральной концепции Ленина против «автономизации» Ста­лина. Но у этой программы был один недостаток – она коренным образом противоречила повседневной антиконституционной практике Москвы в нацио­нальных республиках; самое же главное – она под­рывала устои, на которых возвышалось само доре­волюционное здание ленинизма с его идеей дена­ционализации всех наций и слиянию их в один коммунистический гибрид, идея, от которой Ленин по существу отказался в 1922 г., но не отказалась партия. Решения съездов партии по национальному вопросу, как и сама федеральная конституция СССР, были задуманы как провизориум на переход­ное время, пока коммунистическая власть не по­чувствует себя достаточно сильной, чтобы отка­заться от собственных решений и приступить к осуществлению действительной стратегической ее цели. Именно – к фактической ликвидации федерации на основе тоталитарной диктатуры партии, при которой даже само государство признается «звеном» самой партийно-политической системы (см. новую программу КПСС).

Но все это пришло позже, а в те годы нацио­нальные коммунисты, в отличие от Москвы, при­нимали провизориум за постоянную величину, а фиктивные права «суверенных» союзных респуб­лик, зафиксированные в советской конституции, за действующий закон.

Таково было положение, когда украинские национальные коммунисты развернули борьбу за украинизацию по всем названным выше пробле­мам. Ее возглавили признанные тогда авторитеты в национальном вопросе: прозаик и поэт Микола Хвылевой (культура), Михаил Волобуев (эконо­мика) и член ЦК КП(б)У Александр Шумский (политика). Если их идеологическая позиция ос­новывалась на трудах Ленина, то их историческая и национально-культурная аргументация базирова­лась на научных трудах академика Грушевского, который возглавлял тогда украинскую историче­скую науку. Академик Грушевский, как мы виде­ли, был первым президентом Украинской народ­ной республики, после ее падения эмигрировал в Австрию, потом, покаявшись, вернулся на Украи­ну. В 1924 году он был избран членом Академии наук Украины, а в 1929 году членом Академии наук СССР.

Партия и советское правительство считали в те годы историческую и национально-культурную концепцию академика Грушевского о происхож­дении украинского государства и украинской на­ции объективной, научно обоснованной и партий­но выдержанной. Такой же считалась и позиция украинских национал-коммунистов, пока они не начали активно проповедовать ее в партийной пе­чати. Эта «проповедь» встретила столь единодушную поддержку украинской как партийной, так и бес­партийной интеллигенции, что Москва ясно увидела, куда поведет такое развитие и поспешила объявить глашатаев украинизации «национал-уклонистами» страшное обвинение, после которого обычно слово переходит к чекистам.

Обратимся к некоторым их аргументам, поль­зуясь данными из книги Майстренко («Националь­ная политика КПСС»). Начало кампании за прак­тическое осуществление украинизации положило выступление Хвылевого. В ряде статей, опублико­ванных в 1925 году и посвященных XIIсъезду РКП (б) и его решениям о коренизации, он ставит в центр внимания два вопроса. Во-первых, украин­ский писатель утверждает, что решения съезда насчет равноправия народов и необходимости ко­ренизации аппарата власти в республиках остаются на бумаге, ибо невозможна украинизация без дерусификации украинского города, без украинизации пролетариата; во-вторых, считает он, «пока проле­тариат не овладеет украинской культурой, невоз­можно, чтобы культурная революция на Украине дала желаемые результаты». Хвылевой ставит во­прос: кто этому мешает? Ответ его категорический: «Русский мещанин, у которого в печенках сидит эта украинизация (...) который со "скрежетом зубов­ным" изучает этот "собачий язык", который кричит в Москву: "Спасайте!''»

Хвылевой предостерегает от рабского подража­ния русской литературе. Его аргумент: «не надо смешивать наш политический союз с Россией с лите­ратурой... Поляки никогда не дали бы Мицкевича, если бы они не перестали ориентироваться на рус­ское искусство. Дело в том, что русская литература веками тяготеет над нами, как господин положения, который приучил нашу психику к рабскому подра­жанию... Идеи пролетариата нам известны и без мо­сковского искусства... Даешь собственный ум! Прочь от Москвы!»

Хорошо понимая, что его могут обвинить в на­ционализме, собственно, предупреждая такое обви­нение, Хвылевой оговаривает, что у него речь не о пролетарской коммунистической Москве, где центр мировой революции – Коминтерн, а о Москве ли­тературных мещан и великорусских бюрократов. Он широко цитирует марксистских теоретиков, самого Ленина, все решения партии по националь­ному вопросу, чтобы его не объявили «сепара­тистом».

Никакие ухищрения не могли спасти нацио­нального коммуниста, столь страстно разносившего Москву, если на него обратил внимание, говоря сло­вами Ленина, «первый подлец и первый насиль­ник», каким был товарищ Сталин. Так случилось с Хвылевым. 26-го апреля 1926-го года Сталин на­писал негодующее письмо на имя секретаря ЦК КП(б)У. В письме говорилось, что коммунист Хвы­левой не любит Москвы, тогда как западноевропей­ский пролетариат и его компартии полны любви к ней. Сталин оценил выступления Хвылевого не как защиту решений самой партии по национальному вопросу, а как зловредный уклон. Более того -как целое течение антипартийной, националистиче­ской мысли в компартии Украины, наклеив на нее новый ярлык: «хвылевизм». Сталин потребовал от секретаря ЦК Украины Л. Кагановича разгромить и ликвидировать национализм в компартии Украи­ны. Кагановича не надо было учить по части «раз­громов». Не только сам главный «грешник», но и сотни украинских интеллектуалов из среды коммунистов, тысячи из среды беспартийной интелли­генции были сняты с работы, а потом и физиче­ски уничтожены. Разгромили и разогнали и тех партийных работников из ЦК Украины, которые во главе с членом ЦК Александром Шумским не только поддержали позицию Хвылевого, но и, в свою очередь, потребовали от Москвы перейти, наконец, от слов к делу по украинизации партий­ного, государственного аппарата. Такое требование Александра Шумского единодушно поддержала коммунистическая партия Западной Украины (в тогдашней Польше).

Тогда Сталин сначала послал в ссылку Шумско­го и его сторонников, а потом их тоже расстрелял. Что же касается коммунистической партии Запад­ной Украины, то ее Сталин распустил через Комин­терн, который к этому времени уже стал простым подотделом ЦК ВКП(б). От чекистских пуль этих украинских коммунистов спасло то, что они жили в капиталистической Польше.

«Украинский национализм» смахивал на ту ми­фическую гидру, у которой на месте отрубленных голов вырастали новые. Действительно, не успел Каганович доложить Сталину, что план по разгрому национализма «выполнен и перевыполнен», как по­следовало новое антимосковское выступление и не где-нибудь на стороне, а в самом политическом и теоретическом органе ЦК КП(б)У в журнале «Большевик Украины». Это было исследование вид­ного украинского экономиста и коммуниста Михаи­ла Волобуева под названием «К проблеме украин­ской экономики», напечатанное в начале 1928 го­да. Исследование было задумано, чтобы помочь партии разработать практические меры по созданию комплексной «национальной экономики» в духе решений партийных съездов.

Основные тезисы автора сводились к следую­щему:

1. старая Россия вела на Украине колониальную политику, грабя ее экономические ресурсы;

2. Украина при советской власти должна гармо­нически развиваться в ее природных национально-
экономических границах;

3. коммунизму противопоказана колониальная политика, «лишь украинский народ имеет право
распоряжаться своей экономикой», «эксплуатиро­вать украинскую экономику во вред украинскому
народу – это враждебно коммунизму»;

4) план «экономического районирования СССР», разработанный Госпланом СССР по схеме и при
участии старых царских специалистов-великодержавников, «полностью игнорирует национальные
экономики бывших российских колоний и предлагает централизованное районирование СССР на ста­рых великодержавных принципах» (Майстренко, стр. 108).

Волобуев был искренне убежден, что ЦК партии в Москве думает о национальной экономике и куль­туре то же самое, что и он. Это было глубокое за­блуждение не одного Волобуева, но и почти всех национальных коммунистов того времени. Ведь на­циональные коммунисты и всерьез верили, что «генеральная линия» партии в национальных рес­публиках – это создание собственной националь­ной экономики, подлинной национальной культу­ры, не только по «форме», но и по «содержанию», национальной науки и техники. Сами же националы должны возглавлять партийные органы и националь­ные правительства суверенных советских респуб­лик не по назначению из Москвы, а путем свобод­ных демократических выборов на местах. Все это оказалось иллюзией. Иллюзию национальных коммунистов тех лет разделял и пишущий эти строки. Накануне XVIсъезда партии, критикуя тезисы По­литбюро к этому съезду, я писал: «В реконструк­тивный период практическое разрешение нацио­нального вопроса в свете устранения фактического неравенства, которое еще, безусловно, не устране­но, приобретает сугубую актуальность как в хозяй­ственно-культурном, так и в политическом отноше­нии... Однако нынешний темп нашего культурного и экономического строительства в национальных районах и имеющиеся достижения не обеспечивают выполнения весьма ясных и практических дирек­тив Xи XIIсъездов партии... К сожалению, после XIIсъезда партии к национальной проблеме не воз­вращались и ее практическое решение идет от слу­чая к случаю... Вот с этой точки зрения тезисы Куй­бышева (председатель ВСНХ СССР) и Яковлева (Наркомзем СССР) не могут быть признаны доста­точными. Каждый из них национальную проблему затрагивает вскользь, "кстати", "между прочим" и, та­ким образом, обходит актуальнейшие вопросы хо­зяйственного развития в национальном разрезе» («Правда», 22 июня 1930 г., А. Авторханов. «За выполнение директив партии по национальному во­просу»).

Критикуя тезисы Яковлева по колхозному движению, я отвергал колхозы для национальных республик, ссылаясь на Ленина. Я писал: «Ленин говорил: "Было бы ошибкой, если бы товарищи по шаблону списывали декреты для всех мест России, если бы советские работники на Украине и на Дону стали бы без разбору, огулом распространять их на другие области. Мы не связываем себя однообраз­ным шаблоном, не решаем раз навсегда, что наш опыт, опыт центральной России, можно перенести целиком на все окраины" (т. XVI, стр. 106)».

«В другом месте, – продолжал я цитировать Ле­нина, – в известном письме коммунистам Кавказа Ленин призывает их к тому, чтобы они "поняли свое­образие своей республики от положений и условий РСФСР, поняли необходимость не копировать нашу тактику, а обдуманно видоизменять ее применитель­но к развитию конкретных условий" (т. XVII, ч. 1, стр. 200)».

Именно опираясь на Ленина, я объявил «опыт центральной России» «Сплошная коллективиза­ция и ликвидация кулачества как класса» – проти­вопоказанным специфике нерусских областей и рес­публик и потребовал для них не колхозы и не тозы, а землеустройство. В ряде статей в той же «Правде» меня подвергли разносной критике.

Ссылаясь на того же Ленина, один из моих кри­тиков причислил меня не только к «правым оппор­тунистам», но и к «предателям» партии. Он писал: «Мы должны категорически возразить против явно ликвидаторской и правооппортунистической теории и предложений Авторханова по вопросу о путях коллективизации национальных окраин... Что же выходит, если пойти по пути, предлагаемому тов. Авторхановым? Это означает снятие всерьез и на­долго лозунга сплошной коллективизации нацио­нальных районов... так как землеустройство будет землеустройством индивидуальных крестьянских хозяйств. Вот почему мы не можем расценивать это предложение т. Авторханова иначе, как попытку потащить партию назад в сторону от генеральной линии партии, на ту самую дорожку, о которой ноют и скулят все правооппортунистические эле­менты. Тов. Авторханов определенно заболел право-оппортунистической близорукостью и паническими настроениями... Он не видит того, что есть на нацио­нальных окраинах... Почему мы так резко возражаем тов. Авторханову? Да хотя бы потому, что "время более трудное, вопрос в миллион раз важ­нее, заболеть в такое время – значит рисковать гибелью революции" (Ленин. Из речи на VIIсъезде партии против тов. Бухарина). Предательские уши правых дел мастера торчат из рассуждений тов. Авторханова о путях коллективизации национальных окраин» («Правда», 30 июня 1930 г., Л. Готфрид. «О правильных и правооппортунистических пред­ложениях тов. Авторханова»).

Меня поставили по соседству с бухаринцами в отношении диагноза моей «правооппортунистической болезни». В те годы такое соседство считалось не очень уютным, а сама болезнь признавалась неиз­лечимой. Сталин, следивший за нашей дискуссией – «Колхозы или землеустройство» – заявил в отчет­ном докладе ЦК XVIсъезду: «Партия пересмотре­ла метод землеустройства в пользу колхозного строительства», а сам съезд записал: «XVIсъезд поручает ЦК партии... неуклонно проводить ликви­дацию кулачества, как класса, на основе сплошной коллективизации по всему Советскому Союзу».

Вот с этих пор в гигантской сельскохозяй­ственной стране – перманентный кризис недопро­изводства зерновых культур и животноводческой продукции. Между тем до революции одна Украина кормила всю Европу своей пшеницей, а экспорт русского хлеба на мировом рынке занимал второе место после Америки. Вот уже несколько десяти­летий, как СССР занимает первое место в мире по импорту американского хлеба.