Субъект и объект в мышлении Нового времени

Ментальность Нового времени характеризуется появлением дуалистической субъект-объектной пары. Деистское отношение к миру (своего рода радикальный креационизм, доведенный до последних логических следствий) влечет за собой еще одну неснимаемую дифференциацию, еще одно дробление холизма.

Пара "субъект-объект" появляется уже в схоластической перспективе, где субъект предстает как бы "зеркалом Божества", а объект - противолежащей ему природой. Процесс познания, в том числе и средневековый эквивалент науки, возможен именно за счет общего знаменателя: Бог творит природу и ставит в ее центре свой образ, который способен познавать окружающее, так как оно создано Тем, чьим образом он сам является. Дионисий Ареопагит называет это "катафатическим методом богопознания". Такой метод - восхождение по ступеням от созерцания сотворенного к представлению о Творце - был доминирующей эпистемологической моделью Средневековья. (Заметим, что в Восточной Церкви катафатический метод традиционно дублировался апофатическим). Фома Аквинский и его продолжатели использовали термины "субъект" и "объект" в этом смысле: объект есть вся природа, а субъект - разумное человеческое существо, поставленное в центр вещей и способное кодифицировать (познавать) объект за счет наделенности рассудком - качеством, являющимся "образом Божества". Но это познание субъектом объекта возможно лишь под эгидой веры, в пространстве догматического богословия, которое априорно определяет поле и методику субъект-объектных соотношений. По сравнению с античностью креационизм схоластики разводит человека и природу, постулирует инаковость их субстанции, отсутствие возможного перехода одного в другое. Греческое и иные традиционные общества (и доминирующие в них гносеологические модели) не знали точных аналогов схоластическим субъекту и объекту. Персона греков означала "лик", "маску", которую божество или иная сила одухотворенного мира принимает на себя. В качестве "персоны" в определенных ситуациях могли выступать и природные явления - отсюда персонализация рек, ручьев, пещер, гротов, лесов, рощ, гор и т.д., которыми исполнены греческие мифы и философские трактаты. Греческая гносеология - особенно у досократиков - основывалась на допущении возможности всесторонних метаморфоз: боги становились людьми, люди - цветами или деревьями, цветы и деревья - снова богами. Познать вещь означало стать ею, превратиться в нее.

В индуизме (адвайто-ведантизм) тождество противоположностей (субъект-объект) выражалось еще более радикально в формуле: "атман есть брахман", "Я" есть реальность, реальность есть "Я". На определенном уровне человек и природа строго тождественны. Эта индуистская предельно манифестационистская формула помогает понять греческую мысль, которая сама себя не договаривает. Возможность онтологических и гносеологических метаморфоз греков проистекает из адвайто-ведантистского принципа: одно становится - другим, поскольку в высшей реальности все - одно. Позднейшие герметики выражали это алхимическим девизом Alles in Alem, "все во всем".

В схоластике субъектное и объектное также исчезало в Боге, но так как тварь по догматическим основаниям никогда не могла полностью вернуться к Творцу (отстаивавший этот взгляд Мейстер Экхарт был причислен к еретикам), то данный тезис утрачивал оперативное значение, так как был заведомо вынесен вне сферы опыта.

Новое время характеризуется абсолютизацией неснимаемого противоречия между субъектом и объектом. Так как функции Божества постепенно минимизировались, а роль догматической теологии (при огромном участии в этом процессе протестантизма) вообще сходила на нет, то никакой инстанции, способной примирить эти две категории в постсхоластическом контексте не оставалось.

Так постепенно складывалась оппозиция "мысли" и "протяженности" у Декарта, "рассудка" и "ноумена" у Канта и т.д. Субъект отныне стал человеческим рассудком, объект - окружающим миром. Так как всякая опосредующая инстанция (где обе эти реальности сливались бы) была упразднена, то чисто философски этот гносеологический дуализм - впервые особенно отчетливо замеченный Рене Декартом - мог либо решаться в пользу одного члена этой пары (идеализм или материализм), либо оставляться без поиска первичной реальности на уровне простой констатации факта.

Наука становится преимущественно областью субъект-объектных отношений в специфических условиях интеллектуальной культуры Нового времени, а именно, в условиях максимального удаления (вплоть до гуссерлевского "вынесения за скобки") божественной инстанции.