Глава 23. Шириной с планету Земля

Шириной с планету Земля

Каждый день мы совершаем кучу ошибок, которые большинство из нас попросту не замечает. Мы регулярно опаздываем на работу, перегружаем свои лёгкие канцерогенными табачными смолами, а своё зрение чтением бесполезной литературы. Мы молча завидуем тем, кто гребёт деньги лопатой и имеет больше квадратных метров, но ленимся вынести мусор из квартиры или помыть на кухне полы. Мы шёпотом ругаем власть, не понимая, что ей от этого ни горячо, ни холодно, страшно переживаем за героев глянцевых изданий, забывая жить своей жизнью. И вообще, мы всё время стараемся прыгнуть выше, схватить больше и бросить дальше, при этом не пытаясь стать лучше.

Эти досадные погрешности чаще всего не влекут за собой каких-либо драматических изменений в нашем устоявшемся жизненном пространстве, и мы можем снова и снова безнаказанно прыгать в бездонный колодец и наступать на одни и те же грабли.

Но бывают и совершенно дикие, порой даже критические промахи и просчёты, от которых нам хочется биться головой об стену, размозжив её вместе с заранее покусанными локтями.

Наши свидания с Элиной не ограничивались посещениями кинотеатров, музеев, кафе и прочих публичных мест, а также регулярными ночёвками у меня дома. Три раза в неделю она вела вечерний приём в обычной городской поликлинике, так как её жалкой зарплаты в больничке не хватало даже на осуществление ежемесячных платежей по автокредиту. Поликлиника располагалась рядом с моей работой, и я был весьма доволен, что всё так удачно совпало.

Я приезжал к ней вечером, под самый конец приёма, и причиной тому было вовсе не воспалённое горло. Перед моим приходом Лина обычно высылала из кабинета медсестру. При этом на неё падала дополнительная нагрузка, так как ей приходилось самостоятельно заполнять истории болезни, но отсутствие любопытной сестрички в кабинете, безусловно, шло нам на пользу.

В этот тёплый осенний вечер народу в коридоре сидело неожиданно много. Я соорудил необыкновенно больной вид и спросил, кто в очереди последний. Ответ меня разочаровал. Передо мной сидели три совершенно одинаковых бабки, бледный, трагически восторженный юнец, потный товарищ, у которого на носу росли чёрные волосы и субтильный плешивый дедок в сандалиях. Дед неподвижно замер на лавке, облокотившись на палочку и прикрыв веки, и чтобы точно понять, жива эта мумия или нет, требовались объективные результаты вскрытия.

Такой расклад меня совершенно не устраивал, очевидно, что все эти товарищи сегодня к врачу не попадают. Я отошёл в сторону и набрал номер своей любимой. В кабинете зазвонил телефон. А затем я услышал её голос в моей трубке.

- Ты уже там? – спросила она. – Говори быстрее. У меня пациент.

- Да, я на месте. Знаешь, ты пользуешься невероятной популярностью у населения!

- Полный аншлаг?

- Не то слово.

- Сколько их?

- Шестеро.

- Пипец. У меня ещё двое по записи. Подожди немного. Я их приму, а потом тебя позову.

Я сел рядом с хворающими, которые пялились на меня с весьма снисходительным видом. Наверное, они пребывали в иллюзиях, что я сегодня к лору не попаду. Думают, парень зря булки высиживает.

«Как раз наоборот, товарищи, это вам сегодня ничего не светит!», - с определённой толикой злорадства подумал я.

Добрый доктор сдержала слово. Повезло неподвижному деду, который совершенно неожиданно для всех проявил недюжинную прыть, дерзко проскочив в кабинет и обскакав более медлительную старушку. В последний момент бабушка схватила наглеца за брючину, но дед пригрозил ей клюкой и был таков. После него и бабки, которая во избежание повторения истории с дедом, забаррикадировала дверь своим телом, Элина вышла в коридор, равнодушно назвала мою фамилию и объявила оставшимся больным, что приём на сегодня закончен. Никто не двинулся с места, не встал даже восторженный отрок, на которого внешность доктора явно оказала положительный терапевтический эффект. Люди надеялись до последнего. Не стоит. Ибо проход без очереди, граждане – это священная прерогатива человека, который спит с доктором.

Я прошёл в кабинет под недовольные бурления поджидальцев, и Элина закрыла дверь на ключ. Она была одета в короткий белый халат, джинсовую мини-юбку и элегантные босоножки на платформе, подчеркивающие её красивый и очень актуальный в этом сезоне чёрный педикюр.

- Привет милый! – произнесла она, обнимая меня за шею и нежно прижимаясь ко мне.

- Здравствуй, любимая! – ответил я, впиваясь в её губы с неистовой страстью человека, который после суточной голодовки получил бокал пива и шкворчащий говяжий бифштекс. – Как же я хочу тебя! Давай прямо здесь? Я чувствую, что не дотерплю до дома.

- Давай…любимый.

Слева от двери стояла раковина, за ней металлический шкаф с проводами, не зная точного назначения которого, я почему-то свысока именовал «автоклавом». В центре комнаты стояло кресло для недужных, рядом с которым располагалась громоздкая, украшающего вида лор-установка. Вот тебе и наглядное отличие между технарём и гуманитарием. Гуманитарию, кроме его собственной страшной физиономии, народ попугать нечем. Зато при виде этого угловатого медицинского агрегата с его проводами, квадратными переключателями, распылителями, зеркалами и рядом ужасающих металлических трубок с пыточными насадками на конце можно легко наложить в штаны.

Рядом стоял письменный стол, накрытый прозрачным оргстеклом, за которым обычно сидела медицинская сестра. Я грубо смахнул с него всё лишнее, и на пол шлепнулась кипа историй болезней в одинаковых картонных обложках. Не снимая короткую юбку, одним движением Лина приспустила тонкие стринги, и я повалил её на стол…

Мы занимались любовью, а за дверью покашливали и посапывали больные отитами, фарингитами, ларингитами, гайморитами и хроническими тонзиллитами. Нас не отвлекала даже казённая, полустерильная обстановка, хотя фанаты медицинского фетиша оценили бы эту картину по достоинству.

Потом я ещё несколько минут лежал на её вздымающейся груди, а она гладила мои мокрые от наших движений волосы.

Из поликлиники мы выходили по одному, соблюдая все правила конспирации. Я выполз из кабинета на полусогнутых, создавая максимально правдоподобный образ человека, которому только что удалили кисту. Она – с утомлённым видом начинающего медика, который честно отпахал свою смену.

Когда она вышла из поликлиники, уже не было смысла шифроваться, и она направилась к моей машине. У входа в поликлинику, рядом со своим квадратным «Лексусом» стоял гремевший в 1990-х годах сатирик, не преминувший вытаращиться на красивые Линины лодыжки, длину которых уже не мог скрывать привычный наряд эскулапа.

Я переложил свой китайский мобильник c пассажирского сиденья на торпеду, и она села рядом со мной.

- Заметила Метросяна? – спросил её я.

- Нет.

- А вот он тебя заметил. Гляди, вон он стоит!

Элина посмотрела в нужную сторону через грязное лобовое стекло.

- Действительно это он. Если честно, никогда его не любила.

- Вам, интеллектуалам, не угодишь. Ну, что? Ко мне? – спросил я, убирая каштановую прядь с её очаровательного ушка.

- Да, секс был суперский, - со сладкой улыбкой ответила Элина. - Может быть, дома продолжим?

- По-любому!

У меня зазвонил рабочий телефон, который нам обычно выдавали на время служебных поездок. Честно говоря, я просто забыл его сдать. Я посмотрел на номер, и у меня сразу же возникло нешуточное желание выбросить трубку в окошко.

- Прости, - сказал я Элине. - Это мой начальник.

- Тот, которого ты называешь «Багажником»?

- Он самый. Я, пожалуй, выйду на улицу, там более шумно. Пусть думает, что он позвонил не вовремя – быстрее отвянет.

- Хорошо, милый, - покорно согласилась она.

Я вышел на улицу и ответил на звонок. Вопреки моим ожиданиям начальник залечил меня по полной программе. Интимно дыша в трубку, он почти десять минут к ряду занудно объяснял мне, почему я должен выйти на работу в субботу, каково политическое значение встречи, свалившейся на наше управление, как тот самый снег на голову, что будет со мной, если я не подготовлю тезисы вовремя, и почему он сам в эти выходные будет отдыхать на даче, в то время как я буду корпеть над материалами. Чёрт бы побрал мой аналитический склад ума! Как это всё-таки отвратительно быть самым безотказным в отделе. Мне так хотелось побыстрее отделаться от Багажника и его «курса молодого бойца», что я почти сразу же на всё согласился, чем несказанно начальника удивил. Дома меня ждало чудесное продолжение секса, и по сравнению с этим поход на службу в выходные дни ровным счётом не значил ничего.

Когда я сел обратно в машину, я заметил, что Элина плачет.

- Милая, что случилось?

Я протянул к ней руку, но она с силой оттолкнула её.

- Да что с тобой? – не мог понять я.

- Как же я тебя ненавижу! - сказала она, вытирая едкие слезы. – Что же ты не сказал мне, что у тебя такое радостное событие?

- Да какое радостное событие? Ты что? Заболела? – сказал я, вновь пытаясь её обнять.

Она яростно ощерилась, как кошка, которую загнали в угол.

- Не трогай меня! Больше не смей трогать меня никогда! Понятно?! - И ещё, - крикнула она, бросая мне на коленки мой мобильный телефон. – Прими мои искренние поздравления по случаю твоего будущего отцовства, сволочь!

Элина выскочила из машины и даже не стала закрывать за собой дверь. Я посмотрел в мобильник, и на душе у меня стало совсем нехорошо.

На экране была открытая смска от Ольги:

«Privet, kotik:). Dergu pari, ti ne zabyl pro nashy volshebnuyu noch. Tak vot, u menja dla tebya chudesnaya novost’. Ja beremenna, oshibki bit ne moget – analiz krovi pokazal. Pozvoni mne kak tolko smogesh. Chmoki-chmoki»

Но это ещё полбеды, в истории звонков был один пропущенный вызов от Оли и один отвеченный – длиной в три с половиной минуты. Теперь я уже не мог соврать Лине, что это просто ошиблись номером. Похоже, что она уже успела всё обсудить с моей случайной подругой. Мобильник опять завибрировал, от Ольги пришло ещё одно сообщение. Я не стал его открывать.

В тот момент я смотрел, как на другом конце переулка в своём красном автомобиле захлёбывается от рыданий мой самый любимый человек. И я, наверное, в первый раз в своей жизни не знал, как поступить в данной ситуации.

Зато я чувствовал, как этот узкий переулок на моих глазах превращается в огромную пропасть, шириной с нашу голубую планету. Только что нас разнесло по разным полюсам земного шара, и вновь сблизить нас могло только самое настоящее чудо.