Черутти, черутти и ещё раз черутти

Говорят, человек есть венец эволюции, занимающий самую верхнюю строчку в пищевой цепи. Злоупотребляя своим эволюционным положением, он готов скушать всё, что растёт и, практически всё, что может бегать, прыгать, плавать или ползать по земле. А вот, чтобы другие виды смогли пообедать этим кровожадным и вечноголодным гегемоном, им приходится проявлять настоящие чудеса ловкости, хитрости и коварства.

Болезней у этого «царя природы» с каждым годом становится всё больше и больше. Медицинский прогресс уже не поспевает за эволюцией бактерий, вирусов и разнообразных генетических заболеваний. Больным научились пересаживать органы, а обычный насморк возведён в разряд неизлечимых хронических заболеваний. Медики пичкают нас супертаблетками, делают прививки, мануалят наши болезненные тела, а продолжительность жизни сейчас ровно такая же, как какие-нибудь пятьсот лет назад.

При этом современный человек является не только самым больным но, в общем-то, и самым беспомощным, самым неприспособленным видом на этой планете.

Оставьте любого городского жителя хотя бы на пару лет без врачебной помощи, и он безо всякого труда протянет свои короткие, «царственные» ножки. Снимите с него очки, и он будет смешно пересчитывать своей головой многочисленные городские столбы. Отберите у него машину, и он потеряет мобильность, так как его слабые конечности уже не могут выдержать дальних переходов. Разденьте его догола, предложите прогуляться в городском парке, и он замёрзнет в первую же ночь, ибо шкура уже не та! Конфискуйте его кошелёк, и он умрёт с голоду, так как питаться отбросами и падалью могут далеко не все, а уж пить воду из луж и подавно. Скажите ему, что отныне он не сможет ходить в свой банк и работать там скучным, офисным планктоном, и он тихо скончается от горя, потому что больше в этой жизни он ничего не умеет делать.

Даже родить человеческая самка, самостоятельно, в одиночку, без кучи врачей, сложной аппаратуры и чудовищного списка мощнейших препаратов, зачастую уже не в состоянии. А любая лесная зверюга – запросто!

Это не эволюция. Это самая настоящая деградация. Мы вырождаемся. Мы катимся под откос со скоростью асфальтового катка. Да – медленно, да – потихоньку, да - в запасе ещё много километров хорошей шоссейной трассы. Но эта дорога заканчивается пропастью, и падение так же неотвратимо, как ночь, которую сменяет день.

Даже все чувства: вкуса, зрения, слуха, осязания, обоняния у нас развиты куда хуже, чем у братьев наших меньших.

Но мне повезло, запахи я различаю куда лучше, чем многие представители моего вида.

Вы никогда не замечали, что один и тот же аромат духов на разных женщинах смотрится совершенно по-разному? Мне кажется, что всё зависит от индивидуального, естественного запаха тела, присущего каждой женщине. Этот запах скрывается от нас за плотной ширмой искусственных ароматизаторов, таких как мыло, гели для душа, духи или крема. И чтобы почувствовать этот настоящий, истинный женский аромат, надо избавиться от всей этой фальшивой мишуры, отвлекающей мужское сознание от самого главного.

И поверьте мне, если этот запах приятен Вашему обонянию, то скорей всего с этой женщиной у Вас всё получиться. Если запах Вам по каким-то причинам категорически не нравится, то счастливое совместное будущее невозможно. В этом плане мы недалеко ушли от животных. Когда две собачки знакомятся, они первым делом тщательно обнюхивают друг друга.

Когда я учился в 10-м классе общеобразовательной гимназии, я познакомился со славной девушкой Олей, с которой у меня был крайне непродолжительный, но довольно запоминающийся роман. Скорее это был даже не роман, а полуроман – череда коротких эпизодических свиданий. В общем, ничего серьёзного.

Как-то раз, одним погожим весенним деньком мы вышли прогуляться по Манежной площади, характер которой можно описать следующим образом: фонтаны, фонари и куча иногородних, студентов, школоты, праздно слоняющихся между ними.

Помнится, я подарил Оленьке маленькую красную розочку, которую в целях экономии я в последний момент выдрал из шикарного букета, подаренного маме на день рождения за пару дней до этого. Вот в таком составе мы с Олей и совершали траверсный променад по Манежке, держась за руки, как взрослые: я, она и увядающая роза. Потом мы сели на освободившееся место у центрального фонтана, стилизованного под глобус, верхушку которого венчала маленькая статуя Георгия Победоносца.

Оленька была до умопомрачения красива той свежей распускающейся красотой, которой может обладать только юная шестнадцатилетняя девушка. Олино лицо поражало классической правильностью черт, именно так я представлял себе Афродиту. Её светлые волосы были собраны в хвост, а вот глаза подкачали: синие, пустые и холодные.

Даже несмотря на эту «прохладу», Оля мне нравилась чрезвычайно. Брызги от фонтана ледяным крошевом окутывали наши разгоряченные на солнцепеке тела. Я сидел на холодном граните и обнимал Олю за талию. Мы целовались целый час, а может быть и больше. Это были не взрослые страстные поцелуи, а скорее подростковая «проба пера», своего рода спортивная тренировка перед настоящими боевыми действиями. Зато по длительности поцелуйного действия мы побили все «засосные» рекорды, предстоящие нам обоим в грядущих любовных сражениях. Так вот, после этого, мне на всю жизнь запомнился запах её духов. Конечно же, что в тот момент их название и марку я уточнять не стал.

Помимо свиданий, между мной и Ольгой была развернута горячая любовная переписка. Прошу заметить, не электронная и не в социальных сетях, как это принято сейчас. Это была самая что ни на есть традиционная любовная переписка с использованием самых обыкновенных бумажных носителей.

Посредником в передаче корреспонденции выступила Олина школьная подруга Саша, с которой мы вместе учились на подготовительных курсах в Московском финансовом институте. Каждый вторник и четверг, я с замиранием сердца получал Олины письма, написанные на развороте школьной тетрадки «в линеечку» и упакованные в маленький бумажный конвертик с наклейкой в виде пурпурного блестящего сердечка. Из курса российской истории Оля почерпнула информацию о том, что благородные дворянские дамы в незапамятные стародревние времена имели привычку душить письма возлюбленным своими «парфюмами», дабы их кавалеры могли наслаждаться этим запахом в случае отсутствие предмета своего обожания. И даже в наше суровое время, уважаемые дамы и господа, этот «книжный» приём неизменно вызывал во мне килограммы буйного поросячьего восторга. Свои письма в Ольгин адрес я по аналогии также душил мужским одеколоном «Меркурий». Саша незлобно подшучивала над моей наивной невежественностью, но письма передавала исправно.

Помимо Манежки у нас с Олей состоялось ещё несколько подобных встреч, по завершению которых, мы как-то весьма незаметно и безболезненно для нас обоих расстались. Зато у меня как у собачки Павлова выработался рефлекс на Олины духи: едва заслышав этот запах, я как вышколенный боевой конь начинал возбужденно озираться по сторонам и бил в пол копытом. И не потому, что я так невозможно скучал по ней: юность не способна зацикливаться на одном человеке: после Оли появилась Настя, Настю сменила Маша, а дальше пошло-поехало.

Просто у меня в сознании был жив далёкий образ той красивой, невинной девочки, свежесть и молодость которой подчеркивал именно этот запах. Скорее всего, это была даже не ассоциация с конкретным человеком, а какая-то очень целостная и приятная картина. Однако до поры до времени их название оставалось для меня совершеннейшей загадкой. Записную книжку с Олиным телефоном я потерял, да и названивать ей спустя годы по поводу каких-то духов, согласитесь, было бы глупо.

Разгадка наступила самым неожиданным образом. Однажды я спускался по эскалатору в метро, и вдруг мимо меня прошла девушка, со спины до ужаса похожая на Олю. В довершении всего, за девушкой протянулся шлейф уже знакомого мне аромата. Повинуясь сиюминутному порыву, я побежал вслед за девушкой, которую я смог нагнать только в конце движущейся дорожки. Девушка совершенно опешила, когда резко обернулась и увидела, что за ней гонится совершенно не знакомый ей юноша с горящими глазами. К сожалению, или к счастью, но это была не Оля. Немного запыхавшийся от бега, я незамедлительно вступил с ней в разговор:

- Девушка, а Вы не подскажете…?

Но боевая красотка сразу же дала мне от ворот поворот.

- Молодой человек! Я в метро не знакомлюсь.

Сказала – как отрезала. Подвижная лента эскалатора закончилась, и девушка резко взяла вправо. Пришлось бежать за ней вдогонку.

- Девушка, так я не ради знакомства. Мне просто Ваши духи нравятся.

Тут уже настал её черед удивляться.

- То есть как это «духи»?

Видимо, она даже не могла помыслить, что можно вот так запросто подойти к такой красавице, как она, не чтобы стрельнуть телефончик, а ради чего-то ещё.

- А вот так! Хочу такие же своей девушке купить. Название не подскажите?

- Да, конечно. «Cerutti 1881».

- Спасибо!

Донельзя довольный, я тут же умчался по своим делам, оставив девушку размышлять на перроне относительно нездоровых странностей моего поведения. В итоге, через несколько месяцев, несколько раз отложив свою нищенскую студенческую стипендию и заняв ровно столько же у друзей, я сумел скопить достаточно бабок, чтобы купить эти духи и преподнести их своей тогдашней подруге. Как помнится, это произошло на День всех влюбленных. Духи ей, конечно же, понравились, но меня постигло ужасное разочарование. Запах ей совершенно не шёл, более того, меня даже начало подташнивать от него. Я строго-настрого запретил ей душиться ими в моём присутствии, чем вызвал просто бурю праведного негодования. Мол, сначала даришь, а потом сам же и пользоваться запрещаешь. Где здесь, спрашивается, логика? Свою запутанную, глубоко ущербную логическую цепь, я ей, конечно же, раскрывать не стал. Но решение осталось в силе.

После этого случая у меня прошло маниакальное желание надушить этими духами всех моих подруг. И к чему эту историю вспомнил? Ведь она довольно банальна. Собственно говоря, к тому, что колесо судьбы повернулось довольно причудливым образом, и наши с Ольгой дорожки пересеклись снова.

Произошло это на просторах какой-то социальной сети. Кроме того, что эти сети значительно облегчают работу спецслужбам по составлению подробных досье на граждан, они также созданы для того, чтобы найти своих бывших любовниц и посмотреть, как у кого сложилась жизнь. Обыкновенно ничем серьёзным такие встречи не заканчиваются, если не считать великим результатом один-два раза по старой памяти. С Ольгой всё было по-другому. Она сама разыскала меня и предложила попить кофейку. Я уже встречался на тот момент с Элиной, но мне было любопытно с ней повидаться, и я согласился.

Мы встретились в кафе на Старом Арбате, который был загажен плотными баррикадами из палаток с убогими, псевдорусскими сувенирами. Сам Арбат был такой же псевдорусский и псевдопраздничный, напрочь лишённый хоть какого-нибудь элементарного шарма. Для того чтобы почувствовать дыхание настоящей, дореволюционной Москвы, надо свернуть с Арбата в переулки. Отголоски старой Империи ещё живы там. Надо только захотеть впустить их в своё сердце.

Мы заказали себе по чашечке «эспрессо» и стали общаться. По прошествии тринадцати лет в Оле было трудно узнать ту милую, неопытную девчушку, которая подрабатывала в модельном агентстве и слушала Ляписа Трубецкого. Она была по-прежнему красива, но это была уже совершенно иная красота. Если девушка красива в шестнадцать лет, тогда надо сказать «спасибо» папе с мамой. А если девушка красива в тридцать лет, то в этом случае уже следует благодарить генетику, образ жизни, спорт, качественный макияж и нож пластического хирурга. Женщины они ведь как рыночный творог – очень маленький срок годности.

Ещё до того, как она открыла рот, я понял, что нам придётся знакомиться заново. Раньше Оля была просто красивой куклой без единого грамма серого вещества в голове. Теперь передо мной сидела личность. Её глаза больше не зияли той наплевательской пустотой, скорее в них замерла какая-то тонкая, еле уловимая частичка грусти. После кофе мы перешли на коньяк, и тогда она развернула передо мной длинные свитки своей жизненной летописи.

В восемнадцать лет она вышла замуж за подающего надежды сыночка сильно наворовавших родителей. Парнишка сумел окончательно покорить сердце юной красавицы после того, как он свозил её в своё навороченное загородное имущество и покатал на санях с бубенцами, запряжённых четвёркой самых настоящих северных оленей. После свадьбы вся семейка спешно бежала в Испанию, так как папа-вор забыл с кем-то вовремя поделиться, слепоглухонемая российская Фемида проснулась, и, как шатающийся медведь-топтыгин, стала грузно наступать ему на пятки.

Но кремово-пальмовая сказка с кабриолетами, бассейнами и лангустами длилась недолго. Через год парнишка её бросил, так как в Испанию переселился папин кореш с ещё большим количеством суррогатных капиталов, у которого дочка была вполне себе детородного возраста.

Пропала шикарная загородная вилла, исчезли сытные европейские завтраки на берегу моря, и даже северные олени, которые из-за мягкого климата теперь сидели без работы и целыми днями прохлаждались в шезлонгах и пили ледяную сангрию, показали ей длинный, шершавый язык.

Вот так Оля осталась одна, на чужой земле, без образования, без средств, к тому же не владея в достаточной степени языком конкистадоров. Надо было возвращаться в «Рашку», но тогда это казалось ей жутким кошмаром. Уж лучше в петлю. Заграница – это как попасть на тот свет. Оттуда никто не возвращается. Или почти никто.

И опять Оленьку выручила незаурядная внешность. Её подобрал какой-то местный фотограф, который, судя по всему, обладал всеми признаками вырождающейся гениальности, и предложил ей хорошую работу. Разумеется, только при условии, что Ольга станет его любовницей. Деваться было некуда. Работа была, в общем-то, нормальная: фотосессии на плакаты и для глянцевых журналов. Самое сложное во всём этом деле была постельная составляющая, так как гениальному мастеру фотокамеры было под шестьдесят, к тому же, дедушка был устрашающе сладострастен. Проще говоря, он почти за символические деньги обрёл бесплатный секс со здоровой и красивой «пипеткой».

Но вместе с периодическими поскрипываниями богемной койки росла и Олина известность. Со временем её стали приглашать другие фотографы, гонорары росли как на дрожжах, и через какое-то время она послала озабоченного дедульку к чертям собачьим и подвизалась в Мадридское модельное агентство. Но настоящая слава пришла к ней после того, как она снялась в рекламе минеральной воды, где она страстно прижимала запотевшую бутылку к своей мокрой, полупрозрачной маечке и жарко шептала, закатывая глазки от удовольствия: «Это великолепно! Попробуй и ты!».

После этого Олечка обрела подлинную финансовую независимость, выбирая только те предложения, которые сулили хорошие барыши, сняла пентхаус в центре города и даже обзавелась собственным импресарио.

После упомянутой рекламы к ней подкатил бывший супруг, который долго и унизительно ползал за ней на карачках. Богатенький нытик кричал, что он совершил страшную ошибку и слёзно умолял его простить. Не давая подняться ему с колен, Оля быстренько выдворила за дверь этого плачущего дурака с повисшей соплёй в носу.

Её вторым мужем стал владелец компании, которая в то время претендовала на звание крупнейшего производителя фруктов и овощей. До свадьбы Оля взяла кредит, выкупила пентхаус и обзавелась секретным счётом в швейцарском банке. Теперь уже никто не сможет выкинуть её на улицу!

Второй брак был куда удачнее предыдущего. Денег её муж зарабатывал достаточно, был умён, красив и успешен, на подарки не скупился, а в её внутренний мир и работу практически не вмешивался. Оля не хотела детей, отговариваясь, что она ещё очень молода и для начала хочет чуточку пожить для себя. Муж удивился, но особо настаивать не стал, так как от предыдущих двух браков у него уже были две дочери.

В общем, семейная идиллия могла длиться вечно, и у Оли и Хосе были все шансы «жить долго, счастливо и умереть в один день», но тут случилась одна маленькая заковырка. Дело в том, что со временем у Оли проявился вкус к бизнесу, и она начала потихоньку вникать во все мужнины предприятия. И настолько ей это понравилось, что она решила втянуться в авантюру по смещению своего благоверного с поста председателя совета директоров и завладеть солидным пакетом акций компании. На измену её подбил заместитель Хосе красавец Энрике, уже давно метивший на эту должность и по совместительству являющийся Олиным любовником. Поводом послужили некие финансовые махинации, который её муженёк в своё время скрыл от акционеров. Компрометирующие документы хранились в сейфе у них дома, и, зная шифр замка, Ольга запросто сняла с них копию.

Поначалу всё шло хорошо. Хосе, не ожидавший подлых ударов сбоку и в спину, почти капитулировал. Большая часть совета директоров, которых Оля сумела ублажить и умаслить, понятное дело, каждого своим способом, была на их с Энрике стороне.

За неделю до голосования, когда исход дела заговорщиков, уже не у кого не вызывал сомнений, Хосе сделал ход конём. Недаром он был таким удачливым воротилой.

Когда ничего не подозревающая Оля возвращалась из ресторана после делового ужина с одним обаятельным предпринимателем, внезапно предложившим нашей деловой леди очень крупную и очень выгодную для неё сделку, её красный «Ferrari» остановила полиция.

Дальше произошло то, чего она совсем не ожидала: полицейский вежливо попросил её разрешения осмотреть машину. Со словами: «Я не знаю, что Вы ищете, но кроме пляжных платьев Вы ничего там не найдёте» она нажала на кнопку открытия багажника…и на Ольгу сразу же надели наручники. В багажнике было столько высококачественного, очищенного героина, что на иглу можно было посадить всё население какой-нибудь Гранады.

Уже перед самым отделением полиции машина остановилась, и Ольге на сотовый позвонил Хосе. Ледяным тоном муж предъявил ей ультиматум: либо она сейчас же отказывается от всех своих активов, имущества, передаёт ему украденные бумаги, и чтобы духу её не было в Испанском Королевстве; либо её оформляют и тогда уже судят по всей строгости закона. Надо ли говорить, что при таких раскладах она уже не выйдет из тюрьмы никогда.

Легавые терпеливо ждали, они были в сговоре с её супругом. Оле стало ясно, что находящийся у самой последней черты Хосе готов идти до конца.

Выбора не было. Рыдающую Ольгу отвезли на какую-то квартиру в пригороде Мадрида, где под присмотром полиции неизвестные люди заставили её подписать все необходимые бумаги об уступке имущества и доли в компании в пользу Хосе. Более того, оказалось, что она должна мужу триста тысяч евро – это была вся сумма, которая находилась на её личном счёте. Она, было, заартачилась, но полицейские имели необыкновенный дар убеждения.

После этого её в том самом виде, в каком она посещала ресторан, то есть в босоножках и лёгком сарафанчике, повезли в аэропорт и посадили на самолёт. Все те же незнакомые лица отобрали у Ольги испанский паспорт, в замен выдав ей старый российский. Получив испанское подданство, Оля не стала выходить из российского гражданства.

Размазывая подтекающую косметику по лицу, Ольга смотрела в иллюминатор в своём экономическом классе (её супруг решил не тратиться на дорогие билеты) и размышляла о том, что десять лет назад она приехала в эту страну без ничего и теперь улетает отсюда без единого гроша в кармане, не считая пару сотен евро в сумочке и драгоценностей, которые были надеты на ней. Вот она, горькая насмешка судьбы! И всё же она приобрела самую бесценную вещь – опыт. Теперь она уже не наивная школьница!

Пока стюардесса показывала презентацию спасательного оборудования, пилоты уже вовсю вещали по громкой связи:

- Уважаемые пассажиры, авиакомпания «Аэрофлот – российские авиалинии» и я, капитан воздушного судна Григорий Сорин, рады приветствовать вас на борту нашего самолёта. Мы выполняем рейс по маршруту Мадрид-Москва…

Ей опять позвонил Хосе, который произнёс несколько заранее выверенных фраз:

- Если я тебя ещё раз, тварь, увижу в Мадриде, или если я узнаю, что ты обратилась в Посольство в Москве, чтобы тебе выдали новый паспорт, будешь мотать свой срок в самой поганой женской тюрьме! Заявление о разводе получишь по почте!

Оля подозвала стюардессу, прочёсывающую ряды в поисках пассажиров с включённой электроникой и строго грозившую им пальчиком, и протянула ей пятьдесят евро.

- Девушка, принесите, пожалуйста, бутылку сухого красного вина. Я знаю, что до взлёта Вам этого не разрешают делать, но…я Вас очень прошу.

Стюардесса выразительно посмотрела на её потёкшую тушь и молча взяла купюру…

Олина трагедия разыгралась всего пару недель назад. Конечно же, она благоразумно умолчала о том, что именно она вознамерилась подставить своего мужа и прихапать его собственность. В Олином варианте повести она представала не иначе как белая, пушистая овечка, которая пала жертвой плохих людей и чудовищных обстоятельств. Настоящая правда покажет своё хищное, неблаговидное рыло гораздо позднее: по письмам, намёкам и обрывкам случайно подслушанных разговоров. Но этот момент настанет ещё очень и очень нескоро.

Я был тронут её историей, и после половины бутылки коньяка она уже рыдала у меня на плече.

- Ну-ну, не надо плакать! В жизни и не такое бывает, - всё время повторял я, стараясь её хоть немного утешить.

- Ты такой заботливый, - продолжала кукситься Оля, налегая на крепкую и не очень хорошую «конину».

До сих пор не могу понять, почему Оля решила позвонить именно мне, своему давнему, почти что шапочному знакомому, с которым у неё, ко всему прочему, практически ничего не было.

В общем, утешение продолжилось у меня дома. Пока мы ехали в метро, Оля с боязнью прижималась ко мне. За время пребывания в заграничном «раю», она успела порядочно отвыкнуть от московских реалий, поэтому обилие страшных личностей в подземке повергло её шок. После двенадцати вечера в метро ездят только пьяные, их вечные спутники - воры, обирающие пьяных, гастеры, едущие на гулянку, проститутки-индивидуалки, заступающие на ночную смену и прочие граждане, решившие сэкономить на услугах «бомбил». Напротив нас сидел парень в кожаной куртке, грязной вязаной шапке и с плеером в ушах, у которого было такое ужасное пропитое лицо, что Оля испуганно зарылась у меня на груди. Жестокий и некрасивый жест, но такое поведение вполне естественно для девочки, всю свою жизнь окруженную красивыми людьми и красивыми вещами, пусть и вели себя эти люди зачастую не очень красиво.

Моя холостяцкая берлога произвела на неё такое же могучее впечатление. Как хорошо, что мы оба уже успели, как следует накачаться! Это тебе не хрустальный дворец в Мадриде, сладкая моя!

Как тигрица, Оля запрыгнула на кровать и встала на четвереньки, мотнув своей светлой гривой и выгнув спину. Я наклонился и обеими руками стал массировать её упругие, тренированные ягодицы. Мне очень давно хотелось это сделать.

- Что ты мне сжимаешь попу, будто бы арбуз выбираешь? – спросила Оля.

- Проверяю, чтоб кожа не треснула, - пошутил я.

Заниматься с ней сексом было одно удовольствие. В ней очень гармонично сочетались изобретательность и опыт, она трахалась как настоящая профессионалка, истинная энтузиастка своего дела – бескомпромиссно, эгоистично и может быть чуточку отрешённо. Более того, у неё не было никаких проблем с техникой. Вы ведь знаете, что такое «глубокая глотка»? Не так ли, товарищи мужики?

Наши скачки закончились около двух часов ночи, главным образом потому, что из-за коньяка я никак не мог кончить. Приятно до одурения, а ствол не стреляет никак. Вроде поймал предоргазменный момент, но нет: не оно. Потом чувствуешь, что вот-вот, а она вдруг берёт и немного меняет положение тела. В таком состоянии это жутко отвлекает. Сейчас-сейчас! Уже весь мокрый, как после кросса. Дзынь!!! Дзынь!!! Дзынь!!! Твою мать! Зазвонил мобильный телефон: сосед Дмитрий решил со мной побеседовать, на ночь глядя. Телефон был наскоро задушен подушкой – некогда с ним, окаянным, возиться. Да, что ж ты будешь делать!

Наконец, все нужные факторы совпали, я приподнялся и обрызгал ей грудь, а остатки моей спермы мелкими вязкими каплями легли на её плоский идеальный живот. Вот тебе, Ольга, за то, что я лишился девственности не в пятнадцать лет, как должен был, а только в шестнадцать! Вот тебе за то, что с той поры я почти ненавижу блондинок, но у меня ничего не выходит с брюнетками! Вот тебе за выброшенные в корзину карандашные наброски твоего лица! Вот тебе за Ляписа Трубецкого и группу «Кирпичи»!

Оля растёрла моё семя по своему бархатному телу и сразу же уснула, повернувшись на бок. Я поднёс свои пальцы к носу и вдохнул её запах, дурманящий не хуже суррогатных коньячных спиртов.

Черутти! Спустя столько лет! Черутти! Благоухание нашей юности, аромат, вернувшийся ко мне на заре моей зрелости, когда в мире настала пора жестоких Арабских революций, и пробил час отчаянной схватки за права личности и гражданина. Черутти…!