2015-06-26
303
Волшебника, который живет в каждом из нас, можно было бы также назвать свидетелем. Роль свидетеля заключается не в том, чтобы взаимодействовать с постоянно меняющимся миром, а в том, чтобы видеть и понимать. Свидетель никогда не отдыхает — он продолжает бодрствовать даже тогда, когда вы смотрите сны или спите без всяких сновидений. Значит, ему не нужны ваши глаза для того, чтобы видеть, и это кажется волшебством. Разве не глаза основной орган зрения?
Основой всего, что мы видим, слышим или осязаем в том относительном мире, является энергия и информация — каждый атом можно разложить на эти две составляющие. Но в исходном состоянии обе составляющие лишены формы. Пучок энергии может унестись в хаотическом кружении, подобно клубку дыма; информация может распасться на случайные сигналы. Для создания удивительного порядка, которым определяется жизнь, нужна еще одна сила — разум. Разум — это клей, который соединяет Вселенную.
Что касается волшебника, то для него это не просто теоретическое рассуждение, потому что он с помощью своего собственного внутреннего глаза видит, что этот разум — это он. Простого смертного такое представление сбивает с толку, потому что речь идет не об уме. Люди привыкли к познаваемым вещам, но не привыкли к познаванию себя. "Когда люди отправляются спать, — говорит Мерлин, — то самый выдающийся смертный становится ничем не лучше последнего дурака. Им снятся одни и те же страшные сны, и оба боятся смерти. Страх родился вместе с ними, и они ничем не могут наслаждаться без мысли о том, что они умрут".
У волшебника способность к познаванию сохраняется даже во сне. Всегда бодрствующий, осознающий, всезнающий универсальный разум не является для волшебника какой-то отдаленной созидательной силой. Он живет в каждом атоме. Это глаз, стоящий за глазом, ухо — за ухом, ум — за умом.
Поэтому для волшебника бодрствование не обязательно заключается в том, чтобы смотреть на мир, открыв глаза. Видение в самом глубоком смысле происходит тогда, когда мы спим или видим сон, потому что видеть означает быть открытым разуму Вселенной. Когда присутствует свидетель, весь, целиком, все становится понятным.
Знание волшебника — это чистое познавание без опоры на внешние факты. Это вода жизни, черпаемая непосредственно из источника. Независимо от того, какого вида перемены проносятся по Вселенной, у волшебника способность к познаванию остается неизменной — декорации приходят и уходят, зритель остается тот же. Пока мы не встретим волшебника внутри себя, то для того, чтобы что-то узнать, мы полностью зависим от своих ощущений и своего ума. Наши знания — выученные. Они хранятся в памяти и систематизированы в соответствии с нашими интересами. Поэтому эти знания избирательны. Знания волшебника врожденные.
Однажды Артур чуть не умер от страха, когда увидел Мерлина, который, как безумный, бегал вокруг, размахивая огромным ножом.
— Что ты делаешь? — в ужасе закричал мальчик.
— Думаю, — ответил Мерлин. — Тебе не приходилось думать таким образом?
— Нет, — ответил Артур.
— А, значит, я ошибся, — произнес Мерлин, внезапно останавливаясь. — Мне казалось, что все смертные используют свой ум подобно ножу, который что-то отрезает или отсекает. Мне хотелось посмотреть, на что это похоже. Я бы сказал, что это хорошо согласуется со скрытым принуждением, которое вы, смертные, называете рациональностью.
Ум волшебника подобен объективу, который собирает все, что он видит, и все попускает без искажений. Преимущество такого вида осознания состоит в том, что оно объединяет, тогда как рациональный ум разделяет. Рациональный ум смотрит «вовне», в мир предметов, тогда как волшебник видит все как часть себя самого. Вместо «вне» и «внутри» существует лишь единый поток.
Поэтому Мерлин утверждает, что ему трудно сказать, то ли ему грезится стрекоза, то ли он грезится стрекозе. Только при разделении, которое свойственно нашему уму, существует разница. В глазах волшебника это все едино.
