– Будет лучше, если ты отдашь нам фотоаппарат, – проговорил лысый, устремив на меня острый, пронзительный взгляд.
– Простите, что вы сказали? – переспросила я с деланым недоумением.
– Пожалуй, мы заберем у тебя пленку, – сказал лысый. – Если ты не возражаешь.
– Я возражаю! – воскликнула я. – Решительно возражаю!
Но его напарник, не теряя времени даром, схватил фотоаппарат и стянул с меня ремешок через голову.
– Что вы делаете?! – заверещала я. – Он мне нужен. Это моя вещь!
Я сделала попытку схватить фотоаппарат и вырвать у него из рук, но промахнулась.
Толстяк открыл камеру, достал из нее бобину и засветил пленку. Он уничтожил мои фотографии! Вся моя работа пошла насмарку!
Затем он вернул мне фотоаппарат.
– Вы не имеете права так поступать! – прорычала я.
Они молча повернулись и направились к джипу, все еще держа ружья наперевес.
– Что у вас в трейлере? – крикнула я им вслед. – Что за звуки оттуда раздаются?
Мужчины обменялись вазглядами. Лысый закинул ружье за спину.
|
|
– Это олень, – сказал его напарник.
– Да, это олень, – подтвердил лысый, повернувшись ко мне. – Мы подобрали больного оленя.
– Но зачем вам ружья? – допытывалась я, пускаясь во все тяжкие.
– Они заряжены капсулами с транквилизаторами, – пояснил толстяк в кепке.
– Этого оленя нужно лечить, – добавил лысый. – Мы отвезем его в больницу.
– Тебе лучше держаться подальше отсюда, – предостерег меня его напарник. – Вот именно: подальше. И не надо фотографировать. Это опасно.
Как это понимать? Он мне угрожает?
Я наблюдала за тем, как они садятся в джип. Лысый завел мотор. Джип заурчал и выпустил из выхлопной трубы облако черного дыма, которое стало быстро подниматься к верхушкам деревьев. Затем джип тронулся с места, волоча за собой трейлер.
Я продолжала стоять на тропинке, призывая себя успокоиться. Мои кулаки сами собой сжимались и разжимались. Сказать, что я была в ярости, – значит ничего не сказать.
– Эти люди – лжецы и негодяи, – выговорила я вслух.
В трейлере был кто угодно, но только не больной олень. Как он мог стучать по стенке с такой силой, если был усыплен при помощи транквилизаторов?
Эти люди, безусловно, лгали. Нагло, прямо в глаза.
Я перепрыгнула через большой белый камень и отправилась домой. Но не успела я сделать и десяти шагов, как увидела маленькое существо, наполовину зарывшееся в мох.
Оно походило на новорожденного поросенка. У него были маленькие круглые черные глазки и аккуратный розовый пятачок.
Но это не мог быть поросенок. В этом лесу не водятся свиньи. Я нагнулась, чтобы получше его рассмотреть. Ты что, дикий поросенок? Что‑то вроде маленького кабаненка?
|
|
Маленькое существо издало пронзительный визг – и прыгнуло прямо мне на руки.
Я вскрикнула от удивления и чуть не уронила поросенка.
Он сидел на моей ладони, глядя на меня смышлеными черными глазками.
– Вау! Ты, оказывается, компанейский парень, – сказала я ему, поднося ладонь ближе к глазам, чтобы получше рассмотреть малыша. – Я рада, что ты меня не боишься. Жаль только, дать тебе нечего.
Малыш склонил набок свою круглую головку, словно понял мои слова. Он снова взвизгнул, сморщил свой розовый пятачок, затем открыл рот. Я не без удивления обнаружила в нем два ряда необычайно острых зубов.
Мне пришло в голову, что я непременно должна сфотографировать этого зверька. Но у меня нет пленки. Значит, нужно принести го домой. Там я смогу заново зарядить аппарат и спокойно заснять малыша.
Он снова прыгнул. На этот раз мне на плечо.
Через секунду я ощутила очень болезненный укус в шею.
– А‑а‑а‑а‑а‑а‑а‑а! – завопила я, когда зверюшка вонзила зубы в мое горло.
– Эй! А‑а‑а‑а‑а‑а‑а! – Я ухватила поросенка за спину и попыталась оторвать его от себя.
Но новый приступ боли заставил меня остановиться.
Боже, какая мука! Никогда в жизни я не испытывала такую жгучую боль. Она пронзала меня насквозь.
Зубы малыша впились в мою шею так глубоко, что отрывать его от себя было опасно. Я могла серьезно повредить себе горло.
– Не‑е‑е‑е‑ет! – простонала я, изо всех сил сжимая животное руками в надежде, что оно ослабит хватку.
Теплая жидкость начала стекать по моей шее. Это была моя кровь!
Я услышала хлюпающий звук. Этот чертенок сосет мою кровь, да еще и причмокивает!
Все мое тело содрогалось от боли.
Кровь струилась по моей шее.
Острые зубы малыша все глубже вгрызались в мое горло.
Хлюпанье, сопровождаемое чмоканьем, участилось и приобрело лихорадочный характер.
Господи, неужели этот свиненок высосет из меня всю кровь?