2015-07-04
936
Однако рассказ о студенческой жизни в педине 1959 года был бы неполным, если бы я не коснулся деятельности институтских молодежных организаций, какими были комсомол и профсоюз ХГПИ, тем более, что к одной из них я имел самое непосредственное отношение.
Не успел учебный год по-настоящему войти в свою колею, как всех первокурсников – членов ВЛКСМ (иных не было!) поставили на учет и торжественно приняли в члены студенческого профсоюза, выдав каждому новенький профсоюзный билет, в который мы после выплаты минимальных ежемесячных взносов вклеивали десятикопеечные марки. Затем последовала серия отчетно-выборных собраний и конференций, на которых избирали комсомольский и профсоюзный актив академических групп, факультета, института.
Признаюсь, я не рвался ни в комсомольское, ни в профсоюзное начальство, ибо в условиях непростой учебы на физмате мои «тусовочные порывы» вполне удовлетворялись посещением духового оркестра и волейбольной секции. Поэтому довольно спокойно воспринял итоги группового и факультетских собраний, на которых меня избрали лишь делегатом на комсомольскую конференцию института. Как оказалось, такое невнимание к бывшему комсоргу восьмой школы на упомянутых этапах выборной компании в педине было не случайным. Дело в том, что мою кандидатуру наметили для избрания в состав нового комитета комсомола с подачи комсорга института Аллы Литвиненко (после замужества Пановой), работавшей два месяца лаборантом кабинета физики школы №8 до прихода на должность освобожденного секретаря комсомольской организации ХГПИ в сентябре 1958 года. Но об этом я узнал уже во время конференции, когда председательствующий зачитал весь список кандидатов в комитетчики.
|
|
|
|
|
|
|
Поскольку убедительных и веских аргументов для самоотвода у меня не было, я после голосования оказался в высшем руководящем органе комсомольской организации педина вместе с двумя сокурсниками – физиками – Адиком Сориным, имевшим за плечами трехлетний стаж работы на судозаводе и диплом с отличием об окончании вечернего отделения Херсонского судомеханического техникума, а также Севой Высоченко, поступившем в институт после трехлетней службы в рядах Вооруженных сил СССР. Адику, высокому (под 1 метр 86 см) атлету, успешно занимавшемуся до прихода в педин плаванием и водным поло, поручили отвечать в комитете за спортивную работу, Севе – за проведение «субботников», трудовых десантов и за связь с профкомом[17], мне – за институтскую народную дружину, основные функции которой сводились к дежурству на институтских вечерах и некоторых городских молодёжных мероприятиях. Кроме нас, первокурсников, и освобожденного комсорга Аллы Литвиненко в комитет комсомола избрали ещё около десяти активистов с 2-5 курсов. К сожалению, сегодня, спустя 50 лет, удалось восстановить имена лишь части из них. Это студентка IV курса физмата, заместитель секретаря комитета Валя Грищенко (Лысенко)[18], ответственная за учебный сектор, второкурсница филфака Татьяна Августова (Громова)[19], её подруга по академической группе, ответственная за сектор печати Надя Танчик (Яценко)[20], ответственные за культмассовую работу третьекурсницы Тамара Гапонова (филфак) и Жанна Сотниченко (физмат), а также комсорги трёх институтских факультетов: Тала Барыльник (естфак), Жанна Осадчая (филфак) и Тамара Селиванова (физмат). Заседания комитета комсомола проходили раз в неделю после 17.00 в кабинете секретаря, размещавшемся между комнатой парткома и приёмной ректора. Помимо плановых вопросов обязательно заслушивали информацию ответственных за сектора о выполненной работе за прошедшую неделю. Довольно часто на заседания вызывали провинившихся комсомольцев, в частности, прогульщиков занятий, неуспевающих. «Пропесочивали» вызванных довольно жестко (по полной программе!) и достаточно результативно: после рассмотрения персональных дел объекты разбора, как правило, делали правильные выводы и исправлялись, ибо в противном случае их ждало исключение из комсомола и следующее за этим отчисление из института.
|
|
|
Порученный мне в комитете участок работы был связан с выполнением вроде бы несложных в организационном отношении, но, тем не менее, как показала практика, достаточно хлопотных, напряженных действий. Дело в том, что вечера отдыха в институте проводились каждую субботу и, принимая во внимание небольшую вместимость актового зала и «танцевального» коридора, а также огромную популярность этих вечеров у херсонской молодежи (интересные сценарии, прекрасные магнитофонные записи Вадима Никулина, более-менее приличную по сравнению с другими танцевальными залами публику, располагающую к культурному досугу обстановку), требовалось обеспечить надежный контроль на входе, чтобы исключить появление в зрительном зале и на танцах чрезмерного количества отдыхающих, а тем более подвыпивших или агрессивно настроенных молодых людей «со стороны». Эту задачу решала очередная «пятёрка» студентов-дружинников с повязками, которая по графику заступала на дежурство в субботу за час до начала мероприятия. По команде старшего «пятёрки» за 5 минут до выхода на сцену ведущих или докладчика входные двери закрывались на ключ и открывались не раньше окончания официальной части вечера, а во время танцев – периодически с интервалом в 40-60 минут. Делать это приходилось не только для того, чтобы могли покинуть здание завершившие отдых студенты, но и ещё потому, что в главном корпусе отсутствовал туалет, а запасного входа-выхода или подземного перехода в соответствующее строение во дворе института тогда не было. В теплые месяцы года дружинники после завершения сценического этапа мероприятия упрощали ситуацию и дежурили возле открытой двери до конца вечера; в холодный период вступал в силу «вариант с ключом». Поскольку пригласительные билеты через студентов попадали и посторонним, в обязанности дежурной «пятёрки» входило не только открывать и закрывать двери: дружинники следили за тем, чтобы никто не распивал спиртные напитки, не вел себя по-хамски, не устраивал пропаганды буржуазной культуры (с позиций партийного и комсомольского руководства к такой пропаганде относилось выплясывание злополучного рок-н-рола, ношение экстравагантной «стильной» одежды). Именно этот момент я имел в виду, когда говорил выше о хлопотной стороне обеспечения дежурства дружинников.
|
|
|
Одно дело – составить график дежурства, предупредить заранее всех, кто должен выйти в предстоящую субботу, пропустить в главный корпус только тех, кто имеет пригласительные, другое – обнаружить и пресечь попытки скрытого распития принесенного горячительного, предупредить хулиганство, возникающие стычки и т. д. Не могу сказать, что часто, но такие нарушения, увы, иногда имели место, и если, не дай, бог, дежурным не удавалось оперативно разобраться в ситуации, объяснения приходилось давать мне потом на заседании комитета комсомола. Поэтому я довольно часто, если не сказать практически всегда присутствовал на проводимых в институте вечерах и помогал командам «пятёрок» обеспечивать надлежащий порядок. Особенно спокойно я чувствовал себя, когда дежурили дружинники-старшекурсники: «пятёрки», во главе с физиками Валентином Одинцовым, Виктором Белым, математиками Володей Николенко, Витей Леоновым, филологами Сашей Трибушным, Витей Иванченко, биологами Колей Катренко, Арнольдом Кучеровым. Так или иначе, в 1959-1960 учебном году во время культмассовых мероприятий удалось избежать краж, групповых драк и прочих заметных нарушений. Запомнились лишь случаи пресечения попыток отдельных любителей рок-н-рола демонстрировать друг перед другом «чуждые комсомолу танцы» на втором этаже или «интеллигентного» вывода с вечеров перебравших гостей.
За время работы в комитете комсомола я познакомился не только с дружинниками из пятерок, а и со многими активистами, как физмата, так и других факультетов. Участие в совместных мероприятиях, общее дело, стремление к результативности, комсомольская солидарность и жизненная позиция большинства из тогдашних активистов заметно укрепляли эти знакомства, делали их значимыми и весомыми. Не поэтому ль я до сих пор, спустя более, чем сорок лет, помню многих активистов 60-х годов, рад любой, даже скоротечной встрече с ними – спутникамимоей комсомольской юности. Например, мне всегда приятно встречаться на семинарах ли, совещаниях, общественных мероприятиях городского масштаба или просто на улице с Раей Супрун, профоргом физмата 1959 года, а ныне ведущим учителем физики лицея журналистики, бизнеса и правоведения, отличником образования Украины, с Виталием Запорожцем, членом комсомольского бюро филфака, ныне известным Херсонским журналистом, с Жанной Матвиенко, группкомсоргом ІІ курса филфака, первым в ХГПИ обладателем стипендии им. Г.Сковороды, а ныне доцентом кафедры украинского языка Жаннетой Викторовной Красножан, с Дусей Жакоминой, членом комсомольского бюро филфака, а ныне профессором Южноукраинского регионального института последипломного образования, доктором педагогических наук, членом-корреспондентом АПН Украины Евдокией Петровной Голобородько, с Талой Барыльник, комсоргом естественного факультета, ставшей позднее начальником редакционно-издательского отдела областного центра переподготовки и повышения квалификации госслужащих, и со многими другими.
|
|
|
Членом комитета комсомола института я был до сентября 1960 года. С уходом с поста освобожденного комсорга Аллы Литвиненко произошла заметная ротация состава комитета комсомола. Его покинули все мои сокурсники: Сева Высоченко официально стал председателем студенческого профкома ХГПИ, Вадик Сорин – зав. спортсектором факультетского бюро комсомола. А меня избрали председателем научно- студенческого общества физмата и комсоргом академической группы. Однако прошло пять лет, и осенью 1965 года ассистент кафедры элементарной математики, вернувшийся в институт после годичной службы в Советской Армии, был вновь избран в комитет комсомола, только на этот раз на должность заместителя секретаря (освобожденным комсоргом ХГПИ к этому моменту стал пятикурсник естфака Анатолий Постольник). Деятельность нового состава комитета комсомола во многом строилась с учетом традиций предыдущих комитетов, возглавляемых А.Литвиненко, а затем Т.Барыльник. Но было и много нового: организация студенческих строительных отрядов, расширение форм сотрудничества с комсомольскими организациями средних школ и техникумов области по линии студклуба «Горизонт»[21], активизация работы со студентами, прибывшими в учебные заведения Херсонщины из зарубежья, проведение регулярных встреч студентов с гостями города Херсона – популярными известными писателями, актерами, певцами. Например, при А. Постольнике состоялись встречи студентов ХГПИ с писателем, депутатом Верховного Совета СССР Олесем Гончаром, популярными киноактерами Марком Бернесом и Михаилом Кузнецовым, с певцами Майей Кристалинской, Артуром Айдиняном, Ириной Чмыховой, Георгием Кордовым и другими (большинство этих встреч проходило в актовом зале во дворе старого корпуса пединститута, а Марк Бернес рассказывал о себе в уютном зрительном зале областной филармонии на улице Горького).
После развала Советского Союза и роспуска КПСС – руководящей и направляющей партии государства, в средствах массовой печати появилось немало статей о комсомоле, как о молодежной организации, которая ломала судьбы юношей и девушек, штамповала карьеристов и проходимцев, взрастила армию будущих бизнесменов и аппаратчиков, склонных к коррупционной деятельности и мафиозным делишкам. Что ж, действительно, в разные годы среди тех, кто «правил бал» в высших органах комсомола, в райкомах, горкомах, обкомах, а порой и в первичных организациях встречались активисты, которые за идеей не видели человека, проявляли формализм и черствость, были «чинушами» и бюрократами; нередко там оказывались нечистоплотные людишки, которые, прикрываясь добрыми помыслами, попросту рвались к власти, к «кормушке», решали свои личные задачи, далекие от идей партии и комсомола. Тем не менее, я категорически не согласен с такой огульной оценкой комсомольского движения. Считал и считаю, что комсомол был школой кадров инициативных, неравнодушных, преданных делу и государству людей. И в том меня убеждает тот факт, что большинство комсомолят, с которыми довелось сталкиваться в период комсомольской юности, с годами нашли достойное место в жизни: многие из них стали уважаемыми знающими руководителями трудовых коллективов, другие – сделали солидную научную карьеру, третьи – просто честно трудятся, растят детей, внуков, воспитывая у наследников лучшие человеческие качества. Молодежь по своей природе склонна к тусовкам, к общению, и комсомол, на мой взгляд, давал такую возможность. К чему привело отсутствие пионерского и комсомольского движения мы видим сегодня: головы тысяч молодых людей забиты бредовыми идеями легкого обогащения, многие из юношей и девушек вместо настойчивого овладения знаниями и профессиональными умениями проявляют склонность к безделью и тунеядству, а созидательной активности предпочитают безразличие и инфантильность. Безусловно, не все в комсомольском движении было безупречным. Кое-что требовало изменений, новаций. Но вот полный отказ от серьезных молодежных организаций был ошибочен: как известно, свято место пусто не бывает, сегодня на смену комсомолу приходят дивные объединения типа «готов», «кришнаитов», «рокеров», «металлистов», различные организации националистического или фашистствующего толка. Умы молодежи поглощает алкоголь, наркотики, секс, криминал…
1.11. Помидоры, кабачки – в ящички…
В двадцатых числах на трех курсах факультета учебные занятия были неожиданно прерваны: «сверху» поступила команда отправить всех трудоспособных студентов на сельхозработы в хозяйства области, специализирующиеся на выращивании овощей. Четыре группы нашего курса попали на отделения совхоза «Овощной» Белозерского района.
Признаюсь, ехали мы к месту назначения с хорошим настроением: во-первых, на сельхозработах не надо было думать (особенно иногородним!) о питании и жилье, во-вторых, появилась возможность что-то заработать в добавок к стипендии и родительским «субсидиям», в-третьих, вместо спертого аудиторного подышать чистым деревенским воздухом, в-четвертых, насладиться некоторой свободой, избавившись от жесткой домашней опеки или назойливого контроля работников институтского общежития, в-пятых, ближе узнать друг друга, сдружиться и т.д. Настрой «вкалывать по полной программе» был практически у всех: мы понимали, что государство идет на отвлечение нас от основного вида деятельности во имя решения продовольственной проблемы. Другое дело, что успехи студентов в сборе овощей оказались разные. Одним (преимущественно «городским») с трудом удавалось выполнять норму, другие (более сноровистые и привычные к помидорам, огурцам, кабачкам выходцы из сельской местности) – умудрялись за то же время собрать продукции вдвое, а то и втрое больше… Впрочем, и одних, и других удивляло, что принимающая сторона не подкрепила потенциальный энтузиазм прибывших первокурсников соответствующими бытовыми условиями: кормили нас преимущественно кашами, макаронами, киселем из порошка; спали мы на полу, который был обильно покрыт соломой, застеленной сверху простынями и заселенной десятками серых полевых мышей; утром и после возвращения с совхозных овощных плантаций осуществляли «омовение» с помощью четырех наспех смонтированных под открытым небом умывальников… Позднее, когда, будучи студентом второго и третьего курса, я во время сельхозработ побывал со своей академической группой в более-менее комфортных общежитиях совхозов «Степной» Каховского района и «Асканийский» Чаплынского района, то понял, что виновным в упомянутых выше «бытовых безобразиях» явилось не государство, а конкретные дяди из местного совхозного начальства, которые не удосужились сносно подготовиться к прибытию студенческого десанта. Понял я и то, что многое зависит также от преподавателя, который возглавляет этот «десант»: если он требователен не только к студентам, а и к представителям хозяйства, то осуществляется своевременная доставка группы на поле и с поля, обеспечивается необходимый фронт работ и наличие тары, не допускается различие в нормировании труда студентов и местных жителей, своевременно оформляются наряды и начисляются «премиальные», за обеденным столом «десантники» не испытывают недостатка в мясе и сливочном масле, свежих овощах, фруктах и бахчевых; в совхозное общежитие регулярно доставляются письма, свежие газеты, студенты имеют возможность побывать в бане хотя бы 1 раз в десять дней, а вечером после работы потанцевать или сходить в кино[22].
К сожалению, дебют моей группы на сельхозработах в «Овощном» оказался непродолжительным. Однако не из-за скверных бытовых условий, а из-за изменения погоды: на третий день нашего пребывания в селе небо стало хмурым, и вскоре заморосил мелкий осенний дождик, который периодически то прекращался, то начинался вновь. Поначалу казалось, что ненастье продлится день-два, но солнышко, увы, не появилось ни на третий, ни на четвертый день. Ощущая определенную неловкость из-за того, что нас кормят, а мы не работаем, на четвертый день группа «Б» первого курса математического отделения, руководимая комсоргом Верой Гаркушей, как только дождь приостановился на какое-то время, дружно устремились на помидорное поле, напевая известные комсомольские песни типа «Комсомольцы – беспокойные сердца», «Комсомольская прощальная», «Комсомольцы – добровольцы». Песни, конечно, помогали, мы шли «солнцу и ветру навстречу, на подвиг и доблестный труд, расправив упрямые плечи» в надежде, что к вечеру собранные нами помидоры окажутся на прилавках овощных магазинов Херсона. Но через час дождь возобновился, и подсушенная за несколько дней обувь вновь стала мокрой и, главное, тяжелой от налипшей к подошве грязи, после чего сохранивший здравый смысл и чувство сопереживания Н.П.Мудрый (сопровождавший нас на сельхозработы преподаватель кафедры методики физики) дал команду немедленно вернуться на «базу», чтобы как-то просушить промокшие одежду и обувь, привести себя в порядок и ждать предстоящие обед и ужин, а также возможного улучшения погоды…
Но такое улучшение, увы, не наступало, и поскольку прогноз Херсонского гидрометцентра был не совсем радужным, вскоре наша группа, как и другие академические группы физмата – участницы «уборочной кампании», возвратились в Херсон продолжать учебу. Конечно, подобный исход не вызвал у большинства из нас большой радости и удовлетворения, поскольку вместо премиальных и заработанных денег, многие приобрели насморк и простудный кашель…
Как я уже отмечал выше, позднее у нашей группы были гораздо более удачные выезды на «уборочную»: и в плане погоды, и в плане бытовых условий, и в плане содержания «культурной программы», и в плане питания, и в финансовом плане. Сегодня, спустя полвека, когда отвлечение студентов от учебных занятий для выполнения каких-либо работ, не связанных с овладением будущей профессией, категорически запрещено, вряд ли стоит сомневаться в правильности подобного решения Министерства образования и науки Украины. Вместе с тем, как преподаватель высшей школы с почти 45-летним стажем, смею утверждать, что в участии студентов в сельхозработах было и немало позитивного как раз под углом формирования будущего специалиста: такие работы, безусловно, способствовали формированию у каждого студента умения трудиться в одной команде, умения сочетать личные интересы с общей целью, умения общаться и созидать на благо коллектива. Пребывание на сельхозработах наилучшим образом помогало выявить человеческие качества каждого члена группы. Например, установить его отношение к труду, его бескорыстность или, напротив, меркантильность или скупость, его честность, правдивость или лживость, его активность или инертность и т.д. Таким образом, сельхозработы до некоторой степени были тестом на порядочность, отзывчивость, добросовестность. С другой стороны, они позволяли проверить и качества преподавателя, сопровождавшего студенческий десант, как руководителя, организатора, менеджера.
