Я беседа

Т е р а п е в т. Вы кажетесь мне сегодня гораздо печальнее, чем в последнее время.

Г о с п о ж а М. Да, какое-то такое чувство, которое сейчас снова усиливается... Мне трудно его описать...

Т е р а п е в т. Используйте слова, которые первыми приходят вам в голову!...Или вы не решаетесь рассказать здесь о том, что вас тяго­тит?

Г о с п о ж а М. Нет, нет! Я хочу рассказать об этом... Это такое чув­ство, как будто я должна... вроде бы чувствовать себя виноватой... из-за Тима...

Т е р а п е в т. Вы упрекаете себя в том, что сделали с ним что-то не­правильно?

Г о с п о ж а М. Упрекаю-то я себя часто! Нет, я имею в виду, что я чувствую что-то такое со стороны мужа.

Т е р а п е в т. Вас что-то беспокоит, но вы еще точно не знаете, что.

Г о с п о ж а М. Да, все время пробивается такое ощущение, как буд­то он упрекает меня из-за Тима... из-за того, что у него проблемы в развитии.

Т е р а п е в т. Вы чувствуете намеки на это?

Г о с п о ж а М. Да, недавно он сказал, что, если бы мы подождали еще два года, я смогла бы завершить учебу.

Т е р а п е в т. И вы совсем теряетесь, не понимая, что он хотел этим сказать, Тогда вы начинаете как будто чувствовать себя виноватой.

Г о с п о ж а М Это у нас старая история: я всегда жутко хотела иметь детей, а он сомневался, говорил, что я слишком молодая, а еще из-за карьеры и все в таком роде.

Т е р а п е в т. Именно поэтому вы и были так рады, что все сразу по­лучилось и вы забеременели.

Г о с п о ж а М. Я была счастлива. Действительно счастлива, как те­перь уже давно не была. Мне тогда так хотелось, чтобы меня могла увидеть мама!

Т е р а п е в т. Для вас это было бы так важно — то, что мама могла бы увидеть вас... такой счастливой... и гордой за своего ребенка...

Г о с п о ж а М. (задумчиво). Точно.

Т е р а п е в т. Но вы также думаете о том, что случилось потом...

Г о с п о ж а М. (тихо). Да, это было ужасно... Я еще совсем не вос­принимала серьезно кровотечения и необходимость лежать... Меня это хоть и пугало, но... (С горечью описывает волнения преждевре­менных родов и то, как в конце концов у ребенка обнаружился порок развития.)

Т е р а п е в т. Всю свою скорбь по этому поводу... вы долгое время крепко держали в себе.

Г о с п о ж а М. Я все время думала: ты должна это преодолеть! Ты должна это сделать! Горевать времени не было. Это был сильный стресс! Один удар ниже пояса следовал за другим. Непрерывно! В конце концов у нас почти совсем не осталось никакой надежды.

Т е р а п е в т. Вы возмущаетесь против того, что должны были так безропотно все принять.

Г о с п о ж а М. Конечно, мне тяжело. Но что толку? Сейчас Тим со мной, и, разумеется, я люблю его таким, какой он есть. Только... жизнь получается очень неполная, ограниченная домашним хозяйством и ребенком. Для меня самой ничего не остается!

Т е р а п е в т. Вы страдаете от того, что так несвободны.

Г о с п о ж а М. У меня такое чувство — все хотят от меня, чтобы я жила только для Тима. Потребовать чего-то для себя абсолютно невозможно!

Т е р а п е в т. Вы очень тяжело переживаете, что все требуют от вас жертвовать собой ради Тима... Но разве ваш собственный внутренний голос не требует от вас того же?

Г о с п о ж а М. (думает). Верно. Я сама говорю себе то же самое... Моя мама тоже сказала бы мне это.

Т е р а п е в т. «Ты хотела ребенка — теперь заботься о нем!»

Г о с п о ж а М. Да, примерно так.

Т е р а п е в т. Так что вы иногда даже сами себя упрекаете?

Г о с п о ж а М. (молчит). С такой стороны мне еще не приходило в голову на это посмотреть! Но в этом, пожалуй, что-то есть. Наверное, я еще и поэтому все время так собой недовольна... потому что, по сути дела, я ведь виновата во всем сама...

Здесь госпожа М. говорит о давлении, которое она ощущает со стороны других людей и которое вызывает у нее чувство вины. Она не только упрекает себя за то, что осуществила мечту иметь ребенка, но и делает себя ответственной за порок развития сына. После второго упоминания на этом отрезке беседы об окружаю­щих, чьей жертвой она себя чувствует, клиентке предложено пе­рейти к собственным установкам. Развитие разговора могло бы повести к обсуждению чувства долга или желания отдалиться от людей. В данный момент кажется, что она уже достаточно уверен­но чувствует себя в процессе психотерапии и может позволить себе непривычные мысли. Решающее значение имеет то, что она дважды упоминает мать в связи с чувством вины. Позднее это об­стоятельство можно будет проанализировать.

В ходе терапии госпожа М. возвращается и к другим воспомина­ниям детства, все время разрываясь при этом между уверенностью, что терапевт всерьез принимает, понимает и ценит ее, и навязчи­вым сомнением. Тут она, с одной стороны, признает свою глубокую привязанность к матери, с другой — свою потребность в настоящей любви и чувстве защищенности, желание найти человека, который принял бы ее «ершистость». Она чувствует, насколько затруднитель­ным всегда было для нее это желание: она не могла его испытывать из страха потерять мать, и смерть последней казалась весомым доказательством в пользу того, что этот страх был оправдан. Подобные чувства усиливаются с воспоминанием слов отца: мать не хотела ее рожать. Мысли о потери матери обостряют переживание по поводу Тима, и теперь ей удастся испытать более сильное, чем прежде, чувство горя из-за его отклонения в развитии.

Фаза решений. На заключительном этапе терапии клиентка на­чинает смелее обсуждать с мужем организацию семейной жиз­ни, ставит свои условия и решается на конфликты. Она осознает, как тяжело переносит ожидание. Вместо того чтобы отгораживаться от всего и замыкаться в себе, она может теперь высказывать свое мнение и искать компромиссы. Клиентка заводит разговор о своей сильной привязанности к терапевту, так что появляется возмож­ность еще раз обсудить с ним ее проблемы и желания. Приближа­ется конец психотерапии. Нагрузка с Тимом снизилась с тех пор, как он стал ходить в детский сад.

Изменения и прогнозы

Терапия длится 1,5 года и завершается после 47 бесед. Госпо­жа М. покидает клинику с убеждением, что она может самостоятельно бороться за свои цели, например за более четкое распре­деление обязанностей в семье. Болезненные симптомы почти пол­ностью исчезли. Осталось только некоторое чувство неувереннос­ти, когда она пешком отводит мальчика в детский сад. Большим достижением клиентка считает то, что теперь она легче воспри­нимает собственную сдержанность, а также идет на контакт с людьми. Оглядываясь назад, госпожа М. поражается, насколько сильно она раскрылась перед психотерапевтом. В ходе терапии она осознала масштабы своей потребности в человеческом внимании и тепле — поняла, что обычно ждет их от каждого, с кем общает­ся, и, не получив, обиженно уходит в себя.

Противоречивое отношение клиентки к терапевту, ее глубокое недоверие, молчание и постоянно висящий в воздухе упрек в не­достатке чувствительности последнего превратили первую по­ловину терапии в опасное балансирование между сотрудничеством и разрывом, который может вот-вот наступить. Здесь очень важно было все время убедительно доказывать госпоже М.: во время се­ансов не происходит ничего, что лишало бы ее контроля над со­бой; терапевт видит себя только как сопровождающего, который должен поддерживать ее; он безусловно принимает ее со всем ее недоверием. Обстановка психотерапии, возможность близких, от­крытых отношений была для госпожи М. большим риском в эмо­циональном и личностном плане, потому что воскрешала в памя­ти опыт детства. Клиентка воспроизводила по отношению к тера­певту свою детскую роль, включавшую желание получить защиту от матери. В то же время ей приходилось отвергать терапевта, по­тому что она сама боялась быть отвергнутой им и потерять его. Потребность женщины в любви и внимании заставляет психо­терапевта все время доказывать ей, что он рядом. Но только вос­поминание о потере матери сделало клиентку более доверчивой, и, заново пережив чувство вины, она смогла позволить себе ис­пытать горе.

Рождение сына с отклонениями в развитии вызвало кризис. Друг на друга наложились сразу несколько моделей разочарова­ния. Одной из них было воспроизведение страха потерять люби­мого человека. Одновременно активизируется старый, привычный механизм преодоления кризиса — дистанцирование от людей. Он позволяет контролировать как давние, так и вновь появившиеся чувства горя, боли и страха. Двойственное отношение к сыну на­поминает о том, как противоречиво относились к ней самой: была и симпатия, и выполнение обязательств, но уважение проявля­лось далеко не всегда. Эти воспоминания вызывают чувство по­давленности, переутомление и недовольство. В конце концов страх перед потерей любви возобновился в ежедневном общении с сы­ном, потому что ребенок требовал от нее любви больше, чем мог дать ей сам. Точно так же и потребность мужа в утешении она воспринимала как завышенное требование и именно из-за него уходила в себя. Спустя год госпожа М. убедила супруга пройти курс парной психотерапии у другого терапевта.