Бесспорно, в России наибольшее внимание властей и общества приковывает к себе проблема поддержания внутренней стабильности, урегулирования внутренних конфликтов. После распада СССР аналогичная угроза долго витала над Россией. Каждый конфликт актуализировал эту угрозу, особенно в условиях преобладания у ее населения не столько правового, сколько прецедентного сознания. В таких условиях любой конфликт мгновенно порождал целый ряд негативных последствий. Рассмотрим данную проблему на примере первой чеченской войны (1994—1996 гг.).
Следует подчеркнуть, что чем настойчивее притязания национальных движений, тем жестче ответная реакция федерального центра. Поэтому внутренние этнотерриториальные конфликты по степени вызова, предъявляемого российским властям, могут быть ранжированы: 1) конфликты, возникшие в результате притязаний существовавших ранее национально-территориальных автономий на полный государственный суверенитет; к таковым на территории Российской Федерации относится как раз чеченский конфликт;
|
|
2) конфликты, развившиеся как следствие провозглашения этническими общинами новых национально-территориальных автономий или одностороннего повышения ими статуса существующих, но без формального притязания на создание на базе этих автономий независимых государств;
3) конфликты между соседними этническими группами или несуверенными республиками, претендующими на контроль над
спорными пограничными территориями.
Анализируя развитие чеченского кризиса, можно выделить четыре его основных этапа. Каждый из них демонстрирует характерные особенности политики России в конфликтных зонах и типичные ее промахи.
1-й этап (август — ноябрь 1991 г.) ознаменовался беспорядками в Чечне и выходом ее из-под федерального контроля. На этом этапе российские власти фактически поощрили произвол незаконных вооруженных формирований (как их назовут впоследствии). Чем это было вызвано:
1) новой власти было не до решения проблем с крохотной мятеж
ной республикой во время ломки всех социальных институтов
после распада СССР;
2) некоторые политические силы в Москве рассчитывали использовать Дудаева в своих интересах;
3) провозглашенные демократические либеральные ценности не
позволяли пойти на жесткие меры.
2-й этап (декабрь 1991 — ноябрь 1994 гг.) характеризуется фактической изоляцией Чечни от России и выжиданием обеих сторон. В этот период Чечня стала фактически свободной криминально-экономической зоной, где проводились масштабные банковские аферы с участием чеченской мафии, реэкспорт российской нефти, контрабанда оружия, использование российских самолетов для перевозки наркотиков и т.д. Официальные власти РФ предпринимали незначительные усилия для решения проблем подобного рода.
|
|
3-й этап (ноябрь 1994 — август 1996 гг.) охарактеризовался по-I пыткой военного решения чеченского кризиса. Б.Н. Ельцин, которого упрекали в излишней уступчивости, неожиданно решился на рискованную военную операцию. В качестве указания причины этого в прессе чаще всего звучит одна версия: президент хотел поднять рейтинг с помощью «маленькой победоносной войны». После бездарного танкового похода «чеченской оппозиции» на Грозный Ельцин стал отдаляться от либеральных союзников.
Предсказываемых быстрых военных успехов не получилось. После ряда провалов российских военных операций под давлением общественности были подписаны (31 августа 1996 г.) Хасавюртовские соглашения, фактически засвидетельствовавшие капитуляцию федеральных сил.
4-й этап — современный (с сентября 1996 г.) — нерешенность чеченской проблемы (а именно то, что целый ряд противоречий так и не был разрешен) привела к новой эскалации конфликта, который с большей или меньшей степенью интенсивности продолжается и по сей день.
Как показала практика, даже российская политика «одностороннего признания Чечни» не привела к постепенному возвращению Чечни в правовое поле России.
Если вести речь о характеристиках конфликтного поля в более широких аспектах, то следует констатировать, что либеральные реформы, создав огромные возможности для индивидуального продвижения, одновременно привели к потере социального статуса и лишениям миллионов людей.
Современное состояние российского общества стимулирует распространение в нем катастрофического типа массового сознания.
Оно рождается как реакция на непереносимые тяготы бытия и полную потерю базовых ориентиров. Отчасти распространение идеологии катастрофизма определяется позицией существующего режима, пренебрегшего аргументированным разъяснением проводимой политики и не сформулировавшего целей развития.
Хотя реальные масштабы социального протеста россиян относительно невелики, существует реальная возможность взрыва социального возмущения. Это связано с распадом социальной ткани и атомизации российского общества, сочетающихся с неоформленностью интересов многих входящих в него социальных групп. Эти группы не связаны чувством социальной солидарности ни друг с другом, ни с государством и властью, как следствие, массовое отчуждение населения от политики и уход в частную жизнь, усталость и неверие в то, что можно что-то изменить.
В какие формы конфликта могут вылиться уже созданные предпосылки? Возможно несколько сценариев событий:
1) развитие протестного движения (локальные либо скоординированные в региональном или отраслевом масштабе забастовки
и выступления). Возможен и массовый «выброс» протестного голосования на выборах в федеральные органы власти (в данный момент власть страхуется от такого поворота событий, принимая нужные ей поправки в закон о выборах);
2) массовые социальные взрывы общенационального характера,
вероятный результат которых — падение существующего режима;
3) снижение остроты общественного противостояния в результате проведения более или менее эффективной социальной поли
тики взамен популистским обещаниям увеличить макроэкономические показатели.