Г-же Марсель Жерар

8 февраля 1924 г.

Бельведер, Монфор-л'Амори

Сударыня,

Вы, конечно, догадались, что телеграмма была отправлена по­сле письма, которое уже ушло, когда я получил Ваше. Мне при­шлось разослать множество телеграмм, чтобы отменить все на­значенные встречи. Это одно из маленьких неудобств деревенской жизни. Есть и более значительные.

Я ничего не говорил Вам о церемонии «крестин». Надеюсь, Вы не заключили из этого, что она была бы мне неприятна. Со­всем напротив, и если Вы позволите, я приглашу на это празд­нество моих друзей, супругов Деляж. Тогда на крестинах будет присутствовать вся монфорская школа, включая Ролана. Не будет только Вогана Вильямса, но слишком поздно вызывать его из Лондона.

Вы не пишете, надо ли быть в вечернем костюме; это меня не смутило бы: у меня есть один смокинг здесь и другой в Па­риже. Но если от Вас не последует контрраспоряжение, мы о Деляжем будем в пиджаках.

Итак, в понедельник, 30-го вечером у Дюрана, на улице Аль­фреда де Виньи.

Примите, дорогая мадам Жерар, уверения в моем совершен­нейшем почтении.

Морис Равель

По случаю «крестин» пьесы «Ронсар своей душе» в квартире г-жи Марсель Жерар на улице Альфреда де Виньи был устроен небольшой вечер. Следует отметить, что Равель заботился о том, чтобы всегда, как в Монфоре, так и в Париже, иметь наготове смокинг.

«Монфорская школа» блистала скорее качеством, чем количеством. Она состояла всего из трех-четырех композиторов: Мориса Деляжа, Ро­лан-Манюэля, англичанина Вогана Вильямса. Равель, впрочем, никогда не был педагогом или главой школы, но музыканты, удостоившиеся его друж­бы, испытывали на себе благотворное воздействие его духовного богатства.

Он живо заинтересовался русским композитором Николаем Обуховым. Воодушевленный некоей мистической идеей, Обухов писал преимуществен­но для электро-волнового инструмента — «звучащего креста». Он же изо­брел новую систему нотной записи. Зять генерала Гурко, Обухов, вслед­ствие происшедшей на его родине революции, был вынужден обосноваться во Франции, где жил крайне стесненно в материальном отношении.

Поскольку Равель искренне заинтересовался музыкой Обухова и го­ворил, что высоко ценит его опыты, Обухов попросил Равеля изложить свои похвалы в письменной форме, дабы он мог показать эти документы одной своей родственнице, особе весьма пожилой и богатой. Равель отка­зался дать подобное письменное удостоверение, но вызвался подтвердить свой отзыв устно, если дама пожелает посетить его. Почтенная тетушка приехала, и Равель не поскупился на похвалы молодому композитору и его редкому музыкальному дарованию. Убеждения подействовали, и ста­рая дама предоставила племяннику пансион в своем доме, при условии, что он никогда больше не напишет ни одной ноты!