В субботу седмицы 15-ой по Пятидесятнице (Господь хотел испытать, не привязаны ли мы к тленному)

(На Успение, 15 августа, был в нем (в Кирсановском женском монастыре) пожар. Сгорела крыша в одном из лучших корпусов, причем и весь корпус так поврежден, что в нем жить не было возможности. Кирсановский купец B.C. Сосульников — очень благотворительный человек — взялся на свой счет поправить его. Работы уже были нача­ты. — Свт.)

Немного были встревожены вы, сестры, — и я собирался утешать вас немощным словом моим. Но, благодарение Госпо­ду, скорбь ваша уже растворена утешением от деятельного участия благотворительных людей, которых Господь воздвиг на помощь вам. Нельзя не радоваться, нашедши вас в этом оживленном отрадою состоянии. Конечно, вы и без того суме­ли бы перенести с достойным вас благодушием постигшее вас горе; но Господь, снисходя к воз­можным в вас немощам сердца, не допустил вам долго быть под искушением. Рана уже залечи­вается, и скоро, может быть, и следов ее не будет заметно. Потому отлагаю слово утешения, чтоб не устыдить вас предположением в вас малоду­шия. Тем не менее, однако ж, нахожу неприлич­ным не занять внимания вашего тем, что случи­лось с вами. Тут, видимо, было посещение Божие на вас, а где посещение Божие, как не остано­виться на том, чтоб напитать душу свою сокры­тыми там уроками? В самом деле, удар и поми­лование, рана и заживление, угроза и пощада: что-то особенное хотел сказать вам или пока­зать в вас Господь. Что же бы такое?

Не будем ходить далеко и теряться в догад­ках. Он хотел испытать, не привязаны ли вы к тленному, вещественному, житейскому. Простой урок, но очень важный! Припомните обеты ва­ши, как, — принимая на себя иноческое житие, вы обещались, оставляя мир, оставить и все забо­ты его, чтоб в уединении безмятежно предстоять Единому Богу в молитвах непрестанных. Все пристрастия житейские, как излишние наросты, должны были спасть с вас за воротами обители. Как тот юноша, который желал поступить в мо­нашество, но все был останавливаем любоиманием, одолевши себя наконец, вышел за город или село свое и, сбросив самую одежду свою, бегом побежал в ближайшую обитель и там ос­тался навсегда, не поминая даже о том, что имел; так обнаженными от всякого пристрастия к ве­щественному должны вступать в обители все вступающие в них,— и не только вступать, но и всегда пребыть там таковыми, не умаляя се­го отрешения, но, напротив, возвышая и ук­репляя его.

Между тем, однако ж, и в обители человек все же остается человеком. Ему нужны и кров, и одежда, и пища. И все это надо добывать, заго­товлять и хранить. Вы знаете, как совместить это имение и труды относительно него с совершен­ным от всего отрешением, обещанным в начале. В этом по преимуществу искусство монашеско­го жития: при видимой житейскости хранить безжитейскость в сердце или, все содержа, быть — как ничтоже имуще. Но как, ходя около огня, легко обжечься или, проходя по тинистому мес­ту, легко завязнуть в тину, так немудрено, имея что-нибудь, пристраститься к тому, что имеем, — мало ли то или велико. Немудрено, следователь­но, и находящимся в обители пристраститься и к своему уголку, и к своей одежде, и ко всему другому, что есть под руками, — пристраститься, не замечая того, даже не желая допустить в себя какое-либо пристрастие и обижаясь, если 6 кто стал подозревать нас в том или делать на то намеки. Для людей сторонних все равно, есть ли в нас какое тайное пристрастие или нет. Они видят, что монашеский чин соблюдается, и довольны нами, даже готовы хвалить нас. Но не все одно это для нас с вами, сестры,— не все одно и для Господа, принявшего жертву обета нашего. При всем имении хранить нелюбоименное сердце и при всех трудах и заботах — без­молвное о всем беспопечение — закон для нас неотложный! Но так ли это на деле: как испы­тать и кто скажет нам об этом? Самоиспытание обманчиво. Тут самолюбие всегда покривит и вместо истины представит призрак ее; потому сие дело и не вверяется ему. Но как дело ино­ков есть вместе и дело Божие и Господь доро­жит ими, как избранниками Своими, и желает явить их совершенными во всем, то и берет сие испытание на Себя и разными обстоятельства­ми внешними — лишениями или только опасе­ниями лишений — дает им разуметь, привязано ли к чему сердце их или нет, недугует ли оно пристрастиями или от всего совершенно отре­шено и свободно. Вот это именно Он и сделал ныне с вами. Смотрит Он с Небеси святого Сво­его на сыны человеческие и всех ведет так, да всяко некие спасет. Милостиво воззрел Он на вас и, потревожив немного житье ваше, дал вам урок: «Посмотрите, нет ли у вас пристрастия к земному? Сердце ваше Мне должно принадле­жать, как Жениху вашему. Посмотрите, не укло­нилось ли оно к чему-либо иному?» Вот настоя­щий смысл того, что случилось с вами!

Пристрастие к земному и вещественному хорошо сравнивают с укоренением дерева на почве земной. Чем многоветвистее корень и чем глубже пустил он ветви свои, тем тверже стоит дерево и тем труднее его выдернуть. Равно — чем более пристрастий у сердца и чем сильнее сии пристрастия, тем труднее оторвать его от земли и тем больнее сердцу, когда его отрыва­ют от нее против воли. Применив это к вашим обстоятельствам, вот что нахожу: как если б са­довник или владетель сада ходил по саду и про­бовал то то, то другое дерево, твердо ли они си­дят, так Господь — Промыслитель и Попечитель ваш — особенно ныне коснулся вас и потре­вожил вас, чтоб испытать, не пустили ли вы глу­боко корней пристрастия к земному, легко ли сердце ваше расстается со всем, что есть у вас, так ли вы свободны, как свободна птица, переле­тающая с одного места на другое не только без боли, но и с удовольствием.

Вот на что хотел навесть вас Господь! Но что же в вас и с вами? Что в вас, это вы опреде­лите сами со своею совестию — и поспешите возобновить и очистить завет ваш с Господом, Который все видит. Сторонние о вашем внут­реннем состоянии верного суда произнести ни­как не могут. Ни вопли ваши, ни тревога, ни слезы не суть еще верные признаки вашего при­страстия к вещам. Все сие может быть следствием нечаянного испуга и продолжающегося его действия. Настоящее пристрастие только Бог может видеть, и совесть ваша. Там убо, войдя внутрь себя, сами в тайне сердца своего скажите Господу — виновно ли сердце ваше пред Ним или нет. Не стыдитесь самоосуждения и не на­вязывайте на себя, чего нет в вас. Господь лю­бит искренность и правду. С сим, правотою ос­вещенным, лицом предстаньте Ему и сами дайте Ему отчет.

Со своей стороны, при желании вам всякого утешения, не могу не напомнить вам: не остав­ляйте сего случая без всякой поверки своих внут­ренних расположений и чувств, в которых вся сила и вся цена вашего жития. Конечно, то, что Господь погрозил только и тотчас милует, очень можно истолковать как добрый признак отсут­ствия в вас сильных пристрастий. Но это — до­гадка, на которой приятно останавливаться нам и вам, но которою окончательно удовольствовать­ся не должно. Суд совести — другое дело, и еще более другое дело — суд Божий! Оговорки здесь все в сторону, они тут неуместны. Смотрите, как определяется ваше значение! «Вы — соль земли! Вы — свет мира!» (Мф.5,13-14) Это и ко всем христианам идет; но во всем совершенстве может быть вы­полнено только иночествующими. «Блюдитеся же, да не помрачится свет ваш и да не обуяет соль ваша!» (Еф.5.15; Мф.5,16,13). Так уж себя и устройте!

Скажу и еще одно слово! Утешительно ви­деть сострадание к вам в живущих близ вас! Уте­шительно, что вы окружены сочувствием! И кто не знает, как это нужно в жизни нашей земной! Но да не отвратит сие вас от вашего главного сочувствия — к миру невидимому. Житие ваше есть житие равноангельское. Переселитесь же вниманием вашим и сердцем на Небо и там превитайте. Это — и по значению вашему, и пото­му, что только сим способом вы обрящете покой душам вашим при всех беспокойствах, неизбеж­ных по условиям земной жизни! Говорят, что чем выше от земли, тем меньше бывает колебаний и движений в воздухе, а там — на самой высоте — все тихо и спокойно: ни бурь, ни громов, ни мол­ний. Это образ покоя, какой обретает душа, по­гасившая всякое пристрастие земное и сердцем живущая на Небесах, - в непрестанной теплой молитве и неотходном предстоянии Богу. Сего блага паче всего желаю вам. Тогда, что ни слу­чись с вами, ничто не встревожит и не возмутит покоя вашего. Аминь.

3 сентября 1860 года. В г. Кирсанове, в Кирсановском женском монастыре




double arrow
Сейчас читают про: