Детство

Георг Фохт

Маргарита и сотрудник КГБ

Мои мысли – не ваши мысли, ни ваши пути – пути Мои, говорит Господь.

(Исаии 55:8)

ДЕТСТВО

Все члены семьи ещё сидели за обеденным столом, когда напротив окон их дома остановилась легковая автомашина марки “ГАЗ-69”, которую деревенские люди называли просто “бобик”.

Это был не обыкновенный “ГАЗ-69”, а всем известный тёмно-зелёный автомобиль, на котором всегда приезжал в немецкие сёла сотрудник органов КГБ. Этот службист жил в областном центре, всегда носил гражданскую одежду, но у себя в кабинете принимал в форме с погонами подполковника. Все сельские жители знали его, это был Чернов, сотрудник, специально назначенный партией и вышестоящими органами (как тогда говорили) для борьбы с религией.

Глава семьи, где остановился “бобик”, был глубоко верующим человеком по фамилии Кран. Он в силу своих возможностей проповедовал Слово Божье, поэтому для товарища Чернова был “врагом номер один”.

Сидящие за столом супруги Пётр и Мария Кран сразу же положили на стол ложки и с тревогой посмотрели сначала друг на друга, а затем на машину незванного гостя.

Их молодая семья состояла из пяти человек. Старший сын Ваня от рождения был слабоумным, вторым ребёнком была дочь Маргарита, ей недавно исполнилось десять лет. Самой младшей, Марии, которая унаследовала имя матери, было всего полтора года, потому она ещё сидела у матери на коленях.

Когда Чернов постучал в дверь, Пётр Кран уже успел встать со своего места, чтобы встретить гостя.

– Здравствуйте, – произнёс вошедший, внимательно посмотрев на стол.

Этого гостя интересовало всё, поэтому его чёрные глаза с любопытством осматривали каждого. Ради демонстрации своей мнимой порядочности, а, возможно, чтобы внушить хозяевам дома собственную важность, Чернов всегда приветствовал их рукопожатием. При этом он пристально смотрел собеседнику в глаза, словно желал увидеть и прочитать мысли своего собеседника. Теперь, во время пожатия руки главе семейства, гость одновременно обратил внимание на хозяйку, супругу Петра. Она тоже заметила это и, кивнув головой, негромко произнесла: “Здравствуйте”.

– Пётр Иванович, – произнёс Чернов, не сводя глаз с Крана, – мне необходимо с Вами побеседовать, и было бы хорошо, если бы Ваша жена тоже присутствовала при нашем разговоре.

Хозяин дома пригласил гостя в соседнюю комнату, где стоял маленький столик, на котором лежала Библия.

Чернов присел к столу, избрав для себя удобное положение, и сразу же приступил к делу:

– Мне известно, Пётр Иванович, что Вы хороший труженик, но в то же время мы знаем, что Вы среди своих честных и добросовестных односельчан занимаетесь незаконной, преступной деятельностью.

Супруги Кран, совесть которых была чиста перед Богом и людьми, сидели молча, опустив головы. Слабоумный Ваня сидел рядом с матерью и пристально смотрел на чужого дядю. Маленькая дочка Мария находилась на коленях у матери. Только дочь Маргарита осталась на кухне, она убирала со стола и прислушивалась к разговору в соседней комнате.

Товарищ Чернов, которого за глаза в селе называли “Чёрным Петром”, почти всегда говорил от себя во множественном числе. Вероятно потому, что был членом партии и сотрудником органов безопасности, а, следовательно, и говорил от их имени.

– Ведь мы Вас предупреждали, Пётр Иванович, притом уже не раз, чтобы Вы прекратили свои незаконные собрания и перестали забивать людям головы своими религиозными проповедями, а Вы как будто назло советским законам продолжаете творить своё грязное дело! Вы хоть задумывались, какой вред причиняете честным советским людям? Вы не только морочите голову взрослым гражданам, но ещё и детей отравляете своей антисоветской деятельностью! Учтите, проповедник Кран, что у нас может кончиться терпение! Мы не позволим бесконечно калечить наших советских людей!

Чернов сделал короткую паузу, зло посмотрел поочерёдно на всех членов семьи и, остановив взгляд на старшем сыне хозяев, спросил:

– Вам врачи не сказали, отчего этот ребёнок родился больным?

В комнате наступила тишина. Мария посмотрела на мужа, потом на сидящего рядом Ваню и несмело ответила:

– Говорили, но что от этого изменится, мы все в Божьих руках и обязаны нести свой крест.

– Крест, говорите, – отозвался ехидно Чернов и продолжал; – а кто этот крест на вас возлагает? Вы же сами вместо отдыха в вечернее время томитесь в страхе за своё выдуманное будущее! Вы ночами переписываете библейские тексты, псалмы и стихи вместо того, чтобы отдыхать. Так это или не так?

Опять наступило молчание, и тогда заговорил хозяин дома, Пётр Кран:

– Товарищ Чернов, – начал он. И услышал в ответ:

– Товарищ:

Пётр сделал вид, что не заметил упрёка, и продолжал спокойным голосом:

– То, что мы вечерами собираемся, для нас, верующих, не угнетение и не страх, а настоящее успокоение. Мы при этом благодарим Бога и просим Его помощи. Мы благодарим за то, что Он нам дарит здоровье, и всё, что имеем, а также молимся за наше правительство, чтобы Он, Великий Бог, его оберегал и простил ему грехи. Разве это запрещено? Ведь мы желаем всем людям добра и мира, детей стараемся воспитать в этом же направлении.

– Знаем, знаем ваше воспитание! – прервал его Чернов. – Только поверьте моим словам, мы не допустим, чтобы ваше воспитание распространилось! Вы лишаете детей настоящего счастья! Вот к чему ведёт ваше стремление! Извините, но если сказать честно, то вы, верующие, своими проповедями превращаете здоровых детей в таких, как ваш сын.

Чернов умолк. Он косо, не повернув головы, посмотрел на супругу Крана и, вероятно, почувствовал даже своим чёрствым сердцем, что сказал лишнее.

Мать слабоумного Вани вздрогнула, услышав эти слова, и заплакала. Чернов не извинился, но и не нашёл, что сказать. Все молчали, только сидящий рядом с матерью Ваня сильно встревожился. Он не понимал русского языка, но когда заплакала мать, которую он любил больше всего на свете, он понял, что чужой дядя её обидел.

– Что ему надо от нас, что он хочет? – спросил понемецки громко Ваня и, глядя на Чернова, требовательно сказал: – Уходи, уходи? Ты плохой человек?

К счастью, Чернов его не понимал, но он всё же догадался, что мальчик жалел и защищал свою мать. Мария прикрыла своей ладонью сыну рот, чтобы тот умолк.

– Да, я понимаю, что вам тяжело с ним, но вы не ответили на мой вопрос, отчего ваш сын болен?

Мария Кран не могла и не хотела больше говорить с этим злым человеком, она прикрыла носовым платочком лицо и тихо плакала.

Чернов ждал, и тогда Пётр решился подробно всё объяснить.

– Когда мы поженились, Мария работала на животноводческой ферме. Она была дояркой, ей приходилось не только коров доить, но и кормить животных в зимнее время. Корм для скота доярки, как и телятницы, всегда сами заносили на базу большими плетёными корзинами. Так вот, если Вы видели, товарищ Чернов, как эта работа исполняется, то заметили, что корзины с тяжёлым силосом женщины носят впереди себя, уперев об живот. И это, как подтверждают врачи, очень опасно для беременной женщины. Но, к сожалению, мы это узнали слишком поздно.

– Минуточку, Пётр Иванович, – прервал Чернов Крана, – по-вашему получается, что виноват колхоз или председатель? Но ведь доярки, в том числе и Ваша супруга, могли эти корзины носить вдвоём. Почему Ваша жена не попросила свою напарницу помочь ей? Кто в этом виноват, тоже советская власть? Впрочем, как фамилия врача, который вам это сказал?

– Это уже не имеет значения, нашему бедному сыну двенадцать лет. Мы не привыкли жаловаться, только бы нас оставили в покое, – ответил Кран.

– А мы, – произнёс Чернов, глядя в упор на своего собеседника, – тоже очень желаем, чтобы вы оставили в покое граждан вашего села. Особенно Вас, товарищ Кран, мы всё ещё просим, чтобы не морочили головы детям. Ведь мы находимся на пороге коммунизма, а вы, верующие, всё ещё тянете молодёжь назад, в тёмное прошлое.

– Уходи, уходи? – повторял Ваня. Но грозный чужой дядя его не понимал и не спешил покинуть дом. Он находился на службе, исполняя свои обязанности, и очень при этом старался. Чернов ещё многое говорил о вреде религии, никто его не перебивал. Глубоковерующие в Бога супруги Кран уже всё знали наперёд, когда зелёный “бобик” остановился возле их дома, о чём будет говорить Чернов. Когда Чернов всё высказал и ему стало легче на душе, он предупредил перед отбытием:

– Помните, что у вас есть две дочери, и если Вы не позволите им жить свободной жизнью, то их воспитанием займётся советская власть. Надеюсь, что Вы, товарищ Кран, задумаетесь над моими словами.

После этих слов Чернов встал, надел свой чёрный полушубок и покинул дом Крана.

Мать этих двух дочерей, супруга Крана, хорошо поняла, что воспитанием их больного сына товарищ Чернов не интересовался. Знала и то, что больше всего его интересовала старшая, десятилетняя Маргарита.

Вечером того же дня в кабинете парторга собрались коммунисты. На повестке дня стоял один вопрос:

“Организация контроля за верующими”.

Вначале товарищ Чернов зачитал новое Постановление Правительства и Центрального Комитета КПСС, после чего сам выступил с речью. А затем выслушал мнение товарищей и предложил избрать из числа коммунистов и комсомольцев ответственных лиц для контроля, как он выразился, деятельности верующих.

– В первую очередь выявляйте организаторов, – посоветовал Чернов своим назначенным тайным помощникам.

– Помните, они наши враги, и бороться с ними – наша прямая обязанность!

На следующий же день началась слежка за верующими.

Поскольку среди простых рабочих было мало коммунистов, то она вменялась в обязанность учителям и некоторым комсомольцам из числа колхозников. Дирекция школы очень старалась выявить учеников, посещающих молитвенные собрания верующих. Их было немного, но и тех надо узнать и изолировать от общества верующих. Как правило, это были дети религиозных родителей, как, к примеру, Маргарита Кран, отец которой являлся одним из организаторов молитвенных собраний. Таких верующих людей в селе насчитывалось несколько десятков, и они всегда собирались в разных домах, потому что не имели церкви или молитвенного дома. Поэтому активные комсомольцы вместе с учителями были вынуждены вечерами ходить по улице и наблюдать, к какому дому направлялись верующие, чтобы самим туда заглянуть и записать присутствующих. Среди самых активных служащих школы была в то время молодая учительница, член партии Нина Картузина. Она вечером собирала старшеклассников и вместе с ними “штурмовала” дом, где проводилось Богослужение. Они бросали в окна камни или стучали в двери и окна палками, чтобы помешать служению и как-то напугать верующих.

Однажды произошёл такой случай. Дело было зимой, в сильный мороз. Когда пожилая женщина Петкер вечером вышла из дому и направилась туда, где должны были собираться верующие, она вдруг заметила за собой преследующего её, очень активного парнякомсомольца. Поскольку село было небольшое, все люди друг друга хорошо знали, то и вдова Петкер хорошо знала своего преследователя. Она сразу догадалась, что этот парень назначен на сегодня дежурным, а если выразиться точнее, то разведчиком. В его обязанность входило, прежде всего, узнать, в каком доме собирались верующие. Старая женщина, зная цель своего преследователя, решила не идти по нужному адресу, а поводить комсомольца по улице. Она была тепло одета и знала, что парень скорее, чем она, начнёт мёрзнуть. Очень медленно, едва передвигая ноги, прошла она до самого конца села. Парень тоже следовал за ней на определённом расстоянии. Потом она повернулась и пошла обратно, навстречу этому разведчику. На такое парень не рассчитывал и был вынужден свернуть к ближайшему дому. Фрау Петкер продолжала идти и осторожно оглядывалась, наблюдая за своим преследователем. ЧеРез некоторое время она его опять заметила и подумалa: “Ну, парень, давай испытаем, кто преданнее своему господину – ты или я?” Женщина ещё раз прошла всю улицу и тогда заметила, что парень исчез. Вероятно сильно продрог от холода. И только тогда фрау Петке, прибавив шаг, направилась к известному ей дому.

В школе очень активно стали агитировать детей вступать в пионеры. Для неверующих родителей это было нормальным явлением, но для верующих оно стало большой тревожной проблемой. Страдали не только родители, но и дети. Учителя знали, что своей агитацией, принудительным вовлечением детей в пионеры и комсомол, они изолируют их от церкви, поэтому всеми средствами и возможностями втягивали школьников в организацию юных ленинцев.

Верующие же люди знали, что это была организация безбожников, и очень опасались её, старались всеми силами оберегать своих детей, но это было очень непросто.

Дочери супругов Кран, Маргарите, всё ещё удавалось избежать этого клейма безбожного общества. Она два года проучилась в школе без октябрятской звёздочки. С третьего же класса должна была (добровольно) вступить уже в пионеры. Она, Маргарита Кран, уже в своём детском возрасте убеждённо верила, что есть Великий Бог, который всё видит, всё знает и желает, чтобы дети, как и взрослые, жили по Божьим Законам.

Теперь же, когда наступило время активной борьбы с верующими, дирекции школы было поручено всех школьников соответственного возраста записать в пионеры; нависла эта угроза и над Маргаритой.

Однажды она пришла из школы со сверкающей звёздочкой. Родители очень встревожились. Они понимали дочь, которая ни за что не желала отказаться от Спасителя Иисуса Христа. Маргариту, как и родителей, просто принудили к тому, чтобы верующая девочка носила эту коммунистическую звёздочку.

Вечером того же дня, когда после ужина вся семья сидела за столом, и Пётр Кран прочитал вслух очередной стих Библии, он сказал, обращаясь к Маргарите: “Дочь моя, не печалься особо, что тебя заставляют носить эту звёздочку. Помни, что Богу нужна только твоя душа, постарайся, чтобы она осталась чиста. Но давай с тобой договоримся, что ты эту звёздочку будешь носить только в школе”.

На этом тогда и кончился разговор. Но у директора школы, как и у учительницы, были свои планы, они вначале решили испытать родителей Маргариты насильно прицепленной ей октябрятской звёздочкой. Они знали, что девочке исполнилось десять лет, настало время принять её в пионеры. К этому они её и готовили.

Уже два месяца носила Маргарита в школе звёздочку. Её учительница, которая особо ненавидела верующих немцев, постоянно наблюдала за своей ученицей, за её поведением и даже интересовалась, что она делала дома, о чём говорили родители. Некоторые учащиеся смеялись над Маргаритой по той причине, что она в десять лет ещё считалась октябрёнком, когда другие её сверстники уже были пионерами.

И однажды, незадолго до того, когда Маргариту собрались принять в пионеры, она явилась в школу без звёздочки. Первой это заметила её учительница, которая Маргарите и прицепила тот значок.

– Маргарита, где твоя звёздочка? – спросила Нина Михайловна перед всем классом ещё до начала занятий. Маргарита опустила голову и молчала.

– Я с тобой разговариваю, ученица Кран, и это значит, что ты должна встать.

Девочка поднялась, но, не желая смотреть на ненавидящую её учительницу, стояла с опущенными глазами.

– Маргарита, отвечай честно. Насколько мне известно, верующие в Бога не должны лгать, как и пионеры, поэтому я жду от тебя правдивого ответа на мой вопрос: тебе родители запрещают носить значок с изображением Ленина?

Задав этот вопрос, Нина Михайловна внимательно наблюдала за каждым учеником и, как ей казалось, видела по лицам своих воспитанников, кто “за”, а кто “против”, то есть тех, кто сочувствовал верующей Маргарите и тоже ходил на молитвенные собрания, и тех, кто охотнее предпочитал обратное.

– Мы все ждём, Маргарита, или ты и перед своим Богом способна скрывать правду? Ведь Он присутствует здесь, в классе? Так, кажется, тебя учит твой папа?

Некоторые ученики засмеялись. Нина Михайловна их поддержала и только улыбалась, когда в другом случае строго бы предупредила: “Прекратите смех!”

У Маргариты выступили слёзы на глазах, так ей стало обидно за себя, за папу и Господа Бога, над которым смеялись эти несчастные, неверующие люди. Она подняла голову и, глядя на учительницу, ответила:

– Родители мне ничего не запрещают, а звёздочку я потеряла.

– Спасибо за откровенность, но, может быть, ты не побоишься сказать, как она могла потеряться? Ведь она была крепко прикреплена к твоему школьному фартуку?

Маргарита стояла и плакала. Она не могла вынести этого унизительного допроса перед всем классом. Её никто не поддержал, над ней смеялись и издевались.

– Ладно, садись, Кран, мы с тобой ещё поговорим после уроков, – сказала учительница.

И начались занятия. Маргарита знала, что её ожидало, поэтому с грустью обдумывала своё положение и тихо про себя молилась.

Когда, наконец, зазвенел звонок, и все дети выбежали из класса, учительница сказала Маргарите:

– Не уходи, а следуй за мной в учительскую. Там, как оказалось, её уже ожидали директор школы и пионервожатая.

– Ну, так что у тебя дома произошло? – спросил директор, глядя в упор на Маргариту.

– Ничего, – только ответила она и покраснела от волнения.

– Маргарита, мы понимаем, что тебе нелегко, – продолжил директор; – поверь нам, мы желаем тебе помочь. Наше советское правительство делает всё возможное, чтобы вам, детям, было хорошо и интересно жить. И мы, педагоги, твои верные друзья, тоже хотим, чтобы у тебя было счастливое детство. Но без твоего собственного желания, без твоего участия это просто невозможно.

Маргарита слушала и молчала. В своём возрасте она уже знала, что возражать таким людям бесполезно, но в глубине души имела твёрдое убеждение и своё мнение. Пока директор ей рассказывал о важности коммунистического воспитания и вреде религии, Маргарита думала, как всё объяснить. Она не хотела говорить неправды, и поэтому была готова всё рассказать, как было на самом деле. Когда её снова спросили о потерянном значке октябрёнка, Маргарита чистосердечно призналась, что звёздочка вместе с комнатным мусором попала в печку. И ещё она сказала, что это случилось не по чьей-то воле, а совершенно нечаянно, когда она подметала пол.

– А откуда ты знаешь, что звёздочка попала в печку, если это произошло нечаянно, как ты говоришь? – спросила пионервожатая.

– Когда я высыпала мусор из совка в топку на горящие угли, то заметила блеск. И когда присмотрелась, увидела звёздочку, только достать её уже не смогла.

В учительской наступила тишина. Нина Михайловна покраснела, как рак, и злыми глазами смотрела на Маргариту, будто видела перед собой самого злейшего врага.

Директор задумался, постукивая карандашом по столу. Потом, после короткой паузы, сказал, глядя на Маргариту:

– Знаешь ли, девочка, что ты наделала? Ты сожгла в печке значок с изображением вождя революции!

– Признайся сейчас же, кто тебе велел это сделать!

– воскликнула Нина Михайловна и придвинулась к Маргарите так близко, что та почувствовала её дыхание.

– Я вам сказала правду, – ответила Маргарита и заплакала от обиды.

– Ну, ладно, – произнёс директор, – не расстраивайся, Маргарита, Нина Михайловна немного погорячилась, но это не значит, что она тебе желает зла. Мы все тревожимся за твою судьбу, хотим, чтобы ты стала радостной и счастливой. А теперь вытри слёзы и иди домой, мы скоро тебя примем в пионеры, тогда больше никто не будет над тобой смеяться.

Директор постарался улыбнуться, но Маргарита заметила, что его улыбка искусственная, без тепла и любви к ней.

После того, как ученица Кран вышла из кабинета, озабоченные педагоги вопросительно посмотрели друг на друга.

– Да, история неприятная, – произнёс директор, глядя на своих коллег, – и ещё неизвестно, как на такой | случай отреагирует РОНО и райком, если узнают об этой неприятности.

– Павел Сергеевич, – отозвалась учительница Маргариты,

– по-моему, достаточно того, что мы узнали истинное лицо всех наших бед.

– Что Вы имеете ввиду, Нина Михайловна?

– Не что, Павел Сергеевич, а кого? Ведь здесь всё понятно! Это они, верующие, и прежде всего отец Маргариты во всём виноват. Я удивляюсь, что сельсовет и райком так долго с ним церемонятся!

На второй же день об этом мелочном, но в политическом смысле очень значимом, случае узнали в райкоме партии, где всегда рассматривались и обсуждались все дела, и откуда исходили окончательные решения по их осуществлению.

Ещё через несколько дней, в субботу, местное радио неоднократно извещало жителей села о том, что вечером в клубе состоится сход граждан с повесткой дня:

“Обсуждение группы людей, занимающихся антисоветской пропагандой”.

К этому собранию организаторы хорошо подготовились. Особо во всём был заинтересован Чернов, хотя сам и не присутствовал. Всё должно было выглядеть так, будто инициатива исходила от народа, т.е. местных жителей.

В восемь часов вечера, как было объявлено, началось собрание, которое в этот раз почему-то назвали “сход”.

На сцене стоял длинный стол, накрытый красным полотном, за которым сидели обвинители: председатель сельсовета, секретарь местного комитета партии, секретарь райкома, бывший председатель, ветеран и коммунист товарищ Гимбург и ещё несколько колхозников.

Все эти товарищи занимали места на сцене как важные и почётные представители власти и судьи.

На первой скамейке перед сценой сидели провинившиеся, которых и считали антисоветчиками. Кстати, это были самые добросовестные труженики. Они не воровали, не пьянствовали, как многие из числа коммунистов, не отказывались от самой простой работы. Но они, эти сидящие на скамье “подсудимых” члены колхоза, веровали в Бога.

Поскольку среди немцев было мало членов партии, их рассадили в зале поодиночно, чтобы во время выступлений казалось, будто в зале много обвинителей. Учителя, конечно, тоже сидели среди простых граждан и были хорошо проинформированы, о чём говорить.

На скамье провинившихся сидел и отец Маргариты. Он уже знал, что являлся главным “преступником”, что обсуждение и обвинение непременно начнётся с него.

– В райком партии поступило сообщение, – начал свою речь секретарь, – что в вашем селе сформировалась небольшая группа верующих людей, занимающаяся агитацией с целью вовлечения в свои ряды молодых людей, пионеров и комсомольцев. Эти люди, в числе которых и “самозваный” проповедник Пётр Кран, внушают честным советским людям свою мораль. Они утверждают, что вступать в комсомол – грех, посещать кинотеатр или клуб нельзя, даже участие в художественной самодеятельности – грешное дело. В связи с этим в селе возникла напряжённая обстановка, мешающая нормальной жизни честных людей. Чтобы эту антисоветскую деятельность, это грязное дело некоторых лиц вовремя приостановить, мы с вами и собрались в этом зале.

Стояла гробовая тишина. Если кто-то и радовался, то таких было очень мало. Большинство же людей с жалостью и сочувствием смотрели на своих добрых односельчан, сидящих на первой скамье.

– Товарищи колхозники, – продолжал секретарь райкома, – не я являюсь судьёй в деле пресечения грязной деятельности этой группы, а вы. Они – жители вашего села, вы трудитесь рядом с ними, и поэтому имеете право привлечь их к ответственности.

– Кто желает выступить первым? – спросил оратор и присмотрелся к публике.

– Разрешите мне, – попросила учительница Нина Михайловна.

И она, выйдя на сцену, начала чернить и обвинять верующих, особенно Петра Крана. В конце своего выступления сказала:

– Дорогие товарищи! Мы имеем дело с очень опасными для общества элементами! Они готовы на всё, вплоть до свержения советской власти. Я вам сейчас расскажу, на что способны такие верующие в Бога люди, как проповедник Кран и его сообщники, которые сидят перед нами. Я уверена, что гражданин Кран сам не признается, к чему он принудил свою дочь Маргариту, поэтому я всё расскажу вместо него.

В зале послышался смех. Собравшиеся люди уже знали, что случилось и для чего их почти насильно собрали, но некоторые, особенно коммунисты, в том числе и учительница Нина Михайловна, думали, что раскроют своим выступлением большую тайну.

–:Этот тихо притаившийся проповедник Кран,

– продолжала Нина Михайловна, – заставил свою Дочь сжечь значок с изображением нашего любимого вождя! Вы можете себе такое представить, дорогие товарищи?! Такой человек способен и на большее!

Пётр Кран спокойно, открытым взглядом смотрел на своего обвинителя и с удивлением думал: откуда в человеке может появиться столько зла? Рядом с ним сидели ещё четыре человека, его братья по вере. Они покачивали головами и с грустью смотрели на людей, сидящих на сцене.

Кран особо не думал о себе, но вспомнил об Иисусе Христе, как Его обвинили и пытали, когда Сам был совершенно безгрешен, страдал за других, за всех грешников мира.

Один за другим поднимались со своих мест люди, желающие выслужиться перед партией и прибывшим из райкома секретарём. Они это делали, чтобы в своё время и им простили “грехи”, которых у каждого было немало.

Под конец, когда уже всех выслушали, даже пенсионер, бывший председатель колхоза, высказал своё мнение, Нина Михайловна почти криком добавила со своего места из зала:

– Вы молитесь своему Богу, которого не существует, а у нас есть тоже Бог – это Ленин. Вы сожгли его изображение в печке! Вас всех за это надо уничтожить!

На её истерику никто не реагировал, что было неожиданностью для Нины Михайловны. Местные немцы предпочитали отмалчиваться.

К концу собрания председательствующий с членами президиума приняли решение: наказать перечисленных провинившихся колхозников в административном порядке, то есть, перевести четверых верующих рабочих на более низкооплачиваемую работу, а дело Крана передать в вышестоящие органы власти, чтобы впредь не собирал верующих для проведения богослужебных собраний.

Прошло несколько дней. Маргарита продолжала ходить в школу, но за ней постоянно наблюдали.

Когда однажды после школьных занятий девочка пришла домой, она застала свою мать в слезах.

– Мама, что случилось? Почему ты плачешь? – спросила Маргарита и, заметив разбросанные на полу вещи, испугалась.

Мать не сразу ответила, она сидела у окна, обняв правой рукой стоящего рядом Ваню, а левой держала за руку маленькую Марию.

– Маргарита, нашего папу арестовали и увезли в город, – ответила мать и прикрыла лицо руками. Несчастная мать не могла успокоиться, не могла сразу объяснить всё случившееся. Она не могла себе представить жизни без мужа, без кормильца семьи и верного спутника жизни, которого любила.

– Мама, а за что его арестовали? – спросила опять дочь, хотя уже догадывалась, что это вероятно, из-за неё, за то, что она рассказала в школе о случае со звёздочкой.

Возможно, ей и не пришла бы в голову эта мысль, но она случайно из разговора отца с матерью уловила, что этот ничтожный случай может привести к большому несчастью.

Мать не сразу ответила, она рыдала и поглаживала голову Вани, словно искала утешение в любви к нему.

– Мама, это из-за меня, да?

Мария продолжала молчать, только посмотрела на Дочь глазами, полными слёз, и, протянув к ней руки, прижала её к себе. Маргарита заплакала. Она вдруг почувствовала невыносимую жалость к своим родителям, к отцу, который её так часто радовал своей заботой и нежной любовью, покупал ей игрушки и очень интересно рассказывал отрывки из Библии о жизни Спасителя Иисуса Христа.

– Знаю, мама, это я во всём виновата, – произнесла Маргарита, стараясь успокоить мать, – наш папа не виноват, он добрый и честный! Он никому никогда не причинит зла. За что его арестовали?

– Успокойся, дочка, ты тоже не виновата. Это наша участь такая, участь верующих людей. Мы с тобой должны крепиться, должны больше полагаться на нашего Небесного Отца, потому что только Он способен помочь нам.

После недолгого молчания Маргарита спросила:

– Почему эти люди из города и моя учительница желают отнять у нас отца в то время, когда сами говорят, что советская власть заботится о детях, хочет, чтобы все были счастливы?

– Доченька, ты же знаешь, что сатана и Иисусу Христу обещал большие богатства взамен за отказ от веры в Небесного Отца. В Библии об этом написано так: “:опять берёт Его диавол на весьма высокую гору, и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: всё это дам Тебе, если падши, поклонишься мне”.

Именно этого желают и наши враги. Они обещают земные блага, удовольствие и радость, хотят и тебя переубедить, доказать, что Бога нет, с одной единственной целью, чтобы мы отказались от Иисуса Христа и пошли по жизни грешным путём. Но если ты от всего сердца, всей душою будешь любить Иисуса, ни при каких обстоятельствах не откажешься от Него, то обретёшь самое ценное богатство: ты после всех страданий на этой земле будешь вечно жить в Божьем Царстве, в радости и блаженстве.

Маргарита ничего не ответила, она с самого раннего возраста знала и исполняла Божьи Законы, жила по ним и твёрдо верила в слова Библии потому, что её этому учили любимые отец и мать. Отец вечерами сидел с ней за столом и учил её читать. Уже с пятилетнего возраста Маргарита сама читала детскую Библию. И она очень ценила и любила эту интересную книгу. Теперь, когда она сидела рядом с матерью и видела разбросанные на полу бумаги и книги, она спросила:

– Мама, что здесь произошло? Они увезли папу, но почему разбросаны все вещи в доме?

Мать опять прикрыла ладонями лицо и заплакала. Потом вытерла платочком слёзы и ответила:

– Чернов и его помощники произвели у нас обыск. Они забрали почти все книги и наши рукописные тетради. И твою Библию тоже увезли с собой.

– Но ведь это подарок папы! – громко воскликнула Маргарита и тоже заплакала. – Почему этот Чернов такой злой, безбожный человек?! – произнесла Маргарита со слезами. – Он отнял у меня отца, ограбил и оскорбил нашу семью. А ещё говорит, что заботится о детях! Нет, они наши враги, и я ненавижу их! Ненавижу всех и нашу учительницу тоже!

Эти слова прозвучали так громко, что маленькая сестрёнка Маргариты тоже заплакала. Мать подняла её на руки и старалась успокоить. Слабоумный Ваня тоже волновался, он понял, что виноват во всём чужой Дядя, даже запомнил его фамилию, и поэтому начал громко повторять: “Чернов дурак! Чернов дурак!” Такие слова никогда не произносились в доме Крана, но Ваня их, вероятно, слышал на улице, и поэтому иногда произносил, когда злился. Мать прикрыла ему рот, как и тогда, во время визита Чернова.

В доме царил большой беспорядок. Мария Кран знала, что пора приступать к уборке, да и детей надо было накормить. Но делать ничего не хотелось. Она чувствовала себя очень несчастной, обиженной и одинокой. Ей хотелось с кем-то поделиться своим горем, ей была нужна поддержка или хотя бы сочувствие со стороны близких людей. Но любимого Петра не оказалось рядом. Из-за его отсутствия она страдала и была вынуждена искать поддержку у старшей дочери.

– Маргарита, – сказала она, когда дети успокоились,

– ты ещё очень молода, но, тем не менее, уже понимаешь наше трудное положение, и это меня радует. Наш отец не успел с тобой попрощаться, не получил возможности высказать тебе то, что раньше считал преждевременным. Но сегодняшнее событие говорит о том, что мы можем и с тобою расстаться. Прежде всего, прошу тебя, Маргарита, не прекращай верить в Бога. Молись как в трудное, так и в счастливое время жизни. Помни, что Отец Небесный не оставит тебя в беде, если останешься Ему верна. Это первое моё пожелание тебе. Второе, это то, что я хочу тебе рассказать историю твоего дедушки. Он, как и твой отец, пострадал за веру, за то, что всегда стремился быть правдивым, честным перед людьми и Богом. Он был глубоко верующим человеком, мой дорогой отец. Я хочу, чтобы ты знала его стойкость и преданность нашему Спасителю Иисусу Христу.

:Это произошло в то время, когда я была чуть старше, чем ты сегодня. Мы тогда жили в другой местности, недалеко от города.

Семья наша состояла из восьми человек. И моим родителям приходилось много трудиться, чтобы всех накормить. Наш отец, твой дедушка, как я уже сказала, пострадал за веру в Бога. Я хорошо помню, как его арестовали и увезли, как он плакал, прощаясь с нами. Моя мать тогда ещё не верила, что он не вернётся, но всё же сильно переживала.

– И он больше не вернулся? – спросила Маргарита со страхом.

– Нет, он больше не вернулся. Но однажды я его видела, по крайней мере, я так думаю, и это было самое страшное событие в моей жизни! То, что я видела, долго оставалось тайной, даже моя любимая мать не имела представления о том событии.

Маргарита внимательно слушала и не задавала вопросов. Ей казалось, что слушая свою мать, она видит перед собой не дедушку, о котором шла речь, а родного отца. Мать продолжала:

– Не помню, сколько прошло времени, но однажды, возможно, через неделю или две после того, как увезли отца, наша мать решилась отправиться в город, чтобы навестить его. Чтобы не следовать одной, она взяла с собой меня и моего старшего брата, в то время ему уже исполнилось девятнадцать лет, он не хуже матери знал город.

Пока отыскали городскую тюрьму, которая находилась на крутом берегу большой реки, уже наступил вечер. Мы подошли к воротам тюрьмы, но с нами даже не стали разговаривать. Один из охранников только сказал, чтобы пришли завтра в послеобеденное время. Поскольку была зима, мы не могли провести ночь под открытым небом и попросились в один дом для ночлега.

Утром следующего дня мой брат решил прогуляться по берегу и пригласил меня. Погода стояла скверная, правда, без ветра, но было очень морозно. По глубокому снегу мы пробрались прямиком к высокому крутому берегу и остановились под кроной большого заснеженного дерева. С того места были видны тюремные башни и многие высокие дома города. Над рекою стоял утренний туман, какой бывает в безветренные морозные дни. Я повернула голову в сторону реки и заметила в тумане какую-то тёмную движущуюся массу, похожую на толпу людей.

– Смотри, Абрам, что это там на реке? – спросила я брата и указала рукой в сторону, где всё заметнее вырисовывалась эта странная картина. Брат посмотрел в указанное мною направление и стал недвижим, как памятник. Толпа людей медленно приближалась и шла со стороны тюрьмы. Мой брат уже догадался, кто они такие, но, вероятно, ещё не верил своим глазам. Вдруг он резко схватил меня за руку и потянул к себе, поближе к стволу дерева. Когда я снова посмотрела на ровную ледяную плоскость реки, то в ужасе воскликнула:

– Абрам, это почти раздетые люди! Смотри, они идут по снегу босиком!

– Молчи! – строго произнёс брат и прижал меня к себе. Я сквозь одежду слышала стук его сердца, так он волновался.

Толпа всё приближалась, а мы стояли недвижимо, чтобы нас не заметили. Потом уже я догадалась, что это были заключённые, и подумала, что среди них мог оказаться и наш отец. Мне стало очень страшно. Эта группа несчастных людей состояла примерно из сорока или пятидесяти человек. В центре шли почти голые, сгорбившиеся и хромающие мужчины, а по краям – охрана, солдаты с ружьями. Когда они оказались напротив нас, я не могла сдержаться и заплакала от страха и жалости к ним. Я ясно и отчётливо видела, что многие шли совершенно без обуви. Они шаг за шагом ступали по снегу и льду босыми ногами. Некоторые были в одной рваной нательной рубашке, без шапок. Они шли, высоко подняв головы, и смотрели ввысь, не обращая внимания на крики вооружённых охранников. Возможно, они молились, прося у Бога прощения грехов как своих, так и тех, которые не признавали Господа Бога. О чём думали несчастные люди, останется тайной для всех нас. Но мне известно, моя милая дочь, что твой дедушка следовал к месту казни не только со своими обречёнными знакомыми, но и со своим Спасителем Иисусом Христом.

Маргарита посмотрела матери в глаза и спросила:

– Мама, неужели и нашего отца поведут на казнь так же, как дедушку?

– Этого я не знаю, дочка, и, возможно, даже лучше, если мы не будем знать. Я многие годы мучилась тяжёлыми мыслями после того страшного события.

– А куда их тогда вели? – спросила опять Маргарита, желая услышать рассказ до конца.

– Их вели на расстрел, – ответила мать. – В то время я ещё не знала, кто они, эти идущие по реке арестанты. Но картина была ужасная! Это надо видеть, и только тогда можно сочувствовать этим невинным, идущим на смерть людям.

Их руки были связаны за спиной, они не могли поддерживать друг друга, своих друзей или родственников, которые спотыкались от слабости и побоев, полученных во время допросов. Возможно, окоченевшие руки и ноги не чувствовали мороза, потому что люди шли к своей могиле. Но они не страшились смерти. Они были на пути к вечному своему дому. Ты знаешь, моя милая дочь, мы с братом стояли и плакали, как малолетние дети. Когда эти арестанты поравнялись с нами, мне показалось, что-я узнала своего отца. Он тоже шёл босым и без шапки. Я его узнала по одежде: на нём была та самая клетчатая рубашка, в которой он обычно ходил дома, только теперь она была расстёгнута. Верхней одежды на нём не было, как и у многих других. “Да, это он, – подумала я и громко воскликнула:

“Папа!” На мой крик моментально отреагировали солдаты и офицеры. Они обернулись и направили своё оружие в нашу сторону, но, наверное, не заметили нас, поскольку мы плотно прижались к толстому стволу дерева. Арестанты тоже услышали мой крик, и трое или четверо повернули головы в сторону берега. К счастью, нас с братом тогда не заметили, иначе бы и нас арестовали.

Мы стояли и смотрели им вслед, пока вся колонна не исчезла за поворотом реки. Я дрожала от страха и холода. До сих пор не могу освободиться от той страшной картины. Как только вспоминаю что-нибудь из своего детства, так всегда всплывает в памяти эта колонна заключённых.

Когда мы, наконец, пришли в себя, брат повернулся ко мне и, пристально посмотрев мне в лицо, сказал:

– Мария, пожалуйста, запомни и исполни всё, о чём я тебя сейчас попрошу. Ты всё видела и наверняка не забудешь этого страшного для нас дня, но я очень тебя прошу, не говори об этом нашей маме. Поверь мне, для неё так будет лучше. Пусть увиденное нами останется нашей с тобой тайной. – Он умолк, продолжая смотреть мне в глаза, будто ожидал положительного ответа. Я спросила:

– Абрам, ты узнал нашего папу?

Он почему-то не ответил, только отвернулся от меня и, прикрыв лицо руками, горько заплакал, как ребёнок.

– Абрам, милый, не плачь, пожалуйста, обещаю тебе, что ничего не скажу матери! – ответила я тогда брату, и мы, обнявшись, плакали, как сироты, потерявшие родителей. Но у нас была мать, и мы пошли к ней. После обеда того же дня, как нам посоветовал охранник, мы с матерью отправились к тюрьме. Я чувствовала себя очень плохо. Наконец появился дежурный и объявил, что нашего отца с группой заключённых перевели в другой город.

Мы с братом стояли рядом и всё слышали. Нам было ясно, куда перевели нашего отца. Сомнений больше не было: тот полураздетый мужчина в клетчатой рубашке был наш любимый, добрый папа.

В какой город перевели заключённых, нам не сказали, лишь мы с Абрамом знали правду, но это касалось только нас.

Мария умолкла, и в комнате на короткое время наступила полная тишина.

– А наша бабушка когда-нибудь узнала о судьбе дедушки? – спросила Маргарита, которой очень хотелось, чтобы эта тайна перестала существовать, чтобы, в конечном итоге, всем стало ясно, как стойко, с глубокой верой сохранил её дедушка в своём сердце любовь к Иисусу Христу.

– Нет, доченька, моя мать вскоре умерла. Она унесла с собой свою верность и искреннюю любовь к нам всем.

– Неужели и нашего отца ожидает такая же участь? ” спросила Маргарита и огорчённо опустила голову.

– Это нам не известно, дочка, но будем надеяться, что наш Небесный Отец позаботится о нём. Он единственный, кто может нам помочь и защитить нас. Теперь, Маргарита, ты знаешь, как и за что умирают люди, верующие в Бога. Их земной путь нелёгок, они мешают сатане, который всеми средствами и способами старается оторвать верующих людей от Бога, что делает и с нами. Но мы должны быть сильными, чтобы перебороть это зло, следовать путями Иисуса Христа, любить всех людей, даже своих врагов. А теперь, доченька, помолимся.

Мария положила младшую девочку в кроватку, подозвала к себе Ваню и, взяв его за руку, вместе с ним опустилась на колени. Маргарита присоединилась к матери и была уверена, что эту молитву Великий Бог обязательно услышит и поможет им пережить трудное для них время. Мать молилась вслух, а когда кончила, начала и Маргарита: “Ты единственный наш защитник, Господь Бог, и мы полностью зависимы от Твоей милости, помогай же нам и впредь! Я знаю, что была иногда непослушна, что грешна и недостойна Тебя, но очень прошу, прости меня! Я хочу быть лучше, добрее и всегда следовать по жизни с Тобою, нашим Спасителем. Господи, оберегай нашего отца и сделай так, чтобы он вернулся к нам домой!”

Мария была удивлена и очень тронута молитвой дочери.

“Откуда у неё такие взрослые мысли?” – подумала мать и сразу же застыдилась, прося прощения у Бога, потому что вспомнила, что и мудрые слова исходят из веры, а значит, они есть подарок от Него.

Ещё несколько дней плакала Мария, не находила себе места в доме и постоянно думала о муже.

Маргарита продолжала посещать школу, но потеряла всякий интерес к учёбе. Она всё время чувствовала бдительное наблюдение за собой учительницы, и это ужасно её угнетало. Маргарита была очень молода, но благодаря своим умственным способностям, своему светлому уму и благородному воспитанию в семье, видела мир таким, каким он был, а не таким, каким его обрисовывали в школе.

Однажды Маргарита получила от учительницы задание выучить наизусть стихотворение. На другой день она пришла в школу, и Нина Михайловна её вызвала к доске. Девочка не прошла вперёд, а встала и молча опустила голову.

– Что случилось, Маргарита, ты не выучила стихотворения?

– спросила учительница и строго посмотрела на свою ученицу.

– Нина Михайловна, я не смогла, – ответила тихо Маргарита.

– Ах, ты не смогла! У тебя не было времени для выполнения домашнего задания! – злобно произнесла учительница и упрекнула: – На зазубривание Библии и выучивание религиозных песен у тебя времени хватает, а полезное стихотворение ты не желаешь выучить!

Маргарита молчала, она тихо молилась про себя:

“Господи, помоги мне”. В классе стояла полная тишина. Далеко не все учащиеся поддерживали мнение Нины Михайловны. Если сказать точнее, её не любили за грубое отношение к ученикам. Она не умела и, видимо, не желала разговаривать с детьми дружелюбно и ласково.

– Ну, так что, ученица Кран, может быть, ты нам ответишь, почему не выучила стихотворение?

Маргарита вспомнила, как отец ей всегда говорил:

“Никогда не спорь со старшими, но если ты уверена, что права, то не откажись от истины”.

Теперь для неё настал момент, когда потребовалось это исполнить, и она спокойно ответила:

– Нина Михайловна, я не выучила стихотворения по той причине, что оно не соответствует правде.

Учительница широко раскрыла глаза, подошла поближе к Маргарите и спросила:

– Не соответствует правде?! О чём ты говоришь, девочка? Ну-ка отвечай, кто тебе это сказал?

Таких смелых слов Нина Михайловна ещё никогда не слышала от учеников, считала их слишком несмышлёными для таких критических замечаний.

Учащиеся тоже удивились, но все молчали в ожидании неминуемого конфликта. Маргарита, которая теперь знала биографию своего деда и сама жила полусиротой, лишённой настоящего счастья и радости, нашла в себе силы и смелость, чтобы откровенно сказать учительнице о своих душевных чувствах, ответила:

– Нина Михайловна, я не чувствую себя счастливой, и поэтому не могу произносить слова стихотворения: ”:за детство счастливое наше – спасибо, родная страна!”

Учительница побагровела от злости и не нашла нужных слов. Всё случилось слишком неожиданно, поэтому только через несколько секунд молчания она язвительно сказала:

– Какая ты умная! Только не думай, что другие глупее! Садись! Мы с тобой и с твоей матерью ещё поговорим!

В тот же день в кабинете директора школы состоялся разговор педагогов о судьбе Маргариты Кран, а ещё через два дня в село прибыл сотрудник КГБ Чернов. Он как будто ждал этого случая. Возможно, ещё раньше, во время ареста отца Маргариты, он успел побеседовать с членами парткома и председателем сельского совета о своих планах насчёт этой верующей девочки, потому что все документы, нужные Чернову и его товарищам по службе, были подготовлены в короткий срок.

Несчастная Мария Кран ещё не успела прийти в себя после сильного нервного шока, как над её семьёй нависло новое горе.

Опять, как тогда, возле их дома остановился тёмнозелёный “бобик” Чернова, но на этот раз с ним прибыла ещё и другая автомашина, которую Мария не знала. Опять, как и во время ареста мужа, её сердце дрогнуло в предчувствии беды.

“Что им ещё надо от нас?” – подумала она, глядя в окно, и почувствовала, как задрожали ноги и руки. Потом, когда увидела ещё нескольких мужчин и с ними женщину, Мария вообще не могла понять, по какому делу они могли явиться, притом к концу дня, когда уже наступали сумерки.

Маргарита ещё сидела за столом и выполняла домашнее задание.

Когда незваные гости постучали в дверь, Мария взяла на руки младшую дочку и остановилась в центре комнаты, не зная,что предпринять.

– Да, войдите! – ответила Мария на стук, прижимая к себе ребёнка.

То, что среди вошедших была женщина, немного успокоило её, но это чувство длилось недолго.

Мужчины вели себя очень грубо и смотрели на хозяйку дома, как на преступницу. Они не обратили внимания на то, что Мария их пригласила сесть, а ходили по всем комнатам, будто были у себя дома и что-то искали. Возможно, хотели убедиться, что Мария с детьми одна, без лишних для них свидетелей.

Первым заговорил Чернов как главный начальник и руководитель предпринятой им операции.

– Гражданка Кран, – начал он, глядя в упор на Марию своими чёрными, искрящимися глазами, – нам известно, что Вы, несмотря на наше предупреждение, продолжаете водить свою дочь на молитвенные собрания. Из этого следует, что Вы не способны и не желаете дать своим детям нормальное воспитание. Особо это касается Вашей дочери Маргариты. Поэтому мы приехали к Вам, чтобы познакомить Вас с соответствующими документами, согласно которым Вы лишаетесь родительских прав.

Мария побледнела. Она видела перед собой грозное лицо Чернова, слышала его, но не могла поверить, что это правда.

Чернов продолжал:

– Мы долго и терпеливо Вам всё разъясняли. Вы со своим супругом обещали не настраивать дочь Маргариту против её школьных воспитателей, но Вы лично, как и ваш супруг, не сдержали своего обещания. Вы продолжаете внушать детям, что на земле не может быть создана счастливая жизнь, что всё зависит от Бога, а не от людей, строящих коммунистическое государство. Уверяю Вас, гражданка Кран, что Ваша дочь в очень скором будущем сама Вас осудит, она поймёт, что Вы вели её дорогой темноты, отсталости и несчастья. Впрочем, с Вами говорить бесполезно! Собирайте вещи Вашей дочери, мы её сейчас увезём, и её воспитанием займётся советская власть.

– Нет! Это выше моих сил! Я не могу отдать мою Маргариту! – запричитала Мария и бросилась к своей дочери, обнимая её.

– Мария Яковлевна, – начала прибывшая с Черновым женщина, – Вы зря тревожитесь. Вашей дочери будет очень хорошо в нашем детдоме.

Маргарита заплакала.

– За что вы так издеваетесь над нами? Скажите, в чём мы провинились перед властью? – произнесла Мария со слезами.

– Это всё я Вам только что объяснил, гражданка Кран, – отозвался Чернов, не желая больше слушать плачущую Марию. Приехавшая из детдома женщина взяла за руку Маргариту и потянула её к выходу, стараясь оторвать от матери.

– Мама! Мама! – кричала в страхе дочь. В это время к чужой женщине подскочил слабоумный Ваня. Он громко кричал и бил женщину кулаком по спине.

Двое мужчин схватили Ваню и оттащили в сторону, а один помог женщине вывести из дома сопротивляющуюся Маргариту.

– Граждане, ведь вы тоже родители. Неужели у вас нет сочувствия! – кричала с рыданием мать Маргариты в то время, когда плачущую девочку уже вталкивали в автомашину.

– Мамочка, не плачь, я вернусь к тебе! – доносилось до Марии, но её дочь уже была в машине. Мария упала на колени, протянула вперёд руки и кричала:

– О, люди! Неужели у вас нет человеческого сердца?! О, Боже, Отец Небесный, заступись за нас!

Люди Чернова уехали, и вместе с ними оставила свой родительский дом малолетняя Маргарита Кран. Громко плакала младшая дочка Марии. Ваня опустился на колени рядом с матерью и просил, чтобы она не плакала. Этот больной от рождения мальчик был единственным на этой земле, кто защищал и жалел страдающую мать, но Мария имела ещё и другую опору и утешение, она имела в своём сердце Иисуса Христа, её настоящего Спасителя, которого никто не способен отнять у неё.

Зелёный “бобик” Чернова с трудом пробирался по рыхлому снегу вдоль деревенской улицы. Было морозно, и поперёк дороги мела позёмка. Чернов рассчитывал в тот же вечер следовать домой в город, но когда увидел заметённую улицу, решил переночевать в дороге. Но он был не один.

“Куда поместить на ночь девочку?” – была его первая мысль. “Не повезу же я её обратно домой”, – снова подумал он и начал советоваться со своими товарищами.

– Вот что я советую, – отозвался парторг. – Машиной мы сейчас не доберёмся к соседнему селу, где находится сельсовет, но если идти пешком по льду через реку, то это совсем недалеко, а там есть очень подходящее место для ночёвки.

Чернов задумался. Он не хотел открыто говорить о Маргарите, которая сидела и плакала на заднем сиденьи, поэтому спросил, чтобы мужчины его поняли:

– А меня не обкрадут? – и засмеялся, имея в виду Маргариту.

– Уж нет, – отозвался председатель сельского совета,

– у нас люди бдительные и двери крепкие.

Мужчины были в приподнятом настроении. И это неудивительно: от них сильно пахло спиртным.

Маргариту ничто не интересовало, она тихо плакала и молилась про себя.

Когда подъехали к дому парторга и остановились во дворе, секретарь парторганизации обратился к Маргарите со словами:

– Вот что, девочка, ты хорошо здесь ориентируешься и знаешь тропу через реку, так веди этих товарищей прямиком к сельскому совету. Считай, что это твоё первое общественное задание от имени коммунистической партии.

Сказав это, парторг засмеялся и захлопнул дверцу “бобика”.

Председатель сельсовета, который теперь тоже был вынужден идти пешком, часто видел, как ребятишки, а иногда и взрослые, пешком переправлялись через реку, но сам всегда предпочитал ехать в объезд на автомашине.

Тропинку часто задувало снегом, и она перемещалась то в одну, то в другую сторону. Когда полностью исчезала, школьники её вновь протаптывали.

Маргарита намного охотнее пошла бы в другом направлении, домой, к маме, но она знала, как бдительно её охранял Чернов.

Прибывшая из города женщина осталась ночевать в доме секретаря партийного комитета. Мужчины, сопровождающие Маргариту, решили перейти реку и переночевать в здании сельсовета, как посоветовал парторг.

Это соседнее село, расположенное на другом берегу Реки, находилось совсем недалеко, на расстоянии одного километра, если идти прямиком.

Когда путники спустились с крутого берега, уже совсем стемнело, но тропа хорошо выделялась на белом снегу. Впереди шла Маргарита, за ней Чернов, а замыкающим был председатель сельсовета.

Ветер почти утих, но сотрудник КГБ всё же приподнял воротник полушубка. Его арестантка Маргарита была очень легко одета. Мужчины, казалось, не задумывались над тем, что творили. Они исполняли свою “обязанность”, а может быть, и чуть больше, но вины за собой не чувствовали. Только Маргарита, невинная девочка, и её страдающая дома мать не могли понять, за что эти сознательные семейные люди, представители советской власти, так безжалостно относились к ним.

Снегопад почти перестал. На небе показалась луна, от чего стало ещё светлее. Когда идущая впереди Маргарита оказалась со своими спутниками примерно на полпути к противоположному берегу реки, она вдруг услышала за своей спиной неожиданный треск и плеск воды. Девочка оглянулась, и первое, что заметила, было то, что один из её провожатых исчез. Девочка видела только председателя сельсовета и поняла, что её грозный начальник Чернов провалился в реку.

– Помогите, помогите! – громко призывал утопающий.

Маргарита остановилась в нерешительности. “Что делать?” – подумала она. В голове путались разные мысли. Всё происходило очень быстро, и надо было в одно мгновение решить: попытаться спасти зовущего на помощь Чернова или без оглядки бежать к берегу и тем избавиться от своих охранников.

Маргарита видела, как председатель сельсовета медленно и осторожно приблизился к пролому, где в холодной воде барахтался его товарищ. Он протянул к утопающему руку, но лёд начал трескаться под его ногами. И он быстро маленькими шажками отступил назад. Чернов, одетый в полушубок, едва держался над водой. Он стонал и пыхтел, стараясь вылезти из воды, но кромка льда всё время обламывалась. Намокшая шуба мешала плавать и всё сильнее тянула вниз.

– Помогите же, я тону! – снова крикнул Чернов, и Маргарите вдруг стало жаль этого человека. Как молния, пронзила её сознание мысль, что этот несчастный не готов к смерти, что он не имел в своём сердце Спасителя Иисуса Христа, а значит, могла погибнуть его душа.

“Нет, я не должна, не имею права бежать с этого места, – решила про себя Маргарита. – Мне надо сделать всё возможное, чтобы его спасти”.

– Господи, помоги нам! – громко произнесла она и подбежала совсем близко к тёмной дыре пролома.

Чернов уже потерял шапку, его волосы намокли и висели на лбу, прикрывая глаза. Он продолжал борьбу за жизнь, но выбраться из воды никак не удавалось.

Маргарита сразу растерялась, не зная, что делать. Затем она быстрым движением сняла с себя шаль и стала осторожно продвигаться к пролому, чтобы один конец передать утопающему и попытаться его вытянуть из воды. Но этот приём оказался безуспешным. Проломленная дыра становилась всё больше и больше. Маргарита боялась поскользнуться и упасть в воду. Чернов продолжал кричать и просить о помощи. Но как и чем ему помочь не знал даже председатель сельсовета. Он сам вообще не подходил близко, поскольку лёд его не выдерживал. Других людей поблизости не оказалось, поэтому всё зависело от этих двоих, а ещё больше – от Господа Бога.

Осмотревшись, председатель сельсовета увидел вдоль берега какое-то заграждение, похожее на плетень или Деревянные щиты. Он подбежал к берегу, чтобы отоРвать и использовать доску или другую деталь забора Для спасения Чернова.

На Маргариту теперь никто не обращал внимания, она могла бы свободно бежать домой к матери, но в это время она не думала об этом.

Чернов не видел, что происходило на реке, он только старался ухватиться за ледяную кромку, чтобы не утонуть. Наконец, председатель сельсовета притащил два длинных горбыля и, передав их Маргарите, сказал:

– Поднеси их как можно ближе к пролому так, чтобы он мог на них упереться и вылезти.

Маргарита всё послушно исполнила и когда подползла с горбылями совсем близко к Чернову, увидела его страшное лицо и разлохмаченные волосы. Над водой торчала одна лишь голова, и Маргарита ужасно испугалась.

Председатель сельского совета стоял в стороне и давал советы.

– Так, так, ещё чуточку поближе, – подсказывал он, но сам не рисковал приблизиться. Когда всё было подготовлено, Чернов, наконец, получил возможность упереться одновременно обеими руками об лежащие на льду горбыли и, прилагая последние усилия, приподнялся до пояса над водой, но вылезти ещё не мог. Тяжёлая намокшая шуба тянула его вниз. Руки дрожали от напряжения, и было видно, что он вот-вот сорвётся обратно в ледяную воду.

– Помогите же скорее, я не могу подняться выше!

– кричал в страхе Чернов. И тогда Маргарита опять наклонилась, подползла ещё чуточку и короткими толчками рук передвигала горбыли ещё ближе к утопающему. Она заметила, что лёд под ней затрещал.

Предсовета крутился поблизости, указывал Маргарите, будто он являлся главным спасителем.

– Сейчас мы Вас вытащим, Павел Семёнович. Потерпите ещё чуточку! – кричал он.

Чернов дрожал от холода и напряжения, ругался и кричал, но как Маргарита ни старалась, она не могла его вытащить.

Чернов чувствовал, что долго так не удержится, надо что-то предпринять. Он громко крикнул Маргарите, хотя та стояла совсем рядом:

– Расстегни мне шубу!

Девочка наступила на горбыль и стала медленно передвигаться по нему. Наконец ей удалось дотянуться руками до шубы. Она попыталась её расстегнуть, хоть это было непросто. У Маргариты уже мёрзли руки, пальцы плохо сгибались, но она продолжала расстёгивать одну пуговицу за другой. Вот и последняя. Маргарита с облегчением вздохнула. Чернов движением плеч сбросил с себя тяжёлую шубу, и та сразу же исчезла под водой.

Самая большая опасность была позади. Чернов грудью навалился на один из горбылей и вылез из воды. Когда он на четвереньках отполз от пролома, к нему поспешил его товарищ и накрыл Чернова своим пальто.

Спасённый сотрудник КГБ выглядел, как мокрая курица. Одежда плотно прилипла к телу, голова лохматая, а подбородок так дрожал, что рот оставался постоянно открытым.

– Бежим скорее в село! – скомандовал председатель сельсовета, и все трое направились к дому секретаря партийной организации. Хозяева немало испугались, когда увидели в деревьях не похожего на себя Чернова.

Пока мужчины были заняты переодеванием, супруга парторга побежала затопить баню. Всё происходило довольно быстро, и уже через час или полтора поздние гости сидели за столом и пили горячий чай, поскольку были после бани.

К концу чаепития за столом стало довольно шумно. Все, кроме Маргариты, поочерёдно и вместе обсуждали несчастный случай на реке. Чернов никак не мог успокоиться. Он уже повторял одно и то же несколько раз, потому что был пьян. Этот принципиальный и уверенный в своей правоте коммунист ни за что не хотел поверить, что он провалился под лёд случайно. “Это верующие устроили мне ловушку!” – твердил он, сверкая чёрными глазами.

Женщине, прибывшей с ним из города, не нравился этот разговор, она пыталась отвлечь своего старшего по должности товарища от этой темы, но пьяный сотрудник КГБ продолжал своё. Хозяйка дома повела Маргариту в соседнюю комнату и предложила ложиться спать на приготовленную постель.

Когда хозяйка вышла, Маргарита вдруг поняла, что она пленница этих людей, что находится совсем недалеко от родительского дома, от матери, которая сейчас страшно переживает за неё.

“Почему я раньше не сбежала? – подумала она и заплакала. – Мамочка! Ваня! Маленькая Мария! Все вы одинаково дороги мне, я вас всех люблю и хочу быть с вами!” – произнесла шёпотом Маргарита и посмотрела на тёмное окно.

Она опустилась на колени и негромко произнесла вечернюю молитву.

А в другой комнате продолжался громкий разговор её пьяных охранников. Маргарита слышала каждое слово, и это было ужасно для неё.

– Поверьте мне, – донеслись до неё слова Чернова,

– эта девочка умышленно меня завела в прорубь!

– Что Вы говорите, товарищ Чернов, – возражала ему одна из женщин. – Ведь по той тропинке люди ходят ежедневно, и никакой проруби там никогда не было.

– Не было, так прорубили! – отозвался со злостью Чернов. – Вы ещё не знаете этих верующих! Они готовы самого чёрта поставить на моём пути! А знаете почему? Потому, что я их гоняю! Да, да, я их преследую и ненавижу, потому что они не исполняют советских законов. Для них, как они сами признаются, Библия важнее, чем Конституция СССР. Они вдвойне враги нашего народа! Во-первых, они немцы, во-вторых, проклятые сектанты!

Опять послышался женский голос:

– Это Вы зря, товарищ Чернов, не все немцы наши враги и далеко не все сектанты. Вы же сами видите, какие есть немецкие сёла, у них всегда порядок и чистота.

Супруга парторга тихо приоткрыла дверь и заглянула в комнату, где находилась Маргарита. Убедившись, что девочка лежит с закрытыми глазами, она затворила дверь.

– У них порядок, говорите? – продолжал Чернов.

– Они крахоборы и стараются только для себя! Но это ещё не самое опасное для нашего государства. Гораздо страшнее то, что они, эти верующие немцы, морально и духовно развращают нашу молодёжь, а молодое поколение

– наше будущее.

Маргарита это слушала со страхом. Ей казалось, что она никогда не слышала ещё более свирепого и враждебного к верующим человека, чем тот, который арестовал её отца.

“Господи, – подумала она, – кого Ты спас от страшной смерти? И я ещё принимала участие в его спасении! Неужели и там, куда меня собираются увезти, будут такие воспитатели? Неужели меня поселят в доме таких безбожников? О, Великий Бог, заступись за меня! Пребудь всюду со мной и дай мне силы для преодоления всех трудностей!”

Ещё долго сидели за столом гости парторга. Они пили водку и обсуждали верующих, высказывали друг другу свои мнения.

Далеко за полночь, наконец, легли спать уставшие хозяева дома со своими гостями.

Утром следующего дня, когда уже рассвело и на улице тарахтели трактора, первой поднялась супруга парторга.

Она как будто предчувствовала неладное, поэтому прежде, чем полностью одеться, накинула на себя халат и прошла в комнату, где спала Маргарита, но девочка исчезла.

Никто ничего не заметил и не знал, что случилось. Её исчезновение было тайной для всех, кроме самой Маргариты.

Если бы у таких сознательных взрослых людей, как парторг Чернов и ему подобные, было обыкновенное человеческое чувство любви и сострадания к другим людям, к невинным детям и сиротам, они не спрашивали бы друг друга, что случилось. Они бы тогда чувствовали сердцем, совестью и душой, что только сами во всём виноваты. Но это чувство, как и вера в Могущественного Бога, у них отсутствовало.

Да, Маргариты утром не оказалось в доме секретаря партийной организации. Она вечером долго притворялась спящей, лежала с закрытыми глазами, слушала, думала и молилась. В конце концов приняла Решение бежать из дома своего заключения. Побежать домой, к маме, к Ване и сестрёнке, к своим любимым, среди которых она была действительно счастлива.

Всё произошло очень быстро. Маргарита встала, тихонько раскрыла окно и, убедившись, что её никто не видит и не слышит, выскочила во двор.

Только, когда очутилась на морозе, вспомнила, что её пальто осталось на вешалке в прихожей.

“Что делать? – подумала Маргарита, чувствуя пронизывающий тонкую одежду холод. – Не могу же я ещё раз пролезть через окно, чтобы пройти в другую комнату и взять пальто”.

И тогда она стала на краешек фундамента, ещё раз отворила окно и, сильно перегибаясь через подоконник, достала из постели шерстяное одеяло, которое решила использовать вместо верхней одежды.

В доме было всё тихо. Маргарита медленно, оглядываясь по сторонам, вышла на улицу и пошла к себе домой. К счастью, ей никто не встретился на пути. Она не знала, сколько было времени, возможно, ночь уже почти прошла.

Недалеко от родительского дома девочку сильно испугала собака, которая неожиданно залаяла за забором. Маргарита вспомнила, что она выглядела, как чучело, поскольку куталась в одеяло. Она побежала и остановилась только у самой двери своего дома.

“Что это?” – подумала Маргарита, когда дверь не поддалась.

Колечки висячего замка были связаны ботиночным шнурком. И в этот момент она по-настоящему испугалась. Чувство тоски и одиночества охватило её: “Неужели и моя мать покинула наш дом? Неужели я осталась одна на этом свете?”

Озябшими пальцами она едва развязала тугие узлы и вошла в дом.

Первое, что заметила и чему очень обрадовалась, было тепло в доме. Маргарита включила свет и сразу увидела необычный беспорядок в квартире.

“Что это значит? – подумала она. – Похоже, что у нас был обыск? “ Потом обратила