Больница

В больнице, где работала Маргарита, десятки, а возможно, и сотни раз в день произносилось её имя. Все больные ждали её смены. Даже самые тяжелобольные, едва способные улыбаться, приветствовали её, что было для Маргариты наивысшей наградой.

“:Рита, я желаю, чтобы уколы мне делала ты”, – часто просили больные. Или какой-нибудь старый, беспомощный больной, который особо нуждался в помощи медперсонала, со слезами на глазах просил: “Рита, милая, я знаю, что ты очень занята, но поверни меня, пожалуйста, на другой бок, мне это всегда так приятно, потому что лучше тебя этого никто не умеет”. “Ой, не говорите так, дядя Ваня, ведь мы все одинаково стараемся вам помочь”, – отвечала в таких случаях Маргарита и в ту же минуту с большим старанием переворачивала больного. Она хорошо знала всех больных, знала, кто в чём нуждался, и что ласковое слово иногда было нужнее для больного, чем какой-то болеутоляющий укол.

После каждой процедуры или смены постельного белья эта милосердная девушка гладила больного по щеке или голове своей нежной ладонью, говоря примерно такие слова: “Отдыхайте с Богом!” или “Поправляйтесь скорее!” Если её смена подходила к концу, она обязательно прощалась с больными, говоря при этом шутливым тоном: “Не вздумайте без меня болеть!” В другой раз просто отворяла дверь и говорила, обращаясь сразу ко всем: “Доброй ночи!” Это внимание со стороны Маргариты благодарно и тепло отзывалось в сердцах больных, и они всегда желали видеть свою добрую Риту, как её все называли.

Лечащий врач и старшая сестра тоже уважали эту трудолюбивую и очень исполнительную медработницу. Но среди персонала были и такие, которые смотрели на Риту с ревнивой завистью.

Они даже отворачивались от неё при встрече, потому что больные её отделения открыто, без стеснения, заявляли, что сестра Рита лучше других исполняет свои обязанности. Для Маргариты Кран это было и радостно, и печально. Она старалась, как только могла, внушить своим пациентам, что другие сёстры не хуже неё, что они, возможно, стараются больше, чем она, но просто имеют другой характер, и поэтому кажется со стороны, что они менее приветливы.

Чтобы сохранить в коллективе нормальную, дружескую атмосферу и как-то избежать лишних конфликтов, Маргарита шла на хитрость. Она тайно приносила в палату цветы, ставила их на тумбочку какого-либо больного, а после, когда тот обнаруживал красивый букет, говорила, что эти цветы ему принесла сестра Катя. Конечно, это был обман, но Маргарита считала, что Бог ей простит этот грех, потому что она своим поступком старалась творить людям добро.

Но её благородство, её стремление к дружбе со всеми, как завещал Иисус Христос, не всегда воспринималось людьми положительно.

Как во всех советских учреждениях, так и в больнице, на видном месте висела на стене “Доска почёта”. Над ней или непосредственно на самой доске обычно яркой краской писались разные лозунги, к примеру:

“Здоровье – наше богатство!” или “Где коммунисты

– там успех, там победа!”, “Религия – опиум для народа!” и др. И рядом или под этими лозунгами висели фотографии лучших сотрудников больницы с надписью: “Коллектив коммунистического труда”. На всё это мало кто обращал внимание, но они должны были висеть. Их оформлением обычно занималась местная партийная организация.

О том, что здесь далеко не всегда висели портреты достойных людей, тоже все знали, но простые труженики с этим мирились, знали, что это была политическая агитация. Людей же, достойных уважения, узнавали всегда по делам, по доброму отношению к другим. Но поскольку в большом коллективе всегда есть самые разные люди, то встречаются всегда и такие, которые очень гордятся почестями, даже незаслуженными.

И вот однажды с “Доски почёта” кем-то была сорвана фотография медсестры Екатерины Ивановой. Эта сотрудница имела десятилетний стаж работы и являлась членом партии, чем всегда очень гордилась.

Когда именно это случилось, никто, кроме человека, совершившего этот поступок, не знал. Иванова была хорошо известна не только персоналу, но и всем больным отделения. Даже некоторые коммунисты, её же идейные единомышленники, признавали её характер негативным. Вероятно, она кому-то крепко “насолила"} и пострадавший, её враг, решил хоть этим отомстить.

Когда Иванова заметила исчезновение фотографии, она сразу же направилась к главному врачу больницы.

“Теперь настал подходящий момент. Я всем докажу, что эта молодая немочка – хитрая змея, что она старается развратить советское общество”, – решила эта медсестра.

Переступив порог кабинета, Иванова сразу же выпалила:

– Константин Петрович, почему мы должны терпеть в своём коллективе порочащую советское общество личность?

– О ком Вы говорите, Екатерина Михайловна? Что случилось?

– Пока случилось немногое, Константин Петрович, но, поверьте мне, если Вы не примете срочных мер, то наша больница уже скоро лишится высокого звания коллектива коммунистического образца.

– Тогда объясните, наконец, что случилось? – попросил ещё раз главврач, глядя с любопытством на взволнованную медсестру.

– Дело в том, Константин Петрович, что среди наших честных тружеников есть вражеская нам личность. Это молодая, неопытная, только что окончившая курсы Маргарита Кран. Я сердцем чувствую, что она со своей целью вторглась в наш коллектив, и вот мои тому доказательства. Прежде всего, она подозрительна и виновна в том, что тайно распространяет в больнице религиозную литературу. Надо подумать, Константин Петрович, в нашей-то больнице! И это ещё не всё. Она несколько дней тому назад сорвала с “Доски почёта” мою фотографию. А почему? Надеюсь, Вы, Константин Петрович, и сами догадаетесь; ведь она верующая, а я – коммунистка! Она готова сотворить что угодно, лишь бы помешать жить честным людям.

– Екатерина Михайловна, откуда у Вас такие сведения? Мне, например, известны положительные качества этой молодой сотрудницы. У Вас есть свидетели, способные подтвердить Ваши замечания?

– Есть, Константин Петрович. Если пройтись по палатам, то наверняка можно найти в тумбочках карточки с библейскими изречениями. Я их сама видела в руках некоторых больных.

– Хорошо, Екатерина Михайловна, я поговорю с Маргаритой Кран и обязательно в Вашем присутствии, возможно, ещё сегодня.

Сестра Иванова покинула кабинет с радостным сердцем и надеждой, что теперь непременно уволят из больницы эту немочку Риту, из-за которой она, медсестра со стажем, потеряла свой авторитет.

На следующий день, во время послеобеденного тихого часа, главный врач больницы пригласил к себе в кабинет Маргариту Кран, Екатерину Иванову, лечащего врача отделения и старшую медсестру. Кроме Ивановой, никто не знал причины вызова, поэтому, встретившись в кабинете шефа, все с любопытством смотрели друг на друга. Главврач сразу же приступил к разбирательству дела. Он спросил:

– Маргарита Кран, скажите, пожалуйста, правда ли, что Вы раздаёте больным карточки с религиозными текстами?

“Ах, вот в чём дело!” – подумала Маргарита, стараясь сохранить спокойствие, и она ответила:

– Если Вы имеете ввиду картинки с библейскими изречениями, то да, я подарила нескольким пожилым женщинам такие карточки.

– А зачем Вы это делаете, позвольте спросить?

– Константин Петрович, эти старые, страдающие от болезни женщины очень охотно, даже с радостью, желают услышать или прочитать обнадёживающее Божье Слово. Они тоже верующие, и когда видят, что их земная жизнь почти прожита, что их ожидает вечность, они получают душевное успокоение, читая слова из Библии.

– Маргарита, я человек неверующий, поэтому не имею представления, о чём гласят эти цитаты или изречения, как Вы их называете. Что именно написано на них?

Все присутствующие молчали. Вероятно потому, что разговор был необычный, не о болезнях, диагнозах и разных лекарствах, а совершенно о другом, о духовном.

– Ну, к примеру: “Бог есть любовь!” или “Не замышляйте против ближнего твоего зла, когда он без опасения живёт с тобою”.

– Да, Маргарита, эти слова сами по себе неплохие, но знаете ли Вы, что человек советского общества больше надеется на современную технику и науку, на мировую, практическую медицину, а не на Бога, которого никто никогда не видел. Поэтому будет намного полезнее, если и Вы, Маргарита Кран, включитесь в нашу среду, забудете библейские цитаты и начнёте вместо них изучать моральный Кодекс строителя коммунизма.

Впрочем, почему Вы, Маргарита, никогда не состояли в комсомоле?

– Потому что я верующая, Константин Петрович.

– Выходит, Вы считаете комсомольскую организацию недостойной или враждебной по отношению к себе и своей вере?

– Да она вообще ни с кем и ни с чем не считается!

– гневно произнесла Иванова.

Главный врач удивлённо посмотрел на неё. Он не мог понять, какая сила руководила этой женщиной, в её глазах отражалось столько зла и ненависти, что привело его в замешательство.

Екатерина Иванова продолжала:

–:Её же видно насквозь, стоит только внимательнее присмотреться! Она хитростью и религиозностью старается ввести всех в заблуждение, переманить на свою сторону прежде всего больных, а затем и нас, чтобы из нашей больницы сделать монастырь!

Старшая медсестра, которая сидела рядом, не выдержала и, повернувшись к Ивановой, спросила:

– Иванова, чего Вы добиваетесь? Наступило молчание. Иванова покраснела, но ничего не ответила, и тогда старшая медсестра продолжала:

– Я Вас спрашиваю, Иванова, что Вам нужно от Маргариты? Вы возмущаетесь её религиозностью и не говорите о её работе. Так знайте, что я тоже верующая, но не обо мне сегодня речь. Мы обсуждаем поступки молодой медсестры, ищем в её работе и характере ошибки и недостатки, когда должно быть наоборот. Мы все должны учиться у неё, и прежде всего. Вы, Екатерина Иванова.

Из всего нашего коллектива Маргарита – самая честная и исполнительная медсестра. Никто не умеет так обращаться с больными, как она. И если мы чуть ли не каждый день обсуждаем жалобы больных на плохое обслуживание, то на Маргариту Кран ещё не было ни единой жалобы!

– А кто сорвал мою фотографию? – гневно выкрикнула Иванова. – Кроме неё, этого никто не мог сделать! Она притворяется ангелом, старается показать свою благотворительность, а на самом деле занимается антисоветской деятельностью!

Маргарита больше не могла выдержать, она зарыдала и выбежала из кабинета. Страшные незаслуженные обвинения, ложь и нанесённая обида так терзали её, что она даже не могла пройти до конца коридора. Повернувшись лицом к стене и прикрыв его руками, она так горько рыдала, что всё тело дрожало. Она забыла, где находится, только слышала злые слова своей коллеги и не могла понять, за что и почему.

– О Господи, за что такое наказание! – произнесла с мольбой Маргарита. – Прости меня. Отец Небесный, если я согрешила, и Ты, мой Спаситель Иисус Христос, будь милостив ко мне и укажи на мои ошибки:

По длинному коридору медленной походкой прогуливался пожилой больной, который по-отцовски любил Маргариту. Он уже долгое время находился в больнице и успел изучить характер каждого сотрудника отделения. Когда этот больной приблизился к стоящей у стены женщине в белом халате, он услышал плач и неразборчивые фразы, произносимые ею. Он прибавил шаг и, чувствуя неладное, дотронулся рукой до плеча плачущей. Она обернулась, и их взгляды встретились.

– Рита, милая, что с тобой? Почему ты плачешь, неужели кто обидел?

– Дядя Миша, я не знаю почему, но меня вызвали в кабинет главного врача, – ответила Маргарита, продолжая рыдать.

– За что, милая, что они от тебя хотят?

И Маргарита, стараясь успокоиться, всё рассказала своему пациенту, которому доверяла. Дядя Миша так изменился в лице, что она даже испугалась за него. Он непривычно скорыми шагами направился в сторону кабинета и резко рванул на себя дверь.

– Что здесь происходит, Константин Петрович? – спросил взволнованно вошедший и направил свой строгий взгляд на Иванову.

Медработники сидели вокруг стола и, видно, обсуждали сложную ситуацию. Увидев вошедшего, все мгновенно умолкли.

– Зачем Вы сюда зашли без стука и разрешения, больной:

– Свиридов, – подсказала старшая медсестра.

– Да, Свиридов, если позволите спросить? – обратился Константин Петрович.

– Это Вы сейчас узнаете, и прошу: выслушайте меня внимательно. Но прежде, чем что-то рассказать, я желаю услышать от Вас, Константин Петрович, и от нашей хорошо знакомой Ивановой, за какие грехи без всяких оснований обвинили лучшую сотрудницу больницы?

– Товарищ Свиридов, – прервал его главврач, – у нас здесь служебный разговор, а Вы, насколько мне известно, не имеете к этому отношения, так что прошу, покиньте, пожалуйста, кабинет.

– Ошибаетесь, товарищ, то есть, Константин Петрович, я не покину этого кабинета, потому что очень причастен к делу, которое меня интересует не меньше Вас. Так что, будьте добры, выслушайте меня. Надеюсь, Вам тогда не нужно будет разбираться.

– Вот как! – только произнёс удивлённо главврач, продолжая слушать незваного оратора.

– Прежде всего, запомните, что медицинская сестра Маргарита Кран – человек добросовестный и честнее всех нас. Она никогда никому не причинит зла,, когда Вы, сестра Иванова, только и стараетесь очернить эту невинную девушку.

– А Вы, гражданин Свиридов, с какой целью защищаете Маргариту, ведь Вы её не знаете! – сорвалась Иванова.

– Успокойтесь, успокойтесь, всему своё время! Сейчас наш главный врач больницы. Ваш непосредственный начальник, узнает не только о Маргарите Кран, но и о Вас, сестричка Иванова. Прежде всего, уважаемые доктора, я назову причину конфликта, вернее сказать, причину возмущения и недовольства сестрички Ивановой.

– Я Вам не сестричка, больной Свиридов, Вы себе слишком много позволяете! Мне не восемнадцать лет, я член партии со стажем!

– Ладно, ладно, я и на это отвечу. Так вот, насколько мне известно, ненависть Ивановой к Рите возникла от того, что Риту все уважают, а Вас, Екатерина, больные ненавидят. А почему это так? Спросите у них. Я же расскажу вам всего об одном случае и думаю, этого будет достаточно для выявления виновника и причины конфликта. А теперь слушайте.

Это произошло совсем недавно. В послеоперационной палате лежал уже немолодой мужчина, ему после сложной операции было очень плохо, его сильно рвало, он не мог двигаться, поэтому очень запачкал подушку. Дежурной сестрой в тот день была сидящая перед нами гражданка Иванова, если не желает, чтобы я её называл сестричкой. Так вот, тот больной пролежал на грязной подушке весь день, и никто не сменил ему наволочки. Потом, уже вечером, когда работница кухни при раздаче ужина увидела и доложила сестре обстановку, что, вы думаете, ответила ей гражданка Иванова? Не поверите. Она сказала так: “Не хрен блеваться, пусть лежит”.

Это она, член партии, произнесла такие слова! Вы можете себе представить? А теперь дальше. На следующий день утром пришла на работу Маргарита, очень извиняясь перед больным за то, что ему пришлось всю ночь пролежать на грязной подушке, и сменила наволочку. Вы понимаете, Константин Петрович, Рита извинилась вместо Ивановой! Вы этого не знаете, но я лично видел, как у больного выступили слёзы на глазах, так он был тронут душевной добротой Маргариты. И если вдруг потребуется этот свидетель, он завтра же явится сюда, я записал его адрес.

– Извините, я Вас перебью, – прервал Свиридова главврач. – Откуда у Вас эти подробности, связанные с работой Ивановой?

– Так ведь это не секрет, Константин Петрович! Почти всем больным это известно, а слова, сказанные тогда Ивановой, я слышал сам.

– Товарищ Иванова, это правда, о чём рассказал больной?

Иванова покраснела до ушей, зло посмотрела на Свиридова и ответила:

– Я не помню, что сказала, но и сегодня заявляю, что блевотину убирать – не моё дело.

– Однако Маргарита Кран убрала и даже не пожаловалась на Вас, и это сегодня очень важно для нас всех, – высказал Константин Петрович и ждал ответного слова, но Иванова молчала.

– Всё, товарищи, пока нужно прекратить этот неприятный разговор. Можете идти, товарищ Свиридов, спасибо Вам.

– Минуточку! Я обещал медсестре Ивановой сказать пару слов о партии. Так вот, мой Вам совет: не злоупотребляйте этой властью и чаще пользуйтесь своей совестью. Я тоже коммунист, и если когда-нибудь ещё узнаю, что Вы обидели Маргариту Кран, то этот кабинет посетит комиссия из министерства здравоохранения! А теперь всё. До свидания!

Когда Маргарита в коридоре опять встретилась со Свиридовым, она довольным голосом сказала:

– Спасибо, дядя Миша, – Маргарита не знала, что он говорил в кабинете, но была уверена: он заступился за неё, и от одной этой мысли ей стало легче на душе.

Поскольку Маргарита жила на частной квартире и не очень была занята домашней работой, она иногда больше положенного просиживала у постели тяжелобольных. Эти несчастные всегда были рады общению с ней. Она старалась говорить о Боге, о Спасителе Иисусе Христе, чтобы приблизить своего слушателя к вере и указать ему путь к спасению.

Конечно, не все прислушивались к её словам, иные смеялись над ней, старались доказать, что Бога нет, но Маргарита не подавала виду, что обижалась, только в душе чувствовала боль и огорчение за такого человека.

В выходные и праздничные дни свободная от дежурств в больнице Маргарита старалась съездить домой, к матери. Она тогда рассказывала ей все свои новости, ходила с ней на собрания, где её всегда очень радушно принимали.

В городе Маргарита жила довольно замкнуто, но иногда приглашала к себе на квартиру самых близких друзей.

Кроме верующих девочек из местной общины, к ней мало кто приходил. Но однажды, как-то после её дня рождения, который она отметила дома в кругу семьи, Рита, вернувшись в город, решила пригласить к себе старшую медицинскую сестру, с которой вместе работала.

Эта добрая женщина, правда, по возрасту годилась ей в матери, но, несмотря на разницу в годах, она с ней дружила, возможно, ещё потому, что та не возражала против её убеждений и веры в Бога. Эта одиноко живущая женщина умела выслушать человека и чужие беды воспринимала, как свои.

Вечером, в конце рабочего дня, Маргарита сказала своей старшей подруге:

– Валентина Яковлевна, я приглашаю Вас на завтра к себе и очень прошу, не откажите мне в этой просьбе.

– О, это мило с твоей стороны, только скажи, пожалуйста, что у тебя за праздник, вдруг у тебя день рождения, а я прийду без подарка.

– Подарка не надо, Валентина Яковлевна, только, пожалуйста, прийдите, я буду ждать.

– Хорошо, – ответила улыбаясь Валентина Яковлевна,

– если только будет возможно, обязательно прийДу!

Старшая подруга Маргариты сдержала своё слово и явилась без опоздания. Она ещё ни разу не бывала в этой небольшой, но очень уютной квартире, и теперь, увидев на стене разные библейские картины с надписями, внимательно их рассматривала. Только удивилась, почему в комнате этой христианки не висела икона с Божьей Матерью Марией.

Маргарита пока хлопотала у плиты, в углу комнаты за ширмой. Она старалась, как могла, чтобы лучше принять свою гостью. Всё-таки это был её первый визит, к тому же, Маргарита хотела ещё отметить свой день рождения, но сразу не призналась Валентине Яковлевне, что ей два дня тому исполнилось двадцать лет. Уже сидя за столом, Маргарита с улыбкой сказала, глядя своей подруге в глаза:

– Валентина Яковлевна, признаюсь Вам честно, я с большой радостью ждала этого момента потому, что Вы Для меня много значите. Я не хочу сказать, что другие йаши коллеги плохие люди, но Вы мне нравитесь больше всех. Поэтому и решила побыть с Вами, чтобы вместе пообедать, поговорить, немножечко отметить моё, двадцатилетие.

– Значит, ты всё же именинница? – воскликнула гостья. – Не хорошо получается, Рита, ведь я теперь без подарка. Почему ты мне не сказала? Ведь я ещё спрашивала!

– Не расстраивайтесь, Валентина Яковлевна, ваш визит для меня – дороже любого подарка, так что не обижайтесь и будьте, как дома.

– Так-так, значит, двадцать лет! – произнесла задумчиво гостья и внимательно посмотрела Маргарите в глаза. – Хороший возраст. Когда-то и мне было двадцать, но когда это было!

– Да вы ешьте, Валентина Яковлевна, не думайте о возрасте, вы и сегодня ещё очень молодо выглядете.

– Спасибо, Рита, но в моей жизни уже всякое бывало, чего не видно по внешности. А может быть, оно и хорошо? Только знаешь, Рита, когда душу что-то тяготит, когда в ней содержится тайна, которая со временем становится тяжёлым бременем, очень хочется от неё избавиться или хотя бы с кем-то поделиться ею, но это не так просто, а знаешь, почему? Потому что мы, люди, постоянно боимся последствий, боимся наказания, хотя это самое укрывательство, это ношение в своём сердце тайны на много труднее, чем разглашение её.

– Я вас не понимаю, Валентина Яковлевна, потому что говорите загадками. Но если считаете, что облегчите свою душу откровенным разговором со мной, то, пожалуйста, я готова вас выслушать и обещаю, если это необходимо, молчать обо всём.

Старшая медсестра молча смотрела в тарелку, где на донышке осталось немного супу, медленно и задумчиво перемешивала его ложкой.

Маргарита не представляла их совместного обеда таким грустным и очень удивилась, почему такая жизнерадостная женщина, умеющая шутить и смеяться, вдруг заговорила о какой-то тайне, угнетающей её.

– Ну да ладно, Маргарита, не обращай на меня внимания, я просто вспомнила своё прошлое.

Через минуту Валентина Яковлевна опять стала прежней, какой её знала Маргарита, и сказала:

– Прости, я не поздравила тебя, но ты молодчина, что пригласила меня к себе. Между прочим, я тогда, в кабинете у “главного”, очень переживала за тебя.

– Спасибо, Валентина Яковлевна, что хоть Вы мне сочувствуете.

– Ладно, Рита, давай поговорим о тебе, и если ты разрешишь, я задам тебе вопрос: как у тебя дела на личном фронте?

– Ой, Валентина Яковлевна, о какой любви Вы говорите! Я пока ещё никому, кроме матери, не нравлюсь и, если сказать честно, не очень об этом жалею.

– Ну-ну, не скромничай! С твоей фигурой и привлекательным лицом можно любого парня с ума свести!

– Пусть лучше все останутся с умом, и я без лишней заботы, – ответила Маргарита, улыбаясь.

После обеда и чаепития, когда уже успели о многом поговорить, пошутить и посмеяться, Маргарита достала из шкафа альбом с фотографиями, чтобы, познакомить свою старшую подругу со своими родственниками, подругами и знакомыми. Маргарита так оформила альбом, что на первой странице были приклеены фотокарточки родителей, затем старшего брата, а за ним Уже её личные: детство, школьные годы и, наконец, Юность.

– Вот, познакомьтесь с моей родословной, если Вас это интересует, – сказала Маргарита и удалилась за занавес, чтобы убрать посуду.

Валентина Яковлевна осторожно раскрыла альбом и увидела на первой странице молодую пару в свадебном наряде. Она догадалась, что это, вероятно, родители Маргариты и, заметив некоторые интересные особенности, очень внимательно разглядывала каждую деталь. Прежде всего, она обратила внимание, что невеста стояла с другой стороны от жениха. Валентина Яковлевна знала, что они по национальности немцы, и поэтому её всё интересовало. Видела она и то, что фото снято в бедное время и, как считала, очень скромно, без украшений и форса.

“Видать, что они верующие”, – подумала медсестра, и ей почему-то показалось, что она где-то видела это миловидное женское лицо.

“Ах, откуда я её могу знать. Невесты все схожи одна на другую”, – решила она и перелистнула страницу. Теперь она увидела несколько лиц, но одно из них её заинтересовало особенно. На этой фотографии были изображены люди в белых халатах.

– Ой, кто это? – произнесла Валентина Яковлевна вслух и громко спросила: – Рита, откуда у тебя это больничное фото?

– Какое Вы имеете ввиду?

– Вот это, с медиками.

В это время к столу подошла Маргарита, посмотрела через плечо своей подруги на фото и засмеялась:

– Эта фотография, Валентина Яковлевна, имеет непосредственное отношение к моему рождению. Представьте себе. Вы видите на руках моей матери Маргариту Кран ту самую, которая сегодня пригласила Вас к себе.

– Рита, возможно ли это! – воскликнула гостья, и её лицо стало бледным и очень серьёзным.

Маргарита по её голосу поняла, что та сильно встревожена, но не могла понять, из-за чего. Наступило молчание. Казалось, что произошло что-то страшное, непоправимое, ужасное несчастье. Маргарита заметила, как дрожат руки Валентины Яковлевны. И от её волнения испугалась и сама. Маргарита спросила:

– Вы кого-то узнали на этой фотографии? Валентина Яковлевна молчала, только в упор смотрела на карточку. Потом вдруг резко обернулась, посмотрела Маргарите в глаза и спросила:

– Рита, эта молодая женщина с младенцем на руках действительно твоя мать?

– Да, конечно, я же сказала, что ребёнок – это я, Маргарита Кран.

– Боже мой! – произнесла Валентина Яковлевна, продолжая смотреть на фото. Она всё ещё держала указательный палец на интересующей её личности, и Маргарите казалось, что её подруга забыла о ней, так она была занята своими мыслями.

– Валентина Яковлевна, что с Вами? Почему Вы так встревожены? – опять спросила Маргарита, волнуясь.

– Ничего, ничего, Рита, у меня тоже когда-то было такое фото, поэтому вспомнила своё прошлое. ^

– О, откуда у Вас такое фото, как оно попало к Вам?

– Рита, вот смотри, эта молодая медсестра в белом халате, которая стоит к нам боком, это – я. А больше, пожалуйста, ни о чём не спрашивай, и очень прошу, не обижайся на меня.

Сказав это, Валентина Яковлевна закрыла альбом, медленно встала из-за стола и, отодвинув стул, направилась в туалет.

“Что с ней?” – подумала Маргарита и через минуту или две очень тихо, на цыпочках, подошла к двери, чтобы подслушать. Она понимала, что это неприлично, и стыдилась, но уж очень тревожно было на душе.

В голове Маргариты всё перемешалось, она не знала, что делать. Простояв ещё какое-то время у двери, затаив дыхание, она так же тихо вернулась на прежнее место. Маргарите казалось, что Валентина Яковлевна слишком долго не выходила из туалета:

Настроение, конечно, было испорчено. “Что случилось с ней?” – мучил Маргариту тревожный вопрос. Она раскрыла ещё раз альбом и внимательно, как никогда, рассматривала каждого, кто был изображён на таинственном фото.

Когда, наконец, вернулась Валентина Яковлевна, Маргарита сразу заметила, что её подруга плакала.

– Рита, мне очень плохо, я, наверное, поеду домой, ты уж прости меня, пожалуйста, что я тебе всё испортила. Когда-нибудь ты всё узнаешь. Я поеду, ладно?

Всего полчаса тому назад две уважающие друг друга подруги сидели за одним столом, смеялись и шутили. И вдруг так внезапно для обоих всё оборвалось.

“Что же увидела эта медицинская сестра на фотографии, что так сильно её встревожило?” Маргарита не нашла ответа на свой вопрос. Она, сидя в печали и одиночестве, вдруг вспомнила сказанные Валентиной Яковлевной слова:

“:Когда в душе кроется тайна, она со временем становится тяжёлым бременем, очень хочется от неё избавиться:”

“Да, это она сказала, но ещё до того, как увидела фото, значит, что-то тяготило её ещё раньше?”

Маргарита старалась вспомнить весь их разговор, каждое сказанное и услышанное слово, но не могла найти ключа или хотя бы зацепки, указывающей на причину её волнения.

“Постой, постой, – она, кажется, дважды спросила:

“Рита, это действительно твоя мать?..”

Значит, она её узнала, ну и что? Ещё сказала, что стоящая рядом в белом халате медсестра, – она, Валентина Яковлевна. Но почему она не хотела больше говорить об этой загадочной истории?”

Сколько времени Маргарита просидела за столом со своими мыслями, она и сама не знала, только когда, наконец, подняла голову, то увидела, что за окном ночь. В комнате было почти темно, только от уличного фонаря, который висел на столбе рядом с домом, проникали в комнату лучи света.

“Надо идти на покой”, – подумала Маргарита и поднялась из-за стола. В своей вечерней молитве она с мольбой просила:

“Отец наш Небесный, если я сегодня провинилась, то прошу Тебя, будь милостив ко мне, прости мне мои грехи и помоги устоять в борьбе за справедливость и веру в Тебя! Если я не должна узнать тайны, связанной со мной или моей матерью, то освободи меня от ненужных, тяжёлых мыслей:”

Жизнь Маргариты Кран продолжалась, можно ска –, зать, без особых изменений, только в глубине души она' постоянно чувствовала непонятную ей тревогу.

Она по-прежнему старательно трудилась, больные её уважали, и даже ненавидящая её раньше Иванова перестала придираться. Возможно, поняла, что, копая яму другому, в неё можно упасть самой.

Настоящей дружбы с Владимиром не получалось. Маргарита ещё несколько раз встречала его на улице. Так, совсем случайно. Он любезно с ней разговаривал и просил разрешения навестить её на дому, но она вежливо отклоняла его просьбу со словами: “Приходи в молитвенный дом, там и встретимся”. Но этого не происходило. Как Маргарита ни старалась забыть Владимира, в душе всё же чувствовала затаённое желание встретиться с ним. Она его фактически не знала, ведь они провели вместе всего один неполный день, но и это короткое время оставило свой след в сердце двадцатилетней девушки.

После свидания Маргарита время от времени перебирала в памяти все детали их встречи. Со временем постепенно утихли эти чувства, но воспоминание всё же осталось, и это была её новая, личная проблема.

В заботах, работе и нечастых коротких радостях для Маргариты прошло ещё одно лето. Как-то в начале осени, в сентябре, в больницу поступил тяжелобольной мужчина. Такое случалось почти ежедневно и было привычным для больничного персонала, но этот больной был особый. Его сразу поместили в отдельную палату, и сам шеф больницы распорядился, чтобы её обставили всем необходимым и даже не очень нужным. Все догадались, что этот больной не простой, а “товарищ” высокого ранга. Произошло это, когда Маргарита была свободна от дежурства, и поэтому она узнала о нём только на второй день. Когда Маргарита пришла на дежурство, лечащий врач ей объяснил, каким должен быть уход, режим дня и метод лечения этого больного. Маргарита уже встречала таких особых больных. Как правило, о таких говорили шёпотом, а лично с ними только о самом необходимом.

Когда Маргарита только узнала, что в резервную палату положили больного, она сразу догадалась, что это наверняка большой начальник. Маргарита замечала, как врачи и некоторые другие сотрудники старались выслуживаться перед такими больными, быть более вежливыми с ними, чем с другими, но она сама не делала различия между пациентами. Для неё они все были больные, нуждающиеся в помощи.

Открыв дверь палаты, Маргарита увидела перед собой бледное и очень худое лицо уже очень немолодого человека. Глаза больного глубоко ввалились и грустно смотрели на неё. Маргарита подумала про себя: “Перед Богом мы все одинаково бессильны и беспомощны:”

– Доброе утро! – приветствовала нового больного медсестра и присмотрелась к табличке, висевшей в конце кровати. “Чернов” – прочитала Маргарита. Её сердце вздрогнуло, на лбу выступил пот, и она от волнения почувствовала жар во всём теле. Но ей надо было остаться спокойной и ласковой, не молчать, а спросить, в чём нуждался её больной, и быть готовой исполнить любую его просьбу.

“Чернов” – повторилось в её сознании грозное для неё имя, от которого хотелось избавиться, но на Маргариту смотрели грустные чёрные глаза, в которых она видела одновременно страх, боль и ещё что-то непонятное, скорее всего, жалость.

Да, ей стало жаль этого человека, и прежде всего Потому, что знала его прошлое.

“Возможно, я ошибаюсь, и предо мной совершенно Другой человек? – пришла в голову новая мысль. – Ведь людей с такой фамилией множество?..”

Маргарита глубоко вздохнула и, стараясь улыбнуться, как можно ласковее спросила:

– Как Вам спалось на новом месте, товарищ Чернов?

– Спасибо, хорошо, – тихо, почти безразлично ответил больной.

– Я – медицинская сестра, можете меня называть просто Рита. Если Вам что-то нужно, кроме предписанных лекарств, то, пожалуйста, обращайтесь ко мне, и я постараюсь исполнить Вашу просьбу.

Сказав это, Маргарита улыбнулась и добавила:

– Разумеется, если это в моих силах.

Она заметила по его лицу, что он её не узнал, и это её очень успокоило.

Позже, когда Маргарита получила возможность ознакомиться с историей его болезни, она узнала, что у этого больного рак желудка. А ещё через несколько дней узнала, что больной Чернов, тот самый сотрудник КГБ особого отдела, который их преследовал за веру и арестовал её отца. Тот, который разрушил её жизнь, пытался разлучить с матерью. Он виновен в гибели брата, был для верующих немцев врагом номер один. И если бы Маргарита не была глубоковерующей христианкой, если бы не желала остаться таковой, то наверняка поиздевалась бы над этим сотрудником КГБ, но теперь, имея в своём сердце Иисуса Христа, она смотрела на несчастных атеистов совершенно другими глазами. Она была убеждена, что, если этот бывший её враг не примет веры, он проведёт свою вечность в аду.

“Нет, этого не должно случиться, я обязана ему помочь найти дорогу к спасению”, – решила Маргарита. Вечером в своей квартире она долго молилась, прося милости у Небесного Отца.

Уже через несколько дней больной Чернов по-отцовски полюбил медсестру Риту, и это была её большая победа. Возможно, что сам Господь Бог наградил Маргариту такой силой, благодаря которой она смогла всё простить этому больному человеку. Иногда ситуация казалась ей ужасной. В памяти всплывали все случаи насилия над членами её семьи, она ещё слышала слова, когда-то произносимые Черновым. Его голос всегда звучал властно и угрожающе, требуя строже наказать верующих.

“Они – враги нашему обществу! – кричал в своё время Чернов. – Они отнимают счастье у своих детей, обманывают их и мешают им нормально жить!” – всё это помнила Маргарита, поэтому и было так тяжко на душе, но что она могла сделать? С кем посоветоваться? Как себя вести дальше? Если сказать матери, что она ухаживает за больным Черновым, то что от этого изменится? “Нет, один Бог может мне помочь”, – решила Маргарита и полностью положилась на Него. Она очень желала забыть все обиды и всё простить Чернову, чтобы спасти его грешную душу.

“Боже, помилуй его, дай мне силы остаться верной христианкой”, – просила Маргарита в своих молитвах.

Больной Чернов чувствовал себя по-разному. Иногда бывало очень плохо, его в таких случаях сильно рвало, казалось, весь желудок выворачивался наружу, и он при этом очень мучился и стонал. Если Маргарита тогда находилась поблизости, она бегом бросалась к нему, придерживала его голову и, как ребёнку, аккуратно вытирала ему рот, подбородок и вспотевший лоб. Он при этом часто дышал, смотрел вперёд в одну точку, а в глазах стояли слёзы.

Так нежно, любезно и сочувственно с ним обращалась только Рита, и поэтому он всегда ждал её дежурства. Она же имела свою цель, знала, с кем имеет дело и была осторожна в общении с ним. Прежде всего, Маргарита старалась показать ему христианский характер, дать почувствовать, что верующие люди добрее, чем он их себе представлял.

Однажды на прощанье Маргарита погладила своего больного по щеке и сказала, глядя ему в глаза:

– Храни Вас Бог, Павел Семёнович, мы с Вами в Его руках, только Он способен нам помочь. А теперь до завтра, не болейте!

– До свидания, моя добрая Рита. Спасибо за твои пожелания, только я на Божью помощь не рассчитываю, а предпочитаю твою.

Маргарита уже собралась уходить, но, услышав эти слова, остановилась и, обернувшись к больному, спросила:

– А почему Вы не надеетесь на Бога?

– Потому, моя милая, что я с Ним в плохих отношениях, я всю свою жизнь воюю с Ним.

– Тогда, Павел Семёнович, скажите, пожалуйста, что Вам Бог сделал плохого, что Вы Его так ненавидите?

Этот вопрос был неожиданным для Чернова, и он не нашёл ответа. Больной прикрыл глаза, а Маргарита покинула палату.

В ту же ночь, пока Маргарита Кран отдыхала от нелёгкой работы в больнице, с её пациентом стало очень плохо. У его постели хлопотали врачи, больному делали уколы, но никто не сказал ему тёплого, успокаивающего душу слова. Он был известной личностью, имел офицерское звание, но это было и всё. Теперь, лёжа на больничной койке, он понял, как ему были нужны верные друзья, желающие его навестить, посочувствовать, но таковых у него не было. Ему было очень тяжело на душе. Что ему могли сказать коллеги по работе? Они приходили и уходили, не могли чем-то обнадёжить, потому что тоже не верили в Бога. Все знали, что у него рак, и считали, что с его смертью всё кончится.

Только Маргарита была другого мнения, она твёрдо верила в вечность, где есть ад и рай.

Однажды, когда Маргарита сидела у постели Чернова и расчёсывала ему волосы, она предложила:

– Знаете что, Павел Семёнович, у меня есть идея.

– Ив чём она заключается?

– А вот в чём: завтра во время обхода скажите лечащему врачу, что Вы желаете принять ванну. Он Вам непременно разрешит, и тогда после обеда я приду сюда и помогу Вам искупаться.

– Ой, Рита, как это мило с твоей стороны, только ты ведь завтра не дежуришь?

– Вот именно поэтому я и смогу с Вами провести эту процедуру. Вы же знаете, что это дело санитарки, и я не имею права Вас купать во время моего дежурства, а завтра – я Ваш гость и смогу это сделать. Вы согласны с моим предложением, Павел Семёнович?

– Конечно, согласен, Рита, спасибо, только, честное слово, я не понимаю тебя.

– Не надо понимать, важно, что я Вам смогу помочь. Мне просто хочется подарить Вам чуточку Любви, как отцу, потому что мой отец умер в страшимых условиях, в одиночестве, и никто за ним не ухаживал.

Если бы Чернов в эту минуту знал, с кем он разговаривает, то, возможно, его сердце бы вздрогнуло, и он бы расплакался, но кто знает, он и до этого видел всякое в своей жизни. Теперь же больной только сказал:

– Рита, я слышу от тебя очень печальные слова, и мне жаль тебя и твоего погибшего отца, но надеюсь, что ты мне ещё расскажешь подробнее свою биографию.

“:Свою биографию:”, – подумала Маргарита, понимая, что это было очень привычное служебное слово. Сотрудников КГБ всегда интересовала чужая биография.

Рита ответила:

– Конечно, Павел Семёнович, когда-нибудь я Вам расскажу всё своё прошлое.

На следующий день, как было договорено, Маргарита Кран пришла с визитом к товарищу Чернову. Она, прежде всего, поговорила с дежурной сестрой, попросила, чтобы не слишком разглашалось её намерение, и уже через четверть часа привилегированный больной Чернов сидел в ванной, наслаждаясь тёплой водой и любезной заботой медсестры Маргариты. Она мыла ему голову, спину, но внутренне была немало встревожена.

“Крепись, не поддавайся слабости, – приказала сама себе. – Он не должен пока знать, кто я такая”.

Когда Маргарита после купания вытирала полотенцем его тело, Чернов не выдержал и сказал со слезами на глазах:

– Знаешь что, Рита, ты первая в моей жизни, кто оказывает мне такую милость, и если сказать честно, я сегодня впервые в жизни сожалею, что не имею дочери.

– Спасибо, Павел Семёнович, а у Вас что, только сыновья?

– Не сыновья, Рита, а только один сын. Дело в том, что моя первая жена умерла вскоре после рождения сына. Я женился вторично, но детей у нас не было.

Маргарита слушала и чувствовала, как дрожали её руки, а Чернов продолжал свой рассказ.

– Возможно, мы были неправы, что так страстно мечтали о сыне, особенно я, хотя это и не имело значения. Но, представь себе, Рита, Бог послал нам сына, как будто по заказу, и наше счастье было неописуемо.

– Вот видите, Господь исполнил ваше пожелание, а Вы, как сами вчера выразились, не рассчитываете на Божью помощь.

– Ах, Рита, где этот Бог? Если бы Он существовал, то разве допустил бы столько несправедливостей?

– А не мы ли сами, Павел Семёнович, часто виноваты в этом?

– Рита, Рита, о чём ты говоришь? Мы с вами! Да, если бы все люди были такими, как ты, то мы бы давно имели на земле свой рай, а теперь, как видишь, и коммунизма построить не можем.

– Если бы строили с Богом, Павел Семёнович, то, возможно, и удалось бы, – ответила Маргарита.

– Милая ты моя девочка, скажи мне честно, ты действительно верующая?

– Да, я верующая и очень рада, что мои родители меня так воспитали.

Маргарита накинула на больного халат и повела его по коридору в палату.

Чернов молчал. Он был занят тяжёлыми, очень волнующими его мыслями. Его радовало, что эта девушка так любезно к нему относится, и в то же время тревожился за своё собственное прошлое.

– Вот теперь, Павел Семёнович, попьём чаю и если пожелаете, я Вам расскажу о себе, свою биографию, о чём Вы меня уже однажды просили, – предложила Маргарита Чернову, усаживая его поудобнее на кровати.

К счастью, их никто не тревожил, и Маргарита чувствовала себя достаточно свободной. Она уже не боялась Чернова, видела в нём совершенно другого человека, чем раньше. Пока больной сидел на кровати и отхлёбывал из бокала горячий чай, его милосердная медсестра Рита начала рассказывать о своей нелёгкой жизни.

–:Когда я родилась, мои родители были очень довольны и счастливы. Они были молоды, жили в собственном доме и мирно трудились в колхозе. Хотя в прошлом и немало пострадали. Советская власть их признала врагами народа. И это потому, что они веровали в Бога. Их нередко преследовали за веру. Но и эти нанесённые им раны постепенно заживали, наступали лучшие времена, и мои родители опять стали надеяться на лучшее будущее. Они усердно работали и молились, как завещал Великий Бог, но в их жизнь опять вмешивались органы власти. Они хотели, чтобы их дочь, то есть, я, стала безбожницей.

Маргарита прервала свой рассказ, потому что горло сдавило комом, она заплакала.

Чернов уже отставил в сторону бокал и очень внимательно слушал. Она продолжала:

– Мой отец был уважаемый всеми человек, он никогда никого не обидел и честно трудился, но его арестовали и увезли. Его буквально оторвали от своей семьи и только потому, что он был верующий.

Чернов не выдержал и спросил:

– Рита, ты мне ещё ни разу не назвала своей фамилии. Может быть, назовёшь мне имя и фамилию своего отца?

– Да, Павел Семёнович, я Вам её назову, но чуть позже. А пока послушайте, какое горе мне тогда причинил один сотрудник КГБ. Он лишил меня самого дорогого, моего счастливого детства, потому что я росла без отца. Я и сегодня несчастна по этой причине. Мой отец меня очень любил, носил на руках, играл со мной, угощал сладостями и рассказывал много интересного из Библии. И этого дорогого человека отняли у меня.

Всё это время, пока Маргарита рассказывала о своём горе, по её щекам катились слёзы, но потом она настолько расстроилась, что не могла больше говорить. Она отвернулась и, опустив голову на тумбочку, прерывисто рыдала.

Чернов волновался не меньше Маргариты, и через время томительного молчания, пока Маргарита плакала, он дрожащим голосом произнёс:

– Добрая моя Риточка, успокойся, пожалуйста. Не надо так волноваться, ведь это всё осталось в прошлом, и ты непременно в своём будущем ещё встретишь большое счастье.

Маргарита ничего не ответила, ей было очень трудно, она хотела, очень хотела всё забыть, не видеть больше перед собой Чернова как врага, а всего лишь больного человека, а ещё лучше – покаявшегося грешника. Но что она могла сделать? И тогда она по-детски скрестила молитвенно руки и шёпотом произнесла: “Господи, помоги мне, подскажи, что мне делать, чтобы обрести покой?”

Чернов всё видел и слышал, и ему стало очень жаль страдающую Риту. Он, этот жестокий в прошлом сотрудник КГБ, видел, как молилась эта девушка Богу, и ему стало страшно. Чернов громко, с ужасом в голосе спросил:

– Рита, ты немка? Твой отец Пётр Кран?! Маргарита не обратила внимания на его вопрос, она как будто и не слышала Чернова, только смотрела кудато в одну точку приподнятой головой и со слезами тихо молилась: “Отец Небесный и Ты, мой Спаситель Иисус Христос, помоги мне простить и полюбить этого человека!”

– Неужели это возможно?! – почти с криком произнёс больной и громко застонал, скорчившись в постели.

Маргарита моментально подскочила к нему, ухватила своими нежными ладонями его голову и, глядя больному в глаза, спросила:

– Павел Семёнович, Вам плохо?

– Да, – едва слышно прошептал больной. Маргарита нажала на кнопку, чтобы вызвать врача.

После того, как Чернову стало лучше, Маргарита ушла домой.

Утром следующего дня, когда тяжелобольной Чернов проснулся, он прежде всего осведомился у дежурной медсестры, когда явится на работу Рита. Когда та ему ответила, что она приступит к дежурству завтра, Чернов заметно огорчился.

– Скажите, Таня, эта Рита по национальности немка?

– Я точно не знаю, – ответила дежурная, – но, насколько мне известно, да.

– А фамилию и имя её отца знаете?

– Да, конечно, но почему она Вас так интересует, Павел Семёнович?

Чернов не ответил, потому что привык сам задавать вопросы. Эта привычка выработалась в течение длительного срока службы в органах КГБ. Медсестра поняла, что спросила лишнее, и поспешила ответить конкретно на вопросы своего пациента. Она сказала:

– Полное имя интересующей Вас медсестры – Маргарита Петровна Кран.

– Спасибо, – коротко ответил Чернов и задумался, глядя в потолок.

Теперь, после ночного отдыха, когда у больного прекратились ужасные боли, он опять был способен рассуждать, вспомнил каждое слово, сказанное вчера Маргаритой. Чернов окончательно убедился, что эта милая, добрая к нему Рита, та самая девочка, которую он хотел поместить в детский дом.

“Какой ужас!” – подумал он и почти потерял способность рассуждать. “А она ведь меня знает! – была его самая страшная мысль. – Она, наверное, помнит все подробности того времени, знает, что я арестовал её отца, что по моей вине погиб её больной от рождения брат. Нет, это невыносимо! Как она может ухаживать за мной?” Чернов с тревогой в сердце осмотрелся и, убедившись, что в палате никого нет, начал разговаривать сам с собой.

“Она всё знает и, несмотря на это, рассказывает мне о себе, о всех бедах, которые пережила из-за меня, без злости, без упрёка, совершенно спокойно, как будто не я, а посторонний человек, виноват в её большом несчастье. Как это возможно, Рита?” – уже много раз спрашивал себя Чернов и каждый раз при этом ощущал в сердце непонятный ему ужас. В нём творилось что-то необычное, какая-то таинственная сила действовала на него, на душе стало так тяжело, что хотелось рыдать.

“Надо всё выбросить из головы!” – твердил себе Чернов, но страшные мысли о Маргарите не отступали. Только ухудшающееся состояние здоровья, приступы рвоты и острые боли прерывали его тяжёлые мысли, он понимал, что надеяться больше не на что, что он на грани смерти.

“Скорей бы пришла Рита”, – подумал больной Чернов, не обращая внимания на других медработников.

“Мне надо с ней поговорить, но о чём? Она и так всё знает. Попросить у неё прощения, что от этого изменится? ”

Мысли Чернова запутались, он не знал, что делать дальше, как себя вести с этой девушкой, а главное – не находил выхода из сложившегося положения.

И вот он опять увидел в дверях улыбающуюся Риту.

– Доброе утро, Павел Семёнович! – обратилась она и сразу же подошла совсем близко к нему, положила свою руку на его лоб и, глядя в глаза, ласково спросила:

– Надеюсь, Вы чувствуете себя сегодня лучше?

– Ох, моя добрая Риточка! Если бы ты знала, как я тебя ждал!

– Это почему же, Павел Семёнович?

– Посмотри мне в глаза, Рита.

Сердце Маргариты застучало чаще, она чувствовала, что Чернов желал ей сказать что-то важное, и поэтому готовилась к самому неожиданному вопросу.

– Я Вас слушаю, – ответила она, исполнив его просьбу.

– Рита, ответь мне честно, ты давно знаешь, кто я такой?

Маргарита, не моргая, в упор смотрела больному в глаза и ответила:

– Да, товарищ Чернов, я Вас узнала с первой нашей встречи в этой палате.

– Но ведь я твой враг, Маргарита, и недостойный человек. Как ты можешь себя так вести? Ведь это выше человеческих сил!

– Вы правы, Павел Семёнович, для нас, грешников, это почти невозможно, но наш общий с Вами Спаситель Иисус Христос, который невинно пострадал и пролил свою кровь за нас, помог мне. Я просила Его об этом, и Он прислушался к моей молитве.

– Моя милая девочка, я просто вынужден поверить в существование Всевышнего, потому что твоё отношение ко мне действительно сверхъестественное. Ты – ангел, а я, к сожалению, ничтожное существо.

– Нет, Павел Семёнович, мы все грешники, и все на равных правах перед Богом, если только покаемся и примем в своё сердце Спасителя, тогда получим в награду вечную жизнь. И, поверьте мне, Вы уже сделали свой первый шаг к спасению. Вы признались, что являетесь грешником, и это – самое главное.

На этом кончился их разговор, потому что Маргариту ждали другие больные. Она оставила Чернова одного, обещая зайти к нему после обеда.

Больной Чернов предчувствовал и знал, что его болезнь неизлечима, что конец его жизни рано или поздно всё же наступит, поэтому ему было над чем задуматься. Он с самого детства считал за геройство быть атеистом. Не только по убеждению, а бороться за свою идею было подвигом для него. Когда коллеги по работе и вышестоящее начальство, замечая его ненависть к религии, назначили Чернова на пост по борьбе с верующими, он охотно согласился. И за время службы в органах КГБ наказал не один десяток невинных людей. Он хорошо помнил свои дела, и если до сих пор ими гордился, то теперь, на пороге вечности, в нём всё же ожило чувство ответственности за совершённые грехи.

В первое время пребывания Чернова в больнице, его ещё навещали коллеги из управления, но когда стало известно, что он неизлечим, его постепенно стали забывать. И теперь больного навещали только жена и сын. Но ему были нужны и другие, сочувствующие ему люди.

Его грешная душа тревожилась, возможно, под действием божественной силы и молитв Маргариты, и поэтому он чувствовал острую необходимость в общении с верующей медсестрой.

Когда Маргарита в свободное время опять явилась к Чернову, она села рядом с ним на стул и, достав из сумочки маленькую книжку, сказала: “Павел Семёнович, это книга Нового Завета, и если Вы не возражаете, то я Вам прочитаю несколько отрывков из неё”. Маргарита вспомнила, как Чернов тогда, десять лет тому назад, забрал с собой её детскую Библию. Ей очень хотелось напомнить ему тот горестный для неё случай, но она всё же воздержалась. Полистала книжку, отыскивая подходящий для чтения стих, потом посмотрела на своего пациента и сказала: “Иисус Христос, наш Спаситель, желает, чтобы мы все, живущие на земле люди, не погибли, не последовали в ад, а обрели вечную жизнь на Небесах. Чтобы мы могли жить счастливо вместе с Ним, без болезней, горя и всяких других трудностей. Мы, со своей стороны, обязаны верить в Него и жить по Его законам. А если уже провинились, если жили по-своему, не соблюдали Божьих Заповедей, то должны покаяться, придти к Нему, и Он нам простит. Надо только верить и от всего сердца просить у Бога прощения грехов.

Вот послушайте, Павел Семёнович, что написано в Библии, с какой радостью Бог ожидает наше возвращение к Нему:

“:пойду к отцу моему и скажу: – отче! я согрешил против Неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наёмников твоих. Встал и пошёл к отцу своему. И когда он был ещё далеко, увидел его отец его и сжалился; и побежав, пал ему на шею и целовал его. Сын же сказал ему:

отче! Я согрешил против неба и пред тобою, и уже недостоин называться сыном твоим. А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного телёнка и заколите: станем есть и веселиться, ибо этот сын мой был мёртв и ожил, пропадал и нашёлся. И начали веселиться:”

– И что ты этим хочешь сказать, Рита? – спросил Чернов, который всё это время не проронил ни единого слова.

– А то, Павел Семёнович, что Бог ждёт каждого и хочет, чтобы никто не следовал по пути смерти, а пришёл к Нему, в Царство Небесное.

Чернов молча смотрел в потолок, и Маргарита заметила в его глазах слёзы.

Прочитав ещё несколько изречений из Библии, заботливая медсестра села на краешек кровати, взяла за руку больного и тихо запела: “Край чудесный нас ждёт там на Небе, где окончится труд и печаль! От скорбей я стремлюсь к той Отчизне, Где есть вечная радость и мир:”

Голос Маргариты звучал так мелодично, так плавно и так трогательно, что даже жёсткая душа Чернова смягчилась. Он плакал, не скрывая своих слёз.

Маргарита делала вид, что не замечает этого, и продолжала петь:

“Край чудесный! Край чудесный! Сердце радостно рвётся к тебе. Край чудесный! Край чудесный! Там ведь ждёт нас Спаситель к Себе:”

Когда Маргарита допела песню до конца, она что-то услышала за своей спиной и, обернувшись, увидела старшую медсестру. Она стояла, прислонившись к двери, и плакала. А когда заметила, что её обнаружили, приложила носовой платок к лицу и с рыданием произнесла:

– Ой, не могу! Я больше не могу, Рита!

И она выбежала из палаты.

Маргарита не поняла, в чём дело, она быстро встала и направилась к двери, чтобы посмотреть вслед Валентине Яковлевне и узнать причину её взволнованности.

Когда Маргарита вышла в коридор, она успела увидеть, как старшая медсестра прошла в “ сестринскую &.

“Что же случилось? – подумала Маргарита с неприятным чувством в душе. – Ведь я только тихо пела и не могла кому-то помешать?”

Постояв несколько секунд в нерешительности, Маргарита направилась в сестринский кабинет. Она застала старшую медсестру в кабинете одну, сидящую за столом, подперев руками голову.

– Что с Вами, Валентина Яковлевна? – спросила испуганно Маргарита. – Почему Вы плачете?

Старшая медсестра вытерла слёзы и, стараясь успокоиться, спросила, глядя Маргарите в глаза:

– Милая ты моя девочка, знаешь ли ты, кто такой этот больной Чернов? Ах, я спрашиваю глупость, конечно, ты не можешь его знать.

– Ошибаетесь, Валентина Яковлевна, я даже очень хорошо знаю этого человека, лучше, чем вы думаете, но ведь это не значит, что я не должна его простить.

– О чём ты говоришь, Рита?! Поверь мне, ты ничего не знаешь, и только я, я одна мучаюсь этой тайной! Прости, Рита, но я хочу побыть одна, мне надо многое обдумать.

Сказав это, Валентина Яковлевна подошла к окну и смотрела на больничный парк, не обращая больше внимания на Маргариту.

На следующий день, после бессонной ночи, больной Чернов вызвал к себе врача и спросил:

– Иван Иванович, Вы веруете в Бога?

– Странный вопрос, Павел Семёнович, ведь Вы лучше меня знаете, что советский врач не должен веровать.

– Во что не должен веровать? – продолжал допытываться Чернов, желающий услышать более конкретный ответ.

– В Бога, конечно, Павел Семёнович, а если ещё точнее, то в сверхъестественную силу.

– А в человеческую совесть вы верите, Иван Иванович?

– Да, конечно, в совесть я верю, – ответил, улыбаясь, врач и сразу поинтересовался: – Только я не понимаю, почему Вы вдруг об этом спрашиваете?

– Потому, товарищ доктор, что моя жизнь, как Вы ”. сами хорошо знаете, прожита, а я не знаю, что там впе – i реди, и в связи с этим к Вам ещё один важный для меня вопрос: ответьте честно, как Вы считаете, душа у человека есть? Я имею в виду ту, о которой говорят люди, верующие в Бога?

– Вы меня извините, Павел Семёнович, но я не священнослужитель, а врач, так что на Ваш вопрос затрудняюсь ответить. Только души я ещё никогда не видел в человеческом организме.

– А совесть видели?

– Представьте себе, и совести не видел, но она у нас с Вами, наверняка, есть и должна быть.

– Странно.

– Что странного, товарищ Чернов?

– А то, Иван Иванович, что душа у меня болит, а её оказывается нет, так почему она у меня болит? Если меня тревожит не душа, а совесть, которую мы с вами признаём, то, где она находится в нашем организме? Вы, как врач, должны это знать.

– И этого я не знаю, товарищ Чернов.

– А почему Вы утверждаете, что она есть?

– Вероятно, потому, что мы её чувствуем и видим её у других.

– Видим, говорите, очень странно. Я с Вами согласен, Иван Иванович. Но поверьте мне, что у меня большие проблемы с совестью. У меня болит не только желудок, но и тот загадочный незримый орган, которым, вероятно, и есть душа, и я догадываюсь почему. К сожалению, Вы не можете её лечить, а она всё-таки есть.

Наступило молчание. Больной закрыл глаза и умолк, устав от нелёгкого разговора. Врач подошёл ближе и кончиками пальцев правой руки нащупал у больного пульс, после чего молча покинул палату.

Мария Кран, мать Маргариты, по-прежнему жила, как сама считала, нормальной жизнью. Она усердно трудилась, ходила на молитвенные собрания и была рада, что её перестали преследовать. Примерно два или три раза в месяц домой приезжала Маргарита, и мать её всегда ждала. Младшая дочка ещё училась в школе, имела своих подружек, ходила к ним в гости, поэтому Мария часто сидела дома одна, обычно за швейной машинкой.

Письма Мария получала редко, но однажды, кажется, в понедельник, к ней постучался почтальон и вручил телеграмму следующего содержания:

“Гражданка Мария Кран, приезжайте в больницу, где работает Ваша дочь. Ждём Вас во вторник, 24 августа к 19 часам. Старшая медсестра”.

Прочитав телеграмму, Мария очень испугалась.

“Что это может быть? – подумала она. – Неужели случилось несчастье с Маргаритой?

Неделю тому она ещё была дома, с ней было всё в порядке. На здоровье не жаловалась, хотя душевно както изменилась, её будто что-то угнетало, но это могла быть и любовь, – подумала тогда мать. – Всё-таки Маргарите двадцать лет, она красива, умна, но в то же время и очень доверчива”.

– Ой, Рита, Рита, ведь ты у меня единственная, с кем я делюсь всем! – произнесла Мария вслух и направилась к столу на кухне. Она присела, опять развернула телеграмму и ещё раз внимательно прочитала:

“:ждём Вас во вторник к 19 часам:” – повторила Мария и поняла, что её ждёт не одна медсестра и не дочь, а несколько человек.

“И всё же этот вызов в больницу связан с чем-то очень неприятным”, – продолжала она рассуждать и не могла остаться спокойной; она заплакала. Внутреннее чувство ещё никогда не обманывало Марию. Вфегда, когда ей предстояла большая беда, её сердце тревожилось, как теперь, когда она взяла в руки телеграмму.

Только она, её любимая дочь, постоянно занимала мысли Марии. Ей вспомнилось детство дочери, звонкий смех, когда с ней играл отец, тоже очень любивший её. Вспомнила, как они вместе, всей семьёй, встречали Новый год, и как весело тогда было.

“Ой, моя милая Риточка, какое это было счастливое время! Помню, как ты радовалась, когда рано утром, получив новогодний подарок, заходила в нашу спальню и, сияя от счастья, показывала нам содержимое тарелки. Ты тогда с игрушками залезала в нашу кровать, втискивалась между мной и отцом и от всего сердца радовалась своему детству”.

Мария так замечталась, что даже забыла о своих делах. Потом опять вспомнила о телеграмме.

“Но этот вызов, возможно, и не связан с моей дочерью?

– старалась внушить себе Мария, чтобы хоть чуточку успокоиться. – Возможно, что руководство больницы хочет просто побеседовать со мной о дальнейшей судьбе дочери? Но зачем так срочно? Почему Маргарита не сообщила мне об этом сама? Нет, здесь что-то не то! – опять с тревогой подумала Мария. – Неужели с ней что-то случилось? Нет, этого не может, не должно быть! Она – вся моя радость, радость, которая даёт мне силы и надежду на будущее.

Нет, Маргарита, без тебя я не смогу жить на этом свете! Ты мне не только дочь, но и подруга, с которой я так часто делюсь своими радостями и горем”.

Мария вспомнила, как Маргарита, будучи трёх – или четырёхлетней девочкой, выразительно, по-детски сказала:

“Мамочка, ты моя самая любимая! Но папу я тоже очень люблю!”

“Ох, милая моя доченька, кто, кроме Бога, нашего Небесного Отца, сможет уберечь тебя! Только Он, наш Спаситель, способен на это”.

Мария подошла к двери и повернула ключ в замке, чтобы ей никто не помешал во время молитвы.

Во вторник в назначенное время в городскую больницу прибыла Мария Кран. Она пришла не одна, а вместе с Маргаритой, которая не меньше матери была удивлена приглашением старшей медсестры.

Валентина Яковлевна с волнением ждала своих гостей. Для неё эта предстоящая встреча являлась самым большим событием в жизни. Она готовилась этому часу уже давно, и вот, наконец, этот момент настал.

В больнице царил покой. Все уже поужинали, с тумбочек в палатах была убрана посуда. Только у некоторых тяжелобольных ещё задержались посетители, но они никому не мешали. Валентина Яковлевна пригласила Маргариту с матерью в палату к больному Чернову. С дежурной сестрой она договорилась, чтобы их не тревожили, а чтобы больной легче перенёс необычный визит, сделала ему дополнительный укол.

Когда Мария Кран и её дочь Маргарита уже сидели в палате, и больной Чернов с любопытством смотрел на своих посетителей, в палату вошла Валентина Яковлевна с большой свечкой в руках. Она поставила свечку на тумбочку, отодвинутую чуть в сторону от кровати больного, и, взяв свободный стул, села против гостей так, чтобы и больной её мог видеть.

– Уважаемые Мария Кран, Маргарита и Вы, товарищ Чернов, – начала Валентина Яковлевна и умолкла, чтобы найти в памяти подходящие слова. – Прежде всего, прошу поверить, что мне ужасно трудно рассказать вам всё то, что я скрывала в своём сердце до сегодняшнего дня.

Судьба, случай или сам Господь Бог всё так устроил, что мы с вами сегодня должны сделать очень важный шаг в своей жизни, это касается нас всех, но виновата во всём этом только я, – опять сделала паузу Валентина Яковлевна.

Она не могла говорить дальше, горло сдавил ком, и из её глаз покатились слёзы. В палате наступила жуткая тишина. Все с нетерпением ждали продолжения рассказа, ждали и понимали, что речь пойдёт об очень важном, как и предупредила старшая медсестра. Эти несколько секунд, пока она обрела снова дар речи, казались долгим и мучительным временем. Рассказчица вытерла слёзы и продолжила:

– Я неспроста принесла сюда эту свечку. Представьте себе, что этот маленький огонёк является символом или знаком того, что в этой палате, в нашей среде, присутствует сила Божья, и я верю и надеюсь, то Божий Дух поможет мне освободиться от тяжкого бремени греха. Повторяю, я очень виновата перед Богом и перед вами. А теперь слушайте внимательно, – сказала Валентина Яковлевна, поднявшись со своего места. Она подошла совсем близко к кровати больного Чернова и продолжила, глядя ему в глаза, – товарищ Чернов, сидящая здесь миловидная девушка, медсестра, которая за Вами ухаживает, Маргарита Кран, и есть Ваша родная дочь.

И опять полная тишина: Услышанное подействовало на слушателей, как объявление смертного приговора.

Больной приподнял голову и громко сказал:

– Этого не может быть!

Мария Кран побледнела и чуть не потеряла сознание. Маргарита это заметила и, подойдя к ней, нежно её обняла.

– Может, Павел Семёнович! – продолжала Валентина Яковлевна. – Я всё тщательно расследовала и никогда бы не стала говорить таких слов, если бы не имела точных сведений..

Мария Кран не выдержала и перебила медсестру:

– Неужели Вы, Валентина Яковлевна, думаете, что я не знаю отца моей дочери?! Ведь это глупо! Вы оскорбляете меня и больного Чернова, и это очень неприлично с Вашей ст