Пеппи поселяется на Вилле Вверхтормашками

Астрид Линдгрен.

Пеппи – Длинный чулок

ПЕППИ ПОСЕЛЯЕТСЯ НА ВИЛЛЕ ВВЕРХТОРМАШКАМИ

На окраине маленького-премаленького городка был старый запущенный сад. В саду стоял старый дом, а в доме жила Пеппи Длинныйчулок. Ей было девять лет, и жила она там совершенно одна. У нее не было ни мамы, ни папы; и, собственно говоря, это было не так уж и плохо. Некому было говорить ей, что пора ложиться спать, как раз тогда, когда ей было всего

веселей. И никто не заставлял ее пить рыбий жир, когда ей гораздо больше хотелось карамелек.

Когда-то у Пеппи был папа, которого она очень любила. Да, по правде говоря, у нее была и мама, но так давно, что она ее и не припомнит. Мама умерла, когда Пеппи была всего-навсего крошечной малышкой, которая лежала в колыбели и так ужасно орала, что никто просто не мог находиться поблизости. Теперь Пеппи думала, что ее мама сидит наверху, на небе, и

смотрит сквозь маленькую дырочку вниз на свою дочку. И Пеппи частенько махала ей рукой и говорила:

- Не бойся! Я не пропаду!

Папу Пeппи помнила. Он был капитаном и плавал по морям-океанам, а Пeппи плавала вместе с ним на его корабле до тех пор, пока папу однажды во время шторма не сдуло ветром прямо в море и он не исчез. Но Пeппи была совершенно уверена в том, что в один прекрасный день он вернется назад. Она никак не могла поверить, что он утонул. Она верила в то, что он

выплыл на берег, на остров, где полным-полно негров, и стал королем всех этих негров, и все дни напролет расхаживает по острову с золотой короной на голове.

- Моя мама - ангел, а папа - негритянский король. Не у всякого ребенка такие знатные родители, - частенько говаривала довольная собой Пeппи.

- И как только папа построит себе новый корабль, он приплывет за мной, и я стану негритянской принцессой. Тра-ля-ля! Вот будет здорово-то!

Старый дом, который стоял в саду, ее папа купил много лет тому назад. Он думал, что будет жить там с Пeппи, когда состарится и не сможет больше плавать по морям. Но вот тут-то как раз и случилась эта досадная неприятность: его сдуло ветром в море. Пeппи знала, что он непременно вернется обратно, и она прямиком отправилась домой, чтобы ждать его там.

Дом назывался Вилла "Виллекулла", что значит "Вилла Вверхтормашками", или "Дом Вверхдном". Он стоял в саду, готовый к ее приезду, и ждал. В один прекрасный летний вечер она распрощалась со всеми матросами на папином корабле. Они очень любили Пeппи, а Пeппи очень любила их...

- Прощайте, мальчики, - сказала Пeппи, перецеловав их всех по очереди в лоб. - Не бойтесь за меня, я не пропаду!

Она захватила с собой с корабля маленькую обезьянку по имени господин Нильссон - ее она получила в подарок от папы - и большой чемодан, битком набитый золотыми монетами. Матросы стояли у перил и смотрели вслед Пеппи, пока она не скрылась из виду. Она шла, крепко держась на ногах и не оборачиваясь. В руке у нее был чемодан, а господин Нильссон устроился у нее на плече.

- Удивительный ребенок! - сказал один из матросов, когда Пеппи исчезла вдали, и вытер слезу.

Он был прав. Пеппи была в самом деле удивительным ребенком. А самым удивительным в ней была ее огромная сила. Она была так сильна, что во всем мире не нашлось бы полицейского, который мог бы помериться с ней силой. Она могла бы поднять даже лошадь, если бы хотела. И она этого хотела. У нее была собственная лошадь, она купила ее, уплатив одну монету из кучи своих золотых в тот самый день, когда вернулась домой на Виллу

Вверхтормашками. Она всегда мечтала о собственной лошади. И теперь ее лошадь жила на веранде. Но когда Пиппи хотелось выпить там чашечку кофе после обеда, она, без лишних слов подняв лошадь на руки, выносила ее в сад.По соседству с Виллой Вверхтормашками был другой сад и другой дом. В этом доме жили папа и мама со своими двумя милыми детишками - мальчикоми девочкой. Мальчика звали Томми, а девочку - Анника. Это были двое исключительно добрых, хорошо воспитанных и послушных детей. Томми никогда не грыз ногти и всегда делал то, о чем просила его мама. Анника никогда не скандалила, если не выполняли ее желания. И всегда выглядела очень нарядно в своих коротеньких наглаженных ситцевых платьицах, которые очень боялась запачкать. Томми и Анника так хорошо играли вдвоем в своем саду! Но им часто хотелось, чтобы еще какой-нибудь ребенок играл вместе

с ними. А в те времена, когда Пеппи по-прежнему плавала по морям со своим папой, они,повиснув иногда на заборе, говорили друг другу:

- Надо же, какая глупость! Почему никто не переезжает в этот дом?!

Кто-то же должен жить здесь! Кто-то, у кого есть дети!

В тот самый прекрасный вечер, когда Пиппи впервые переступила порог Виллы Вверхтормашками, Томми и Анники не было дома. Они уехали на неделю повидаться с бабушкой. И потому понятия не имели о том, что кто-то поселился в соседнем доме. А когда, стоя у калитки в первый же день после возвращения домой, они выглядывали на улицу, то по-прежнему не знали, что рядом с ними живет ребенок, с которым можно вместе играть. Как раз в ту самую минуту, когда они, стоя у калитки, думали, чем им заняться, или о том, что в этот день может случиться какая-то радость, или же о том, что этот день, наоборот, будет скучным и они ничего не смогут придумать... как раз в ту самую минуту калитка Виллы Вверхтормашками отворилась и оттуда вышла маленькая девочка. Это была самая удивительная девочка, какую когда-либо доводилось видеть Томми и Аннике. И этой девочкой была Пеппи Длинныйчулок, которая отправлялась на утреннюю прогулку.И вот как она выглядела.

Ее волосы, точь-в-точь такого же цвета, как морковка, были заплетены в две тугие косички, торчавшие в разные стороны. Нос у нее был точьв-точь как маленькая картофелинка и весь пестрел веснушками, рот до ушей - широкий-преширокий, а зубы белые. Ее платье было тоже удивительным. Пeппи сама сшила его. Предполагалось, что оно будет голубым, но голубой ткани не хватило, и Пeппи пришлось вшить то тут, то там несколько обрезков красной. На ее длинные тоненькие ножки были надеты длинные же чулки - один коричневый, другой черный. А еще на ней были черные туфли, размером вдвое больше ее ног. Эти туфли папа купил ей на вырост в Южной Америке, и Пeппи ни за что не желала надевать другие.

Но что особенно поразило Томми и Аннику и заставило их вытаращить

глаза - так это обезьянка, сидевшая на плече незнакомой девочки. Это бы-

ла маленькая мартышка, одетая в синие брючки, желтую курточку и белую

соломенную шляпку.

Пeппи шла по улице. Он шла, ступая одной ногой по тротуару, а другой по мостовой. Томми и Анника смотрели ей вслед до тех пор, пока она нескрылась из виду. Через некоторое время она вернулась назад. Теперь она шла задом наперед. Для того чтобы не поворачиваться, когда придется идти обратно домой. Дойдя до калитки Томми и Анники, Пeппи остановилась. Дети

молча смотрели друг на друга. Наконец Томми спросил:

- Почему ты идешь задом наперед?

- Почему я иду задом наперед? А разве мы живем не в свободной стране?

Разве здесь нельзя ходить как пожелаешь? А вообще-то, если хочешь знать,

в Египте все так ходят и это никому не кажется странным.

- Откуда ты это знаешь? - спросил Томми. - Ты ведь не была в Египте.

- Я не была в Египте! Можешь зарубить себе на носу, что я там была. Я была везде, на всем земном шаре, и навидалась вещей куда более удивительных, чем люди, которые ходят задом наперед. Интересно, что бы ты сказал, если б я ходила на руках? Так, как ходят люди в Дальней Индии?

- Ты все врешь, - сказал Томми.

Пиппи немножко подумала.

- Да, ты прав. Я вру, - печально сказала она.

- Врать - нехорошо, - заявила Анника, осмелившаяся наконец-то открытьрот.

- Ага, врать нехорошо, - еще печальнее сказала Пиппи.

- Но я иногда забываю об этом, понятно? Да и как вообще можно требовать, чтобы девоч-

ка, у которой мама - ангел, а папа - негритянский король и которая сама всю свою жизнь плавала по морям, всегда говорила бы правду? А кроме то-го, - добавила Пеппи, и все ее веснушчатое личико засияло, - скажу вам, что в Конго не найдется ни единого человека, который говорил бы правду. Они врут там целыми днями. Начинают с семи утра и врут, пока солнце не зайдет. Так что если меня угораздит когда-нибудь соврать, вам надо попытаться простить меня и вспомнить, что все это оттого, что я слишком долго жила в Конго. Мы ведь всетаки можем подружиться? Правда?

- Мы бы с радостью! - сказал Томми и внезапно почувствовал, что этот

день наверняка будет нескучным.

- А вообще-то почему бы вам не позавтракать со мной? - спросила Пеппи.

- Да, почему бы нам этого не сделать? Пойдем, Анника?

- Да, - согласилась Анника, - пойдем сейчас же.

- Но сначала я должна представить вас господину Нильссону, - сказала Пеппи.

И тогда обезьянка, сняв шляпу, вежливо поздоровалась.

И вот они, открыв ветхую калитку Виллы Вверхтормашками, по усыпанной гравием дорожке, окаймленной старыми, поросшими мхом деревьями (до чего же хорошо на них взбираться!), прошли прямо к дому и поднялись на веранду. Там стояла лошадь и жевала овес прямо из супницы.

- А почему это у тебя на веранде лошадь? - спросил Томми.

Все лошади, которых он знал, жили в конюшнях.

- Хм, - задумчиво произнесла Пеппи. - На кухне она бы только болталась под ногами. А в гостиной ей не нравится.

Томми и Анника погладили лошадь, а потом прошли дальше в дом. Там были кухня, гостиная и спальня.Но похоже, на этой неделе Пеппи забыла, что по пятницам нужно делать уборку. Томми и Анника осторожно огляделись по сторонам - а вдруг в каком-нибудь углу сидит этот негритянский король. За всю свою жизнь они никогда не видали ни одного негритянского

короля. Но в доме и следа никакого папы не было, и никакой мамы тоже, и Анника робко спросила:

- Ты живешь здесь совсем одна?

- Ясное дело, нет. Ведь со мной живут господин Нильссон и лошадь.

- Да, но я спрашиваю, есть ли у тебя тут мама и папа?

- Нет никогошеньки, - радостно ответила Пеппи.

- Но кто же говорит тебе по вечерам, когда тебе нужно ложиться спать или что-нибудь в этом роде? - спросила Анника.

- Это делаю я сама, - сказала Пеппи. - Сначала я говорю это один раз ласково, и если не слушаюсь, то говорю это еще раз уже строго, а если я все-таки не желаю слушаться, то задаю сама себе взбучку. Понятно?

Томми и Анника так и не поняли все до конца, но подумали, что, быть может, так жить вовсе не плохо. Тем временем они вышли на кухню, и Пеппи

заорала:

- Здесь будут печь блины! Здесь будут жарить блины! Здесь будут кормить вкусными блинами!

И, схватив три яйца, она подбросила их высоко в воздух. Одно яйцо свалилось ей прямо на голову и разбилось, а желток потек прямо на глаза. Два же других яйца она ловко поймала в кастрюльку, где они и разбились.

- Я всегда слышала, что желтком хорошо мыть волосы, - сказала Пеппи и вытерла глаза. - Вот увидите, они сейчас начнут расти так, что только треск пойдет! Вообще-то в Бразилии все люди расхаживают с желтком в волосах. Потому-то и лысых там вовсе нет. Только однажды нашелся там старикашка, такой чокнутый. Он съел все желтки, вместо того чтобы смазать ими волосы. Вот он-то и облысел по-настоящему, и когда он показывался на улице, начиналась такая свалка, что приходилось вызывать на помощь полицию по радио.

Рассказывая все это, Пеппи умело выгребала пальцем яичную скорлупу из кастрюльки. Потом, взяв банную щетку, висевшую на стене, она стала взбивать ею жидкое тесто, да так, что только брызги по стенам полетели.Затем она вылила все, что осталось в кастрюльке, на сковородку, стоявшую

на плите. Когда блин подрумянился с одной стороны, она подбросила его на

сковородке чуть ли не до самого потолка, при этом блин перевернулся в

воздухе. Но Пиппи тут же снова поймала его сковородкой. И когда блин был

готов, она швырнула его наискосок через всю кухню, прямо на тарелку,

стоявшую на столе.

- Ешьте, - закричала она, - ешьте, пока он не остыл!

Томми с Анникой стали есть, и блин показался им очень вкусным. Пиппи

пригласила их подняться в гостиную. Из мебели там было лишь огром-

ное-преогромное бюро с откидной крышкой и со множеством мелких-премелких

ящичков. Открыв ящички, Пиппи показала Томми и Аннике все сокровища, ко-

торые она там хранила. Там были диковинные птичьи яйца и удивительные

раковины и камешки, маленькие изящные шкатулочки, красивые зеркальца в