Кризис культуры «общества быстрых перемен»

«Быстрые технологии», «инновационная экономика», «гонка за новизной», «ускорение научно-технического прогресса» — за этими словесными формулами скрывается блеск и нищета культуры техногенного общества. Вера в бесконечное прогрессивное развитие общества, в безграничные возможности науки послужила основой для величайших культурных достижений XX в. — выхода в Космос, открытия возможностей мирного атома, создания новых информационных технологий... Однако мир «быстрых перемен», непрерывных новаций имеет и другую сторону медали, он во многом неуютен и некомфортен для индивида, это мир глобальных катастроф, мировых войн, мир грядущего апокалипсиса.

Ощущение чуждости и абсурдности происходящих событий пронизывают индивидуальное сознание человека в эпоху социокультурных катаклизмов. Быстрые изменения приводят к тому, что индивид как бы покидает свой «дом», где все понятно и знакомо, и внезапно оказывается в «чужой» стране. С одной стороны, это заставляет человека задумываться о той культурной составляющей, которая была привычна, не замечалась в старом обществе. «Ста­рая», традиционная культура была «естественной», и человек исповедовал ее нормы, ценности и правила поведения, не рефлексируя, ибо, подобно мольеровскому Журдену, говорил прозой, не осознавая этого. Резкие изменения в социокультурной среде заставляют четче осознавать те культурные нормы и ценности, которые уходят в прошлое, сравнивать их с новыми, возникающими непосредственно и спонтанно.

Столкновение старой и новой систем ценностей ведет к возникновению явления, которое в культурантропологии называется «культурным шоком». Сущность его заключается в остром конфликте старых и новых ценностей, ориентаций и идеалов, норм поведения на уровне инди-

видуального сознания. Он возникает, если человек вдруг переселяется из одной культурной среды в другую. Исследование подобных явлений осуществлялось в основном в ходе изучения эмиграции и способов приспособления эмигрантов к новым условиям. Об определенном культурном шоке можно говорить, характеризуя социокультурный кризис. Огромные массы населения оказываются выброшенными из активной социальной сферы деятельности, оказываются на обочине жизни. Например, известный культуролог, критик и переводчик Б. В. Дубин, характеризуя «перестроечный» период российской истории, писал: «Мы как бы эмигрировали из СССР в Россию, многим с этим трудно смириться». Люди осознают свою чужеродность и оказываются эмигрантами в собственной стране. Это ведет к активному поиску выхода из подобной ситуации, одним из которых является добровольная самоизоляция от происходящего, уход в своеобразное культурное гетто, живущее по законам и на основе культурных ценностей старой социальности.

В ходе частичной ассимиляции происходит своеобразный разрыв жизненных сфер индивида. Человек жертвует своими идеалами и убеждениями ради успешной деятельности в той или иной сфере жизни. Так, на работе он вписывается в чуждую ему систему норм и правил пове­дения, в семье же, в отношениях с друзьями или в религиозной сфере отдает дань своему истинному Я. Возможен и вариант полной приспособляемости, ассимиляции, когда человек безоговорочно принимает новые правила игры, отказывается от своего прошлого, порывает с прежней социальностью. Подобного рода перерождение мы наблюдаем на примере многочисленных «выдвиженцев» на роль капиталистов, «новых русских» из среды партноменклатуры.

Утрата индивидом своего Я, потеря «биографии» ведет к лихорадочному поиску культурных форм поведенческих ориентаций, соответствующих стратегии жизненного успеха. К примеру, как показал Г. Зиммель, люди, теряя долговременные мотивационные ориентиры, склонны к «приключению»,

Учебное пособие=ИСТОРИЯ МИРОВОЙ культуры-(мировых цивилизаций)=Ответственный редактор И. Жиляков

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru

к авантюризму. Приключение предполагает крайнюю интенсивность переживаний, действий, выключенность на некоторые промежутки времени из общего течения жизни, которая не устраивает индивида. Авантюрист живет и ощущает себя полноценным индивидом только в эти временные периоды, содержащие в себе множество событий и явлений. При этом различные авантюры не имеют друг с другом содержательной связи. Такого рода типажи воз­рождаются в периоды бурных революционных изменений общества. Им нечего терять, и они, как бабочки на огонь, летят от одного яркого события к другому. Несмотря на внешнюю занимательность такого рода биографии, авантюрист в содержательном смысле не имеет собственной биографии, поскольку она распадается на ряд малосвязанных друг с другом эпизодов. Его ощущение себя в качестве полнокровно живущей личности начинается и закан­чивается в рамках очередной авантюры. В современной России подобный типаж встречается довольно часто.

В. Зомбарт, один из классиков — исследователей истории «современного экономического человека», зафиксировал проявление авантюризма переходных эпох в фигуре спекулянта-предпринимателя. Различного рода финансовые пирамиды не являются изобретением современной России. Даниэль Дефо, на которого ссылается автор «Буржуа», перечисляет огромное количество различного рода шарлатанских компаний, что свидетельствует о страсти к созданию новых предприятий, которая в первые десятилетия XVIII в. охватила, подобно эпидемии, Францию и Англию. В. Зомбарт считал, что фигура спекулянта выходит на авансцену исторического развития, при этом основа его могущества заключена в нем самом. Спекулянт с его авантюристическим складом мышления со всей страстностью переживает за судьбу будущего предприятия. Он искренне верит в успех и в своих мечтах видит себя могущественным, богатым и почитаемым человеком, мечты его носят грандиозный характер. Живет он «в постоянной горячке», преувеличенная вера в собственные идеи поддер-

живает и возбуждает его дух. Главное его настроение — «полный энтузиазма лиризм». Этим он зажигает других людей, поскольку способен рисовать грандиозные поэтические картины будущего успеха. Люди верят в обещания, в золотые горы. Спекулянт-авантюрист будит могучие инстинкты, заставляя их себе служить. «Игра есть душа, есть пламя, согревающее всю деятельность» (см.: Зомбарт В. Буржуа. М., 1994. С. 72-77).

Разрыв социальных связей и отношений, разрушение социальных организаций, через принадлежность к которым человек воспринимает себя в качестве социального и культурного индивида, приводят к обостренному восприятию своего Я как одинокого, беззащитного, находящегося во власти враждебных стихий.

Как известно, самое страшное одиночество — это одиночество среди людей. Потеря чувства социальной общности ведет к полной изолированности. Социокультурное одиночество часто приводит к явлениям невротического типа, массовым депрессиям и даже шизофрении. Индивид в этих условиях готов связывать себя с другими людьми через самые нелепые предрассудки и суеверия. Возникает огромное количество религиозных сект, экстремистских политических группировок, восстанавливаются, казалось бы, давно уже забытые организации. Извращенные религиозные формы, активизация национализма, мистицизма — все это является способами избежать изоляции, связать себя с другими людьми и восстановить, хотя бы таким образом, чувство безопасности. Глубокая неудовлетворенность «человека-одиночки» своим бытием ведет к весьма опасным последствиям.

Не следует думать, что потеря чувства безопасности и возникновение социокультурного одиночества характеризует состояние только человека толпы, вовлеченного помимо его воли в процессы глубинного коренного изменения общества. Тот класс, та социальная группа, которая, казалось бы, выигрывает в результате происходящих изменений, «всплывает» наверх, также оказывается жертвой этих изменений. Эрих Фромм, анализируя социокультур-

Учебное пособие=ИСТОРИЯ МИРОВОЙ культуры-(мировых цивилизаций)=Ответственный редактор И. Жиляков

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru

ный кризис Ренессанса, утверждает: «Есть все основания сомневаться в том, что полновластные хозяева капитализма эпохи Возрождения были так счастливы и уверены в себе, как это часто изображают. По-видимому, новая свобода принесла им не только возросшее чувство силы, но и возросшую изоляцию, сомнения, скептицизм и, как результат всего этого, тревогу» (Фромм Э. Бегство от свободы. С. 50). Дело заключается в том, что управление массами и борьба с конкурентами отравляют чувство уверенности и собственной безопасности. «Выигравшие» в процессе слома старого и возникновения нового сами в свою очередь становятся объектом собственных манипуляций, как и все остальные. Данное обстоятельство — возникновение в эпоху кризисного состояния общества масштабных психологических манипуляций, превращение самих манипуляторов в объект манипуляций, всеобщая потеря чувства безопасности — в современных условиях еще более обостряется в связи с возможностями информационного общества.

Извечность и неизбывность всеобщего страха пронизывает собой и детский фольклор. Всеобщность этого страха, его опасность для жизни индивида хорошо показал детский писатель Э. Успенский в своей «Страшной повести для бесстрашных детей». Первая глава под типическим для «пионерского романа» названием «ЧП в пионерском лагере» начинается событием в духе театра абсурда: «Однажды в конце июля в пионерском лагере под Голицыном нашли задушенного мальчика. Он лег спать, как и все другие ребята, в палате на двадцать два человека. Но утром не проснулся, не побежал на зарядку, как все, а остался лежать в своей кровати в углу, тихенький и дохленький» (Успенский Э. Красная Рука, Черная простыня, Зеленые Пальцы. Жуткий детский фольклор. М., 1992. С. 6). В результате проведенного милицейского расследования большого количества загадочных смертей выяснилось, что никто этих людей не убивал: они просто сами умирали от страха при виде оживших своих фантазий. «Нервы были

напряжены до предела...», — говорит следователь в конце повести.

Философы и мыслители различных ориентаций в XX в. отмечали примитивизацию культуры в ходе разрушительного социокультурного кризиса. «...Крушатся старые идеалы, блекнут прежние надежды и настойчивые ожидания... А главное — непоправимо и глубоко колеблется самая наша вера в современную культуру; из ее устоев вдруг выглянуло на нас такое страшное звериное лицо, что мы невольно отвернулись от него с отвращением и недо­умением» (Лопатин Л. М. Современное значение философских идей кн. С. Н. Трубецкого //Вопр. филос. и психол. М., 1916. Кн. 131(1). С. 2-3).

Одним из показателей «варваризации» кризисного общества является возвращение в современность из исторического небытия типов людей далекого, казалось бы, прошлого. В условиях многочисленных социальных и национальных конфликтов, возникающих на обширном пространстве постсоветской империи, возрождается такой тип авантюриста, как «вояка», существовавший ранее на протяжении прошедших кризисных веков в виде наемного солдата, кондотьера, ландскнехта. Распад жизненных условий ведет к тому, что оказывается проще и эффективнее добывать жизненные блага путем насилия, чем работая. Труд требует необходимых рабочих навыков, знаний, учеба же в современных условиях оказывается делом тяжелым как в материальном, так и в интеллектуальном планах. Научиться обращаться с оружием гораздо проще. «Вояка» возвращается в мир современной культуры, обладая тра­диционным этосом неприкрытого мародерства, прикрываясь лишь фиговым листком борьбы за национальную идею или лозунгами робингудовского типа. Он покинул мир производственной культуры, ступил на тропу войны, и свои предпринимательские способности может реализовать в различного рода мафиозных, кормящихся от войны структурах. Открытая и скрытая экспроприация, шантаж становятся основными способами его деятельности (Карл Шлёгель).

Учебное пособие=ИСТОРИЯ МИРОВОЙ культуры-(мировых цивилизаций)=Ответственный редактор И. Жиляков

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru

В период социокультурного кризиса, что зафиксировано еще в эпоху первой мировой войны, миф о насилии и его героях всегда возрождался. Считалось, что в «стальных грозах» (Э. Юнгер) современной цивилизации мир очистится и спасется. Ж. Сорель утверждал, что именно на фронте человек вступает в открытую форму своего существования, когда буржуазный мещанский уклад разрушается и мужчина может себя реализовать прежде всего в качестве целостного родового существа. Он может испытать себя в экстремальных условиях, того, что не дано в мирной жизни, с лихвою хватает на войне: человек узнает о себе как о человеке — о своем мужестве или трусости, готовности убивать или умирать, — а не как о представителе цивилизованной нации. Война провозглашается естественным способом существования человека. О подобном способе мышления писала X. Арендт: стремление к всеобщему равенству, преодолению классовых и соци­альных привилегий приводит к страстному желанию войны как уравнителя всех в смерти. Мещанская банальность и тривиальность может быть взорвана через террористическую деятельность, через мини-войну в рамках мирного общества. Терроризм при этом оказывается способом самовыражения, а не способом достижения определенных целей.

Любые социальные и экономические трудности в условиях постмодерна* ведут к возрождению не сдерживаемых никакими общепризнанными табу инстинктов авантюрно-хищнического толка. К. Шлегель считает, что возрождение духа насилия не является спецификой постсоветского развития. Дело в том, что и в самых развитых странах мира возникает явление, которое можно назвать «молекулярной гражданской войной» (Г. М. Энценсбергер). Общества распадаются на территории, где царит благопо-

* Постмодерн — особый тип мировоззрения, сформировавшийся в последней трети XX в. Основные его ценности — отрицание всякого рода традиций, общезначимых норм, стремление к ничем не ограничиваемой свободе, к спонтанной человеческой деятельности, превращение ее в игру.

лучие, осуществляется жесткий государственный контроль, основанный на культурном согласии граждан, и территории, где господствует «кулачное право». Это явление, по мнению К. Шлегеля, наблюдается и в Нью-Йорке, и в Лос-Анджелесе, в пригородах Парижа, Марселя, на территории Германии. Здесь в зонах насилия организуются вооруженные банды подростков, растет преступность в школах, учащаются нападения на «чужаков». Разбогатеть можно, прежде всего прибегая к насилию. Недаром в таком виде спорта, как профессиональный бокс, занято большое количество «уличных бойцов», привыкших к насилию и сделавших из него свою профессию. Проблемы «молекулярной гражданской войны» связаны прежде всего с социальной и культурной дифференциацией общества, как модернистского, так и посттоталитарного толка. Архаизация поведения, реанимация варварства определяется разрушением жизненного уклада, отсутствием традиционно почитаемых сдерживающих культурных ценностей и запросов.