Глава восьмая Возвращение Сидорова

На 9-й «Б» стремительно надвигался Новый год. Впереди замаячила последняя неделя четверти, и класс сотрясло очередное сенсационное сообщение – Генка Сидоров, энциклопедист и всезнайка, провалил первый экзамен по алгебре.

– Ой, что было! – ахала сердобольная Анька Плотникова. – Он из учительской вышел весь красный. А за ним наш Червяков бежит и орет на всю школу, что стыдно не знать таких простых вещей. Что это в пятом классе проходят. И что нельзя доказывать теорему формулой, которую открыли через двести лет. А следом Алевтина идет и говорит, что с отсутствием базовых знаний ему не в десятый класс, а в шестой пора.

– Такими темпами он обратно в начальную школу загремит, – присвистнул Васильев, пристраивая свой тощий зад на парте. – Может, он еще и таблицу умножения забыл?

– Этого не может быть! – гудели девчонки. – Это он специально.

Событие действительно было невероятное. Генка за все девять лет ни разу не получил оценки ниже пятерки. У него просто не получалось ответить на другую отметку. Пару раз ему пытались поставить четыре за неординарные ответы. С тех пор Сидоров не высовывался и отвечал исключительно «по теме». Ему было неинтересно спорить и бунтовать против учителей. Школьная жизнь шла параллельно курсу его внутреннего мира, и две эти вселенные практически никогда не пересекались.

– Да валят они его целенаправленно, что тут думать-то? – протянула Курбаленко. – Правда, Пашенька?

Быковский задумчиво кивнул. Он сам не совсем понимал маневр Сидорова.

Еще две недели тому назад все только и делали, что бегали от школы до Генкиного дома, потрясая липовыми подписями.

Сначала к Сидорову пришел злой участковый Пушков, но, узнав, что Генка уже несколько дней не появляется дома, из-за чего бабушка не сильно-то и переживала, отправился в школу. Здесь все схватились за головы и снова бросились к Сидоровым. Бабушка встретила нежданных гостей с большим любопытством, но ничем помочь им не смогла.

Тогда был найден брат. Сорвавшийся со всех своих важных дел и от всех знакомых, Ванька тоже удивленно разводил руками. Он не знал, где искать загулявшего Генку.

Чтобы очистить свою совесть, он вместе с Червяковым обошел всех Генкиных одноклассников. Ребята недоуменно пожимали плечами и испуганно заглядывали в глаза математику, словно Сидорову уже был вынесен смертный приговор.

Быковский встретил делегацию от школы на пороге своей квартиры – ему надо было в художественную школу, и он очень спешил. Червяков с готовностью отступил к лифту – ему суета вокруг Сидорова была только в тягость, но после всех этих событий завуч и ему устроила выволочку, так что хотя бы внешне приходилось изображать из себя примерного классного руководителя.

– Я спешу, – в третий раз повторил Павел, стараясь не смотреть на Ваньку.

Но Сидоров-старший не торопился. Он стоял на пороге и с любопытством смотрел на зеркало, висевшее прямо перед ним. В зеркале отражалось бледное Ванькино лицо. Над ним, а вернее, над дверью висела пара роскошных лосиных рогов, на которых красовалась пара запыленных шляп. Слева от всего этого богатства располагалась вешалка, а на ней висела серая курточка с красной полоской на спине и груди. Вот на эту-то слишком хорошо знакомую курточку Ванька и смотрел. Когда-то она принадлежала ему, а год назад перешла в распоряжение младшего брата.

– Мне надо идти! – забеспокоился Быковский, не понимая причины задержки.

– Я же говорю, брата ищем, – довольно громко произнес Ванька. – Наверное, он у кого-то из класса живет.

– Наверное, – согласился Павел, пытаясь закрыть дверь.

– А ты не знаешь, он хоть ест что-нибудь? – все так же орал Сидоров-старший. – Атосовсем без жратвы загнется!

– Да ест он, ест. – Быковский не стал дожидаться, когда гость уйдет, а просто стал выталкивать его за порог. – Котлеты с утра ел.

– Я и смотрю! Найти нигде не можем! – бросил в тишину квартиры Ванька, вваливаясь в прихожую. – Иначе давно бы домой пришел.

Внизу хлопнула входная дверь – Червяков вышел на улицу.

– Где он? – Ванька метнулся туда-сюда в незнакомом пространстве.

– Нет здесь никого! – бежал за ним Павел. Но Ванька определил точно. От двери он круто

взял вправо и ворвался в большую залу. Здесь за круглым столом сидел перепуганный Сидоров.

– Да нет же никого! – несся следом Быковский.

– Я тебя сейчас прибью! – заорал Ванька, бросаясь к брату. – Я чуть с ума не сошел, когда мне сказали, что ты исчез.

– Ну а что такое?… – Генка пытался сохранять спокойствие. – Я кому-то мешаю?

– Там же Червяк ждет, – суетился за спинами Сидоровых Павел.

– Перетопчется, – отмахнулся от него Ванька. – Что вы тут устроили?

– Ты сам сказал, что каждый решает свои вопросы самостоятельно. – Генка уперся взглядом в учебник. – А потом, я отцу звонил, он в курсе.

– Нашел кого в это дело ввязывать! – бухнулся на стул Ванька. – Ты бы еще мать оповестил! А почему бабка ничего не знает? Сидит там у себя перед телевизором, хихикает и говорит, что тебя инопланетяне украли.

– Они и украли. нул страницу.

– Ну, все! – хлопнул рукой по большой папке Быковский. – Я иду заниматься, а вы не подеритесь тут.

Павел метнулся к выходу – он предпочитал, чтобы семейные проблемы решались без него.

– Ну, с чего на тебя нашло-то? – бушевал Ванька, которого от хорошей оплеухи брату сдерживало лишь то, что они находились в чужой квартире.

– Лекарство твое подействовало. – Генка старательно опускал глаза в учебник, хотя было ясно, что читать он не может.

– Какое лекарство? – На секунду Сидоров-старший решил, что у брата действительно поехала крыша.

– Ацинзол. Ты сам давал. – На стол был выставлен заметно опустевший пузырек. – Помогает здорово.

Ванька застонал и сполз на пол.

– Ой, дурак, – захлебнулся он смехом, зажмуриваясь.

– Что случилось-то? – нахмурился Генка, опасаясь, что за время его отсутствия с братом произошли неприятные изменения.

– Тебе сколько лет? – шепотом спросил Ванька, не открывая глаз.

– Пятнадцать, – прошептал Сидоров-младший и, испугавшись, что мог перепутать, добавил: – Кажется.

– Кажется, кажется, – успокоил его брат. – Больше пяти тебе не дашь! Где же ты о таком лекарстве слышал?

– Так ведь ты его мне дал, – опешил Генка. – А мне помогало.

Сначала из Ванькиного горла вырвались странные бульки, потом он весь затрясся, откинулся на пол и стал по нему кататься.

– Ой, держите меня, – стонал он, хватаясь за живот, смеяться он уже не мог, только тихо подвывал. – Помогите! Помираю!

Некоторое время Сидоров-младший с испугом смотрел на мучения брата, потом брови его сурово сдвинулись.

– А что же это такое? – раздраженно спросил он.

Ванька долго не мог продышаться, слезы бежали у него по щекам. Генка терпеливо ждал.

– Пиридоксина гидрохлорид, – быстрой скороговоркой произнес Сидоров-старший.

– Это что за байда? – недовольно поморщился Генка.

– Витамин B 6.

– И что от него происходит?

– Аппетит улучшается, и мозги четче работают. – Ванька уже сидел, тяжело привалясь к ножке стола.

– То-то я хорошо себя чувствую… – разочарованно протянул Сидоров-младший. – А почему ж ты мне сказал…

– Я не знал, что ты у меня такой наивняк. Ванька с трудом поднялся и принялся лениво отряхивать свои брюки. – Ацинзол – это перевернутое имя одного нашего препода. Лозни Цезарь Александрович! Трояки лепит только так. Колян придумал эти таблетки для отличников, пытавшихся у Лозни пятерки получить, – выпиваешь таблеточку и успокаиваешься, и никакие пятерки тебе уже не нужны.

– Все так просто? – Генка растерянно прошелся по комнате.

– Это ты сложности ищешь, а на самом деле все просто. – Ванька посерьезнел. – Короче, твою проблему будем решать.

– Решил один такой, – буркнул Сидоров, пряча учебник обратно на полку

– Значит, так! – Ванька повернул брата лицом к себе. – Ты прекращаешь валять дурака и идешь сдавать экзамены экстерном. Понял?

Генка достал из заметно опустевшего пузырька очередную витаминку, разжевал ее и кивнул:

– Понял.

И сделал по-своему.

На следующее утро мать Быковского пришла в школу, просить за Генку – Ванька к тому времени уже умчался в институт, а бабка даже не поинтересовалась, куда вновь разбежались ее неугомонные внуки.

Скрепя сердце завуч поставила новые росписи на разнарядке участкового Пушкова и согласилась на досрочные экзамены. Было понятно, что этот раунд она проиграла. Но борьба еще не закончилась.

Генке был выдан длинный список рефератов и докладов, которые он должен был сдать перед экзаменом. Через три дня Сидоров все принес и, получив скупой кивок от Алевтины Петровны, отправился домой. Он снова перебрался к бабушке за ширму и теперь держал с ней военный нейтралитет – до ремня дело не доходило, но и задушевных бесед они не вели.

За день перед экзаменами Сидоров появился в классе и о чем-то долго шептался с Когтевым. Стас задумчиво чесал затылок, косился в окно, словно надеялся увидеть там запасной выход, и чаще кивал, чем говорил.

На первый экзамен по математике Генка пришел нарядно одетым – и с треском его провалил. Что уж там произошло, не знал никто, а что было потом, в красках описала Анька Плотникова.

На уроке алгебры, последовавшем сразу после экзамена, класс был подозрительно спокоен. Не шумел и не выступал Васильев, не возмущался количеством заданий Когтев, никто не ерзал на стуле, не ронял учебники и не вырывал страничек из тетрадей. Все выжидательно смотрели на Чер-вякова. А он невозмутимо водил пальцем по списку класса, выбирая, кого вызвать.

– Юрий Леонидович, а что там с Сидоровым? – не выдержала Лиза Курбаленко все-таки Генка был ее многолетним соседом по парте.

– Ну, что же, вполне возможно, что ваш друг вскоре вернется в класс. – Юрий Леонидович медленно откручивал колпачок перьевой ручки. – И нечего было поднимать столько шума. Все решилось само собой.

– Но он же все знает, – испуганно прошептала Плотникова.

– Иногда за кажущимся всезнанием кроется пустота. – Математик сурово посмотрел на девятиклассников. – Знаете, есть такая поговорка: сто раз скажешь про человека «Горбатый», а на сто первый горб и вырастет. Я думаю, Сидорова захвалили. Слишком часто ему твердили, что он гений. Вот он сам в это и поверил. А любая гениальность – это 90 % труда и только 10 % таланта.

Повисла пауза. Ребята удивленно переглядывались. Уж кого-кого, а Генку нельзя было назвать лентяем.

– Быковский, что ты молчишь? – не выдержала Курбаленко.

– А я ничего не знаю.

Павел действительно был не в курсе происходящего. Он знал, что Генка решил оканчивать школу экстерном, видел, какое количество учебников Сидоров перелопатил. А вот какая хитрость кроется в проваленном экзамене, понять не мог.

Еще через два дня стало известно, что Генке запретили сдавать предметы экстерном – он получил тройку по физике и был отстранен от лабораторной по химии.

– Что же он делает? – удивленно округляла глаза Рязанкина.

– Возвращается, – пожал плечами Павел. Самого Генку найти и спросить, что происходит, оказалось невозможно. Его нигде не было.

– Ну, знаете ли, – возмущенно бегала по классу русичка Галина Георгиевна. – Это просто фантастика какая-то! Вашего Сидорова словно подменили. На уроке он отвечает полную чушь. И видно ведь, что придуривается. Все он отлично знает! Вроде двойку надо ставить, а за что? Выгнала из класса. Нет, эти спектакли не для меня. Увижу его еще раз – на порог не пущу. Пусть издевается над кем-нибудь другим!

– А что, он все правильно рассудил! – Васильев раскачивался на стуле. – За двойки его оставят на второй год, и он снова окажется у нас.

– Если не в 9-м «А», – довольно хихикнул Когтев.

– Или в ПТУ, – задумчиво отозвался Быковский.

– Да не выгонят его! – с волнением отозвалась Плотникова. – Он же отличник, да за него все учителя передерутся.

– Это он раньше был отличником, – флегматично рассуждал Андрюха. – А теперь он как все.

А с поля сражения поступали все новые и новые сведения. Всегда осторожный и незаметный Сидоров поругался с директрисой. Приходил Генкин папа (все с удивлением узнали, что у него, оказывается, есть папа!), извинялся. Потом Сидоров ввязался в очередную драку, и не где-нибудь за школой, где никто бы не увидел, а прямо в столовой. Вот тогда 9-й «Б» сумел его впервые увидеть после большого перерыва.

Всегда бледный Генка стал похож на палитру. На его лице были все цвета радуги – от красного до фиолетового, включая зеленый и желтый, в медицинском кабинете его ссадины пытались смазывать йодом и зеленкой.

– Без своего «наладонника» он стал каким-то буйным, – прокомментировал увиденное Васильев. Генку как раз только что провели мимо столпившихся девятиклассников вниз, к кабинету директора.

– Наоборот, – покачал головой Быковский. – Без техники он стал самым обыкновенным человеком. И совершает он самые обыкновенные человеческие поступки.

И вот за неделю до Нового года Генка вновь показался на пороге родного класса. За его спиной стояла Алевтина Петровна. Смотрела она на непокорный 9-й «Б» неприветливо.

– Проходи, садись! – чуть подтолкнула она Сидорова в плечо и прошествовала вдоль доски. – Вам осталось учиться неделю, – медленно начала она. – Всего неделю. И, я надеюсь, вы сможете прожить это время без ЧП.

Среди гробовой тишины слышно было, как возится, устраиваясь на своем месте, Сидоров. Сергей Герасимович демонстративно смотрел в окно.

– Если я хотя бы один раз что-нибудь услышу о 9-м «Б», я вам обещаю… – Завуч не спеша обвела взглядом класс – Каждому! Очень большие неприятности. Каждому! – повторила она, глядя на Сидорова.

Но не успела за ней закрыться дверь, как кабинет взорвался радостными криками.

– Сидорыч! – вопил Васильев, взъерошивая и без того лохматые волосы отличника. – Не верю глазам!

– Да я и сам не верю, – хохотал Генка, расплываясь в самодовольной улыбке.

– Ну, теперь мы такую пирушку закатим!.. – начал Андрюха и вдруг помрачнел. – Черт, – выругался он уже другим тоном. – А ты-то деньги на вечеринку сдавал? Слышал, новенькая все деньги себе заграбастала. Отдавать не хочет.

– Что ты несешь! – ахнула Олеся. За предновогодней суетой история с деньгами как-то выветрилась у нее из головы. – Может, хватит шутить?

– Это кто здесь шутит? – нехорошо сощурился Васильев, но их прервали.

Сергей Герасимович напомнил, что идет урок и не мешало бы вернуться к военным действиям 1944 года.

– Олеся! – тоскливо протянула Беленькая. Маканина бросила на Стешу недовольный

взгляд. Вот навязалась на ее голову!

– Да погоди ты, сейчас все решим! – отмахнулась от нее Олеся. Ее саму уже немного тревожило, что последняя шутка Андрюхи затянулась, пора бы ему перестать ломать комедию.

– Васильев, стой!

Еще месяц назад Маканина зарекалась разговаривать с Андрюхой. Лучше бы она сдержала свое слово.

– Тебе что – больше всех надо? – с пол-оборота завелся Васильев.

– Скоро праздник… – растерялась Олеся.

– А я здесь при чем? – зло сощурился Андрюха. – Надо было, чтобы народ деньги сдал, – я организовал. Что еще?

– Верни конверт, – прошептала Маканина, боясь собственной смелости.

– Ты тупая или глухая? – стал наступать на нее Васильев. – Тебе сколько раз говорить, что я ничего не брал?

– А кто брал? – под его напором Олеся попятилась. Разговор начался сразу после звонка с урока, никто еще не успел уйти, поэтому зрителей у них было предостаточно.

– Это ты уже с новенькой выясняй, кто и что взял.

Маканина машинально оглянулась на Стешу. Та стояла около своей парты и смотрела в пол. Понятно, что помощи от нее не будет никакой.

– Васильев, хорош придуриваться, – с новой силой заговорила Олеся. – Не смешно!

– А никто и не шутит. Я, знаешь ли, такими вещами не шучу.

– Андрей! – окликнула его Рязанкина.

– А ты вообще отстань! – бросил в ее сторону Васильев. – Привыкли все сваливать на меня. Ты думаешь, я не вижу, что ты на меня после поездки в Питер косо смотришь? А вот нет у меня ваших денег, – он демонстративно хлопнул себя по бокам. – Нет! И не было! И ты мне на фиг не сдалась, чтобы с тобою так возиться.

– Андрюш, – снова позвала Ксюша.

– Да отвали ты от меня! – взмахнул руками Васильев и повернулся к Олесе. Рязанкина при этом недовольно сжала губы, но не ушла. Осталась сидеть на месте, раздраженно постукивая ноготочками по парте. – Хочешь, у всех спросим, кто в этой истории виноват? Как ты думаешь, кому больше поверят? Ну, давай! Эй, тихоня! – Он подбежал к замершей Беленькой. – Что молчишь? Ну, где деньги?

– У тебя, – одними губами произнесла Стеша.

– А я говорю – у тебя! – ткнул в нее пальцем Андрюха. – Ну, вот теперь и посмотрим, кто из нас выглядит убедительнее. Что вылупились? – крутанулся он на пятках, оглядывая притихших одноклассников. – Кому вы больше верите?

Все старательно отводили глаза, боясь встретиться взглядом с разбушевавшимся Андрюхой, поэтому большинство смотрело на Стешу. Беленькая чувствовала на себе это повышенное внимание и медленно краснела.

– Ну, тебе верим, – протянул Когтев.

– Конечно, тебе, – вспыхнула Плотникова. Еще несколько голов согласно качнулись.

– Ну что? – изогнулся Васильев, чтобы заглянуть Стеше в глаза. – Ты все поняла?

– Поняла. – Беленькая медленно выпрямилась.

– Так что вытаскивай из кармана наши денежки и перестань прикидываться несчастной дурочкой. Воров у нас не любят!

Стеша молниеносно побледнела, лишь на скулах ее остался алеть болезненный румянец.

– Но я не брала! – с отчаянием крикнула она молчавшему классу.

– Ты еще заплачь, – нагло ухмыльнулся Андрюха. – Потеряла – так и скажи. Что ты нам здесь мозги пудришь?

– Почему ты на нее накинулся? – не выдержала Смолова.

– Ага! Позащищай! – довольно осклабился Васильев. – Или вы на двоих деньги поделили?

– Да погоди ты, – Плотникова отпихнула стоявшего в проходе Андрюху. – Яне поняла праздник-то будет? Я уже подарки придумала. Когда покупать пойдем?

– А вот найдутся деньги – будет праздник. – Чтобы его больше никто не толкал, Васильев устроился на парте. – Или ты собираешься пить воду из-под крана?

– Какую воду? Деньги наши где? – накинулась она на Беленькую.

– Она тут ни при чем! – опомнилась от такого неожиданного поворота Олеся. – Это Васильев деньги потерял.

Но ее уже не слушали. Класс возмущенно гудел.

Олеся с такой злобой посмотрела на Васильева, что, если бы в ее взгляде была хоть какая-то сила, она пригвоздила бы Андрюху к стенке.

– Ой, что будет! – схватилась за голову сердобольная Смолова.

– Весело будет, – тут же отозвался Андрю-ха. – Особенно когда мы отыщем наши денежки и отправимся покупать тортики.

– Но у меня их нет, – бормотала Стеша, разводя руками. – Я, честно, отдала их ему!

– Хватит заливать, – гаркнул Андрюха, перекрывая общие голоса. – С какого перепугу мы должны тебе верить?

– Прекрати! – возмутилась Маканина. Олеся начала сомневаться в реальности происходящего. Неужели ей со Стешей показалось, что они отдавали конверт? Нет, она отлично помнила – она держала в руках жесткую бумагу конверта. Даже толщину его до сих пор ощущала между пальцами. Пухленький был такой конвертик, увесистый. Он не мог просто упасть на пол и растаять, не мог застрять в листьях растений. Не Беленькая ведь, в конце концов, его сперла? Нет, Стеша не могла…

Червячок сомнения шевельнулся в Олесиной душе, но она тут же выгнала его оттуда.

Да что тут гадать! Отдали они эти деньги! Это все Андрюхины шуточки. Не понятно только, почему он никак не хочет завершить свою игру? Что он тянет? Уже все поняли, что он фокусник, что без его приколов жизнь станет скучной.

– Васильев, отдавай конверт, и хватит из себя придурка строить, – уже более спокойно добавила Олеся.

– Не было у меня конверта. – Он поднял растопыренные руки. – И нет. А если будешь и дальше гнуть, что я деньги украл, то огребешь от меня по полной программе. Даже папочка-хирург тебя не спасет!

– Васильев, ты что? – прошептала Олеся, чувствуя, как от невероятности происходящего у нее кружится голова. – Это же пятнадцать тысяч!

– Вот именно, что пятнадцать тысяч! – продолжал орать Андрюха. – Где вы их возьмете, я не знаю. Но чтобы завтра деньги были!

– Что же делать? – упала на стул Беленькая.

– В переход идите, – хихикнул Васильев. – Одна будет петь, другая плясать. Глядишь, за год насобираете.

– А еще бомжи много получают, – вырвался вперед Когтев.

Советы полились рекой.

Олеся поискала глазами Рязанкину Ксения сидела на своем месте, упершись взглядом в сложенные перед собой руки. Пока девятиклассники обсуждали, на чем в ближайшие пару дней можно заработать пятнадцать тысяч, Маканина подошла к Ксюше. Рязанкина медленно перевела на нее взгляд. На губах ее показалась слабая ухмылка.

– А я ничего не знаю, – негромко произнесла она. – И ничего не видела.

– Но ведь ты рядом стояла, – прошептала Олеся. Мысль о том, что это никакой не розыгрыш, а самая настоящая кража, не хотела укореняться в ее гудевшей голове.

Ксюша отвернулась. И тут Олеся поняла, почему Рязанкина не хочет ей помогать. Месяц тому назад, пытаясь насолить Васильеву, Маканина подговорила Смолову устроить фотоохоту на Ан-дрюху. Случайно они засняли, как тот целовался с Ксюшей. Потом эти фотки попали в класс, что вызвало бурное негодование Рязанкиной. Конечно, после такого какая может быть помощь!! – Рязанкина, что сидишь? – остановился около первой парты Васильев. – Пошли на математику. А ты, – повернулся он к Олесе, – все виноватых ищешь? В себе покопайся для начала.

– Васильев, достал уже! – оттолкнула своего кавалера Ксюша, подхватила сумку и устремилась к выходу. – Трепло, – добавила она на пороге.

– Рязанкина, только попробуй, – зло улыбнулся ей вслед Васильев. – Так что, девочки, ищите деньги, – последний раз посмотрел он в сторону опешившей Маканиной. – Атоплохо будет.

– Олеська, – тут же подлетела к Маканиной Плотникова. – Что с деньгами-то? Потеряли?

– Да никто не трогал ваши деньги! – отпихнула ее от себя Олеся. – У Васильева спрашивайте.

– Ну… ты… это… – почесал в затылке Когтев. – Если праздника не будет, ты… эта… деньги верни. Я придумаю, чё с ними делать.

Стас был не один, кто собирался свои кровные, в честной борьбе вырванные из рук родителей деньги не тратить по прямому назначению, поэтому в классе опять поднялся шум.

– Идем, мы здесь ни при чем, – дернула застывшую Стешу Маканина. – Пусть шумят. Кому нужны деньги, тот пусть их и ищет. После такого я не собираюсь ни на какие праздники к ним приходить!

Беленькая вырвала свою руку и испуганно посмотрела на Олесю.

– Ты же сказала, что он шутит, – побелевшими губами произнесла она.

– И сейчас шутит. – Возиться со Стешей не хотелось, но Олеся чувствовала себя несколько виноватой перед ней, поэтому осталась стоять. – Заигрался немного. Ну? Что ты тут слезу жмешь?

– А если это никакой не розыгрыш? – Произносить эти слова Стеше было явно тяжело, потому что именно этого она боялась больше всего.

– Ты совсем на голову сдвинулась? – начала злиться Маканина. – Ты конверт отдавала?

– Отдавала, – кивнула Беленькая.

– Васильев его брал?

– Брал. – Казалось, что от расстройства Сте-ша сейчас свалится без сил под парту.

– Так что ж ты паришься?

– Они все против меня. – В глазах Беленькой стояли слезы. – Но у меня нет этих денег!

– Ты давай тут, правда, на жалость не бери, – рядом неожиданно оказался Когтев. – И, это, деньги отдавай.

– Вот это мы попразднуем без денег, – мило улыбнулась Курбаленко, беря Быковского под локоть.

– Я могу и еще сдать, раз такое дело, – равнодушно пожал плечами Павел.

– Как это – еще раз? – округлила от возмущения глаза Плотникова. – Кто-то себе наши денежки прибрал, а мы за это платить будем? Ты либо ищи, либо у родителей занимай. Да вы что? – ошарашенно оглядела она оставшихся одноклассников. – Мы без праздника остаемся, а вы тут рассуждаете, жалеете эту дуру, а она потом на наши деньги…

Договорить Плотниковой не дали. Стеша сорвалась с места и с визгом кинулась на Аню. Она изо всех сил толкнула ее и бросилась к выходу.

– Ненормальная, – прошептала Плотникова, потирая ушибленную грудь. – В психушке лечись, а не в школу ходи! – крикнула она вслед Беленькой, но за дверью уже никого не было.

Все потянулись к выходу. Олеся стала раздраженно запихивать разбросанные Стешины вещи в ее рюкзак.

Вот ведь навязали на ее голову! Надо же – второй раз за четверть влипнуть в такую историю! А ведь зарекалась, слово себе давала…

За нервными сборами она и не заметила, как в классе не осталось никого, кроме нее и Сидорова, который все еще сидел на последней парте и что-то читал. Зазвенел звонок. В кабинет стали забегать шестиклашки.

Генка наконец оторвался от своей книги и раздраженно бросил ее на стол.

«Уилки Коллинз, „Лунный камень“, – мельком успела прочитать Олеся.

„Надо же, в классе скандал, а он от чтива оторваться не может“, – раздраженно подумала Маканина.

– А что там произошло? – громко, чтобы перекричать малышей, спросил Генка.

– Да ну, фигня всякая, – устало отозвалась Олеся. – Мы деньги собрали, отдали Васильеву, а он потерял. И ведь, главное, двух минут не прошло, как он уже был без конверта!

– На полу искали? – Сидоров лениво поднялся.

– И на полу, и на подоконнике. – Олеся взвалила на плечо оба рюкзака. – Это все Андрюхи-ны проделки – заныкал, а отдавать не хочет. Ждет, когда к нему на коленях приползут просить.

– А почему на подоконнике? – Сидоров уже стоял рядом с Маканиной и ждал, когда она сдвинется с места.

– Так ведь все к окну побежали, – махнула в сторону разлапистых цветов на подоконнике Маканина. – Курбаленко на улице Быковского увидела и давай орать. Все и ломанулись. От окна Васильев уже без конверта отошел и принялся врать, что Стеша деньги сама потеряла, что мы ему ничего не давали. А мы давали! Я сама и отдала! А он к окну, и все… Может, съел?

– Как интересно, – пробормотал Генка, проходя мимо. – Надо подумать.

Олеся побежала за ним. Но Сидоров и не собирался идти на математику. Так что пришлось Маканиной одной отдуваться перед Юрием Леонидовичем, который терпеть не мог опаздывающих на занятия.

Она оправдывалась перед математиком, а сама искала глазами Беленькую. Ее не было. До конца дня Стеша в классе не появилась, и Олеся потащила оба рюкзака домой.