Жанр «русской песни» у Дельвига и Кольцова

Жанром, особенно любимым Дельвигом была русская песня. В этом жанре он создал много стихотворений, стремясь проникнуть в духовный и художественный мир истинной русской народной песни: Дельвиг, безусловно, был одним из ее лучших знатоков. В жанре народных песен он значительно глубже отразил народный дух по сравнению с предшественниками. Некоторые из песен пользуются широкой популярностью («Соловей», муз. Алябьева, «Не осенний мелкий дождичек», муз. Глинки). Глинка охотно обращался к жанру лирической «русской песни», и большинство его произведений этого рода написаны именно на стихи Дельвига. Песни эти имели большой успех в кругу литературной и художественной интеллигенции того времени. Они отражали растущий интерес к народному и национальному, к поэзии народного быта. Обращение Дельвига к жанру песни обогатило его лирику новыми оттенками чувств — задушевности, нежности, глубокой тоски.

Внимание Дельвига привлекала определенная тональность фольклорных мотивов. «Лютая грусть» молодца, утратившего былую волю, былую удаль, — лирическая партия, созвучная тем песням, которые увлекали декабристов и Пушкина. В этих песнях еще нет отчетливого социального протеста, нет значительной идейной глубины. Но само по себе изображение чувства тоски по воле, по удали и по молодецкой свободе несло в себе известную возможность восприятия этих мотивов в духе скрытого социального протеста.

Большой заслугой Дельвига явилась дальнейшая разработка жанра народной песни, по сравнению с той стадией, на которой этот жанр находился у сентименталистов. Эта задача осуществлялась им параллельно с Мерзляковым и в известной степени подготовляла позднейшее развитие этого жанра в творчестве Кольцова.

Лишь в начале 19 века русская песня отчетливо осознается как особое жанровое образование, рожденное из взаимодействия книжной и устной народной поэзии. Конечно, песня Кольцова взаимодействовала при своем становлении и с собственно литературной «русской песней», как она сложилась к тому времени у Дельвига. Но говорить, что Кольцов учился у Дельвига, не справедливо. Как заметил один критик, искусственные мотивы Дельвига перерождаются у Кольцова в народные. Дельвиг прозаизирует в целях достижения «народности» старую стиховую основу. Кольцов стремится на народной основе к достижению новой поэтичности.

Сейчас мы, говоря о кольцовском творчестве, обычно называем самую характерную его литературную форму просто песней. Сам же Кольцов почти неизменно настаивает, что это именно «русская песня». «Русская» – это подчеркнутость – свидетельство первоначального острого осознания ее национальной самобытности. Но она идет и от обобщающего, всерусского, общенационального характера, который позднейшая песня в известной мере утратит как более локальная и частная.

Кольцовская песня – народная песня по характеру своему. Всегда у Кольцова в стихах выступает не этот человек, не этот крестьянин, не эта девушка, а вообще человек, вообще крестьянин, вообще девушка. Конечно, имеет место и индивидуализация (ленивый мужичок или разгульный молодец), и разнообразие положений и ситуаций. Но, даже индивидуализируясь, характеры у Кольцова до индивидуальности никогда не доходят. Здесь опознается не отдельный индивид со своим субъективным своеобразием художественного изображения, а общенародное чувство, полностью, целиком поглощающее индивида, поскольку индивид для самого себя не обладает внутренним представлением и чувством, отмежеванным от нации, его быта и интересов.

Конечно, песня Кольцова отличается от собственно народной песни в своей «художественности, под которою должно разуметь целость, единство, полноту и выдержанность мысли и формы». Это происходит потому, что кольцовские стихотворения – это «произведения народной поэзии, которая уже перешла через себя и коснулась высших сфер жизни и мысли». Но по сути своей она остается именно «произведением народной поэзии» безотносительно к тому, сколько и каких образов, пришедших из собственно народной поэзии, мы в ней находим. В ином литературном произведении таких образов может быть больше, и все же от народной поэзии оно дальше, чем кольцовская песня.

У Кольцова нет «пейзажей». У него сразу вся земля, весь мир. Здесь предстает не просто ландшафт, тем более не просто сельский вид, а глобальная жизнь всего колоссального земного организма. Все живет в этом целостном, не раздельно, не порознь ощущенном мире. Картина эта одухотворена, очеловечена. Но предвзятых сравнений с миром человека нет. Этот мир живет сам по себе, не только одушевленно, но и задушевно. И мы верим такому восприятию, потому что оно не авторское только, но закреплено в формах, выработанных вековечным народным сознанием людей, ощущавших родство с этим миром, чувствовавших себя частью этого космоса.

Великий народный поэт Кольцов не был лишь крестьянским поэтом в узком смысле слова. И все же в основе русского народного мира лежал мир крестьянский, сельский, и он давал основные поэтические импульсы. А для того, чтобы выяснить основные принципы этого мира, его «идею», Кольцову нужно было идти сквозь быт, для того, чтобы выяснить основные общественные социальные начала, приходилось как бы игнорировать их в их непосредственном современном выражении.

Вся суть кольцовского творчества определена тем, что он писал о свободном человеке. И свободном даже не только от крепостного права, не в юридическом лишь смысле, а вообще свободном – от помещика, от чиновника, от города. Кольцов своеобразно выступил против крепостного права: он его игнорировал. Но ведь в известной мере так «игнорировал» его и народ, проданный, но не продавшийся, «клейменый, да не раб». Кольцов сумел увековечить в своих драмах-песнях органические типы нашей народной жизни потому, что сумел, так сказать, «освободить» народ от крепостного права. Кольцов не идеализировал народный мир в смысле приукрашивания, то есть искажения реального положения, а вскрывал его идеальную суть.

Перед нами в виде песен Кольцова пребывает некая идеальная норма народной песни. Принципиальной разницы между народной песней и песней Кольцова нет: субъект здесь является в неразрывном единстве с жизнью и чувством целого народа. Кольцовым была создана песня, становившаяся одновременно «высокой» и «низкой», «крестьянской» и «барской», литературной и народной, в общем, национальной «русской песней».