Примечания

Глава тридцатая ЖИЗНЬ В НАЗАРЕТЕ 1. Евангелист Матфей связывает это с неким пророчеством (2, 23),которого в Ветхом Завете мы, однако, не находим. Очевидно, речь шла осозвучии слова Ноцри с наименованием Мессии Нецер, "Отрасль". См.: J.Winandу. Ор. сit., р. 91 s. О том, что христиан первоначально называлиноцрим, "назарянами", свидетельствует текст Деян 24, 5. Их не следует путатьс "назореями" (назиритами), людьми, которые в древнем Израиле давали обет непить вина и не стричь волос (см. Суд 13, 7, Лк 1, 15). 2. И. Флавий. Арх. XVII, 10, 5, XVIII, 1, 1, 6; XX, 5, 2, Иуд война,II, 4, 1; 8, 1, Деян 5, 37. По мнению большинства историков. Иуда восставалдважды, в 4 и 6 гг. н. э. См., напр., Г. Грец. История еврейского народа, т.IV, с. 189, E. Schurer. Тhе Нistorу оf Jewish Peoplе, v. I, р. 332, 381.Многие отождествляют Езекию, которого казнил Ирод (Арх. XIV, 9, 2), с отцомИуды Гавлонита. Канаим, канаиты, было еврейское наименование зелотов. Одиниз учеников Христа, Симон, вышел из этой партии (Мф 10, 4, Мк 3, 18). Озелотах см.: К. Келер. Зелоты. - ЕЭ, т. VII, с. 721-729, М. Непgel. DieZeloten. Leiden, 1961. 3. Вознесение Моисея, 10, 5 сл. (пер. Н. Никольского). Об этом апокрифесм.: АРОТ, II, р. 407-413; E. Schurer. Тhе Нistorу оf Jewish Peoplе, v. II,р. 506. 4. Деян 5, 37. 5. См., напр., Евангелие Фомы, V-ХI.- АNТ, р. 60 ff. 6. Считая слово тектон символическим, указывающим на созидательнуюдеятельность Христа, историк Жебелев подверг сомнению само предание о том,что Иисус был "плотником" или "строителем" (см. С. Жебелев.Христос-плотник-"Христианский Восток", Пг., 1922, т. VI, в. III, с. 303сл.) Однако для подобного скептицизма нет ни малейшего основания. Св.Иустин, живший в Палестине, пишет, что Иисус "исполнял плотничьи работы,изготовляя плуги и ярма" (Св. Иустин. Диалог с Трифоном Иудеем, 88). 7. Ипполит Философумена, 5, 26. 8. Мф 14, 23; Мк 1, 35; Лк 5, 15; 6, 12. 9. Св. Иустин. Диалог с Трифоном Иудеем, 88. 10. Ориген. На Матф XII, 2. 11. Мф 10, 36, 13, 57. Оба изречения являлись старинными поговорками;ср. Мих 7, 6. 12. См.: Ж. Ревилль. Религия в Риме при Северах, с. 228 сл. 13. Апокриф был опубликован журналистом Н. Нотовичем в Париже. Авторуверял, что в 1887 г. ему перевел подлинник один лама в Гималаях, но никакихподтверждений это сообщение не получило. Апокриф составлен, вероятно, лицом,близким к теософским кругам. Книга была издана по-русски "Неизвестная жизньИисуса Христа (Тибетское сказание)", СПб.,1910. 14. Ин 7, 15. 15. И. Флавий. Против Апиона, II, 25. 16. В речи против фарисеев (Лк 11, 49) Христос ссылается на книгуПремудрости Божией, под которой, видимо, следует понимать одно изапокрифических писаний. См. также параллели между "Вознесением Моисея" 8, 10и Мф 24, 21. Глава тридцать первая ФАРИСЕИ И УСТНЫЙ ЗАКОН Иудея, 50 г. до н. э.- 25 г. н. э. Не увеличивай слишком ограду вокруг Закона, чтобы она не обрушилась и не попортила насаждения. Берешит Рабба, 19 Генетическое родство обоих Заветов не исчерпывается Библией, оносказалось и в молитвенной жизни, и в структуре богослужения. Если христианин - будь то православный или католик - рассмотритлитургические тексты иудаизма, он найдет в них много знакомого. Он убедится,что и чин Евхаристии, и богатство церковного гимнотворчества имели вкачестве образца синагогальную традицию. Здесь трудно видеть плодсознательного намерения христиан; просго воды одного потока естественнопереливались в другой. И началось это еще во дни земной жизни Христа. Последуем же теперь за Ним, когда в одну из суббот Он шел вместе сродными в назаретский бет-ха-кнессет. Снаружи это небольшое строение, сложенное из грубых камней, малопоходило на пышные синагоги Капернаума, Хоразина и тем более Александрии.Внутри тоже все выглядело просто, почти бедно, как в раннехристианскойбазилике: голые стены с незатейливым орнаментом, впереди возвышение сосвитком Торы, рядом с ним - амвон для чтеца и кресло старейшины, котороеназывали "седалищем Моисея". Зал освещен огнями лампад и светильников. "Дом собрания" - не Храм, но в какой-то мере давно уже стал заменятьего. Пусть здесь не приносят жертв и не предстоят алтарю сонмы левитов,однако это место молитвы и наставления в Слове Божием. Постепенно синагога наполняется народом, люди рассаживаются поскамьям-мужчины и женщины отдельно. Потом собравшиеся встают и про себячитают вступительную молитву. Как и в христианских церквах, службаоткрывается возгласом: "Благословен Бог наш..." На каждое славословие народ отвечает: "Аминь".Чтец разворачивает свиток и читает отрывок из Библии, а также шесть псалмов.Завершается начало молитвой кадиш: "Хвалите Господа, достойного хвалы..."Припев "Аллилуйя" ("хвалите Господа") не сходит с уст молящихся, ибо хвалавыражает радость общения с Богом, открытость духа, исповедание любви,которая не может молчать... Далее следует Шема - "символ веры", призывающий каждого посвятить своесердце, помышления и дела Творцу(1). Его сопровождает пространное"благодарение": Благословен Ты, Господи, Боже наш. Царь Вселенной, образующий свет и создающий тьму, водворяющий мир, Творец всего сущего! Ты освещаешь землю и ее обитателей по милосердию, обновляешь по благости ежедневно и непрерывно все созданное Тобой изначала. Как многочисленны Твои создания. Господи! Все Ты Премудростию сотворил, полна земля творениями Твоими. (2) Затем чтец нараспев произносит Шемоне-эсре - своего рода ектению илилитанию, которой вполголоса вторят молящиеся: Благословен Ты, Господи, щит Авраамов! Ты всесилен вечно, Господи! Ты воскрешаешь мертвых. Ты велик при спасении. Ты питаешь живущее, поддерживаешь падающих, исцеляешь болящих, освобождаешь узников и сохраняешь верность Свою покоящимся во прахе. Ты свят, и имя Твое свято, и святые ежедневно восхваляют Тебя. Ты одаряешь человека разумом и научаешь смертных мудрости. Даруй нам от Себя знание, разум и мудрость. Благословен Ты, Господи, одаряющий мудростью! Обрати нас, Отче наш, к Закону Твоему, и приблизи нас, Царь наш, к служению Тебе, и обрати нас покаявшихся к Себе. Благословен Ты, Господи, желающий покаяния! Прости нас, Отче наш, ибо мы согрешили... Ибо Ты отпускаешь и прощаешь. (3) По окончании ектении чтец тихо молится: "Господи, уста мои отверзи, и уста мои возвестят хвалу Твою. Мы,собравшиеся здесь, на земле, будем святить имя Твое, как оно святится нанебесах как написано у пророков: и взывали они друг ко другу и говорили:свят, свят, свят Господь Саваоф, полны небеса и земля славы Его". Последниеслова - гимн серафимов - произносит вслух весь народ. Наступает время для проповеди-беседы. Ее ведет либо раввин, либо просточлен Общины, сведущий в Писании. Он прочитывает отрывок из книги, переводитего на арамейский и дает необходимые пояснения*. Такие комментарииназывались таргумами. ---------------------------------------------------------------------*Ср. Лк 4, 16, где сказано, что Господь "вошел по обыкновению Своему в деньсубботний в синагогу и встал, чтобы читать" Завершается последование возгласом: "Воцарится Господь вовек, Бог твой,Сионе, в род и род. Аллилуйя". Существовали и другие молитвословия, самым кратким из которых была"малая тефилла", напоминающая мессианский гимн, приводимый св. Лукой: Твориволю Твою в вышних на небесах, и даруй благоволение боящимся Тебя на земле (4). Трудно поверить, чтобыИисус слушал эти выражения искреннего благочестия равнодушно, какпосторонний гость. Из Его речей видно, что Он, любил и знал наизусть многиесинагогальные молитвы. Только поэтому они могли отобразиться в Евангелии. Исключительное место Христос отвел пасхальным обрядам в том виде, какони сложились в Общине Второго Храма; и если наше таинство Плоти и Кровипроникнуто молитвами ветхозаветного праздника, мы можем быть уверены, чтооно восходит к Самому Господу, вложившему в старинное действо новый дух исмысл (5). Праздник опресноков и агнца был не только днем искупления, но иднем единства верных. Об этом говорит и молитва над хлебом, которуюповторяли за Евхаристией первые христиане (6). В синагогальных текстах часто встречаются слова: "святость", "святить","святые". Они напоминали о благословении Божием, которое простирается на Еготварь. Вся библейская религия была чаянием "освящения". Человеческое должностать Господним, тленное-нетленным. В силу этого ни одна из сторон жизяи несчиталась израильтянами совершенно "мирской": все может быть освящено, статьсобственностью Творца. Отсюда и появление молитв, читаемых перед трапезой,над плодами, над одеждой и над ребенком, молитв, получивших развитие в нашихтребниках. Эта идея сакрализации, освящения, стала одной из центральных в ЦерквиХристовой, члены которой именовали себя "святыми" именно в смысле своейпринадлежности Богу. Когда иудейскому мальчику исполнялось тринадцать лет, его объявлялибар-мицва, "сыном заповеди", то есть членом Церкви, несущим ответственностьза свои поступки (7). Отныне он получал право самостоятельно приносить обетыБогу и читать Тору на молитвенных собраниях. Этот день обычно отмечали каксемейный праздник. Незадолго до совершеннолетия Иисуса родители первый раз взяли Его наПасху в Иерусалим. Там во время седера Он должен был задать ритуальныйвопрос: "Что означает этот день?", а Иосиф как глава семьи ответить: "Рабамибыли мы у фараона в земле Мицраим, и Господь вывел нас оттуда мощноюрукою..." В присутствии Сына Марии эти слова о чуде, спасшем народ Божий, иблагодарственная молитва над чашей вина звучали как пророчество... Путешествие в столицу было для назарян событием, вносившим праздничноеоживление в их монотонный быт. Из города выходили с пением гимнов;родственники и соседи держались вместе. Иерусалим встречал паломников трубными звуками, гомоном толп,теснившихся перед Храмом, великолепием своих чертогов и башен. Послеторжеств возвращались тоже все вместе, поэтому Иосиф и Мария не сразузаметили исчезновение Иисуса. Убедившись, что Сын не идет с ними, они втревоге поспешили назад, долго ходили по переполненным улицам, пока наконецне пришли к Храму. Там, в одной из галерей, им открылась картина, котораядолжна была поразить их: Иешуа сидел у ног почтенных толкователей Закона изадавал им вопросы, когда же они сами спрашивали назаретского Отрока, то"изумлялись Его разуму и ответам". Евангелист не говорит, о чем шла беседа, однако, без сомнения, онакасалась вопросов веры. Так под сенью Дома Божия Христа впервые увидели люди, многие из которыхстанут потом Его противниками. Но почему тогда Иисус оставался среди них такдолго, покинув родных? Что привело Его к учителям? И как объяснить, чтовпоследствии Его собственная проповедь будет напоминать наставления мудрецовИзраиля? Все это трудно понять, если согласиться с теми, кто считает, чтоиудаизм евангельских времен был выродившимся и бессильным. В этом случаеповторяется ошибка, которую нередко делают и при оценке античнойрелигиозности первого века. Мы уже убедились, что ее кризис не повлек засобой оскудения веры. Скорее наоборот, духовные искания повсюду усилились.Это в полной мере относится и к иудаизму. Если бы общество, в котором жил Христос, окаменело в духовной спячке,Он не смог бы найти в нем ни последователей, ни апостолов. Правда, некоторыеисторики утверждают, что подлинное благочестие в Израиле сохранили лишь"народные массы", а их вожди коснели в жалком обрядоверии. Но вдействительности еврейская религиозная элита была плоть от плоти всей ветхозаветной Церкви и оказывала на нее огромное влияние. Саддукеи, зелоты, ессеи оставались на периферии, а в центре Общины мынаходим носителей ее живого Предания. Как правило, то были не священники, асветские люди, которых народ величал раббим, раввинами, или по-греческидидаскалос, учителями (8). Во дни Ирода и римских прокураторов именнораввины наиболее полно выражали духовное сознание Израиле. "Полнота времени" совпала с раввинистической эпохой, и именно эта эпохаявляется ближайшей ступенью к Новому Завету. Законники и фарисеи, вопрекиходячему мнению, не были сплошь черствыми педантами, тонущими в трясинеказуистики. Многие из них жили интенсивной духовной жизнью и исповедоваливысокие нравственные понятия. Фарисейство дало не только врагов Евангелия,но и ревностных его служителей, прежде всего апостола Павла, в посланияхкоторого явственно различимы идеи его наставников (9). Мы уже говорили, что, хотя Христос и обличал фарисеев, Он не считалложными основы их веры. Когда Он говорил ученикам: "Другие трудились, а вывошли в труд их", Он имел в виду деятельность религиозных учителей народа.Иисус одобрял ревностных книжников, "наученных Царству Небесному, которыевыносят из своей сокровищницы старое и новое" (10). Под "старым" Христосподразумевал духовное наследие иудаизма. Учение о едином Живом Боге, Творцеи Промыслителе Вселенной, видимой и невидимой, надежду на бессмертие имессианское Царство-все это Он сохранил в Своей Церкви как истинноеОткровение. Тем самым Христос засвидетельствовал, что Община Второго Храмасберегла завет Моисея и пророков и через эту Общину совершается Переход кновой мировой Церкви. "Христианство,-подчеркивает известный современный богослов ЛуиБуйе,-смыкается с Ветхим Заветом только в свете раввинистическихтолкований,-чтобы в этом убедиться, достаточно сопоставить их с толкованиямиап. Павла или ап. Матфея. Отрицать значение этого промежуточногозвена-значит поставить под сомнение прочность цепи" (11). Для подтвержденияэтой мысли возьмем хотя бы историю канонизации Библии. Почему Отцы Церкви невключили в нее апокрифы и неканонические книги, которые пользовалисьавторитетом и в Кумране, и в Александрии, и у самих христиан? Ответнапрашивается один: потому что их отвергла Синагога. Между тем соборраввинов окончательно определил состав Писания лишь на исходе I века, когдаЦерковь Христова уже существовала. Следовательно, христианство, пусть имолчаливо, но продолжало считаться с синагогальным Преданием (12). Некоторым исследователям раввинизма казалось, что книжники делаличрезмерный упор на идее непостижимости Бога. В этом видели упадок иослабление религиозного духа. Говорили, что раввины настаивали наневозможности познать Сущего иначе как через Тору и тем самым якобы отошлиот пророков. Но ведь и сами пророки-провозвестники Слова Господня видели в Богетайну, превосходящую тварное понимание. Поэтому они вполне могли бысогласиться с утверждением раввинов, говоривших: "Тщетны усилия проникнуть втайну Его" (13). И те и другие верили в продолжающееся Откровение, но и те идругие считали, что оно касается в основном человека, а не сокровеннойприроды Высшего. "Кто поднялся на небо и, вернувшись, рассказал об этом?" - спрашиваликнижники (14). И с точки зрения Евангелия они были правы, ибо полнотабогопознания стала возможна лишь потому, что его принес божественный Пророк,единосущный Отцу. "Никто не восходил на Небо-только с Неба сошедший СынЧеловеческий" (15). Кто из мудрецов мог сказать это о себе? Они основывались на ученииМоисея, дополненном его преемниками, в котором говорилось прежде всего опризвании человека перед лицом Божиим. Это ограждало иудаизм от увлеченияспекуляциями и от метафизических "ересей". "Только у нас, - писал Флавий, -не услышишь о Боге противоречивых мнений" (16). Богословие раввинов былопреимущественно практическим, они стремились научить людей жить по волеГосподней. Однако это не исключало возможности более совершенного познания Бога вгрядущем. Всех толкователей объединяла вера в то, что олам хазь, "мир сей",сменится после явления Мессии олам хабба, "миром будущим", когда Предвечныйстанет ближе к человеку (17). "Время Мессии" понималось как промежуточныйпериод, связующий оба мира. Некоторые раввины утверждали даже, чтоПомазанник Божий принесет людям "новый Закон". Этот взгляд, который обычноускользал от внимания как христианских, так и иудейских богословов,приобретает исключительное значение в свете Евангелия. Стройной доктрины мессианизма у раввинов, впрочем, не было: однисчитали, что Помазанник должен прежде погибнуть, а уже после этого наступитЦарство Божие; другие думали, что мессианская эра непосредственно перейдет в"предреченные времена", которые оставят позади "мир тления" (18). Во всякомслучае, ожидалось, что "век Мессии" принесет нечто новое в отношения междуТворцом и человеком. Это новое и возвестил Иисус Христос. Так же, как наставники Ветхого Завета, Он учил о приближении "грядущеговека" и утверждал, что явился в мир "не нарушить Закон, а исполнить". Речь,конечно, шла не о "выполнении" заповедей (что само по себе не содержалоновизны), а о восполнении Ветхого Завета. Древнему Откровению Иисус сообщилту полноту, которая и ожидалась в дни прихода Мессии (19). Через Негоосуществлялось великое пророчество Иеремии: Вот наступают дни, говорит Господь, когда Я заключу с Израилем и Иудой Новый Завет. Он будет не таким, какой Я заключил с их праотцами... Я вложу Закон Мой в них самих и на сердцах их напишу его. Иер 31, 32, 33 Противополагая два эона - эру Закона и эру Благодати, апостол Павелтоже не расходился с идеями раввинизма. "Мир сей" он рассматривал какпреходящий (20). Господство Торы апостол считал временным не потому, что оналожна, а потому, что Закон лишь запрещает, повелевает, учит и,следовательно, обращен к воле самого человека, благодать же, соединяя людейс Богом через Христа, может наделить их силой для исполнения божественнойволи (21). Таким образом. Евангелие не упраздняло основ ветхозаветногоПредания, а, напротив, открывало перед ним новые горизонты, что и позволиломногим фарисеям принять благовестие Иисуса, сохранив при этом "подзаконный"образ жизни Но даже те, кто не вышел за пределы Ветхого Завета, частопроявляли терпимость и симпатию к христианам. Бывали случаи, когда ониподнимались на защиту апостола Павла от зелотов и саддукеев. Внук ГиллеляГамалиил требовал прекратить гонение на учеников Христовых; когда жесаддукейский Синедрион казнил Иакова, брата Господня, фарисеи добилисьнизложения первосвященника (22). Факты эти нередко забывают, а между тем онипоказывают, что тогда многие раввины не считали границу между иудаизмом ихристианством непроходимой. Книжники учили в специальных академиях, при синагогах или при Храме. Ихбеседы обычно бывали краткими и отливались в афористическую форму. Слушателистарались запомнить изречения наставников и только иногда записывали их.Устное преподавание предпочиталось, поэтому мы располагаем довольно скуднымисведениями об учителях, живших на рубеже двух Заветов. Для того чтобы ближепознакомиться с их воззрениями, нужно обратиться к книгам, получившим общееназвание Талмуда. Составлять их начали еще в I веке до н. э. Тогда появилась Мишнаришона, то есть "первое повторение (Закона)". От нее сохранились небольшиефрагменты (23). Полная Мишна была составлена лишь около 200 года н. э.,комментарии же к ней, Гемары- Вавилонская и Иерусалимская,возникли ещепозже. Однако все три сборника основаны на традициях иродианской и римскойэпох (24). При первом чтении Талмуд должен оттолкнуть тех, кто, ожидая найти вкниге учение о вере, погружается в бездну скучнейших ритуальных предписаний,к тому же размещенных довольно хаотично. Какую молитву читать стоя,какую-сидя, кто и когда имеет право приносить жертвы, как далекопростираются пищевые и субботние запреты - эти и другие подобные им вопросыизучаются в Талмуде очень тщательно, с учетом мнений разных раввинов. Всеэто выглядит клубком, который невозможно распутать. Становится понятным,почему Ренан с иронией говорил, что народу, создавшему Библию, "нужнопростить создание Талмуда". Такая реакция - плод недоразумения. Ведь основным содержанием Талмуда,особенно Мишны, был церковный Устав, галаха, а он меньше всего можетхарактеризовать сущность веры. Представим себе, что человек, желающийпознакомиться с православием, начал бы не с Отцов Церкви или "Добротолюбия",а с Типикона или Кормчей. Впечатление было бы то же, что и от Мишны. И тут итам излагаются детали обрядов, согласованных с днями, праздниками иобстоятельствами; и тут и там - тысячи мелочных правил и ограничений. Междутем книги, аналогичной "Добротолюбию", у древних раввинов не было: мысли овере и жизни вкрапливались таннаями, составителями Талмуда, в обширныйгалахический материал. Это было вызвано условиями рассеяния, когдацементировался единый религиозно-общинный статус иудейства. В итоге Талмудоказался скорее юридическим, чем вероучительным документом. Гражданское право входило уже в состав Пятикнижия, но его кодексчастично перестал отвечать потребностям новых поколений. Поэтому раввинывынуждены были дополнить его собственными законами, имевшими вполнеутилитарный характер. Впрочем, "справедливый суд" учителя не отделяли отрелигии. "Избирать недостойного судью,- говорили они,-все равно чтонасаждать рощу для идолопоклонства" (25). Инициатором законодательной работы фарисеев был Симон бен-Шетах, жившийпри царице Александре (См. выше, гл. XX). В 40-50 годах до н. э. его делопродолжили два выдающихся раввина - Шемайя и Абталион. О том, как высоко ставили они правовые нормы, свидетельствует рассказИосифа Флавия. В 49 году Ирод, тогда еще молодой правитель Галилеи, казнилнекоего Езекию и его товарищей, которые якобы занимались "разбоем" награнице Сирии. Историки полагают, что на самом деле Езекия был борцом противримского господства, а Ирод расправился с ним в угоду имперскому наместникуСексту Цезарю. Это вполне вероятно, особенно если принять во внимание, чтосын Езекии Иуда стал зелотским вождем (26). Шемайя и Абталион потребовали привлечь Ирода к ответственности,поскольку Закон воспрещает казнить кого бы то ни было без суда. Правительсогласился предстать перед Синедрионом, но, чтобы выразить ему своепрезрение, пришел одетый в пурпур и окруженный своими гвардейцами. Егосамоуверенность смутила трибунал, который знал о связях Ирода в Риме. ОднакоШемайя заявил, что попустительство будет "насилием над правосудием", и Иродпонял, что его ждет суровый приговор. Тогда, по совету Мариамны, он бежал кримлянам. Через двенадцать лет, будучи царем, Ирод отомстил своим судьям,отправив их на плаху. Шемайю же он пощадил за то, что в 37 году тотрекомендовал жителям Иерусалима прекратить сопротивление и впуститьузурпатора. Этот совет авторитетного книжника не был случайным. К тому временифарисеи стали все больше сторониться злободневной политики, видя своюглавную цель в религиозном просвещении. Архиереи пытались ослабить влияние Шемайи и Абталиона, напоминая прилюбом удобном случае, что оба они не кровные израильтяне, а потомкиассирийцев. Но усилия эти были напрасны, в чем мог убедиться сампервосвященник Гиркан II. Когда он вышел однажды к толпе в праздникЙом-Киппура, люди бросились приветствовать не его, потомка Маккавеев, аШемайю и Абталиона. Новые иерархи, назначавшиеся Иродом, снискали еще меньше симпатий. Ихалчность и жестокость вызывали у всех негодование. В Талмуде сохраниласьнародная песенка, передающая отношение к ставленникам тирана: Горе мне от рода Боэта, горе от их копий! Горе мне от рода Кантара, горе от их перьев! Горе мне от рода Анны, горе от их шипенья! Горе мне от рода Измаила бен-Фаби, горе от их кулаков! Сами они первосвященники, их сыновья - казначеи, Их зятья-смотрители Храма, а их слуги бьют народ палками (27) В сравнении с этими сановниками демократичные фарисеи явно выигрывали.По их мнению, "человек, живущий трудами рук своих, заслуживает большегоуважения, чем тот, кто кичится своей набожностью". "Праздность,-говорилиони, - развращает человека". Сам Шемайя выразил свою жизненную установку вафоризме: "Люби труд и ненавидь барство" (28). Из фарисейской школы вынесуважение к труду и апостол Павел. Хотя Закон обычно преподавался бесплатно, Шемайя брал деньги заобучение молодежи, чтобы подчеркнуть, что занят нужной работой, котораядолжна кормить человека. К тому же он был беден и не имел других источников. Однажды в субботу, в холодный зимний день, ученики, сидевшие в школеШемайй, заметили, как что-то заслонило свет в окне. Выйдя, они обнаружилиокоченевшего, занесенного снегом мужчину. Все сразу узнали Гиллеля, батракаиз Вавилонии. Не заработав на урок, он решил слушать беседу у окна. Еговвели в дом, обогрели и привели в чувство. Шемайе пришлось по душе такоервение. "Ради этого человека,-сказал он,-стоило нарушить субботний покой"(29). Прошло немного времени, и Гиллель принял от старого рабби руководствошколой. Предание рассказывает об этом следующее. В 30 году до н. э. Пасхасовпала с субботой, и между уставщиками возник спор: можно ли приготовлятьпраздничного агнца в этот день. Обратились к Гиллелю, и он рассудил так:поскольку жертвы, приносимые в Храме, в субботу не отменяются, то тем болеене следует отменять пасхальный обряд. Всех поразила простота аргумента, иГиллель прослыл человеком, способным предлагать мудрые решения. Когда умерШемайя, его выбрали главой академии и наси, председателем раввинского Совета(30). Гиллеля считают самым знаменитым учителем Израиля той эпохи. Изреченийего сохранилось мало, но не им он обязан своей славой. Она питалась темглубоким впечатлением, которое производила личность ученого насовременников. Родился Гиллель около 75 года и происходил от потомков Давида. Егоотечеством была Вавилония. Некоторые историки, находя у Гиллеля элементыгреческой образованности, думают, что он мог быть выходцем из Александрии.Но и в эллинизированной Месопотамии Гиллель имел возможность познакомиться слогикой Аристотеля, которой пользовался в своих толкованиях. В Иерусалим будущего раввина привело желание учиться (ок. 40 г.).Обладая независимым характером, он не желал прибегать к помощи богатойродни. "Если не я за себя, то кто за меня? - говорил Гиллель, но при этомдобавлял: - Если я только для себя, то чего я стою?" (31) Гиллель началпосещать иерусалимскую школу Шемайи и одновременно работать поденщиком исторожем. Став главой академии, он занялся вопросами экзегезы и сформулировалосновные миддот - правила для изъяснения Закона. Как, например, быть, если вПисании встречаются два противоположных утверждения? Эта проблема, которую всредние века наиболее остро поставил Пьер Абеляр, была решена Гиллелем припомощи следующего силлогизма. Поскольку Тора содержит истину, а в то жевремя в ней попадаются два противоречивых высказывания, значит, истинны ониоба. Толкователь же должен в самом Писании отыскать текст, который снял быпротиворечие. Говорили, что Гиллель был сведущ в самых разных отраслях знаний, что он"умел рассуждать о горах и долинах, о деревьях и травах, о диких и домашнихживотных", что ему были "одинаково доступны и светские и богословские науки"(32). Но главной наукой Гиллель, как и его предшественники хакамы, считалумение жить по заповедям Торы. Замечательно, что основу благочестия Гиллель видел не в обрядах, а внравственности. Иноверцу, который соглашался принять иудаизм, если раббисможет изложить ему Закон в двух словах, он дал классический ответ: "Неделай ближнему того, что неприятно тебе,-вот суть всей Торы, все же прочеелишь комментарий" (33). Эти слова, усиленные призывом к действенной любви,были повторены Иисусом Христом. Именно такое понимание Закона-как этическогов своей основе-было усвоено христианством; и отсюда становится ясной мысльсв. Иринея Лионского, утверждавшего, что "правила совершенной жизни одни ите же в обоих Заветах" (34). Не следует, впрочем, думать, что Гиллель был реформатором,пренебрегавшим традицией. Он не имел намерения ломать обычаи и защищалавторитет Предания. Когда один язычник, пожелавший стать прозелитом,усомнился в значении устной Торы, Гиллель убедил его наглядным примером. Онначал учить новичка еврейскому языку, каждый день по-разному называя одни ите же буквы. "Как же я могу научиться?"-удивился тот. "А как ты хочешьпознать Писание без устной традиции?" - ответил Гиллель. Его щепетильность в отношении к традиции может показаться слабостью,вроде той, которую проявляли многие языческие философы, имея дело с народнымкультом. Но здесь было нечто иное - вера в нужность суммы установлений,идущих от древности. Сам Христос в беседах с книжниками показал примербережного отношения к Преданию. Так, говоря о законности субботнегоисцеления, Он ссылался на практику совершать обрезание, невзирая на деньпокоя (35). Тем более должен был избегать крайнего реформизма Гиллель, главараввинского Совета. Однако его осторожность подчас действительнопревращалась в робость, и здесь Гиллель намного уступает пророкам. Пытаясьсмягчить тяжеловесный ритуал, он шел на невероятные ухищрения, которые немогут не вызвать улыбки. Например, чтобы обойти запрет выносить что-либо издома в субботу, Гиллель предлагал заранее относить в крайний дом улицы частьпищи и тем самым как бы сделать всю улицу "домом" (36). Но повторяем - не эти манипуляции создали имя Гиллелю. В памяти Израиляон остался человеком необычайного обаяния, благородства и кротости. Онсчитал, что выдержка и доброта - главные достоинства служителя мудрости."Люби мир и водворяй его повсюду,-говорил он, - люби созданных Богом людей иприближай их к Закону Божию. Не суди ближнего, пока сам не побывал на егоместе; там, где нет людей,-будь сам человеком"(37). Рассказывают, что один иудей побился об заклад, что сумеет вывестиГиллеля из себя, но сколько глупых вопросов ни задавал он учителю, тотнеизменно отвечал ему с терпением и благожелательностью, пока насмешник непонял, что проиграл пари (38). Народ прозвал Гиллеля Закеном, по-гречески Пресвитером, то естьСтарцем. Этот "князь" фарисеев никогда не кичился своими знаниями и почетнымположением, он был внимателен к людям, прост в обращении и не чуждалсябезобидной шутки. Так, идя в баню, он говорил, что задумал богоугодное дело,а удивленным ученикам объяснял, что держать в чистоте тело - значитоказывать уважение Божиему созданию. Гиллель умер около 10 года н. э. в преклонном возрасте, окруженныйлюбовью всего народа. После смерти рабби школа, называвшаяся "Бет-Гиллель"(Дом Гиллеля), объединила его последователей. Среди них был сын учителяСимеон; его иногда отождествляют с праведным старцем Евангелия (39). Нонаибольшую известность получил внук Гиллеля Гамалиил Первый;о терпимости егосвидетельствует рассказ в Деяниях Апостольских. Поучения, рассеянные в Талмуде, показывают, что нравственный идеалфарисеев-гиллелитов во многом приближался к евангельскому. Иногда тамвстречаются почти буквальные совпадения с Новым Заветом. Приведем хотя бынесколько наиболее характерных примеров. В трактате "Жертвоприношение" сказано: "Кто подает милостыню тайно, тотвыше самого Моисея". Это напоминает слова Спасителя, сказанные Им в Нагорнойпроповеди. К ней же примыкают другие наставления раввинов: "Лучше краткаямолитва с благоговением, чем длинная без усердия"; "Если твой ближнийпопросит у тебя осла, возложи седло на спину свою"; "Не будь скор на гнев";"Кто, имея лишь один кусок хлеба в корзине своей, говорит: что мне естьзавтра?-тот человек слабой веры"; "Ненавидящий своего ближнего как быпроливает человеческую кровь"; "Начало Торы и конец ее-любовь к людям";"Проявляющий кротость и сострадание ко всем тварям Божиим наполняет весь мирлюбовью" (40). В трактате "Посты" высказывается мысль, что во дни пророка Ионы жителиНиневии были прощены не за то, что воздерживались от пищи, а за то, что"обратились от злого пути своего"(41). Рабби Симеон утверждал, что важно нестолько изучение Торы, сколько исполнение добрых дел (42). Сходство с Христовыми заповедями имеют и слова "плати добром за зло",отрицающие древний закон возмездия (43). "Лучше быть гонимым, чемгонителем",-говорится в трактате "Первые врата" (44). А в другом трактатеесть заповедь, звучащая почти по-евангельски: "Подражайте Божиим свойствам;как Он милосерд, так и вы будьте милосердны" (45). Но и "дела" сами по себе считались недостаточными; раввины частозаостряли внимание на внутренних помыслах человека. Греховные чувстваназваны в Талмуде "идолами, живущими в сердце человека". "Кто подавляет всебе дурные помышления и сознает свою греховность, тот чтит Бога на небе ина земле"; "Страсть в человеке сначала подобна паутине, а потом - канату"(46). Лицемерие осуждалось лучшими из раввинов столь же недвусмысленно, как ив Евангелии. "Есть люди, - говорили они, - которые возлагают на себяфилактерии и талит* и, однако, поступают по греху... ханжей следуетобличать, ибо они оскорбляют имя Божие". Таких пустосвятов называли "крашеными фарисеями", которые"главное сделали побочным, а побочное - главным" (47). ------------------------------------------------------- * Молитвенные принадлежности Еще книжник Антигон из Сохо (70 г. до н. э.) осуждал тех, кто следовалзаветам Торы, как корыстный раб. В трактате "Сифри" написано: "Исполняйзаповеди Божии с любовью. Не одно и то же исполнять их из любви к Богу илиже из страха перед Ним" (48). Немалый интерес представляют талмудические притчи, в которых говоритсяо долге человека перед Богом и ближними. Одна из них повествует о раббиБероке, которому явился пророк Илия. "Назови мне, муж Божий, - попросилкнижник, - человека, достойного жизни вечной". Каково же было изумлениерабби, когда Илия указал на трех иудеев, которые не отличались никакимивнешними признаками набожности. Один был надзирателем в тюрьме, проявлявшимдоброту к заключенным, а два других были просто веселыми людьми, которыеободряли унылых и мирили враждующих. Другая притча рассказывает о царе, одарившем слуг нарядными одеждами(символ небесных благословений). Когда он вернулся из похода, то увидел, чтоодни сохранили их незапятнанными, а другие сделали черными, надевая их пригрязных работах (49). Раввины вспоминали о Монобазе, царе адиабенском, который, ставпрозелитом, раздал нуждающимся свои богатства. На упреки же родных онответил: "Мои предки приобретали себе земные сокровища, а я - сокровищанебесные" (50). Лучшее резюме взглядов Гиллелевой школы содержится в трактате "Макот".Там сказано, что Моисей дал 613 заповедей, Давид-псалмопевец свел их кодиннадцати: "Поступай честно, твори правду и говори истину, не клевещиязыком твоим, не делай другому зла, не возводи поношения на ближнего,гнушайся низостью, чти богобоязненных, не изменяй клятве даже во вред себе,серебра своего не давай в рост и не принимай взяток против невинного".Пророк Йсайя ограничился шестью заповедями: "Будь праведен, говори истину,презирай прибыль от греха, отнимай руки свои от взяток, затыкай уши, чтобыне слышать призыва к насилию, закрывай глаза, чтобы не соблазниться злом".Пророк Михей указал лишь на три главных заповеди: "Поступай справедливо,люби добродетель и смиренно ходи пред Богом". И, наконец, пророк Аввакумвыразил самую суть благочестия одной фразой: "Праведный своей верою живбудет" (51). Иными словами, любовь к людям должна вытекать из веры и любви кБогу. Не исключено, что некоторые талмудические максимы сложились подвлиянием христианства, однако влияние это нельзя преувеличивать. Талмудвырос из дохристианских источников и формировался в странах, которые либо неприняли христианства либо приняли его недавно. На первый взгляд кажется непонятным, как люди, исповедовавшие стольвысокие принципы религиозной этики, стали "слепыми поводырями слепых",отвергшими Христово благовестие. В поисках ответа на этот вопрос мы должны оставить в сторонемессианство Иисуса и Его свидетельство о Себе как о Сыне Божием.Напряженность между Ним и фарисеями возникла гораздо раньше, чем Он открытозаговорил о тайне Своего посланничества в мир, то есть законники не желалипринять Назарянина даже как Учителя. Некоторые богословы и историки пытались доказать, что Христос впринципе отверг всякую внешнюю форму религиозной жизни и тем вызвал яростьконсерваторов. Но евангелия свидетельствуют об обратном. Христос не осуждалсаму идею обряда. Он не только участвовал в ветхозаветных праздниках исоблюдал правила Закона, но и установил новые священнодействия, вчастности-Крещение и Евхаристию. Его слово было обращено к живым людям изплоти и крови, которые нуждались во внешних проявлениях своей веры, всимволах и знаках Богоприсутствия. Когда Иисус говорил с книжниками. Он апеллировал к самому возвышенномуи чистому, что было в их же традиции. Законнику, который согласился, чтосущность веры в двух главных заповедях о любви к Творцу и к ближнему, Онответил: "Недалек ты от Царства Божия" (52). Однако с "крашеными фарисеями",буквалистами и ханжами Он был исключительно суров. О них Иисус сказал самыерезкие слова из всех Им произнесенных. Основным пороком ложно понятого законничества было превалированиеформы, уверенность, что достаточно соблюсти определенное число мицвот, чтобыугодить Богу. Эта психология арифметической праведности всегда таит в себестрашную опасность. Иисус разоблачал святош, которые ради устава и обычаязабывали о любви и сострадании к людям. Он упрекал учителей, чванившихсясвоей набожностью, выставлявших ее напоказ и носивших постную личинублагочестия. Христос сравнивал таких фарисеев с побеленными саркофагами,внутри которых лежат тлеющие кости. Соблюдение ритуальной чистоты-пустаяскорлупа, если нечистота заполнила душу. "Обошли,-говорил Иисус,-болееважное в Законе: правосудие, и милосердие, и верность: это надлежалоисполнить и того не опустить. Вожди слепые, отцеживающие комара ипроглатывающие верблюда!.. Вы снаружи кажетесь людьми праведными, внутри женаполнены лицемерием и беззаконием" (53). Конечно, не все фарисеи были таковы, и, конечно, никто из них не считаллицемерие нормой; к тому же не одно фарисейство страдало недугом формализма.У римлян, конфуцианцев, индуистов было не меньше запретов и церемоний, чем уталмудистов. Страшны были не сами уставы, а их тенденция вырождаться всамоцель. Есть зловещий "экуменизм зла", делающий "фарисеев" всегда и всюдупохожими друг на друга. Вспомним гневные речи Златоуста и Савонаролы, Дантеи Максима Грека против архиереев и прелатов, и мы убедимся, что порода"фарисеев" сумела свить себе гнездо в самой Церкви. Обличения Христа, направленные против подобных людей, явилисьпродолжением борьбы, начатой еще пророками. Да и раввины, как мы видели,понимали опасность ханжества. Однако фарисеи слишком свыклись с мыслью, что им принадлежит монополияучительства, и были слишком высокого мнения о своей мудрости и правах, чтобысмириться с тем, что безвестный Галилеянин проповедует "со властью",независимо от схоластических толкований и школ (54). Тем более непереносимыбыли для них обличительные слова Христа. Чем ясней была справедливость упреков Христа, чем больше людейсобиралось вокруг Него, тем сильнее разгоралась ненависть фарисеев. На картубыл поставлен их авторитет. Евангелия прямо говорят, что они предали Христав руки саддукеев и римских властей "из зависти" (55). Именно это чувство заставляло их ревниво следить за Ним и выискиватьповоды обличить Его. То, что Иисус выдвигал на первое место дух, а не буквуЗакона, враги старались представить как кощунственное посягательство нацерковные устои*. Ученики Гиллеля, хотя бы в глубине души, могли соглашатьсяс ним; между тем наиболее влиятельными и активными стали в I веке как раз негиллелиты, а их соперники. Столпом этого ретроградного течения явилсяантипод Гиллеля - Шаммай** (Не смешивать с Шемайей, жившим на поколениераньше). Он и его школа нанесли самый серьезный ущерб исконному духуиудаизма. ----------------------------------------------------------------------- * О причинах неприятия Евангелия законниками в последующее время см. вкниге "Сын Человеческий", Приложение 3 ** Не смешивать с Шемайей, жившим на поколение раньше. Предания единодушно рисуют Шаммая человеком упорным, мелочным ифанатичным. Сложилась даже поговорка: "Будь кроток, как Гиллель, а невспыльчив, как Шаммай" (56). Хотя Шаммай и советовал относиться, ко всемлюдям доброжелательно, характер не позволял ему исполнять собственноеправило: он был крут, несдержан и нередко бил учеников. Показательно, что Шаммая выбрали в Совете заместителем Гиллеля. Значит,сторонников у него было немало. Они умело насаждали дух нетерпимости иказуистики. Засилие шаммаитов вело к религиозной стагнации, к удалению отБиблии, к превращению религии в застывшую систему, пронизанную ритуальныммагизмом. Причину этой популярности рутинеров понять нетрудно. Вопреки героюДостоевского, говорившего: "Широк человек-я бы сузил", следует признать, чточеловек более склонен к узости, чем к широте. Ему подчас бывает легчесоблюдать внешнюю "церковность", чем проникнуться духом любви и свободы. Усердное изучение всех тонкостей устава давало Шаммаю истинноенаслаждение. Без устали громоздил он запрет на запрете, его теология велалишь к образованию новых несчетных табу или к отягощению старых. Дело иногдадоходило до курьезов. Уверяли, что однажды Шаммай едва не заморил голодомсвоего малолетнего сына, заставляя его соблюдать пост, а когда в день Кущейу него родился внук, он велел разобрать крышу дома и заменить ее ветвями,чтобы дитя встретило праздник, как предписывает Закон, под сенью "шатра"(57). В почитании субботнего покоя Шаммай превзошел даже ессеев. Если Гиллельсчитал, что накануне субботы красильщик может класть ткань в котел, тоШаммай видел в этом грех, поскольку она окрасится в запретный день. Подобныепримеры можно продолжать до бесконечности (58). Удушающий диктат галахи, разраставшейся, словно снежный ком,-основнойпродукт академии "Бет-Шамма". Более гибкое отношение Гиллеля к обычаямшаммаиты расценивали как прискорбный либерализм, расшатывающий правоверие. Сих точки зрения, лучше было соблюсти сто лишних мицвот, чем упустить хотьодну. Жаркие споры между членами школ привели к тому, что некоторое время вИзраиле существовало как бы "две Торы" (59). Характерно, что только один раз"Бет-Шаммай" сдался (60). Гиллель же предпочитал избегать препирательств ичаще уступал ради мира. Не смогли противиться шаммаитам и его ученики.Фанатики, как правило, умеют одерживать верх, играя на рабских струнахчеловеческой психики. Шаммаю был по душе пессимизм Экклезиаста. Жизнь он считал тяжкимбременем и полагал, что лучшая доля для человека - не родиться совсем (61)(едва ли этот закоренелый враг язычников подозревал, что повторяет греческоеизречение). Дух времени коснулся и самого стража Торы. По словам еврейскогоисторика Генриха Греца, "вследствие чрезмерного рвения шаммаитов иуступчивости гиллелитов иудаизм получил совершенно иной, мрачный характер;он стал религией, которая учила и рекомендовала бегство от мира" (62). Живя в обрядовой цитадели, шаммаиты безмерно гордились своейправедностью. Они не упускали поводов демонстрировать ее повсюду. Одни изних ходили, опустив глаза, чтобы не смотреть на посторонних женщин, другиенарочито сгибали плечи, как бы показывая, сколь велик груз правил, которыеони несут на себе, третьи принимали отсутствующий вид и то и дело натыкалисьна людей и на стены (63). Когда Христос шел по улицам, окруженный простымлюдом, законники брезгливо говорили: "Этот народ-невежда в Законе, проклятон" (64). Их спесь и презрение к ам-хаарецам, людям, плохо знающим Закон,переходила все границы. Рассказывают, что один книжник, накормивший во времяголода такого "нечестивца", укорял себя, думая, что впал в великий грех(65). Ответная реакция не заставила себя ждать. "Ненависть ам-хаареца кученому,-признавали книжники,-больше ненависти язычников к Израилю" (66). Не приходится и говорить, с каким высокомерием смотрели шаммаиты наиноплеменников и с какой неохотой принимали прозелитов. В их воображенииИерусалим будущего рисовался запретным городом, чем-то вроде средневековыхЛхассы или Мекки. Здесь выявлялось еще одно расхождение школ. Тех самых язычников,которых Шаммай гнал от себя палкой, Гиллель встречал с любовью и охотно училвере. Его последователи называли Тору небесным хлебом, который предназначендля всего мира (67). Гиллелиты организовывали особые миссии для обращения иноверцев. Чтобыисключить в неофите какой-либо расчет, ему рекомендовали хорошо обдуматьсвой шаг, памятуя о трудном положении народа Божия. Если, невзирая на это,он все же захочет стать исповедником религии Единого, то должен быть принят(68). Трактат "Санхедрин" указывает на необходимость щадить чувствапрозелита и при нем не отзываться дурно о его прежних единоверцах (69).Возникло даже мнение, что прежде всего вера в Бога, а не обряды приобщаютязычника к истине. "Кто отвергает идолопоклонство,-говорили раввины, - тотуже иудей" (70). Результаты миссии были настолько успешными, что вызвали тревогу в Риме.Преемник Августа Тиберий в 19 году н. э., опасаясь роста прозелитизма, издалуказ о высылке всех иудеев из столицы. Четыреста человек из них былоотправлено на Сардинию для несения воинской службы (71). Однако эти мерыоказались бессильны приостановить поток обращений. Последователи Гиллеля не только заботились о прозелитах, но и старалисьпривить иудеям терпимое отношение к язычникам. Они напоминали, что в Храмеприносят семьдесят жертв по числу народов, за всех иноплеменников. Можно ли,говорили они, винить тех, кто от отцов получил ложные религиозныепредставления? Каждый человек, следующий велениям совести, угоден Богу."Блаженства в ином мире,- учили раввины,сподобятся благочестивые люди всехнародов". А рабби Акиба даже утверждал, что "Бог имеет среди всех народовземли Своих священников, которые просвещают тьму и учат добру своихсоплеменников". Трактат "Берахот" советовал при встрече с языческимфилософом благодарить Бога за то, что Он уделил этому человеку от небеснойПремудрости (72). Книжники-гиллелиты проповедовали гуманное отношение ковсем нуждающимся без различия веры. "Должно, - говорил один учитель, -кормить бедных язычников наравне с бедными иудеями и должно иметь попечениеоб их больных и хоронить их умерших" (73). Сам факт сохранения в Талмуде подобных изречений означает, что победашаммаитов не была полной. И все же перевес чаще был на их стороне. Этомуспособствовала предвоенная обстановка в Иудее, когда волна ненависти к Римувынесла на поверхность крайних экстремистов. Фарисей Цадок, примкнувший кзелотам, был, по-видимому, членом "Бет-Шаммая" (74).Таким людям претилоновое понятие о народе Божием, который будет объединен не кровными узами, адуховным братством. Пророчество Христа о многих, что придут с Востока иЗапада "возлечь рядом с Авраамом, Исааком и Иаковом", звучало для нихвызовом. Свой изоляционизм они распространяли и на всю культуру. Если Гиллельбыл причастен к светским наукам и кое-что заимствовал у греческих философов,то шаммаиты, по примеру хасидов и римлянина Катона, клеймили всеиностранное. Они осуждали родителей, если те давали детям эллинскоеобразование, и считали позорным учить греческий язык (75). Обволакиваяиудейство непроницаемым коконом, шаммаиты перекрывали все каналы, которыесвязывали его с внешним миром. Гордыня, обрядоверие и шовинизм готовы былипохоронить вселенское наследие пророков. Но, к счастью, иудеи не былицеликом заражены узостью Шаммая. Оппозиция попыткам загнать Израиль вдуховное гетто была особенно сильна среди, верующих диаспоры. В их лицемысль иудаизма по-прежнему искала контактов с Западом.