История религии. Том 5. Вестники Царства Божия В поисках пути, истины и жизни Библейские пророки от Амоса до Реставрации (7-4 вв. до н.э.)... Да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Книги библейских пророков, "вестников Царства Божия", наряду с Закономзанимают центральное место в ветхозаветной части Библии. Вот и эта книга,посвященная им, пятая из серии "История религии", является центральной-и нетолько в семитомнике, но и во всем творчестве отца Александра. С глубиной,соответствующей уникальному проповедническому и писательскому дару автора, вкниге рассказывается о библейском Откровении и Богоявлениях, раскрываетсябиблейское учение о Спасении и Искуплении, повествуется о многовековойборьбе за идеалы библейской этики против обрядоверия.
ВВЕДЕНИЕ
Те много ошибаются, кто пророчества Св. Писания почитают простыми предсказаниями, предвещанием будущего, и ничем больше.- В них заключается учение, учение, относящееся ко всем временам. П. Я. Чаадаев Книги пророков составляют в Ветхом Завете лишь около четверти всеготекста; по содержанию же им принадлежит центральное место в дохристианскойчасти Библии. Тем не менее нужно признать, что довольно часто ониоказывались несправедливо отодвинутыми на задний план в сравнении с другимиразделами Св. Писания. Пророки представляли наибольшие трудности длятолкователей Библии, и поэтому во многих изложениях Ветхого Завета ониизображались вереницей бледных, безликих фигур, единственным назначениемкоторых было предсказать пришествие Мессии. Патриархам и царям, как правило,уделялось гораздо больше внимания. Спора нет, образы этих библейских героев обрисованы в Писании сизумительной жизненностью, сказания о них полны глубокого смысла идраматизма, но все же их история в значительной степени есть лишь прелюдия кпроповеди великих пророков. Патриархи и вожди, священники и цари древнегоИзраиля были той человеческой средой, в которой сверкнули первые лучиОткровения, проникшие через толщу суеверий, варварских нравов и грубыхпредставлений о Боге. Один лишь Моисей, загадочный и в сущности непонятый,возвышается подобно гиганту в сумраке ранней ветхозаветной истории. Он былподлинным посланцем Божиим, пророком, которому не было равного после него(Втор 34,10), началом по отношению к другим пророкам (Исх 7, 1; Числ11,17-25). Его учение раскрылось во всей полноте лишь в классическомпрофетизме, начиная с Амоса, первого пророка-писателя. Под "пророком" обычно разумеют предсказателя будущего; между тем вБиблии против этого узкого понимания профетизма свидетельствует уже самтермин наби (пророк). Он, по-видимому, происходит от аккадского слова "набу"(призывать), и, очевидно, "наби" нужно переводить как "призванный" (Богом).В то же время греческое слово........... буквально означает того, ктоговорит нечто от лица другого, а в Ветхом Завете есть прямые указания на то,что "пророк"-это посланник, или вестник1. Дар предвидения, которым, несомненно, обладали пророки, не имелсамодовлеющего значения; он прежде всего служил под тверждением того, чтоони воистину были посланы Богом. Для христианского сознания наиболее драгоценным в предвидении пророковявляется их слово о грядущем Царстве Божием и его Главе-Мессии. "Онисвидетельствуют о Мне"-эти слова Христа относятся к боговдохновенным мужамВетхого Завета. Редко в мир являлись люди, в такой степени, как они,устремленные к грядущему; их провидческому взору дано было преодолеватьпреграду времени, и образ Помазанника Господня становился для них живым,почти осязаемым. Это было столь очевидным, что евангелисты искали у пророковподтверждения почти всего, что происходило в земной жизни Иисуса. И однако неверно считать, что духовное значение пророков сводилось лишьк предсказанию явления Христа. Будь это так - в новозаветное время ониоказались бы принадлежащими только прошлому. На самом же деле пророки впервую очередь были предтечами евангельского Откровения; пролагая путьБогочеловеку, они возвещали высокое религиозное учение, которое хотя инесравнимо с полнотой Евангелия, тем не менее остается жизненным даже в нашидни. Пророки и поныне являются для нас провозвестниками Истины. Онипостоянные спутники человечества; их голос звучит всюду, где люди чтутБиблию; их лики смотрят с плафона Сикстинской капеллы и со стендревнерусских соборов, их слова перелагают поэты, ими вдохновляютсямузыканты, а в тревожный век мировых войн призывы и предостережения пророковзвучат так, будто они произнесены сегодня. Но главное значение их не в этом.Они дороги нам как учители веры и жизни. Псалмы, гимны и пророчества, вкоторых эти великие боговидцы выразили свой внутренний опыт, вот уже болеедвадцати пяти веков находят живой отклик в каждом религиозном сердце.
X x x
Пророки жили в эпоху духовного пробуждения человечества, которую Ясперсудачно назвал "осевым временем"2. Именно тогда почти во всем мире возникалидвижения, окончательно опреде лившие облик дохристианского религиозногосознания. Авторы Упанишад и Бхагавад-Гиты, Будда и Лао-цзы, орфики ипифагорейцы, Гераклит и Сократ, Платон и Аристотель, Конфуций и Заратустравсе эти учители человечества были современниками пророков, и в известномсмысле профетическое движение явилось составной частью общего стремлениялюдей найти новое миросозерцание, обрести высший смысл жизни. Многим мировым учителям был присущ великий религиозный дар, позволявшийим прикоснуться к Божественным тайнам. И все же в этой семье духовных вождейпророки стоят особняком. Прежде всего, мы нигде не встречаем такого ясно выраженного единобожия,которое сочетается с признанием реальности тварного мира. "Беспримерновысокий и чистый еврейский монотеизм,-справедливо утверждал Тареев,-естьпреимущественный результат пророческой проповеди"3. Правда, на первый взгляд учение пророков в этом отношении не кажетсяисключением: мыслители Египта, Индии, Китая и Греции тоже сумели возвыситьсянад политеизмом и прийти к вере в единое верховное Начало. В таких понятиях,как Атон, Апейрон, Нус, Брахман, Нирвана, несомненно, есть нечто общее: всеони - иероглифы для обозначения высшей сокровенной Реальности. Созерцаниеиндийцев и мысль эллинов далеко продвинулись в поисках этой Реальности. Онипреодолели корыстно-магический соблазн древних верований, а жизненные идеалыиз мира внешнего перенесли в область Духа. Однако все учения о Божественной Сущности принимали формы, непозволяющие признать их подлинным монотеизмом. Религия Эхнатона носила чертыпоклонения природе и была связана со зримым светилом-солнцем; у античныхнатурфилософов Божество представлялось неотделимым от космических стихий; вУпанишадах исповедовался крайний монизм, и Брахман оказывался безликимНечто; Будда сознательно противопоставлял свое учение о Нирване любому видутеизма, а Бхагавад-Гита, делая ударение на множественности обликов Божества,открывала двери язычеству. Даже такие мыслители, как Платон и Аристотель,говорившие о едином Боге, верили в существование второстепенных божеств ипризнавали необходимость их культа. Кроме того, рядом с Богом они ставиливечную Материю. Наиболее близка к Библии религия Заратустры, ноабсолютизация в ней злого начала делает ее своеобразным "двоебожием". Таким образом, в дохристианском мире лишь одна ветхозаветная религиябыла свободна как от язычества, так и от пантеизма, от смешения Бога сприродой. Не странно ли это? Как могло учение, родившееся в бедной инезначительной стране, оказаться столь самобытным, возвыситься надрелигиозными и философскими достижениями великих цивилизаций? Где найтиразрешение этой исторической загадки? Напрасно было бы искать ответ на этот вопрос в возможности иноземныхвлияний. Будь пророки по времени последними из мировых учителей, можно былобы еще предположить, что, пойдя по пути предшественников, они сумелипревзойти их; но в том-то все и дело, что движение пророков началось за двавека до возникновения и греческой философии, и буддизма, и зороастризма. Не проясняет дело и ссылка на личный гений. Ее можно было бы принять,если бы речь шла об одном человеке. (Так, справедливо утверждение, что безБудды не было бы буддизма, а без Платона-платонизма.) Но в случае пророковперед нами целая плеяда проповедников, сменяющих друг друга на протяжениитрех столетий. И наконец, если вспомнить, что учение пророков стояло в оппозиции крелигиозному укладу своего времени и страны, то необходимо будет признать,что тайна профетизма вообще неразрешима в плоскости чисто исторической.Можно научными методами определить даты жизни пророков, восстановить попамятникам окружавшую их историческую среду, исследовать тексты их книг вплане литературном и филологическом, найти у них точки соприкосновения сдругими реформаторами или проследить их связь с социально-экономическимипроцессами той эпохи, но всего этого будет недостаточно для проникновения всущность профетизма. Когда мы обращаемся к Библии во всем ее духовном своеобразии, нужныиные критерии и подходы. Первое, что бросается в глаза при чтении книг пророков,- это их ни счем не сравнимая уверенность в подлинности дарованного им Откровения. Этоотличает библейских провидцев от большинства искателей истины всех времен. Философы, размышлявшие о Начале всего, стояли как бы перед глухойстеной, простукивая ее и прислушиваясь к звуку; они обменивались догадками,спорили, строили предположения. "Трудно познать Отца всяческих",- говорилПлатон, а поэт Риг Веды спрашивал: Кто поистине знает, кто теперь быповедал, Откуда возникло мирозданье? Мистики же, хотя и ощущали полную достоверность своего знания, неверили, что богопознание возможно по эту сторону бытия. Так, для брахмановприблизиться к Божеству означало войти в Него, оставив за порогом не тольковесь мир, но и самих себя. "Если прекращаются пять знаний вместе с мыслью,если бездействует рассудок, то это, говорят, высшее состояние",- читаем мы вКатха-Упанишаде. Но при всем том, сознавая неисчислимые трудности на пути кбогопознанию, большинство мудрецов считали его принципиа льно возможным.Философы представляли себе Божество умопостигаемым, а созерцатели-мистическидосягаемым. Пророки же, напротив, отрицали возможность постигнуть Бога разумом илидостигнуть Его путем экстатического восхождения. Сущий, Ягве, был для нихпламенеющей бездной, ослепительным солнцем, сияющим превыше постижения идосягаемости 4. Они не поднимали глаз на это солнце, но его лучи пронизывалиих и озаряли окружающий мир. Их не покидало чувство, что они живут вприсутствии Вечного, находясь как бы в Его "поле", и это было названо ими"даат Элогим"-богопознанием. Такое "знание" не имело ничего общего сфилософскими спекуляциями и отвлеченными умопостроениями. Сам глагол"ладаат" (знать) имеет в Библии смысл обладания, глубокой близости, ипоэтому даат Элогим означает приближение к Богу через любовь к Нему. В философии и пантеистической мистике мы чаще всего находим не любовь,а скорее благоговейное восхищение перед величием мирового Духа. И порой вэтом преклонении невольно ощущается привкус какой-то печали, рождаемойнеразделенным чувством. Божественное-как холодное море, воду которого можноисследовать и в волны которого можно погрузиться, но само оно извечно шумит,полное своей, чуждой человеку жизнью; так и Сущее пребывает холодным идалеким, не замечая усилий смертных вступить с Ним в контакт... Чего же достигло это философское и мистическое познание Бога? Онообозначило Его многими именами, называя абсолютной Полнотой, универсальнымПервопринципом, чистой Формой; оно пыталось осмыслить связь Божества скосмическими законами и движением миров. Это постижение ощущалось великими учителями как нечто завоеванное,подобное одной из тех тайн, которые человек вырывает у природы. Для примера возьмем хотя бы путь Будды к духовному просветлению. Этотпуть был исполнен ошибок, проб, разуверений, а когда желанный покой Нирваныбыл обретен, мудрец глубоко проникся сознанием достигнутой победы. "Япокинул все,- говорил он,-и обрел освобождение через разрушение желаний.Самостоятельно овладевший знанием, кого бы я мог назвать учителем своим? Нету меня учителя. Нет равного мне ни в мире людей, ни в областях богов.Я-святой в этом мире, я-высший учитель, я-единственный просветленный!"Подобное же горделивое сознание победителя можно заметить и у другихучителей, пусть выраженное в менее резкой форме. Даже Сократ, заявлявший освоем "незнании", верил в то, что он в состоянии приоткрыть покров мировойтайны. Здесь проявляетcz естественное чувство преодоления высоты, которое мывстречаем у многих поэтов и мыслителей. Именно оно позволило Ницшерассуждать на тему "Почему я так мудр". Могут возразить, что это простоманиакальный бред величия, на самом же деле болезнь лишь обнажила то, чтосокровенным образом живет в сознании творческих натур, тайно или явноутверждающих: Ехеgi tоnutеntum (Я памятник себе воздвиг). У пророков нет ни сознания своего гения, ни чувства достигнутой победы;и это не потому, что они были лишены творческих сил, и не потому, что неиспытали духовной борьбы, но потому, что знали, что их провозвестие исходитот самого Бога. Пророки принадлежали к разным сословиям: среди них мы находимцаредворца и певца, пастуха и священника. Зачастую и говорят они о разном:Амос и Софония-о вселенском суде, Осия - о Божественной любви, Исайя и егоученики предрекают наступление всемирного Царства Мессии, Иеремия учит орелигии духа, а Иезекииль ревнует о храмовой Общине с торжественнымбогослужебным ритуалом. Книги их отличаются друг от друга, как писанияевангелистов, но подобно тому как в четырех Евангелиях живет единый образБогочеловека, так и в пророческих книгах за разными аспектами проповедиощущается единый образ Сущего. "Трагическим героем,- говорил Кьеркегор,- человек может статьсобственными силами, рыцарем веры-нет". Пророки стали такими "рыцарями"потому, что сама высшая Реальность открылась им так близко, как никому доних. И открылось им не безликое Начало и не холодный мировой Закон, а БогЖивой, встречу с Которым они пережили как встречу с Личностью. Пророки стали Его вестниками не потому, что они смогли проникнуть в Егонадзвездные чертоги, а потому, что Он Сам вложил в них Свое Слово. В те времена, когда царский писец записывал на свитке или таблицевеления своего властителя, он начинал обычно словами: "Так говорит царь". Подобное выражение мы находим почти на каждойстранице пророческих книг: "Ко амар Ягве" ("Так говорит Сущий"). Что же это должно означать? Неужели благодатное вдохновениематериализовалось в звуки, в слова, которые пророк записывал под диктовку?Против такого предположения достаточно свидетельствует индивидуальный стильбиблейских авторов. Го лос Божий был внутренним голосом, звучавшим в тойглубине духа, где, по словам Мейстера Экхарта, человек обретает Бога; и лишьпосле этого Откровение силами души и разума претворялось в "слово Господне",которое пророки несли людям. Но в какие бы земные одежды ни облекалось Откровение, у пророковникогда не возникала мысль приписать себе "слово Господне". Они лучше другихзнали, насколько отличается этот овладевший ими мощный поток Духа от ихсобственных чувств и мыслей. То, что они возвещали, нередко превосходило нетолько уровень их аудитории, но и уровень их собственного религиозногосознания. Известный католический исследователь Библии Джон Маккензи, давшийтонкий анализ психологии профетизма, подчеркивал, что именно в этом ощущении"иного" обнаруживается водораздел между библейским Откровением иестественным озарением творческой личности5. И действительно, высшеепостижение индийской мистики, выраженное в формуле "Тат твам аси" ("Ты-этоОн"), воспринимается как полное слияние и отождествление с Божественным.Между тем пророки даже тогда, когда говорили прямо от лица Ягве, ни наминуту не забывали, что они лишь проповедники высшей воли. Они не восходилик Богу, а Он Сам властно вторгался в их жизнь. Это был Тот всепревозмогающийСвет, который остановил апостола Павла на дороге в Дамаск. Лев зарычит - кто не содрогнется? Владыка Ягве говорит - кто не станет пророчествовать? (Ам 3. 8) Но если так, то не становится ли вестник Божий лишь пассивным медиумомбез воли и сознания? Ведь потеря ощущения своей личности столь свойственнадля мистических состояний. Брахманы, Будда, Платон были даже охвачены жаждойосвободиться от бремени своего "я". Однако, обращаясь к Библии, мы, вопрекиожиданию, видим, что пророки нисколько не походили на исступленных пифий,или сомнамбул: в моменты высочайшего мистического напряжения самосознание вних не угасало. На это обратили внимание уже первые толкователи пророков бл.Иероним и св. Иоанн Златоуст6. Иной раз пророк, устрашенный трудностью подвига, даже противилсянебесному зову, но автоматом он никогда не был и всегда оставался человеком.Именно поэтому он мог в конечном счете стать свободным соучастником Божиихзамыслов. Он следовал призыву во имя верности Богу и любви к Нему. Кого пошлю Я? Кто пойдет? - вопрошает Господь. И пророк Исайя отвечает: Вот я. Пошли меня... (Ис 6,8) Это - не блаженная прострация "самадхи" и не "турия"- сон безсновидений, а подлинная "встреча лицом к лицу". При всей непостижимойблизости Бога и человека они не исчезают "друг в друге", а остаютсяучастниками мистического диалога. Так возникает чудо двуединого сознания пророка, не имеющее аналогий врелигиозной истории. В их лице дохристианский мир был вознесен к последнейчерте, за которой открывается Богочеловечество. В этом смысле каждый пророкбыл живым прообразом Христа, "нераздельно и неслиянно" соединившего в себеБога и человека. Неповторимый опыт пророков порождал и единственный в своем роде ответна вопрос об отношении Бога к миру. Правда, этот ответ не сформулирован какметафизическое учение; в этом смысле книги пророков разочаруют тех, кто сталбы искать в них философской системы. На многие вопросы они не дали ответа ине стремились к этому. Их вера, рожденная Откровением, была базальтовойосновой, На которой уже впоследствии могли возни кать пласты богословия,метафизики и внешних форм религиозной жизни. В противоположность известным на Востоке и на Западе учениям, пророкине считали, что Вселенная образована из предвечной Материи или же что онаесть эманация, излияние Божества. По их учению, мир получил бытие силоютворческого Слова Ягве; даже имя Божие (связанное с глаголом "хайя"-"быть"),вероятно, может означать "дарующий бытие", "Творец". Разумное, творческоесущество, человек представляет собой как бы вершину мироздания, но он-не"осколок Абсолюта", а "образ и подобие" Создателя. Как художник любит своетворение, как мать-свое дитя, так и Бог связан живыми узами с человеком имиром. Он хочет возвысить их до Себя, приобщить к своей совершенной полноте.Это делает их существование исполненным смысла и цели. Именно это ощущениесмысла бытия отсутствует в большинстве философских систем древности. Для Платона видимый мир-тень, для индийской мистики - призрачная Майя.Возникновение мира, согласно Упанишадам, есть нечто подобное непроизвольномуизвержению. "Как паук выпускает из себя и вбирает в себя паутину, какрастения возникают из земли, как волосы возникают на голове человека, так изНепреходящего возникает все в этом мире"7. Это излияние из недр Вечногосменяется поглощением для того, чтобы снова разрешиться эманацией.Представление о вечном возврате подтверждалось цикличностью процессов,совершающихся в природе. Вавилоняне и египтяне, греки и индийцы мыслили миркак нечто вращающееся по исполинскому замкнутому кругу или множеству кругов,и этот бесконечный, бесцельный круговорот окрашивал пессимизмоммиросозерцание дохристианского человека 8. Библия, в отличие от всех "языческих" концепций Вселенной, проникнутамыслью о незавершенности мира, который представляет собой "открытуюсистему": его движение не круговое, а восходящее. Пророки первыми увиделинесущееся вперед время, им открылась динамика становления твари. Земныесобытия не были для них лишь пеной или скоплением случайностей, но историейв самом высоком смысле этого слова. В ней они видели исполненную мук иразрывов драму свободы, борьбу Сущего за свое творение, изживаниедемонического богоборчества. Конечная цель истории-полное торжествоБожественного Добра. Первоначально пророки усматривали эту победу вустранении всяческой неправды из мира, но постепенно они осмыслили будущееЦарство Божие как примирение Творца и человека, единение их в высшейгармонии 9. Все утопии европейского человечества по существу лишьнезаконнорожденные дети библейской эсхатологии. Искаженная, приземленная,она тем не менее продолжает владеть умами: такова сила изначальногобиблейского импульса. Ведь никакая наука не гарантирует прогресса, и вера внего есть не вывод из позитивных научных данных, напротив, исторически онапредшествует развитию науки. Впрочем, какие бы формы ни принимала эта вера,ее нельзя считать чистым заблуждением, ибо она есть затемненноеэсхатологическое предчувствие. Она есть храм, превра щенный в торжище, вклуб, но сохранивший нечто от своих прежних очертаний. В ней живет смутноечаяние Царства Божия, о котором впервые возвестили пророки Израиля. В глазах грека человек был игрушкой Судьбы, для утопистов он сталединственным творцом истории, пророки же, зная, что Сам Ягве установит своеЦарство, в то же время видели в человеке активного сподвижника Божия. Тобыло предвосхищением богочеловеческой тайны за века до евангельских событий. Служение высшей Воле требовало от пророков деятельного включения вжизнь окружающего мира. Они не могли оставаться безучастными к тому, чтосовершалось вокруг них. Слово Божие преисполняло их удвоенной силой иэнергией. (Эту черту унаследовали у пророков многие христианские мистики исвятые, такие, как преподобный Сергий или св. Тереза Авильская.) И преждевсего пророки выступают как непримиримые враги заблуждений своего общества исвоей эпохи. Тут проявляется еще одна их отличительная особенность. Великиереформаторы "осевого времени", каждый по-своему, боролись с традиционнымиверованиями. Многие из них подвергались преследованиям и даже кончали жизньмучениками. И все же, какими бы смелыми и радикальными ни были их доктрины,они оставались под известным обаянием народных верований. Традиция и обычаинередко давили на них тяжким бременем, внося путаницу в их философскиесистемы и соблазны в религиозную жизнь. Так, Будда, отрицавший существованиеиндивидуальной души, вынужден был принять общеиндийское учение оперевоплощении; Сократ, исповедовавший веру в единого Бога, приносил жертвыгражданским божествам; Конфуций, при всем своем скептицизме в отношении кдухам, сохранил их культ. Все эти люди, с мышлением смелым и независимым,подчас проявляли неожиданную робость перед лицом национальных воззрений.Выступая против них, философы, поэты и преобразователи чаще всегоограничивались завуалированными выпадами или намеками. Решительным движениемсбросить тысячелетний груз образо ванному греку не хватало духа: он слишкомлюбил прекрасную старину; в религии индийцев укоренилась склонность кбезграничному синкретизму: они всегда более предпочитали добавлять новыхбогов к пантеону, чем отвергать старых; пророки же совершают уникальнуюрелигиозную революцию, безжалостно низвергая народных кумиров. Они никогдане делают культа из "отечественной старины" как таковой. Упорному тяготениюизраильтян к язычеству они противопоставляют веру в Единого, магическомупониманию богослужения религию духа, национальной узости универсализм.Истинным для них является лишь то, что звучит в Откровении Сущего ивыдерживает проверку в свете Его заповедей. Но при всем этом ни один пророк не считал себя основателем совершенноновой религии, как бы возникающей на развалинах национальных суеверий. Онинедвусмысленно объявили себя продолжателями религиозного дела, начатогозадолго до них. И действительно, не будет преувеличением сказать, что всеосновные черты израильского профетизма содержались уже в проповеди Моисея.Десять Заповедей суть исповедание этического монотеизма, который нашелвысочайшее выражение у пророков. "Песнь Исхода" говорит о Боге-Избавителе иВластителе истории, и эта же мысль становится ведущей в профетизме. Вера вЦарство Божие тесно связана с Обетованием, которое вдохновляло Моисея, когдаон выводил Израиль из Египта 10. Однако религиозное учение Моисея оказалось не в силах по бедить грубыйнатурализм и крестьянские суеверия. Нужна была какаято духовнаятрансформация, какой-то взрыв, для того что бы семя, брошенное с Синая, даловсходы в Палестине. И этот взрыв произошел с появлением пророка Амоса,которым начинается наш рассказ.
X x x
Современный человек, говоря о библейском пророке, невольно представляетсебе личность легендарную, едва различимую в узорной ткани сказаний,принадлежащую к почти мифическим временам. А между тем образы пророков, всравнении с фигурами других религиозных реформаторов, почти свободны отфольклорных драпировок; источники, содержащиеся в Св. Писании, представляютсобой свидетельства высокой исторической достоверности. В то время как оПифагоре или Будде мы знаем по сравнительно поздним преданиям, о Конфуцииили Сократе - по воспоминаниям учеников, пророки оставили нам свои,собственные творения, которые не только раскрывают содержание их проповеди,но и позволяют заглянуть в тайники их души, почувствовать биение их сердца. И вообще пророки-писатели принадлежат той эпохе израильской истории,когда легенды уже не так легко складывались: Если Моисей и Илия окружены ещесверхчеловеческим ореолом, то начиная с Амоса сведения Библии о пророкахпочти полностью лишаются элементов легендарности. Мы видим на страницахПисания их подлинные человеческие лики. Поражает многогранность этих удивительных людей. Они- пламенныенародные трибуны, заставляющие толпу замирать в молчании; они - смелыеборцы, бросающие обвинение сильным мира сего; в то же время они предстаютцеред нами как лирические поэты, как натуры чуткие, легко ранимые истрадающие. С одной стороны, они любят поражать воображение масс страннымижестами и словами, их легко принять за безумцев или пьяных, но с другойстороны-это мыслители с широким горизонтом, мастера слова, хорошо знакомые слитературой, верованиями, обычаями и политикой своего времени. Благодаря этому пророки постоянно являются как бы в двух лицах; этолюди, неразрывно связанные со своим народом и со своей эпохой, в которую онипрочно вписаны, и их трудно понять, если отделить от исторического фона; иодновременно это вдохновенные провозвестники Божий, чья проповедь идетбесконечно дальше их страны и их времени. "Пророческое видение, всплывающее из подсознательных глубинчеловеческой души, говорит Арнольд Тойнби, не подвластно закону... Здесь мыприсутствуем при подлинном акте творения, в котором в мир вступает нечтоновое". Это без условно справедливо, но только в отношении мистическихистоков пророческой проповеди, по форме же своей она не может быть чем-тоизолированным, являться исключительно плодом личного вдохновения. Как люди своего времени, пророки разделяли особенности древневосточногомышления и представляли себе Вселенную в свете вавилонской науки; они частоследовали приемам восточных прорицателей и, подобно любому писателю,испытывали на себе литературные влияния. Поэтому, чтобы правильно пониматьпророческие книги, нужно иметь представление о культурной атмосфере ихэпохи.
X x x
Прежде всего следует указать на то место, которое занимали пророки врелигиозной жизни Израиля. В отличие от священников, в обязанность которых входило даватьнаставления народу, пророки выступали лишь временами и в исключительныемоменты. Тем не менее они, как правило, связывали свою деятельность собщечтимыми святынями: Моисей внимает Богу в скинии, Дебора пророчествует усвященного дуба, пророки времен Давида находятся при Ковчеге или Эфоде.Таким образом, к моменту появления Амоса уже сложилась прочная традиция,соединяющая прорицание "наби" со святилищем. И сам Амос начинаетпроповедовать в Бетэльском храме Иеровоама II, а за ним Исайя, Иеремия идругие пророки следуют принятому обыкновению11. Почему это необходимо учитывать для понимания пророков? Во-первых, потому, что этот обычай, вопреки распространенному мнению,указывает на то, что пророки не были чистыми "протестантами", отрицавшимихрамовое богослужение. Мы увидим впоследствии, что пророки и священникипусть и по-разному, но проповедовали одно и то же учение. А во-вторых, это определило форму их писаний. Подобно тому как вДельфах у жрецов существовала установленная форма поэтических ответоввопрошавшим, так и в Израиле издревле сложился известный стиль профетическихречей. Это была религиозная поэзия, со своей символикой, языком и образами.Если в иконописной традиции нимб, крылья, сферы, цвета, жесты служили дляпередачи духовного видения Церкви, то пророки для выражения своего опытаприбегали к мотивам бури, землетрясения, небесного огня, к образам древнегоэпоса. Большая часть пророческих книг написана стихами, но стихи эти малопохожи на античные или западноевропейские. Они редко подчинялись метрике,почти не имели рифмы. Основой библейской поэзии служила игра смысловымипараллелями, столь характерными для древнего Востока. И наполнилась земля его серебром и золотом, и нет числа сокровищам его; И наполнилась земля его конями, и нет числа колесницам его. (Ис 2.7) Весь строй пророческого речитатива пронизан, однако, свое образноймузыкальностью. Яркие, неожиданные образы, искусные аллитерации, внезапныеудары ритма-все это создает не повторимый поэтический стиль 12. В древнееврейской поэзии нет греческого изящества и латин скойкристальной ясности. Слова пророков рвутся с неудержимой силой, способнойсокрушить любые формы. Как удары, молота, как возрастающий шум обвала падаютстроки: Элоах митейман яво, вэ Кадош ме хар Паран, Киса шамаим хаодо вэ тхилато мала хаарец. От этих звуков веет чем-то архаическим, почти первозданным... Речи пророков богаты эмоциональными интонациями: в них слышатся иронияи мольба, торжествующий гимн И сетование, риторический пафос и задушевностьинтимной беседы. Но в целом они полны внутренней напряженности и страстногокипения; их строки так же мало похожи на священную письменность Индии, какпенящийся среди скал поток на тихую лесную реку. Пророки были поэтами "бурии натиска", и, вероятно, в сравнении с греческими философами им недоставалореспектабельности и сдержанности. Но им была чужда спокойная игра ума, и онислишком серьезно относились к тому, о чем говорили.
X x x
Первоначально пророческие изречения и проповеди записывались напергаментных и папирусных свитках, которые хранились в храме, а списки с нихрасходились среди народа. Во многих случаях имена авторов утрачивались ирукописи оказывались анонимными. Для пророков важно было не увековечить своеимя, а сохранить для людей возвещенное им Слово Божие. Свитки многократно переписывались и сшивались, при этом иной раз ккниге одного, пророка подшивали отрывки из книг другого - неизвестного поимени. При переписке нередко выпадала та или иная строка. Эти пробелыощущаются при внимательном чтении пророческих книг даже в переводах.Естественно, что переписчики иногда делали ошибки или, случалось, вносили втекст фразы с полей, но в целом это не повредило содержанию книг. Найденныенедавно в Иудейской пустыне манускрипты свидетельствуют о хорошейсохранности текста пророков, дошедшего к нам через века 13. Даже самая радикальная критика вынуждена была при знать, что в целомпророческие книги написаны теми лицами, которым их приписывают. Это (заисключением некоторых оговорок) относится к Амосу, Осии, Михею, Науму,Аввакуму, Софонии, Иеремии, Иезекиилю, Аггею, Малахии. Что касается КнигиИсайи, то еще в прошлом столетии библейской наукой было установлено, что ееписал не один автор. Первая часть (139 главы) в основном принадлежит пророкуИсайе, жившему в Иерусалиме в VIII в., главы же 40-55 написаны в Вавилонеок. 540 г. до н.э. анонимным пророком, которого принято называть Второисайейили Исайей Вавилонским. Из содержания глав 56-66 видно, что автор жил ужепосле возвращения иудеев из плена (538 г.); есть доказательства в пользутого, что это был Второисайя*. ----------------------------------------------------- * См. приложение "Книга пророка Исайи" Книгу пророка Захарии приписывают трем авторам. О пророках Авдии иИоиле ничего не известно, и книги их трудно датировать; по общему мнениюбиблеистов, они относятся к эпохе Второго Храма. Книги Даниила и Ионынаписаны после плена и в строгом смысле слова не принадлежат к пророческойписьменности.
X x x
То, что библейская критика вносит иногда коррективы и уточнения втрадиционные представления об авторах Библии, нисколько не может отразитьсяна духовной значимости Св. Писания. "Церковь,-говорил о. С. Булгаков,-нетолько не преграждает пути изучения Слова Божия всеми доступными способами,в частности современными средствами научной критики, но и не предрешаетнаперед выводов этой критики... Православному сознанию нет оснований боятьсябиблейской критики или смущаться перед нею, потому что через нее лишьконкретнее становятся постижимы пути Божий и действие Духа Божия"14. Оттого,что Книга Исайи написана не одним, а несколькими пророками, она не перестаетбыть великой и священной книгой. Боговдохновенность пророчества, гимна илипсалма не зависит от принадлежности тому или иному автору. Здесь есть некоторая аналогия с художественной литературой. Если бы,например, обнаружилось, что "Божественную комедию" писал не Данте Алигьери,а неизвестный флорентиец, живший через сто лет после него, разве это умалилобы художественную и духовную ценность бессмертной поэмы? Просто мы с тех порзнали бы, что у человечества был еще один доселе неизвестный гений. То жеможно сказать и о Книге Исайи. Если прежде по лагали, что ее написал великийпророк VIII в. до н.э., то теперь мы знаем, что у Исайи Иерусалимского в VIв. был собрат, не уступавший ему в силе проповеди, такой же, как и он,боговдохновенный провозвестник Царства Божия. В Библии к пророкам наиболее близки псалмопевцы. Псалмы с изумительнойяркостью и силой запечатлели религиозный опыт Израиля, и из всего ВетхогоЗавета они наиболее понятны и созвучны современным читателям. Ими пронизанобогослужение Церкви и на Востоке, и на Западе, они постоянно сопровождаютхристианина на его духовном пути. Имена большинства псалмопевцев неизвестны, и время их жизни с трудомподдается датировке. Священные гимны появились в Израиле еще со временМоисея, но подлинным родоначальником псалмопевцев поправу считается Давид.Многие авторы псалмов были братьями пророков по духу, а некоторые псалмысоздавались самими пророками 15. Под влиянием пророков складывалась и библейская Священная История. Внынешнем своем виде она состоит из двух циклов. Первый охватывает время довступления израильтян в Палестину (он был рассмотрен нами в книге "Магизм иЕдинобожие"). Второй цикл посвящен периоду от завоевания Ханаана до Плена(книги Иисуса, Судей, Царств). Он написан ок. VI в. на основании подлинныхлетописей и документов, и целью его был пересмотр истории Израиля в светеучения пророков. К этому циклу примыкают такие важные источники, как двекниги Паралипоменон (или Хроник), книги Эзры (Ездры) и Нехемии (Неемии). Вэпоху пророков появились также Левит и Второзаконие, и все Пятикнижиеприняло свой нынешний вид*. ------------------------------------------- * См. Приложение 1 Крайне осторожно приходится пользоваться трудом Иосифа Флавия"Древности иудейские", так как он написан много позже пророческой проповеди,но некоторые штрихи Иосиф мог почерпнуть из неизвестных нам древнихисточников. Отдельные моменты библейской истории могут быть дополнены всвете фактов, изложенных греческими историками, в частности Геродотом. Кроме письменных памятников, обильный материал для пониманиябиблейского текста дали археологические раскопки, ведшиеся последниеполтораста лет. Древние камни заговорили, и теперь можно увидеть портретысовременников Исайи и Иеремии, читать ассирийские и вавилонские анналы,параллельные библейской истории, а также восстановить до деталей обстановку,окружавшую ветхозаветных праведников при жизни. Таким образом, приступая к рассказу о пророках, мы можем утверждать,что при всей их отдаленности от нас по времени мы стоим на почве достоверныхфактов и у нас нет необходимости злоупотреблять догадками и гипотезами. Автор не боялся слишком часто цитировать творения пророков. Однако втом виде, в каком они находятся в нашей синодальной Библии, они зачастуюнеясны и трудны для понимания. Приводя тексты в собственном посильномпереводе по критическому изданию и в тесной связи с событиями жизнипророков, автор стремился облегчить читателю проникновение в смысл ихписаний 16. Пророки сами расскажут о себе. Мы увидим образы этих таинственных мужейв окружении той среды, куда поместила их история, постараемся вглядеться вних, услышать их голос, обращенный к нам через столетия. Пророки и сегодняпродолжают свое дело. Тирания и несправедливость, культ силы и национальноечванство, богоборчество и ханжество-все это полчище врагов, с которыми онисражались, угрожает человеку в наше время не меньше, чем в эпоху Амоса илиИсайи. Поэтому слово вестников Царства Божия остается столь нужным для нас вборьбе сегодняшнего и завтрашнего дня.
2015-07-14
355
