Павел Иванович Новгородцев 4 страница

В самом деле, каждая доктрина, помимо того что она єсть отражение своего времени и составляет зле-мент известной исторической зпохи, єсть также и неко-торое утверждение, теоретическое или практическое,

¹ РдНітапп. Айв АііегіЬит ипсі Се£епіуаіЧ. Мйпспеп, 1895. См. статью *2иг МеіЬосіІк сіег ОезсіпсЬіе йев АНег-іЬитз». Из наших историков сочувственно вьісказался о взглядах Пельмана И. М. Гревс. См.: Гревс И. М. Очерки из истории римекогоземлевладения. СПб., 1899. С. 455ислед.

подлежащее обсуждению и усвоению независимо от своих исторических связей. Подобно тому как в сво-ем происхождении каждая более глубокая доктрина не покрьівается ближайшими и непосредственньїми впечатлениями,¹ так и в своем влиянии она может простираться далеко за предельї своей зпохи, являясь источником поучений для последующих веков и по­колений. Мьі виразили бьі зту мьісль еще и так, что логическип об-ьем доктрини как системи абстракт­них определении шире тех непосредственних реаль­них поводов, которьіми она вьізьівается к жизни. Позтому-то она и может подвергаться обсуждению независимо от своих исторических предпосьілок. Зто — давно известная философская истина, что во-просьі о происхождении какой-либо доктрини и о ее логических достоинствах суть совершенно различньїе проблеми, подлежащие каясдая особому рассмотре-нию. Возможность обособленного рассмотрения зтих проблем вьіступит с особенной ясностью, если ми возьмем какое-либо близкое к нам по времени учение, хотя бьі, например, учєние зкономического материа-лизма. Нет никакого сомнения в том, что зто учение служит отражениям стремлений и потребностей вре­мени. Берн его с зтой сторони, мьі можем изобразить его как известное историческое и общественное явле-ние. Но, с другой сторони, поскольку зто учение пред-ставляет собою ряд логических дедукций и аргумен-тов, оно может подлежать также и особому логиче-скому обсуждению совершенно независимо от условий его возникновения. Чем шире и глубже известное ло-гическое построение, тем более будет оно подлежать отому внеисторическому обсуждению и тем сильнее будет его влияние на иоследующие поколения.

См. вьіше.

П. И. Новгородцев

Введе ниє

Зто длящееся влияние идей на протяжении цело-го ряда зпох єсть факт, уже давно отмеченньїй фило-софами. Таково свойство идеи, что она стремится вьій-ти из пределов своего времени по присущему ей каче-ству обьединять в себе различньїе впечатления; она воскрешает прошлое, предсказмвает будущее и позто-му переживає? настоящее. Об зтой связи времен при посредстве мьісли много и хорошо говорили гегельян-цм, и я нахожу ясное и популярное внражение зтого взгляда у Куно Фишера в его «Истории новой филосо-фии». «Может бьіть, покажется странвьім, — гово-рит немецкий писатель, — что философию, на кото-рую смотрят обьїкновенно как на дело очень частное, я представил теперь как величайшую посредницу меж-ду людьми; что она, хотя всегда опирается только на немногие голови, должна иметь, однако, универсаль-ное протяжение; что сила познания, которое возни-кает несльїшно и незаметно, обладает историческим влиянием, действующим на отдаленнейшие века и поколения». «Истина, — поясняет Куно Фишер, — лежит за пределами национального сознания; она рождается в мьіслящем духе, которьій не єсть соб-ственность одного народа, но составляет сущность че-ловека» -¹ Лучшим подтверждением для зтих положе­ний служит изучение истории мьісли. Знакомясь с про-изведениями прошлого, мьі яснее всего чувствуем общие законьї и общие основи духовного развития человечества. Мьі убеждаемся в том, что общие логи-ческие формули и построения отличаются порази-тельной живучестью и повторяемостью на протяже­нии самьіх отдаленньїх зпох. Неувядаемая прелесть

старих учений не раз приводила к мьісли о вечноЙ стороне прошлого, о непреходящей правде общих основ человеческого сознания. Отсюда требование учиться «старой правде»:

Віє У/аНгНеїі шаг зскоп Іап§зі ^еіипйеп,

Наі еаЧе Сеізіегзскаїі иегЬигиіеп,

Ваз аііе \УаНге Газз ез ап!

Мьі изложили здесь основания, в силу которьіх возможно особое догматическое изучение идей неза-висимо от их исторических предпосмлок. Помимо некоторьіх общих соображений мьі ссьілались еще на историю мьісли и старались представить зто догмати­ческое отношение к идеям как факт, имеющий своє законное оправдание. Зтот факт можно бьіло бьі обо-значить именем культурного переживання и возрож-дения идей в новой среде и при нових условиях. Как необходимое явление жизни, он служит для нас луч-шей опорой.

Однако здесь ми сльїшим предостерегающее слово историков. Нам говорят, что не следует поддаваться иллюзии культурних влияний и возрождений на рас-стоянии веков; что при ближайшей проверке не раз «придется отказаться от признання прямих культур­них наследий, непрерьівной линии передачи идеи там, где перед нами два несхожие общества, разделен-ние веками изменений».¹ Поскольку здесь имеется в виду устранить мисль о возможности полного воз-рождения идей со всем их своеобразньїм содержани-ем, с конкретной психологией их времени, с зтим можно только согласиться. Мьі все хорошо знаєм, что такие понятия, например, как «возрождение класси-ческой древности», имеют очень условний смисл.

¹ Фишер К. История новой философии / Перевод II. Страхова. СПб., 1862. Т. І. С. 21-22.

'ВиппєрР.ІО. Ук&;і. соч. //ЖМНП. 1896. Авг. С. 281-282.

П. И, Новгородцєв

Введение

Ми знаєм, что не только в позднейшие зпохи, но и в своє время любое учение понимается различно, смот-ря по той среде, которая его воспринимает. Никогда заимствование не совершается до конца и вполне; и да-же самьіе общие идеи, переходя от века к веку, напол-няются новьім содержанием. Демократический прин­цип, идея естественного права и другие понятия зто-го рода каждьій раз истолковьіваются иначе. Понятие народа у Аристотеля не то же, что у Фомьі Аквинско-го и Марсилия Падуанского, и демократическая док­трина Руссо не єсть доктрина современная. Все зто не подлежит спору. Но как бьіло уже замечено вьіше, логический обьем доктриньї всегда шире тех конкрет­них поводов, при которьіх она возникает. На атом именно и основана возможность заимствования ста­рих формул для новьіх отношений. Так, например, при всем разнообразии в понимании демократической идеи в ней всегда остается общая логическая основа — принцип поставлення большинства на место одного или немногих. Зто большинство может пониматься то как свободное население древнего государства-города, то как общество верующих, то как суверенний народ патриархальной городской общиньї или нового нацио-нального государства; но во всяком случае основная мисль остается та же, а вместе с ней остается неиз-меннмм и цельїй ряд частньїх виводов и требований, логически связанньїх с указанньїм основньїм принци­пом. Точно так же идея естественного права сохраня-ет свой основной логический состав, несмотря на все различие поводов, при которих она применяется в истории. Различньїе зпохи могут подчеркивать в зтой идее то одни, то другие моменти; но для возможно-сти догматического изучения существенно то обстоя-тельство, что все зти зпохи обращаются к тому же

запасу формул и построений и пользуются при различ-ньіх условиях жизни одним и тем же логическим ап-паратом. Конкретньїе поводи для усвоения доктрини меняются, но сущность ее остается.¹

Соответственно с вьісказанними здесь положенн­ями задача философского изучения при определении влияния идей будет совершенно иная, чем задача ис-торического изучения. Для историка здесь прежде все-го возникает вопрос «почему удалось известное влия-ние, что заставило общество в такой-то момент усво-ить терминьї одной из отдаленньїх зпох, например зпохи классической древности, и что возбудило пред-ставление о связи идей своего времени именно с зтой зпохой». Отсюда прямой шаг «к первой задаче исто-рического исследования — определить основной про­цесе в жизни данного общества, обгьяснить его созна-ние в связи с его строєм».² Совершенно иначе должна бить сформулирована задача философского исследова­ния. Оно основиваетея на том соображении, что извест­ное влияние удаетея не только вследствие благопри-ятствующих внешних условий, но и вследствие неко-торих внутренних свойств заимствуемой доктриньї. Позтому здесь важно установить общий смисл док­трини, ее абстрактное значение, делающее ее пригод-ной для нових поводов и целей. Важно определить ту общую основу ее, которая возвишает ее над сознани-ем данного времени и, отвечая некоторой общей по-требности жизни, делает ее достоянием целого ряда

¹ В отношений к идее естественного права я старалея
показать зтот основной ее логический состав в своей ста-
тье, напечатанной в Знциклопедическом словаре Брокга-
уза и Ефрона. Т. XXIV (под рубрккой «Право естествен-
ное»).

² Вшіпер Р. Ю. Указ. соч. // ЖМНП. 1896. Авг. С. 282.

П. И. Новгородцев

Введение

зпох. Конечньїй интерес, которьій руководит такого рода исследованиями, мьі уже определили вьіше как интерес догматический. Главная задача состоит в том, чтобьі понять идею или доктрину не как отражение своей зпохи, а как важное и для нас логическое по-строение. Само собой разумеется, что догматическое изучение идей должно идти наряду с систематическим и критическим: все зто только отдельньїе и неразрьів-ньіе стороньї одного и того же философского исследо-вания.

Для того чтобьі подтвердить плодотворность и важ-ность философского исследования идей, достаточно сослаться на некоторьіе классические работьі в зтой области; и если иметь в виду собственно политиче-ские теории, то я назвал бьі на первом месте две кни­ги: «Историю политических учений» Б. Н. Чичерина и сочинение Гирке о развитии естественного права.¹ Обойм авторам ставилось в упрек, что они излагают политические теории вне особенньїх местньїх и вре-менньїх условий, что они упускают из виду связь мьіс-ли с жизнью. Но упрекать в атом названньїх писате-лей — значит требовать от них исполнения той задачи, которую они себе не ставили. Их цель — чисто фило-софская: указать внутреннее сродство изучаемьіх док­трин и общие их основьі. Если Гирке можно в чем упрекнуть, так разве в том, что в его замечательном исследовании встречаются некоторьіе неудачньїе сбли-жения, как, например, в вопросе о влиянии античной государственной идей на политическую мьісль Ново­го времени. Но от подобньїх ошибок не избавлен ни один исследователь, и достаточньїм средством против

¹ Оіегке. Іопаппез ЛШшзіиз ипсі сііе Еп1луіскІип£ сіег паиіггесЬШсЬеп 8ЬааікіЬеогіеп. Вгезіаи, 1880.

них может служить более точньїй анализ. В частности, правильньїй взгляд на отношение политиков XVI ве-ка к античньїм воззрениям может бьіть установлен с помощью простих справок с самими теориями,¹ т. є. на той почве, которую отмежевал для себя Гирке.² Точка зрения, на которой Гирке стоит в своей работе, уже бьіла названа философско-юридической.³ На мой взгляд, в атом характере ее заключается и об^ясне-ние и оправдание тех границ, которьіе он для себя по-ставил. Что касается известной книги Б. Н. Чичери­на, то всякий, читавший ее внимательно, знает, что почтенньїй автор в своих задачах остался верен тому взгляду, которьій он вьгсказал в предисловии в сле-дующих вьіражениях: «Изучая науку, я постепенно приобретал и большее уважение к явленням прошед-шего; я научился видеть в них не преходящие момен-тьі развития, а вьіражение вечньїх истин, присущих человеческому разуму».⁴ Замечания, которьіе могут бьіть сделаньї против его методьі, должньї исходить или из обсуждения зтого основного взгляда, или из критики тех приемов, которьіми он пользовался для

¹ Ом. замечания Р. Ю. Виппера. Указ, статья. С. 291-292.

² О границах своей задачи Гирке с достаточной ясно-
стью говорит в предисловии. Из его многочисленньїх ого~
ворок приведу здесь только одну: «Біе ОезспісЬіе йег
еіпхеіпеп Оесіапкєп ізі їегпег 1ес1І£ІісІі іп іпгег іпеогеіізсЬеп
Егзспеіпші£8іогт т.иг АпзсЬаиип£ £еЬгаспі: аиї (Не ипа-
иГііогіісііе ТОесЬзеІУ/ігкпп^, ^еісЬе йЬегаіі 2\¥ІесЬєп сіеп
\¥ап(і1ип@'еп Йег ТЬеогіе ипсі сіеп Вевде^ип^еп сіез ЬеЬепв
зіаїііапсї, Ї8І пиг Ьіп^есіеиїеі,». См.: Оіетке. Аііііизіиз.
8. VIII.

³ТЬісі. С. 290.

⁴ Чичерин Б. Н. История политических учений. М., 1869. Т. І.С. IX.

З Зик. 3364

П. И. Новгородцев

Ввєдение

своих целей. Зти приемьі во всяком случае не имеют в виду исторической точки зрения и относятся всеце-ло к области философского анализа. Исторические данньїе привлекаются лишь в качестве необходимьіх справок.

Мьі не можем разбирать здесь указанньїе сочине-ния и приводим их только в качестве примеров фило­софского изучения доктрин. Но мне кажется, зти при-мерьі вполне способньї укрепить наше убеждение в важности систематического сопоставления отдель-ньіх идей (как зто делается у Гирке) и цельїх учений (как зто имеет место у Чичерина). И если помнить, что зтот философский анализ не исчерпьівает собою воз-можньїх приемов изучения идей, что кроме логиче-ских связей существуют еще исторические, то ника-кой опасности для общих исторических вьіводов здесь бьіть не может.

Мьі говорили до сих пор о самостоятельньїх зада­чах философского изучения идей. Мм рассматривали зто изучение как особьій ряд проблем, которьіе не имеют отношения к исторической науке. Однако, не принадлежа к сфере чисто исторических задач, фило-софский анализ может подготовлять материал для истории, поскольку он способствует ясному и правиль­ному пониманию идей и учений. Здесь мьі еще раз должньї повторить, что для правильного истолкова-ния известной доктрини важно не только историче-ское освещение, но и систематическое изучение дан-ной совокупности идей в их общем и абстрактном смьісле. При установлений общих исторических вьі-водов важно иметь в виду и то и другое, чтобьі не по-грешить против истинного значення об'ьясняемьіх явлений. И подобно тому как философское изучение не может обойтись без справок с историеи, так и в ис-торическом исследовании необходимо принимать

во внимание результати философского анализа. Зти ре-зультатьі послужат коррективом против поспешного сближения идей с теми или другими течениями жиз-ни. Нет нуждьі говорить о том, сколь важное значе-ние имеют теоретические заявления зпохи в качестве исторических свидетельств. Но зти заявления требу-ют внимательного анализа для того, чтобьі исследо-ватель не сопоставил их произвольно с ближайшими реальними явленнями. Теоретические формули дале­ко не всегда соответствуют наличньїм практическим отношениям. Иногда теоретик идет в своих желани-ях далее распространенньїх взглядов своего времени, иногда он только прикрьівает громкими фразами свои партийньїе цели. Средневековьіе сторонники импера-торов совершенно искренне требовали для них тео-кратических полномочий,¹ которьіх они не имели в дей-ствительности; а французские публицистьі XVI века пользовались демократической идеей исключительно для целей партийной борьбьі, без малейшего увлече-ния истинньїм демократизмом.² Из атого естественно-го различия теории и практики вьітекает важное ме-тодологическое правило: прежде чем сближать их между собою, необходимо подвергнуть их в отдельно-сти внимательному анализу. Я бьі повторил здесь то, что по другому случаю бьіло вьісказано П. Н. Милю-ковьім: «Прежде чем изучать взаимодеиствие разньїх сторон человеческой культури, надо познакомиться с их внутренней зволюцией».³

¹ См.: Трубецкой Е. Н. Религиозно-общественньїй иде-
ал в XI веке. Киев, 1897.

² На зто указал еще ЬаЬіііе в сочинении «Бе 1а сіетосга-
ІІе сііег Ієн ргесіісаіеигз гїе 1а Іл£ие». Рагіе, 1866.

³ Милюков П. Н. Очерки по истории русской культу-
рьі. Ч. II. СПб., 1897. С. 5.

П. И. Новгородцев

Введение

Другое важное правило состоит здесь в том, чтобм помнить о различии практики и теории и при сбли-жении их друг с другом. Не всегда бьівает возможно охарактеризовать практические отношения на осно­ваний теоретических идеалов, как невозможно и све-сти все содержание зтих идеалов к ближайшим прак-тическим нуждам. Мьі впадем в заблуждение, если каждьій раз будем принимать за чистую монету тео-ретические уверения партий, как ошибемся и в том случае, если во что бьі то ни стало будем подставлять ближайшие практические нуждьі под обідне логиче-ские формули.

Наконец — и зто можно бьіло бьі назвать третьим относящимся сюда правилом, — нельзя забивать того же различия практики и теории и на заключительной стадии исторического изучения идей — при оценке их общественного значення. Здесь важно помнить, что практика жизни сплошь и рядом берет из влиятель-ньіх и популярних учений отдельньіе фрази и форму­ли и приписнвает им смисл, соответствующий не их контексту, а ее нуждам. На оснований подобного од-ностороннего пользования доктриной нельзя делать заключений о ее общем смьісле. Ошибочно, например, изображать Гегеля реакционером на том оснований, что его формули служили иногда целям реакции. Сдругой сторони, ввиду возможности односторонне-го пользования теорией неправильно отвергать ее зна-чение для современников, ссилаясь на несоответствие между ее общим смислом и потребностями времени. Поатому можно било би спорить с виводом Еллинека, что «Декларация прав человека и гражданина» воз-никла в противоречии с «Общественньїм договором» Руссо, котормй оказал на нее чисто стилистическое

влияние.¹ Если главньїй довод состоит в том, что Рус­со завершал свою систему требований государствен-ного абсолютизме, между тем как «Декларация прав» носит индивидуальний характер, то против зтого надо сказать, что в данном случае нельзя брать «Сопігаі, зосіаі» только со сторони его логических результатов: и в зтом трактате, и во всем миросозерцании Руссо найдется достаточно мотивов, которьіе сближают его с зпохой, так решительно заявившей о правах чело­века и гражданина.

Я перечисляю здесь лишь некоторие из основних требований для совместного пользования результата­ми исторического и философского изучения идей, для правильного сближения идей с общественннми усло-виями. Все зти требования только яснее подчеркива-ют важность самостоятельного философского изуче­ния. Результати философского анализа могут бить пригодни для историка лишь тогда, когда они прове-ряются с помощью других свидетельств, почерпнутих из ознакомления с реальной жизнью. Но при зтом условии философское изучение, установляющее под-линний смисл доктрин, будет иметь значение не толь­ко для своих собственних целей, но и для виводов исторического характера.

НІ

Заключая зто методологическое введение, я хотел бьі, в виде иллюстрации к некоторнм его положенн­ям, дать краткий разбор одной книги, имеющей для

¹ ^еШпек С. Ріе Егк1агші£ сіег МепзсЬеп ипсі гесЬіе. Ьеір2І£, 1895. 8. 6.

П. И. Новгородцев

Введение

моих целей особенньїй интерес. Я имею в виду сочи-нение Гайма «Не£е1 ипсі зеіпе 2еіі».' Находясь в пря-

МОМ ОТНОШЄНИИ К МОЄЙ ТЄМЄ, СОЧИНЄНИЄ ЗТО ВМЄСТЄ

схем весьма любопьітно по своим приемам. Говоря о применеиии исторической методьі к обьяснению идей, я не раз должен бьіл вспомнить ату книгу, кото-рая далеко не всегда остается верной необходимьім границам, поставленньїм здесь для исследователя. Со времени издания книги Гайма прошло уже с лиш­ком сорок лет, но ее никак нельзя назвать устарелой. Интересно задуманная и блестяще написанная, она все еще сохраняет своє значение и принадлежит к числу тех книг, с которьіми следует считаться. Для нас важ-ньі, конечно, не философские взглядьі автора и не по-литические его тенденции, а его научньїе приемьі; только с зтой стороньї мьі и будем обсуждать его сочи-нение. В своє время, по словам Циглера, произведе-ние Гайма явилось, как «еіпе 8ігеН5СПГі£і; ипсі еіпе ТЬаі»; зто бьіл протест свободной мьісли против це­лей, которьіе думали сковать из Гегелевой философии для умственной и общественной жизни Германии. Никто, однако, не решится сказать, что зто бьіл легко-весньїй памфлет, не имеющий научной ценьї. Серьез-ность зрудиции и заключений автора не может подле-жать сомнению; и мьі имеем все основания обтьяснять ошибки его изложения не одним боевьім характером книги, но также и его методой — теми приемами, которьіми он пользуется, теми задачами, которьіе он себе ставит.

Приемьі Гайма бьіли подсказаньї его темой: «Ге-гель и его время ». Задача состояла в том, чтобьі при-

¹ Наут. Не£е1 шкі зеіпе 2еіі. Уогіезип^еп йЬег Епізіе-Ьші£ ипсі Еп(луіскеЗип£, \*/езеп ипсі \УєгіЬ сіег Не^еГзсЬеп РЬііозорЬіе. Вегііп, 1857.

вести Гегеля в связь с его зпохой и дать его филосо­фии историческое освещение.¹ С атой стороньї нам и интересно взглянуть на зту книгу, которая может служить типическим примером опьітов подобного рода. Нельзя не заметить, что в отношении к Геге-лк> зта историческая задача бьіла особенно соблазни-тельна. Великий мислитель не раз давал своєму вре­мени санкцию своего философского одобрения; а его время отвечало ему безграничньїм поклонением и официальньїм признанием. Прусское министерство употребило все старання, чтобьі привлечь Гегеля в Берлин; а по смерти философа у его могильї учени-ки оплакивали в нем «своего помощника, спасителя и освободителя», принесшего с собою «свободу, ра-дость и мир».² Редко случалось философу овладеть до такой степени умами своих современников. Еще реже философии удавалось в такой мере сделаться официальньїм руководством и штемпелем благомьіс-лия. Не достаточно ли зтих данньїх, чтобьі назвать Гегеля философом своего времени по преимуществу? Однако у нас єсть и другие данньїе, не разрьівающие связи Гегеля с его средой, но сообщающие зтой свя-зи иной характер. Ни прусский оттенок его системи, ни восторги «правьіх» его учеников не могут скрьіть от нас, что у него бьіли и другие последователи; что либеральньїй Ганс назьівал его «Философию права» вьілитой из єдиного металла свободьі; что левьіе ге-гельянцьі сделали из его диалектики догмат своей революционной верьі. Когда же мьі обращаемся

¹ См. ясную постановку зтой задачи у Гайма.

² Слова из надгробной речи Ферстера. См.: Нозепкгат.
Не£еГзЬеЬеп,ІІгкиш1еп. Вегііп, 1844. 8. 565-566. Об усло-
виях приглашения Гегеля в Берлин см. там же. 8. 318.

П. И. Новгородцев

Введение

к тщательному анализу системи, к ее философскому изучению, мьі видим, что она столько же принадле­жит к «своєму времени», как и вьіходит из него, что по обилию исходньїх точек зрения, по богатству кон-туров и разнообразию архитектурьі она никак не мо-жет бьіть привязана к какому-либо единичному те-чению своеЙ зпохи и что официальньїм ее пред-ставителям, с точки зрения глубочайших ее основ, можно бьіло бьі сказать то, что бьіло сказано по дру­гому более крупному поводу: «Не знаєте, какого вьі духа». Если бьі вопрос шел о том, чтобьі показать у Гегеля отражение известного общественного на-строения, не сводя к зтому всей его системьі, с зтим нечего бьіло бьі и спорить. Другое дело, когда, несмот-ря на всю глубину его философского идеализма, в нем непременно хотят видеть определенную практичес-кую цель, когда во всех самьіх отвлеченньїх построе-ниях системи стремятся прочесть затаенную мьісль реакции. В зтом случае обнаруживается тот избьіток ученой проницательности, которьій часто уводит ис-следователя далее поставленной цели. Гайму несом-ненно присуще зто свойство, которое одним француз-ским моралистом бьіло обозначено как 1е ріие £гап<1 <Шаиі Йе 1а репеЧгаііоп.

С первьіх дає шагов мьі находим у него уверенность в легкой осуществимости своей задачи. «Гегелевская система, — замечает он, — близка к нам по времени и вообще принадлежит к ясной историческои зпохе; а главное, как мьі после в зтом убедимся, зто не столько великое и бессознательное творчество зпохи, не столько полет или изобретение гения, сколько про­дукт таланта — нечто созданное намеренно и при по-мощи рефлекции. Анализ здесь во всех отношениях

легче...»' Вот уже и сделано допущенне, которое обе-щает впереди, может бьіть, слишком ясньїе перспек­тиви. Нам готовятся распутать, с ясностью простого решения, сложнейшие узльї философской спекуляции и проследить шаг за шагом ход развития их творца.^ Осуществлена ли в книге зта задача? Удалось ли Гай­му вполне то, что он назьівает «УеггеіШспип£ ипо! УегсИе55еШ£ип£» Гегелевой системи? Зная условия исследования идей и те границьі, в которне неизбеж-но поставлен здесь историк, ми би наперед отнеслись к зтому скептически. Но познакомимся на отдельньїх примерах с результатами исторического анализа Гай-ма.³ Для зтого достаточно будет коснуться лишь не-которнх основних и характерних пунктов книги, не входя в разбор ее частньїх вьіводов.

Первьіе шаги Гайма уже возбуждают наши первне сомнения. Автор с большой подробностью разт>ясня-ет значение швабского происхождения Гегеля, чтоби показать его следьі не только в етиле, но и во всем ду-ховном складе философа. Ваз зсЬ^аЬізсНе Маїигеіі изображаетея так определенно и ясно, как будто би речь шла о характеристике какого-либо конкретного предмета или собштия. Свободно льющаяся речь ав­тора как би увлекает и подталкивает его вперед; мьіс-ли и фразьі легко следуют друг за другом, и в резуль­тате получаетея очень ясная картина там, где вопрос идет об отношениях и свойствах, едва поддающихся научному анализу. Указанная особенность Гайма

¹ Наут. Не£е1 шій яеіпе Йеіі. 8. 9.

ЧЬкі. 8. 10.

•' Разбирая внводьі Гайма, я невольно должен бьіл про-тивопоставить им некоторьіе из своих собственньїх поло­жений. Читатель найдет их обосіювание в главі» о Гегеле.

⁴ ІЬісі. 8. 16 її.

П. И. Новгородцев

Введение

не раз встретит нас на протяжении его книги, и с атои сторони его изложение любопьітно сравнить с недав­но появившейся биографией Гегеля, написанной Куно Фишером:' строго документальная и не вдающаяся в тайньї духовной жизни философа, если они не удо-стовереиьі надежньїми свидетельствами, она проигрьі-вает в подробностях психологического анализа, но зато вьшгрьівает в научной обьективности.

Что касается общего плана, которому еледует Гайм в характеристике Гегеля, то его можно передать в сле-дующих немногих словах. Различая первоначальную и позднейшую стадии в развитии философа, Гайм счи-тает глубочайшим мотивом первой порьі его философ-ствования — «благоговейноепреклонение» перед иде-алами древнего мира.² Подобно Гете и Шиллеру, Ге-гел ь делает опьгт возрождения классической древности. Условия времени заставляли его искать опору для сво-ей мьгсли в отдаленном пропілом, которое он при по-мощи философской абстракции возводит в абсолют-ньій идеал, получающий для него значение вьісшей и подлинной действительности.³ Под влиянием Шел-линга Гегель еще более углубляет зтот идеал в смьіс-ле приближения его к мьіслимоЙ гармонии абсолют­ного.⁴ Таков общий облик гегелевского идеализма в его первояачальном виражений — «іп сіег егзіеп РгізсЬе зеіпег Сопсерїіоп». После довавшие затем исто-рические собьітия, и прежде всего тяжкие бедствия, ис-пьітанньїе Германией в зпоху Наполеона, шли вразрез