Павел Иванович Новгородцев 5 страница

с оптимистичєским идеализмом Гегелевой филосо-фии; но вместо того чтобьі пробудить в философе со-мнения относительно сильї его идеалов, зти собьітия обнаружили особое свойство его идеализма — легко мириться со всякой действительностью. Его испорти-ло, до изменьї отечественньїм интересам, обьїкнове-ние рассматривать воображаемое и метафизически построенное наравне с действительньїм: мислимую и желательную будущность он считал как бьі уже осу-ществленною. Последствием зтой метафизической иллюзии бьіло спокойствие, с которьім он относился к бедствиям родиньї, *принося в жертву обманчиво-му образу наполеоновского величия... веру в свой на­род».' Той же «спиритуалистической гибкостью» его идеализма обьясняются и дальнейшие компромиссьі Гегеля с действительностью, увенчавшиеся квиетиз-мом его «Философии права».³ Абсолютний идеализм переходит здесь в реставрационньш; в безусловньш идеал возводится прусское государство. Философия Гегеля сделалась истинньїм вьіражением своего вре­мени, которое едва ли бьіло карикатурой ее идеалов.³ Такова общая схема. Мьі всего лучше оценим ее значение, ознакомившись с некоторьіми подробностя-ми ее обоснования. Вьіводьі Гайма становятся тем сла-бее, чем более он соблазняется перспективой об*ьяс-нения свойств гегелевского идеализма с помощью конкретних нужд времени и психологических побуж-дений философа. Глубокий и тонкий анализ первой части книги уступает место легковесннм сближени-

¹ РізсНегК. НедеГз ЬеЬеп, ЛУегке ипсі ЬеЬге. Неіа!е1Ьег£,
1898.

² Наут. Не£е1 иші неіпе 2еіі, 3. 146-147.
³ІЬШ. 8. 160-162.

ЧЬяі. 8. 170-171.

¹ Наут. Не^еі ипсі зете 2еіі. 8. 260, 273 и 274. СЬр. 8.92.

²ІЬШ. 3. 334, 363-364. ЧЬісі. 8. 231,385-386.

11. И. Новгородцев

Введение

ям. Доктрина урезьівается в уровень с предполагаемьі-ми мотивами ее происхождения. Истинньїй смисл ее затемняется. Вот несколько примеров.

Раз-ьясняя легкую приспособляемость гегелев-ского идеализма к условиям времени, Гайм прежде всего останавливается на отношении его к/Наполеону и французам. Ряд обвинений в беззаетенчивой холод-ности к родине, в измене и испорченности' подчерки-вает всю глубину гегелевского индифферентизма, вьітекающего из особенностей его философии. К сожа-лению, Гайм цитирует только одну строчку из пись­ма Гегеля к Цельману, которое об-ьясняет настоящее значение зтого индифферентизма и которое мьі можем противопоставить об-ьяснению Гайма. Вот что пишет в 1807 году философ своєму бьівшему слушателю, уте-шая его среди бедствий времени: «Наука єсть един-ствениая теодицея; она одна может помочь нам отно-ситься к собьітиям без тупого удивления животного и без той близорукости, которая приписьівает их вре-менньїм случайностям или талантам личности и по-лагает, что судьба государства зависит от того, занят ли солдатами тот или другой холм или нет. Наука не допустит нас также до сокрушения ходом собьітий, как бн при виде торжества неправди и гибели спра-ведливости... Французский народ купелью своей ре-волюции бьіл освобожден от множества учреждений, которне человеческий дух оставил за собою, как свою детскую обувь, которьіе отяговдали его и еще отяго-щают других, как безжизнениьіе цепи. Более того, личности в зтом народе под ударами революции от-бросили страх смерти и жизни по традициям и обьі-чалм, которьіе утратили свой смьісл при перемене

¹ Наум. Не£е1 ичсі зете КвіЬ. 8. 258, 270.

декорации. Вот что дает французам преобладающую силу, которую они виказьівают против других наций. Вот что дает им превосходство над туманньїм и нераз-витьім духом германцев, которьіе, однако же, будут вьінужденьї отбросить свою косность по отношению к действительности, обратятся к ней и, сохраняя во внешних обстоятельствах свою внутреннюю силу, мо­жет бьтть, превзойдут своих учителей... Било бьі ин-тересно видеть, если бьі речь зашла о религии, и в кон-це концов зто может случиться. Отечество, государи, внутреннее устройство и т. п., по-видимому, не пред-ставляют тех рьічагов, при помощи которьіх можно поднять немецкий народ; но зто вопрос, что бьі ви-шло, если би била затронута религия...»¹ Прочтя зти слова, мьі невольно спрашиваем, каким же образом можно било говорить о неверии Гегеля в свой народ. Гайм значительно смягчает свой упреки, когда он по­ясняет: «Гегель насмехался над немцами, как Платон над афинянами. Он поклонялся Наполеону, как Ари-стотель — Александру Македонскому. Он разделял судьбу и заблуждение некоторьіх из лучших людей своего времени. На той же точке зрения, что и Гегель, стоял также Гете».² Зто сопоставление с Платоном, Аристотелем и Гете гораздо лучше поясняет сущность дела, чем слова: «Соггириоп», «УеггаЬіі» и т. п., яв-

¹ Письмо Гегеля к Цельману помечено 23 января 1807 г.,
писано из Иеньї. См.: Вгіеїе уоп ппй ап Неееі Негаиз^. уоп
Кагі Не£е1. ЬеіргІд, 1887. І Тп. 8. 81. Часть зтого письма
цитируется у Кзрда, в его книге о Гегеле (см. русский пе-
ревод, которьім я пользовался. С. 76-77). Я привожу его
здесь с интереоньгми заключительньїми фра;*ами. Ср. так­
же: 2іе§іег. Оіе £еівкі£еп ипй восіаіеп ЗігОтипцеп дев
XIX ЛаЬгЬ. Вегііп, 1899. 8. 146.

² Наут. 8. 259.

П. И, Новгородцев

Введение

ляющиеся очевидним результатом той особенности автора, на которую мьі указали вьіше: ато свободньш размах слишком бойкого пера. Что же касается дей-ствительной мьісли, которая под ними ^крьівается и которая состоит в утверждении гибкости гегелев-ского идеализма, то она далеко еще не дожазьівается преклонением Ґегеля пред Наполеоном.¹

Гайм думает, впрочем, что зта гибкость обнаружи-вается с полной силою лишь со времени гейдельберг-ской профессурьі. Если и до того Гегель умело идеа-лизировал плохую действительность, что мудреного, если он столь же легко помирился с несколько луч-шим порядком вещей. Но с зтих пор он проявляет пе­чальную склонность писать «в подтверждение своей пригодности»² и говорит тем язьїком сервилизма, ко-торьій в конце концов привел его в рядьі апологетов прусской действительности. Гайм в особенности отме-чает зачатки атого настроения в статье Гегеля о вюр-тембергском сословном представительстве. Нам тем более странно сльїшать ато, что Гайм находит возмож-ньім отметить в отой статье цельш ряд пунктов, кото-рьім он вполне сочувствует.³ Для Гегеля вопрос шел о том, чтобьі восстать против «доброго старого права», т. є. остатков средневекового феодализма, чтобьі за-щитить идею нового государственного устройства про-

¹ Говоря о наполеоновских чувствах Гегеля, Гайм осо-
бенио подробно останавливается на известном зпизоде с из-
данием «Бамбергской газетьі». См. об зтом: Еозепкгапг.
Ароіо^іе Неееі'з. 8. 19 іі; РізсНег К. 8. 76.

² Наут, 8. 334, 350. Интересно отметить, что, утверж-
дая зто по поводу статьи Гегеля о вюртембергском кон-
фликте, Гайм ссьілается на анонимьій и устньш источник.

ЧЬісі. 8. 350-352.

тив сословньїх привилегий и монополий. За двадцать лет до атого, сам вюртембержец по происхождению, он уже ратовал против старьіх неравенств. «Кто нахо-дится в обладании особьіми правами, пусть стремит-ся к равновесию с другими», — говорил он в одном из своих ранних очерков, посвященном критике вюртем-бергского устройства.¹ То же требование он вьісказьі-вает и теперь. На его взгляд, вюртембергский кон-фликт между королем и сословиями представляет собою ту же борьбу рационального права с положи-тельньїм, которая в других формах проявилась во вре-мяФранцузскойреволюции. «Еслитамрациональньїх прав требовало большинство французских государ-ственньїх чинов и партия, стоявшая за народ, а пра-вительство бьіло за привилегий; то в Вюртемберге на сторону рационального права стал король, сословия же защищают положительное право; они лишь при-крьіваются именем народа, между тем как их приви­легий еще более противоречат интересам народа, чем короля».² В своих нападках против вюртембергских сословий Гегель, может бьіть, не чужд известной партийности; однако, как очень верно замечает Кзрд, «в его полемике нет ни лукавства, ни личного ожесто-чения; но она беспощадна, чужда симпатин и вьіра-жается в веских словах иронии и негодования, ко-„торьіе чувствовались, как ударьі, иногда возбуждая сильную оппозицию и гнев против него». Мьі часто

¹ Зтот очерк перепечатан Моллатом в его издании Не£еГз
КгШк дег сіеиізсЬеп Уегїаззип^. Саззеї, 1893. См.: Веііа-
&еп. 8. 138 її.

² См.: НеееГз ДУегке. Вегііп, 1834. Вгі. XVI. 8. 266. Ста-
тья о вюртембергских делах єсть пєрвоє напечатанное
Гегелем произведение политического характера.

П. И. Новгородцем

Введєние

припоминаем его собственное признание жене, что, нападая на принципи, кажущиеся ему ложньїми, он забьівал считаться «с тем способом и образом, в котором они представляются известньїми лицами».¹ Не следует также забьівать, что Гегель вьісказался против вюртембергских сословий по примеру и, мо-жет бьіть, по приглашению ученика Шеллинга Ван-генгейма, которьій бьіл призван в Вюртемберг в каче-стве посредника в конфликте. Отвлеченньїй и сухой теоретик, еще менее пригодньїй как практик, Ванген-гейм во всяком случае бьіл одушевлен самьіми лучши-ми намерениями. К идеям Нового времени он относил-ся с полньїм сочувствием; он мечтал дать пример поли-тического обновлення для целой Германии.² Все зто надо иметь в виду, обсуждая условия, при которьіх Ре­гель стал на сторону вгортембергского правительства. Вообще можно бьіло бьі собрать цельїй ряд данньїх, представляющих в совершенно ином свете то, что Гайм назьівает «спиритуалистической гибкостью» Гегелевой философии. Действительньїй характер зтой

¹ См.: Кзрд. С. 99 (русск. перевод).

² О Вангенгейме как политическом писателе см.: Чиче-
рин Б. Н. История политических учений. Т. 4. С. 57 сл.;
о его практической деятельности: ТгеііасНке. Оеи^ясЬе
СевсЬісЬіс. IV Аиіі. Ьеіргі£, 1893. II ТЬеіі. 8. 313 іі. Здесі*
же подробное описание вюртембергского конфликта, см.
Зйсісїеиіасііе Уегїазеип^зкатрГе. 3. 295 іі. См.: также из-
ложение зтого момента жизни Гегеля: РізсНег К. 8. 107 іі.
Допуская возможность всех тех психологических мотивов,
которьіе находит у Геголя Гайм, Куно Фишер стоит за то,
чтобьі различать указание зтих мотивов от обт.ективной
оценки его взглядов. Зто различие постоянно игнориру-
йтся Гаймом (8. 116).

философии может бьіть вьіяснен только в связи с бо-лее подробньїм изложением ее начал; пока же мьі ограничимся лишь немногими замечаниями о ереак-ционном* настроєний Гегеля. Мьі не будем защищать философа против упреков в некоторой бестактности, в особенности проявившейся при столкновении с Фри-сом ' и навлекшей на него справедливьіе нарекания. Своим образом действий он порождал иногда подозре-ния и относительно смьісла своей системи, которую еще при его жизни обвиняли в преклонении пред всем существующим. Но при анализе его взглядов мьі не можем отправляться от зтих подозрений. Отрицать в его доктрине злементьі реставрационной зпохи, ко­нечно, невозможно; но надо вьіяснить, в каком виде они в ней проявлялись; и когда вопрос ставится на зту почву, историческая характеристика системьі долж-на восполниться ее философским анализом.

Вместо подробньїх разьяснений, которьіе будут даньї на своем месте, приведу здесь лишь краткие вьі-держки из переписки Гегеля с Нитгаммером, чрезвьі-чайно характерньїе для его отношения к реставрации. Письма, которьіе я имею в виду, относятся к 1816 году, когда реакция уже вступила в свои права. Нитгаммер, находившийся на службе в Баварском королевстве, испьітал на себе ее ударьі, сломленньїй в своей защите протєстантов католическим большинством.² Он жало-вался Гегелю на печальньїе условия времени, на то, что ставятся препятствия стремлениям к свободе и делаются попьітки «задержать бурньїй поток при

¹ См. Козепкгапг. Не^еГз ЬеЬеп. Вегііп, 1844. 3. 335 ІІ. Чіодробностисм.: Вгіе£еап ип(і уоп Не^еі. Т. 1.8. 396 іі'., а также: Різсігег К. 3. 94.

П. И. Новгородцев

Введение

посредстве плотин».¹ Гегель отвечает ему со своеЙ обьічной верой в будущее и в неотразимую силу «все-мирного духа». «Я стою за то, — пишет рн, — что всемирньїй дух дал времени приказ двигаться вперед; вот какому приказу повинуются. Шествие соверша-ется одетой в броню и замкнутой фалангой, неотрази-мо и незаметно, подобно движению солнца, — вперед, не разбирая пути. Бесчисленньїе легкие группьі, за и против, идут с флангов. Многие даже и не знают, в чем дело и получают только удари по голове, как бьі от нєвидимой руки. Никакое ретроградное фанфарон­ство, никакое размахиванье по воздуху с целью моро­чить людей здесь не поможет...² Я ожидал реакции, о которой теперь так много говорят; она должна всту­пить в свои права; 1а уєгііє еп 1а героиззапі, оп Гет-Ьгаззе, как гласит глубокомьісленноемотто Якоби...»³ — Нужно ли прибавлять к зтому какие-либо коммента-рии? Приведя ато место, Куно Фишер замечает: «Чи­сто гегелевские слова, запечатленньїе неподражаемьім стилем зтого философа! Всемирньїй дух не знает спе-ха! Всемирная история єсть прогресе в сознании сво-бодьі!... То, что Гегель сказал в начале нашего века,

¹ Вгіеїе ап ипо¹ уоп Не^еі. Т. І. 8. 400.

² У Гегеля непереводимая игра слов: «АПез уегшеііег-
зсііе СеЛипкеге ипсі шеІ5Єіпаспегізспе ЬиіізігеісЬегеу ЬШі
пісЬіз (Іа^е^еп». Он воспользовалея именами баварских
противников Нитгаммера: \¥еі1ег и \¥ізтаіг, чтобьі уко-
рить их в ретроградстве и в стремлении морочить людей
(уєпуєіієгізсЬ и \уеІ5етаспегізсл). Я пользуюсь здесь пере­
водом, любезно предложенньїм мне проф. В. И. Герье.

³ Вгіеїе ап ітсі уоп Не£е1. В<1. І. 8. 401-402. (Письмо от
5 июля 1816 года. Ср. письмо от 11 апр. 1814 года. 8. 371).

после Фонтенбло и Ватерлоо, теперь, в конце зтого сто-летия, єсть для всех понятное слово. Он сказал: мас-сьі движутея вперед».¹

Когда мьі припоминаем ати и другие, подобньїе же заявления Гегеля, мьі склонньї иначе рисовать себе сущностьего «реставрационного» настроения. Не труд­но бьіло бьі показать, что в основних чертах все але-ментьі зтого настроения уже встречаютея и в ранних произведениях Гегеля и что ввиду зтого пришлось бьі значительно изменить схему Гайма о двух стадиях гегелевского идеализма.² С другой сторони, сколько бьі ни подчеркивались зти злементьі в позднейший период деятельности философа, от них еще целая про-пасть до того квиетизма, в котором упрекает его Гайм. В своем стремлении представить «Философию права» как отражение времени он слишком спешно набра-сьівает на нее реакционньїе покровьі, под которьіми скрьіваетея ее действительньїй облик, Вот почему его изложение оставляет для нас совершенно непонят-ньім, каким образом от Гегеля отправлялись не толь­ко крайние реакционерьі, но и левьіе его ученики с ре-волюционньїм оттенком. Остается неясньїм тот несом-ненньій факт, что сущность философии Гегеля лежит вьіше крайностей революции и реакции,³ представляя возможность для вьіведения из нее как того, так и дру­гого. До каких удивительньїх извращений доходит Гайм при толковании простьіх и сто раз обьясненньїх

¹ Рівскег К. 8. 98. ^г См. вьіше.

^я См. предисловие кн. С. Н. Трубецкого к русекому пе­реводу Кзрда(С. XXXVII) и изложение самого Кзрда. С.102.

П. И. Новгородцем

Введе ниє

мьіслей Гегеля, можно видеть из того, как он понима-ет известную формулу предисловия к/«Философии права» о разумности действительного^ «Наряду с зтим знаменитим изречением, — замечает Гайм, — все, что когда-либо говорили Гоббс и Фильмер, Галлер и Шталь, кажется свободомьісленньїм словом. Учение о власти милостью Божией и теория безусловного повиновения невинньї и безопаснм сравнительно с зтой стратной доктриной, которая провозглашает святьім все суще-ствующее как таковое».¹ Не только раз-ьясневия Ге­геля, но и весь строй его философии показьівают нам, что зта доктрина вовсе не заключает в себе того страш­ного смьісла, которьій вкладмвает в нее Гайм. Дело в том, что Гегель говорил о разумности действитель-ного, а под действительньїм он понимал не все суще-ствующее. Но Гайм в том же духе дает и дальнейшие свои толкования. Так, например, об-ьясняя другую формулу Гегеля, согласно которой философия єсть по-стижение действительного, он замечает: «Практи-ческая и политическая действительность Пруссии 1821 г. — вот что стремится понять зтика Гегеля, по-добно тому как натурфилософия Бзкона обращается к пониманию чувственного мира».² Неверность зтого утверждения била отмечена много раз. Как говорили еще Ганс и Розенкранц, Гегель не мог копировать свой идеал с Пруссии по той простой причине, что многие из

¹ Наут. 8. 367-368. Ср. обт>яснение зтой формули у
Градовского, которьій менее всего бьіл склонен идеализи-
ровать или реабилитировать Гегеля. (Собрание сочинений
Градовского. Т. III. С. 282-283).

² Наут. В. 366, 386.

его требований бьіли еще не осуществленьї в Прусском государстве того времени. Необходимость конституци-онньїх ограничений и народного представительства, равенство всех перед законом и гласность правосудия, суд присяжних, свобода общественного мнения — все ато для Пруссии 1821 года являлось лишь отдаленной целью стремлений.¹ А между тем все зти начала слу-жат основами гегелевского политического идеала. Утверждение Гайма о тождестве зтого идеала с прус-ской действительностью тем более странно, что не-сколькими страницами ниже он замечает: «Как раз в "Философии права" достигает своего кульминаци-онного пункта торжество античного принципе над но­вим, римско-греческого над германским».² Правда, еще ниже говорится, что «прекрасная статуя антич­ного государства получает конституционную и еще бо­лее черно-белую окраску».³ Но во всяком случае об­раз оказьівается гораздо более сложньш и, однако, все же неполньїм. Он бьіл бьі полнее, заметил недавно Циглер, если бьі к зльїм словам Гайма прибавить, что Гегель надел на зту статую красную якобинскую шап­ку.⁴ Гайм, конечно, не согласился бьі с зтим добавле-нием, которое разрушает его схему; но, заключая свою

¹ См.: Ко&епкгапг. Аро1о£іе. 8. 38. Сапз в написанном
им предисловии к НеееГз Ріпі, еіез КесЬів. 8- XI. Ср. так-
же: ТгеіізсНке. ПеиінсЬе СезсЬісМе. III ТЬ. 8. 721 (III Аиїї.
Ьеіргіе, 1889).

² Наут. 8. 377.

³ ІЬісі. 8. 379. Черний и бельїй — национальнме цвета
Пруссии.

* 2іе£іег. ї>іе геізііееп іти зос. 8іготипееп. Вегііп, 1899.8. 146.

П. И. Новгородцєв

Введение

характеристику, он находит возможньїм сказать, что в «Философии права» єсть и ценная, остающаяся за­слуга: кое-что из германского политического созерца-ния к ней перешло. Гегель отстоял идею органиче-ского строения государства против неподвижного абсолготизма античного, в особенности римского строя, и против атомизма и механизма французско-го.¹ Гайм подходит здесь к признанню той важной заслуги Гегеля, которую можно назвать его великим открьітием: первьім из немецких публицистов он за-метил, что между личностью и государством сущест-вует сфера частньїх и хозяйственньїх интересов, ко­торую он обозначил именем гражданского общества. Произведя серьезньїй анализ «Философии права», Гайм мог бьі найти в ней и другие заслуги; но зто не входило в его задачу — он искал лишь в ней отраже-ний времени.

На зтом мьі можем закончить свой разбор. Нас во-все не занимает вопрос о нравственнои реабилитации Гегеля. Все, что для зтого нужно, давно уже сделано в «Апологии Гегеля &, написанной его преданньїм уче-ником Розенкранцем. Все рассмотренньїе вьіше дан-ньіе интересуют нас постольку, поскольку они служат характеристике гегелевского идеализма. Ибо опи-раясь на ряд таких данннх, Гайм приходит к своєму утверждению, что атот идеализм бьіл вместе с тем фа-тализмом и квиетизмом: недостаточньїй для того что-бьі дать силу идеальньїм стремлениям, он бьіл вполне пригоден, когда надо бьіло мириться с плохой действи-

¹ Наут. 8. 389-390.

тельностью; обращаясь как будто бьі к небу, он на-ходил для себя настоящие опорьі на земле. Гайм про-тестует против зтой доктрини как против апологии всего существующего, прикрьівающей его грехи ил-люзиями мечтательного оптимизма. Если все ато так, то, нет сомнения, здесь вполне уместно негодование публициста; но зто еще вопрос, насколько подобное понимание согласуется с действительньїм смислом Гегелевой системи. В наше время склоннм иначе тол-ковать сущность гегельянства, а вместе с тем припи-снвать ему «благотворное нравственное влияние на подчинявшееся ему сознание». В той связи идеалов с действительностью, которую Гегель старался уста­новить, находят важное требование, «чтоби идея оправдьівала свою истинность осуществлением в дей-ствительности и... чтобьі действительность бьіла осмьісленною, т. є. проникнутою идеальньїм содер-жанием».¹ Соответствєнно с зтим и все подробности системи представляются в ином виде.

¹ Слова Вл. Соловьева в его статье о Гегеле, в приложе-нии к русскому переводу Кзрда. С. 300. Отрицательное отношение к виводам Гайма превращается тепєрь, по-ви-димому, в сотпшпіз оріпіо сіосіогит. Укажу на таких ав-торитетньїх писателей, как Хеііег Ей. Оезсіі. сіег (іеиінсЬ. Ріііі. Мйпскеп, 1875, II АиП. 8. 664-665 (очень характер­ний отзьш о Гайме); УЛпйеіЬапд,. СезсЬ. сіег пеиег. РЬіі., Всі. II. Ьеіргі^, 1880. 8. 323; 2іе§іег. Біе &еІ8ііе. ипсі зосіаі. Зігбтип^еп. Вегііп, 1899- 8. 146-148. Из английских пи-сателей сошлюсь на: Кзрд. Гегель (русск. перевод, с. 102— 107); Жаііасе. Не£еГз РЬііозорЬу о£ тіпй. ОхГогсі, 1894, СЬХХУШ—IX; Возапдиеі. ТЬе рЬііоворЬісаі ТЬєогу оі іЬе зіаіе. Ьопаоп, 1899. Р. 247-252.

П. И. Новгородцев

Как мьі заметили вьіше, ложньїе вьіводьі Гайма следует отчасти приписать боевому характеру его кни­ги; но здесь имела также значение и его историческая метода — зто усиленное искание отражений времени в философской доктрине без сознаиия должньїх гра-ниц при вьшолнении зтой задачи. При таких услови-ях историческое освещение дало лишь густую тень и действительньїй облик доктриньї стал неясньїм.

ГЛАВА І

Общий взгляд

на развитие немецкой философии права от Пуфендорфа до Канта

Новейсіие работьі по истории политическик учений достаточно утвердили то положение, что немецкая философия права XVII и XVIII столетий имела пред собою продолжительную традицию, корни которой теряются в глубине средних веков. Несомненно, однако, что славу и значение она приобретает только с XVII ве-ка, когда ученоеть и дарование Пуфендорфа обеспечили ей успех и распространение далеко за тесньїми преде-лами школи. Сколько бьі ни питались теперь воскре-сить забьітьіх писателей предшествующего времени, справедливость требует сказать: более прочное значе­ние в развитии новой философии права принадлежит не им, а их преемникам, начиная с Пуфендорфа. Забот-ливое стремление Гирке подчеркнуть заслуги Альту-зия лишний раз доказьівает, как иногда страсть к ан-тикварньїм разьгсканиям и впечатление сделанной находки бьівают способньї внушить исследователю пре-увеличенную мьісль о значений его открьітия.¹

¹ Я нисколько не хочу зтим замечанием умалить круп-ньіх достоинств книги Гирке, которая далеко не ограни-

17. И. Новгородцев

Глава І

С точки зрения иозднейшего развития философии права даже и крушше имеиа XVII и XVIII столетий — имена Пуфендорфа, Томазия, Больфа — представля-ют интерес скорее исторический. Конечно, все они оказали очень сильное влияние на взглядьі последую-щих философов. Все они имели в своє время широкую известность и вносили необьїкновенное оживление в науку: они шумели и задавали тон, делая апоху в на-учном развитии и возбуждая беспокойство среди рев-нителей старой догми. Но уже в начале нашего века самьій крупний из названньїх писателеи Вольф казал-сянеболеекак «скучнойпамяти» Вольфом, чтобьіупо-требить обозначение, данное ему Шеллингом. С таким же правом можно отнести зто обозначение к Пуфен-дорфу и Томазию. Подобно Вольфу, и они являются для нашего времени только историческими воспоми-наниями, интересующими нас скорее в качестве ар-хивньїх справок или материала для истории науки. Как же обьяснить зто несоответствие между их бьі-лой славой и последующим забвением?

Обіяснение зтой славе и атому забвению следует искать в тех общих условиях литературного влияния, которие для одних писателеи обеспечивают длящееся

чивается одним прославлением Альтузия. Прибавлю, что и сам Гирке, назьівая сочинения Пуфендорфа «іштб£ІісЬ хиуегзс1і«'еІ£ЄП(іе ОеізіезіЬаіеп сіез ^ешаіеп Затиеі РиГеп-сіогГ», о предшествующем периоде отзьівается так: «Іп йег ТЬаі ЬаЬеп }а сііе еі^еііШеп ЬаппЬгесііепсіе ^егке ип-ЬезігеіШаг ипіег апсіегеп Шиопеп сіаз Та£Є8ІІс1іі егЬііскЬ». См.: АиЬизіив. 8. І. Ср. о предігалагаемом значений Аль­тузия для Руссо замечание Зсмена. Зсмен. Общие основ-ньіе конституционньге права / Перев. под ред. Дерюжин-ского. СПб., 1898. С. І22, примеч. 3.

значение на много веков и поколений, а для других отводят более скромное место в истории как для ру-ководителей своей зпохи. Главное значение Пуфен­дорфа, Томазия и отчасти Вольфа заключалось в их публицистической пропаганде, в защите свободи мьіс-ли и слова, в борьбе с суевериями и грубими остатка-ми стариньї.¹ Что касается собственно научной облас-ти, то здесь все зти писатели производили на совре-менников впечатление главньїм образом той новой методой исследования, которую они усвоили вслед за Гроцием. Сказать, что все право, как и вся наука, должно виводиться из разума, бьіло в то время такой новостью и такой ересью, что зто одно способно бьіло возбудить горячие сиорьі и ожесточенную полемику. Сравнительно с зтим значение их положительньїх идей отступает на второй план. Они иринадлежали к тому подготовительному периоду немецкой филосо­фии, когда она вступала еще только на путь самостоя-тельного творчества, отвьїкая от схоластической ру-тиньї и усваивая новьіе приемьі мьісли. Если иметь в виду философию права, то зтот отзьів вполне можно применить и к Лейбницу, оставившему после себя в других областях столь оригинальньїе и глубокие сле-дьі. Во многих случаях он делает даже шаг назад срав­нительно с ІІуфендорфом и Томазием.