2015-07-14
1966
В качестве одного из аргументов в пользу надуманности византийского влияния в распространении христианства на Руси в IX‑XI вв. Приселков приводит греческие летописи. К примеру, Лев Диакон заканчивает свою историю именно 989 годом, но о событиях интересующего нас периода он не говорит ничего, кроме краткого сообщения: «Явление кометы и огненные страшные столпы, виденные ночью на северной части неба, предвещали, кроме сих бедствий, еще и другие, то есть завоевание Херсона Тавроскифами и взятие Веррои Мисянами»[97].
История М. Псёлла сообщает немногим больше:«Император Василий убедился в нерасположении к нему греков, и так как незадолго перед тем к нему пришел от Тавроскифов значительный военный отряд, то он, соединив их вместе и устроив другую наемную силу, выслал [их] против расположенной на другой стороне фаланги»[98].
Кедрин Скилица пишет: «[Император Василий] много убеждал [патриция Дельфину] отступить [с войском] от Хризополя и не мог убедить. Изготовив ночью корабли и на них посадив руссов, — ибо он успел призвать их на помощь и сделать князя их Владимира своим родственником, женив [его] на сестре своей Анне, — неожиданно переправляется с ними и, напав на врагов, легко овладевает последними»[99].
Зонара сообщает следующее: «Когда Дельфина стал лагерем у Хризополя, император внезапно напал на него с народом русским, — ибо вступил в родство с князем русским Владимиром чрез выдачу [за него] сестры своей Анны, — и легко завладел противниками»[100].
Итак, о женитьбе киевского князя, о Крещении Руси, о военной помощи со стороны Владимира императору Лев Диакон не говорит ни слова. Он лишь вспоминает о взятии Корсуня киевским князем.М. Псёлл не знает ни Крещения Руси, ни брака Владимира, ни взятия Корсуня. Он говорит о русском военном отряде, пришедшем на помощь императору, но не сообщает, по каким причинам этот отряд пришел. Кедрин и Зонара говорят, что военная помощь Владимира императору была обусловлена браком, но не знают ни Крещения Руси, ни взятия Корсуня.
«Как в нежелании византийцев рассказывать о спасении императорского трона рукою киевского князя (Лев Диакон, М. Псёлл, Древнейший свод 1039 г.) или о победоносном принуждении императора к выполнению предшествующего договора (М. Псёлл, Зонара и Кедрин) легко прочесть чувство национальной гордости ромея перед варварами, так и в умолчании о крещении Владимира и Руси и о церковных событиях Киевской державы до установления митрополии 1037 г. легко предчувствовать, что события эти были как‑то неудачны и неприятны для упоминания греком. В чем же могло быть дело?»[101]
Чтобы дополнить картину событий, следует обратиться и к Яхье Антиохийскому. Его история до издания бароном В. Р. Розеном в 1883 г. была известна под названием «Ал–Макина»[102]. Будучи чуждым византийским традициям, араб–историк с большей свободой повествует об интересующих нас событиях. Он пишет:
«И взбунтовался открыто Варда Фока и провозгласил себя царем в среду, день праздника Креста, 14 Айлуля [сентября] 1298 [987], и овладел страною греков до Дорилеи и до берега моря, и дошли войска его до Хрисополя. И стало опасным дело его, и был им озабочен царь Василий по причине силы его войск и победы его над ним. И истощились его богатства и побудила его нужда послать к царю русов — а они его враги, — чтобы просить их помочь ему в настоящем его положении. И согласился он на это. И заключили они между собою договор о свойстве и женился царь русов на сестре царя Василия, после того как он поставил ему условие, чтобы он крестился и весь народ его стран, а они народ великий. И не причисляли себя русы тогда ни к какому закону и не признавали никакой веры. И послал к нему царь Василий впоследствии митрополитов и епископов и они окрестили царя и всех, кого обнимали его земли, и отправил к нему сестру свою, и она построила многие церкви в стране русов. И когда было решено между ними дело о браке, прибыли войска русов также и соединились с войсками греков, которые были у царя Василия, и отправились все вместе на борьбу с Вардою Фокою морем и сушей, в Хрисополь. И победили они Фоку…»[103].
Если верить этому повествованию, идущему гораздо дальше, чем все прочие, Василий, хотя и был настроен враждебно по отношении к Руси, просил помощи у Владимира. Нам не известна причина вражды между Русью и Византией, но просьба императора давала возможность Владимиру просить со своей стороны того, чего в другое время киевскому князю получить не удавалось. Условиями Владимира могли быть брачный союз с византийским престолом и независимая церковная иерархия. О достоверности последнего условия нам ничего не известно, но если князю Владимиру казалось, что это будет ему каким‑то образом выгодно, то он смело мог выдвинуть подобное требование.[104]
Отсутствие каких‑либо упоминаний о крещении князя Владимира и Русской земли у собственно византийских писателей вызывает глубокие сомнения в традиционной Византийской теории крещения Руси. В то же время данные источники содержат описание других, не столь значительных событий, непосредственно относящихся по времени к дате якобы крещения Руси от Византии. Так, Лев Диакон сообщает о взятии русскими города Херсонеса (событие, непременно упоминаемое в позднейшей традиции в связи с принятием Русью христианства), Иоанн Скиллица в своем Обозрении истории рассказывает о действиях в Византии русского корпуса против восставшего Варды Фоки и о браке Владимира с Анной[105]. Трудно даже предположить, что греческие источники, всегда столь ревниво относящиеся к церковным деяниям своей отчизны, каким‑то образом «просмотрели» крещение Руси от Византии. Ведь такое событие подразумевало и попадание Руси под политическую и религиозную зависимость от Византии. В. Николаев утверждает, что ни в одной из достойных доверия византийских хроник нет ни упоминания, ни даже намеков на крещение Владимира. В результате он делает вывод о непричастности Византии к распространению христианства на Руси[106].
Серьезные вопросы возникают и в связи с явной разноречивостью древнерусских письменных свидетельств (безусловно, откорректированных в одном из византийских монастырей, в которых перерабатывалась подобного рода литература), причем расхождения касаются и времени, и места крещения правителя Руси. Повесть временных лет приводит обширный рассказ о пути Владимира к истинной вере, который завершается сюжетом крещения и венчания с царевной Анной в Корсуне в 988 г. Летописец подчеркивает правдивость своего повествования по сравнению с другими версиями (о крещении в Василеве или Киеве)[107]. Тем самым прямо указывается на наличие разных версий крещения князя уже спустя несколько десятилетий после описываемых событий, т. е. в тот период, когда могла составляться «Корсунская легенда».
Иная последовательность событий предлагается в Памяти и похвале русскому князю Владимиру Иакова Мниха[108]. Согласно Иакову, Владимир крестился на Руси примерно в 987 году, а Корсунь захватил в третий год после крещения (т. е. около 989). С ним соглашается и древнейшая редакция Жития Владимира[109]. В отечественной науке эти хронологические несоответствия довольно удачно пытались разрешить с помощью параллельных иностранных известий. В результате соотнесения данных у Яхьи Антиохийского, Асохика и Льва Диакона В. Р. Розену, а затем и В. Г. Васильевскому удалось установить, что Корсунь был захвачен между апрелем и июнем 989 г., после поражения Фоки у Абидоса[110]. Стало очевидно, что Память приводит более точные сведения, нежели Повесть временных лет.
По всей видимости Владимир стремился к официальному принятию христианства и церковной иерархии из третьего христианского центра, который теперь с готовностью мог предложить Владимиру если не независимую церковь, то более удобные условия ее зависимости. Этим третьим центром могла быть и Болгария[111] и находившийся в прямой зависимости от одного лишь князя Владимира Херсонес.[112]
Это сразу проясняет тот факт, почему и древнейший свод 1039 г., и Яхья не говорят об установлении церковной иерархии, хотя и упоминают о крещении русского народа, и почему летописцы–ромеи обходят молчанием и крещение киевского князя, и Крещение Руси.
Г. М. Филист, опровергая претензии Византии на первенство в распространении христианства на Руси, пишет: «Обращаясь к историческим и литературным памятникам Византии, исследователи обнаружили, что “христианская мать” за полтора века от первого крещения не перевела для “дочери” ни одного произведения церковной литературы, не запомнила дат крещения своих “детей” Ольги и Владимира, не послала в воспитатели ни одного миссионера. Византийские хронисты и государственные деятели, описывая “русов”, договоры и встречи с ними, не упоминают после Аскольда ни об одном крещении восточных славян. От принятия христианства до середины XI в. нет никаких данных о религиозном влиянии Византии. А позже ей было не до обучения — она беспрерывно отражала нападения печенегов, торков, сельджуков, грозивших существованию империи»[113].
Русские летописи также молчат о византийском влиянии на Русь. Складывается впечатление, что во время всего периода становления Русской церкви и древнерусского государства Византийская церковь наоборот являлась препятствием к этому развитию[114].
Со временем, по мере утверждения на Руси Византизма, тихое и мирное проникновения христианства на Русь в процессе длительных отношений со славянскими народами было почти забыто в угоду Византии. Тем не менее, имеющихся сведений достаточно для того, чтобы указать на значительный вклад окружающих славянских народов в принятие Русью христианства.
Где бы и когда бы ни состоялось крещение Владимира, следует помнить, что введение христианства на Руси — это длительный исторический процесс, не имеющий четких хронологических границ. Взятие Корсуни Владимиром, безусловно, является спорным историческим моментом. Историки разнятся во мнениях о причинах и следствиях взятия Корсуни. Одни говорят, что оно было вызвано попыткой расширения границ Руси. Позже, по мнению тех же историков, Владимир в Корсуни принимает крещение. Другие утверждают, что Корсунь был взят Владимиром после его крещения. Митрополит Филарет объясняет захват Корсуня тем, что Владимир «не хотел смиренно просить наставления в новой вере у греков»[115]. В любом случае, в захвате Корсуни видно желание Владимира не столько поставить Русскую церковь в зависимость от кого бы то ни было, сколько, наоборот, обеспечить свою независимость.
При всем этом нельзя умалять той роли, которую Византии суждено было сыграть в русской церковной истории спустя считанные десятилетия. Подчинение славянских народов и переподчинение себе их независимых прежде церквей послужило поворотным моментом в развитии славянского христианства. Тем не менее, те отличия, которые разделяли византийский и славянский типы христианства на протяжении веков, будут продолжать играть важную роль в русской духовной жизни. Идеи, стоящие у истоков русского христианства, никогда не будут до конца вытеснены византийской моделью.
Понимание той исторической картины, при которой происходило формирование раннего русского христианства, существенно облегчает задачу исследователя, пытающегося анализировать дальнейшие события русской истории. На наш взгляд многие вопросы из истории русского христианства будут гораздо лучше освещены, если мы будем помнить о тех двух христианских традициях, которые были ответственны за самый ранний, а потому и определяющий, формирующий период русской церковной истории.
