Трансцендентная функция

В термине «трансцендентная функция» нет ничего таинственного или метафизического. Он служит для обозначения психологической функции, по своему характеру сопоставимой с тематической функцией того же названия, связывающей действительные (real) и мнимые (imaginary) числа. Психологическая «трансцендентная функция» есть результат объединения сознательных и бессознательных содержаний.

Опыт аналитической психологии достаточно полно показал что сознательное и бессознательное редко сходятся в том, что касается их содержаний и тенденций. Это отсутствие параллелизма не есть случайность или непреднамеренность; оно обусловлено тем, что бессознательное ведет себя в компенсаторной или комплементарной манере по отношению к сознательному. Мы можем также сформулировать это прямо противоположным образом: сознательное ведет себя в комплементарной манере отношению к бессознательному. Для подобных взаимоотношений есть несколько причин:

1. Сознание обладает порогом интенсивности, которой его содержание должны были достигнуть; таким образом все более слабые элементы остаются в бессознательном.

Сознание, вследствие его направленных функций, осуществляет задержку (которую Фрейд называет цензурой) всего несовместимого материала и, в результате, он погружается в бессознательное.

3. Сознание — это кратковременный процесс адаптации, тогда как бессознательное вмещает не только весь забытый материал собственного прошлого индивидуума, но и все элементы унаследованного поведения, составляющие структуру психики.

4. Бессознательное содержит в себе все комбинации фантазии, которые еще не достигли порога интенсивности, но с ходом времени и при благоприятных обстоятельствах, вероятно, проникнут в сознание.

Указанные причины легко объясняют комплементарную установку бессознательного по отношению к сознательному.

Определенность и направленность сознательной психики — качества, которые были приобретены относительно поздно в истории человеческого рода, и их в значительной степени недостает, например, примитивным народам даже сегодня. Эти качества часто ослаблены у невротика, отличающегося от здорового Человека тем, что его порог сознания легче поддается изменению; другими словами, перегородка между сознательным и бессознательным у невротика становится гораздо более проницаемой, чем у здорового. С другой стороны, психотик находится под прямым влиянием бессознательного.

Определенность и направленность сознательной психики — крайне важные приобретения, за которые человечество заплатило очень дорого, но которые, в свою очередь, оказали ему и величайшую услугу. Без них наука, техника и цивилизация были бы невозможны, ибо они предполагают надежную непрерывность и направленность сознательного процесса. Для государственного деятеля, врача и инженера, равно как и для рабочего самой низкой квалификации, эти качества совершенно необходимы. В общем, можно сказать, что социальная никчемность возрастает в той степени, в какой эти качества ослабляются бессознательным. Великие художники и все прочие, выделяющиеся творческим даром, составляют, конечно, исключение из данного правила. Преимущество, которым такие люди обладают, как раз и состоит в проницаемости перегородки, разделяющей сознательное и бессознательное. Однако для профессий и общественных занятий, требующих именно отмеченной нами непрерывности и надежности, эти исключительные люди не представляют, как правило, какой-либо ценности.

Поэтому вполне приемлемо, и даже необходимо, чтобы у каждого индивидуума психический процесс был как можно более устойчивым и определенным, поскольку этого требуют условия нашей жизни. Но это влечет за собой и определенный ущерб: само качество направленности сознания способствует задержке или исключению всех тех психических элементов, которые кажутся несовместимыми (или действительно несовместимы) с намеренно выбранным направлением, искажают его, соответственно своему назначению, и тем самым ведут к нежелаемой цели. Однако как нам узнать, что действующий одновременно психический материал является «несовместимым»? Мы узнаем это посредством акта суждения, которым определяем направление избранного нами и желанного для нас пути. Наше суждение пристрастно и предвзято, несколько в нем фиксируется одна определенная возможность ценой отбрасывания всех других. В свою очередь, суждение всегда основывается на опыте, т. е. на том, что нам уже известно. Как правило, суждение никогда не основывается на том, что по сути своей ново, неизвестно и при определенных условиях могло бы значительно обогатить наш направленный интерес. Очевидно, этого и не может быть, по той самой причине, что бессознательные содержания исключатся из сознания.

Благодаря таким актам суждения направленный процесс неизбежно становится односторонним, даже если наше рациональное суждение может выглядеть многосторонним и беспристрастным. Сама рациональность такого суждения как раз и может оказаться наиболее вредным предубеждением, поскольку мы называем разумным то, что нам кажется разумным. А то, что нам кажется неблагоразумным, по этой причине обречено на исключение вследствие его иррационального характера. Оно действительно может быть иррациональным, но, в равной степени, просто может выглядеть иррационально, на самом деле не являясь таковым, если посмотреть на него с другой точки зрения.

Односторонность — неизбежная и необходимая характеристика направленного процесса, ибо направление предполагает односторонность. Направленность — это преимущество и недостаток одновременно. Даже когда кажется, что нет никакого заметного извне недостатка, в бессознательном всегда существует выраженная в равной степени контрпозиция, если, конечно, это не тот идеальный случай, когда все психические компоненты устремлены в одном направлении. Такую возможность нельзя отбросить в теории, но на практике она встречается чрезвычайно редко. Контрпозиция в бессознательном не представляет опасности, пока она не обладает высокой энергетической ценностью. Однако если в результате слишком выраженной односторонности напряжение возрастает, контртенденция прорывается в сознание, обычно в тот самый момент, когда важнее всего удержать сознательно выбранное направление. Так, оратор допускает обмолвки именно тогда, когда особенно хочет не сказать какую-нибудь глупость. Этот момент можно назвать критическим, потому что он отличается высоким напряжением энергии, которое, когда бессознательное уже заряжено, может «искрить» и высвобождать содержание бессознательного.

Современная цивилизованная жизнь требует концентрированного, направленного созидательного функционирования, а это вызывает риск значительного разобщения с бессознательным. Чем дальше мы способны отодвигать себя от бессознательного благодаря направленному функционированию, тем с большей легкостью в бессознательном может воздвигаться мощная контрпозиция, и, когда она прорывается из него в сознание, это может иметь неприятные последствия.

Сознание и бессознательное — две базовые психологические концепции, введенные в широкое обращение Фрейдом.

Четкое различение между первым и вторым — это самое важное «открытие», которое он сделал. Фрейд был первым, кто громко и аргументированно заговорил о том, что у каждого человека в душе происходят скрытые, неведомые даже ему самому, процессы.

До Фрейда человеческую душу воспринимали, как что-то цельное и неделимое, и такая точка зрения имеет полное право на существование… при условии, что наблюдатель находится за пределами исследуемой души. Если смотреть на человека со стороны, то никакой очевидной разницы между сознательными и бессознательными его мотивами нет. Человек и его поступки могут выглядеть противоречиво, но это впечатление разбивается о несокрушимый факт — это всегда один и тот же человек.

Сторонний наблюдатель легко может подметить противоречия или непоследовательность в поведении другого человека, но какие выводы из этого обычно следуют? В лучшем случае его обвинят в глупости, в худшем — в сознательном двуличии и обмане. Никто не любит, когда слова человека расходятся с его действиями.

Но подобные обвинения не всегда справедливы, поскольку, зачастую, речь идет о добросовестном заблуждении, когда человек совершенно искренне не замечает собственной непоследовательности. Вчера он говорил одно, сегодня сделал обратное, и если его ткнуть в это носом, тот он вынужден будет признать, что так оно и есть — его слова и действия расходятся. Но в то же время он может и сам не понимать, почему так вышло, ведь искренним он был и вчера и сегодня.

Вероятнее всего, он начнет оправдываться, искать какое-то объяснение всплывшему противоречию. И делать он это будет не только для того, кто его на противоречии поймал, но и для себя самого, ведь это очень неуютно — сознавать и признавать тот факт, что внутри царит хаос, что целостность собственной личности иллюзорна. Поэтому его ум будет предлагать тысячи объяснений, лишь бы замаскировать обнаруженное противоречие. Одно вранье маскируется другим враньем.

Так вот, Фрейд первым озвучил проблему внутренней раздвоенности, которая имеет место у каждого, в том числе и совершенно нормального, человека. До Фрейда, раздробленность личности признавалась и исследовалась только в крайних своих проявлениях, когда в результате глубокого психического заболевания личности, как таковой, уже и не оставалось — одни только ее осколки. А Фрейд заявил и доказал то, что в психике даже вполне здоровых людей автономно сожительствуют две сферы — сознательное и бессознательное, и между ними — пропасть.