Особенности у крепостных, так, когда феодал требовал обратно от какого-нибудь

Города сбежавшего крепостного, то, как например, в Аугсбурге, Базеле,

Кайзерслаутерне, крепостное состояние ответчика должны были под клятвой

Подтвердить шесть его ближайших кровных родственников, и притом исключительно

с материнской стороны (Маурер, "Городское устройство", I, стр. 381). Еще один

Пережиток только что отмершего материнского права можно видеть в том уважении

Германцев к женскому полу, которое для римлянина было почти непостижимым.

Девушки из благородной семьи признавались самыми надежными заложниками при

Заключении договоров с германцами; мысль о том, что их жены и дочери могут

Попасть в плен и рабство, для них ужасна и больше всего другого возбуждает их

Мужество в бою, в женщине они видят нечто священное и пророческое; они

Прислушиваются к ее совету даже в важнейших делах; так, Веледа, жрица племени

Бруктеров на Липпе, была душой всего восстания батавов, во время которого

Цивилис во главе германцев и белгов поколебал римское владычество во всей

Галлии. Дома господство жены, по-видимому, бесспорно; правда, на ней, на

Стариках и детях лежат все домашние работы; муж охотится, пьет или

Бездельничает. Так говорит Тацит, но так как он не говорит, кто обрабатывает

Поле, и определенно заявляет, что рабы платили только оброк, но не отбывали

Никакой барщины, то, очевидно, масса взрослых мужчин все же должна была

Выполнять ту небольшую работу, какую требовало земледелие. Формой брака был,

Как уже сказано выше, постепенно приближающийся к моногамии парный брак.

Строгой моногамией это еще не было, так как допускалось многоженство знатных.

Целомудрие девушек в общем соблюдалось строго (в противоположность кельтам), и

Равным образом. Тацит с особой теплотой отзывается о нерушимости брачного

Союза у германцев. Как основание для развода он приводит только прелюбодеяние

Жены. Но его рассказ оставляет здесь много пробелов и, кроме того, он слишком

явно служит зеркалом добродетели для развращенных римлян. Несомненно одно:

Если германцы и были в своих лесах этими исключительными рыцарями добродетели,

То достаточно было только малейшего соприкосновения с внешним миром, чтобы

Низвести их на уровень остальных средних европейцев; последний след строгости

Нравов исчез среди римского мира еще значительно быстрее, чем германский язык.

Достаточно лишь почитать Григория Турского. Само собой разумеется, что в

Германских девственных лесах не могли, как в Риме, господствовать изощренные