IX. Лирическая и лиро-эпическая поэзия. Середина I В. До Н. Э

1. Неотерики.

Развитие римской литературы середины I в. до н.э. ознаменовалось появлением в ней особой литературной школы. Поэты, принадлежащие к этой школе, получили у современников несколько условное название новые, неотерики (греч. neoteroi). Связанные общностью мировоззрения, единством эстетических нормативов и поэтико-стилевых установок, неотерики оказали значительное влияние на формирование римской лирики и оставили заметный след в художественной мысли античности.

Школа неотериков имела историческую основу в реальности Римской республики эпохи кризиса и распада. Литературным образцом для нее служила в основном александрийская поэзия и поэзия расцвета греческой классической лирики VII-VI вв. до н.э., литературную традицию на родной, римской почве составила наряду с ателланой, мимом и опытами любовной поэзии комедия паллиата.

Определяющим в художественном миросознании неотериков были неприятие.окружающего мира, официального общества города-государства и интерес к человеку в мире его личных чувств и ощущений, поднятых тем не менее до высот истинно гражданской жизни. Этот момент - гражданственность личных переживаний - составил в поэзии неотериков то новое, что существенно отличает их творчество от поэзии александринизма и греческой лирики раннеклассической поры, где личное отъединялось от общественного и противопоставлялось ему.

Поэзия личных чувств ввела в римскую литературу нового героя, потребовала освоения малых жанровых форм и усовершенствования стихотворного размера. Новым героем стали лирическое "я" автора или персонажи греческих мифов, избранные по принципу наиболее внутреннего соответствия лирическому герою и вставленные в сюжет, где объектом повествования оказывалась сфера личных человеческих чувств и переживаний.

Соответственно жанровыми формами, наиболее излюбленными неотериками, оказались эпиграммы-инвективы; элегии, передающие личные человеческие чувства любовной печали, радости, заботы; свадебные песни (эпиталамы} с подчеркнутым ощущением земной пламенной страсти; небольшие эпические поэмы на мифологический сюжет (эпиллии), где сам мифологизм служит оправданием и - вместе - примером истинности духовных коллизий, затронутых автором; и, наконец, небольшие по объему и разнообразные по стиховому размеру произведения, выполняющие роль посвятительных надписей, дружеских и любовных посланий, стихотворений на случай. Освоение новых для римской литературы жанров привело к разработке новой стиховой и стилистической системы, свойственной неотерикам. Возникает особый интерес к введению греческой метрики в римский стих, к "учености" мифологических намеков, к воспроизведению полузабытых и редчайших мифологических сюжетов, к обманчивой точности "научных", географических, исторических, астрономических деталей, тяга к уменьшительной и увеличительной суффиксации, превосходным степеням прилагательных, нарушающим эстетику общепринятой нормы, уводящим от обыденности.

Признанным главой и теоретическим вождем неотериков был поэт и грамматик Публий Валерий Катон (ок. 100-20гг. до н.э.), "даровитый наставник", "Сирена римлян", тот, кто, по словам его современника, поэта-неотерика Фурия Бибакула, "один лишь и читает и творит поэтов". Сохранились известия о филологических сочинениях Катона и стихотворных произведениях "Лидия" и "Диктинна".

Другой яркий талант той же школы, политик, оратор, поэт Гай Лициний Кальв (82-47гг. до н.э.), вошел в античную литературу вместе с Катуллом, своим близким другом и единомышленником, как создатель жанра римской любовной элегии.

Наконец, к неотерикам принадлежал и Марк Фурий Бибакул (род. ок. 80г. до н.э.), тот знаменитый поэт, чьи эпиграммы наряду с эпиграммами Кальва и Катулла тревожили Юлия Цезаря. Ямбы Фурия Бибакула отличались резкостью, и древняя критика полагала его виднейшим представителем этого рода поэзии. Произведения поэтов-неотериков дошли до нас лишь в разрозненных фрагментах или упоминаниях древних авторов. Единственное исключение составляет сохранившийся сборник стихов поэта-неотерика Гая Валерия Катулла.

2. Катулл.

а) Историко-биографические сведения.

Замечательный римский поэт Гай Валерий Катулл (87 (84?) - 54 гг. до н.э.) был родом из Вероны. Его довольно зажиточная семья принадлежала к местной муниципальной знати, связанной с виднейшими фамилиями Рима, и молодой человек, подобно многим своим соотечественникам и сверстникам, приехал искать счастье в столицу, где скоро оказался в центре политики и культуры.

Среди его знакомых были многие общественные деятели и люди, занимающие в Риме крупные государственные посты, в том числе Гай Юлий Цезарь, тесть Цезаря консул Луций Кальпурний Пизон Цезонин и зять Гней Помпеи, а также покровитель поэта Лукреция Кара претор Гай Меммий Гемелл и знаменитые ораторы-соперники Марк Туллий Цицерон и Квинт Гортенсий Гортал. Но особую роль в жизни Катулла сыграл круг молодых муниципалов, общественных деятелей, ораторов, поэтов и писателей, с которыми Катулл оказался связан тесными дружескими узами и мировоззрение которых решительно повлияло на становление его собственного поэтического видения мира. В этот дружеский круг входили поэтики-неотерики Валерий Катон, Лициний Кальв, Гельвий Цинна, Корнифиций, блестящий оратор и общественный деятель Марк Целий Руф, историк Корнелий Непот.

Политическую позицию этой молодежи определяло требование 'муниципальной аристократии: расширение прав гражданства и участие в управлении государством. Ее политическим идеалом была древняя республика эпохи расцвета города-государства (IV-II вв. до н.э.); в политической же борьбе современности, борьбе между коррумпированным сенатом, все еще олицетворявшим собой традиции древней республики, и грядущей диктатурой Юлия Цезаря, молодые друзья Катулла занимали как бы промежуточное положение, до конца не примкнув ни к одной -из борющихся сторон.

Метания муниципалов между двумя политическими группировками страны, исторически предопредленные и оправданные, вера в идеал и утопичность идеала явились основой миросознания поэта, обусловившей в дальнейшем и его жизненный путь, и его поэтическое кредо.

В 57 г. до н.э., желая поправить свои материальные дела, Катулл уезжает в свите знатнейшего и влиятельнейшего нобеля Рима, пропретора Меммия, в Вифинию, но через год возвращается в Рим, посетив по пути знаменитые города Малой Азии и остановившись в Троаде поклониться могиле брата. Поездка в свите Меммия не оправдала надежд Катулла, и поэт зло и жестоко высмеял в стихах (X, XXVIII, XLVII) своих "знатных покровителей", "друзей-нобилей".

Примерно на тот же хронологический период приходится цикл политических эпиграмм Катулла, направленных против Юлия Цезаря (XXIX, LIV, XCIII), Гнея Помпея (XXIX, CXIII) и видных цезарианцев, в том числе начальника саперной части войск Цезаря Мамурры (XII, XLIII, LVII, XCIV, CV, CXIV, CXV). Сила воздействия этих эпиграмм была столь велика, что Цезарь, по словам Светония ("Жизнь двенадцати Цезарей", I, 73), признавал себя навеки опозоренным катулловыми стихами о Мамурре.

Еще до своей поездки в Вифинию (возможно, в 61 г. до н.э.) Катулл сблизился с патрицианкой, женой сенатора, умной и красивой, не чуждой политики и любовных интриг, Клодией, сестрой знаменитого народного трибуна Клодия Пульхра, которую он и воспел в своих стихах под именем Лесбии. Вся история этой любви - счастье встреч, полнота разделенного чувства, измены, духовное опустошение и разрыв - в стихах поэта.

б) Поэтическое наследие

Поэтическое наследие Катулла невелико, всего лишь небольшая книжечка, содержащая сто шестнадцать стихотворных произведений. Книжечку предваряет посвятительное стихотворение, обращенное к Корнелию Непоту. Однако характер посвящения позволяет отнести его только к части сборника, небольшим произведениям ("безделкам"), и полагать, что весь сборник составлен не самим поэтом, но кем-то иным уже после его смерти и в основном по метрическому жанровому признаку. Первыми помещены мелкие стихотворения (I-LX), написанные различными лирическими размерами, апробация которых в латинском стихосложении является заслугой Катулла. Середину занимают объемные произведения (LXI-LXVIII): две эпиталамы, поэма "Аттис", эпиллий на мифологическую тему "Свадьба Пелея и Фетиды" (гекзаметр) и перевод-переложение греческой поэмы Каллимаха "Локон Береники". Последняя же часть книжечки состоит в основном из эпиграмм, написанных традиционным элегическим дистихом (LXIX-CXVI).

Вместе с тем, следуя тому же жанровому признаку, в творческом наследии Катулла можно несколько условно выделить произведения малых форм, лирику, непосредственно поданную от авторского "я", и более обширные произведения лиро-эпического цикла.

в) Произведения малых форм. В произведениях малых форм: дружеских и любовных посланиях, стихах на случай, политических и личностных эпиграммах-инвективах - образный мир героя Катулла, лирическое авторское "я" выступает обнаруженно и отчетливо.

Мир этот строится в контрасте с художественным миром, принятым в общих своих чертах литературой эпохи расцвета римского полиса (III-II вв. до н.э., комедиографы Плавт, Теренций), вошедшим в иные современные Катуллу этико-эстетические системы (ср. Лукреций) и подтвержденным в философских трактатах Цицерона.

Основу этого чуждого Катуллу мира составлял идеал человека-гражданина, "добропорядочного мужа", у которого личное отделено от общественного, противопоставлено общественному и ему подчинено. Человек связан чувством "меры"; его добродетель - в постоянстве, верности долгу, людям, обетам, в чистоте жизни, справедливости, благородстве мыслей и поступков, свойственном свободпорожденному. Жизненный путь "добропорядочного мужа" последовательно слагается из установленных этапов: "доблесть", проявленная в "подвигах", на службе отечеству, в боях и совете, влечет за собой всеобщую "хвалу" прочих добропорядочных мужей, воздающих гражданину "честь", приносит ему награду и славу в веках.

Республиканский идеал человека создается циклом политических эпиграмм-инвектив, рассчитанных на широкий общественный резонанс. Катулл рисует своих врагов отошедшими от принятого идеала и тем добивается их дискредитации и общественного звучания личной темы. Именно так построены стихотворные выпады против Цезаря и его приверженца Мамурры.

Вместе с тем в поэзии Катулла заключено собственное, далекое от общепринятого, представление поэта о мире и человеке, и суть этого представления - в единении личных и общественных начал, в восприятии мира и во взглядах на мир. Утверждается особая ценность человеческой личности, и герой поэзии Катулла предстает и человеком и гражданином одновременно и в равной мере.

Утверждение нового идеала идет через отрицание ранее существующего. Лирический герой Катулла чужд обществу и миру, его окружающему. Республиканский Рим середины I в. до н.э. кажется герою дисгармоничным, несовершенным, далеким от того идеального состояния, в котором он некогда пребывал. Ощущение неудовлетворенности от своей роли и роли своих друзей в обществе, сознание обойденности, мысль о несовершенстве самого общества вызывают у лирического героя горечь, негодование, скорбь (X, XIII, XXVI, XXVIII, XLVII, LII).

В разладе с обществом города-государства человек поэзии Катулла подвергает переоценке этико-эстетические представления, важные для этого общества.

Так, прежде всего сугубо отрицательно решается вопрос о долге гражданина перед обществом и государством. Никакого стремления согласовывать свои поступки с интересами общества, подчинять желания благу граждан полиса, жертвовать личным ради общественного и государственного у героя Катулла нет. Напротив, лирический герой всячески подчеркивает свою отрешенность от общественных, государственных дел, свою скандальную свободу от них, свой досуг (X, LI).

Внеобщественные устремления героя Катулла, его неприятие окружающего мира связаны с религиозным свободомыслием поэта. Разрыв с обществом, неопределенность положения, страх перед грядущим ведут героя Катулла от римской гражданской "ортодоксальной" религии к суеверию. В свою очередь видимый интерес героя к экзотике восточных культов Сераписа, Астарты, Кибелы, ставших к тому времени известными в Риме, продиктован его желанием утвердить и продемонстрировать свою внутреннюю свободу от общества, выйти за рамки представлений и верований, свойственных римскому полису. Обращение же к римскому культу обусловлено не религиозным настроением, а в известной мере традицией.

Герой поэзии Катулла противопоставлен официальному обществу Рима; однако само противопоставление героя обществу, достигнутое в миропонимании Катулла, возможно лишь при условии признания за человеческой личностью особой ценности и права на обособление. Именно этот смысл имеет, видимо, тема "соизмеримости" человека и божества, звучащая в ряде стихотворений Катулла (LI, LXX, LXXII).

В LI стихотворении, вольном, как мы сказали бы теперь, переводе оды Сафо, читаем (1-8)¹⁰:

Верю, счастьем тот божеству подобен, Тот, грешно ль сказать, божества счастливей, Кто с тобой сидит и в глаза глядится, Слушая сладкий Смех из милых уст. Он меня, беднягу, Свел совсем с ума. Лишь тебя завижу, Лесбия, владеть я бессилен сердцем, Рта не раскрою.

Поэт усилил мысль Сафо: собеседник Лесбии не только равен "богу", как это было у Сафо, но и "превосходит богов" - лишнее доказательство тому, сколь близок художественный образ поэту-переводчику и важен для раскрытия умонастроения его лирического героя. Отход от общества города-государства, осознание исключительной ценности своего "я" должны были как будто неминуемо привести нового героя, человека поэзии Катулла, к крайнему и последовательному индивидуализму. Этого не случилось. В силу многовековой традиции римское республиканское представление о человеке и мире лишь трансформировалось, но не распалось вовсе. И юноша Катулла, отрицая официальный Город, ищет опору и поддержку у духовно близких ему людей, таких же "неприемлющих", как и он сам. Друзья лирического героя образуют некий искусственно созданный мир - подобие общества, где господствует свой этико-эстетический кодекс, свое миропонимание. В этом обществе герой Катулла находит приложение своим творческим силам, полноту личной и общественной жизни, и круг его деятельности личной и общественной определяется словами "дружба", "поэзия", "любовь", "красота".

г) Мир лирического героя поэзии Катулла.