2015-07-14
374
Появлением городов кочевники обязаны римлянам и их лопатам.[3838] Археологи отмечают появившиеся римские мотивы построек этого времени.[3839] Иных строителей римских военных лагерей в тех местах не было. У кочевников не было лопат. У римлян даже пастухи молились на лопату.
«Лучшей похвалой в адрес какого-либо города было сказать, что он построен в соответствии с Etrusco ritu (этрусским ритуалом). Всем было известно, что у тирренов имелись ритуальные книги, в которых было указано, «каким ритуалом должно основать город, освятить его алтари и храмы, чтобы сделать стены неприступными, а врата — законными». Эти ритуалы переняли римляне и использовали их в своих колониях на всем полуострове и в провинциях. Изучив предзнаменования, авгур задавал направление будущего города, сверяясь по солнцу с помощью инструмента, называемого groma, фиксируя направление с востока на запад (decumanus) и с севера на юг (cardo). После этого начинались операции по limitatio, живописные детали которых особенно привлекали внимание древних. Основатель города, покрыв голову полой тоги, проводил бронзовым плугом, в который были впряжены бык и телка, первую борозду (sulcus primigenius), отбрасывая землю внутрь, а доходя до местоположения ворот, поднимая и перенося свой плуг. Таким образом, он не только окружал город символическими рвом и стеной, но и освящал, по обе стороны проведенной линии, пространство, называемое роmеrium, внутри которого запрещалось строить, а снаружи — пахать».[3840]
Октавиана называли первым солдатом, принцепсом, ефрейтором. Современное ефрейтор (Gefreiter, то есть освобождённый от некоторых нарядов) — воинское звание (чин), присваиваемое старшим и лучшим рядовым (солдатам), которые в период отсутствия командиров отделений заменяют их. Впервые появилось в Германии в начале XVII века. Ефрейторы отбирались из опытных и надёжных солдат для развода часовых, конвоирования арестованных и выполнения других обязанностей, требовавших доверенных людей. Одним из наиболее известных носителей этого звания являлся Адольф Гитлер.[3841]
Однако с точки зрения центурионов, возглавивших римских невозвращенцев, Гай был молодым, салагой. Для дедушек римской армии все его действия издалека были видны и понятны насквозь. Их взгляд и понимание мира перенимали их сыновья и внуки. И у всех них был разный опыт владения главным орудием римской армии — лопатой.
Лопата это орудие, изобретение которого недооценено. А. В. Довгалев напомнил мне о затруднениях, которые испытывал из-за отсутствия лопаты герой Даниэля Дефо:
«17-е ноября. — Сегодня начал копать углубление в скале за палаткой, чтобы поудобнее разложить свое имущество.
Примечание. Для этой работы крайне необходимы три вещи: кирка, лопата и тачка или корзина, а у меня их нет. Пришлось отказаться от работы. Долго думал, чем бы заменить эти инструменты или как их сделать. Вместо кирки попробовал работать железным ломом; он годится, только слишком тяжел. Затем остается лопата или заступ. Без нее никак не обойтись, но я решительно не придумаю, как ее сделать.
18-е ноября. — Отыскивая в лесу материал для своих построек, нашел то дерево (или похожее на него), которое в Бразилии называют железным за его необыкновенную твердость. С большим трудом и сильно попортив свой топор, срубил одно такое дерево и еле притащил его домой: оно было очень тяжелое. Я решил сделать из него лопату. Дерево было так твердо, что эта работа отняла у меня много времени, но другого выхода у меня не было. Мало по малу я придал обрубку форму лопаты, при чем рукоятка вышла не хуже, чем делают у нас в Англии, но широкая часть, не будучи обита железом, прослужила мне недолго. Впрочем, я достаточно попользовался ею для земляных работ, и она очень мне пригодилась, но, я думаю, ни одна лопата на свете не изготовлялась таким способом и так долго».[3842]
В. Б. Резун написал поэму о пехотной лопате:
«Каждый пехотинец в Советской Армии носит с собой малую пехотную лопатку. Когда он получает приказ остановиться, он немедленно ложится и начинает копать яму в земле рядом с собой. За три минуты он отроет небольшую траншею в 15 см глубиной, в которую может вытянувшись лечь так, что пули будут безопасно свистеть у него над головой. Земля, которую он выбросил, формирует бруствер впереди и по бокам, создавая дополнительное укрытие. Если танк проедет над такой траншеей, то у солдата есть 50% вероятности, что он не причинит ему никакого вреда. В любой момент солдату могут приказать двигаться снова и, крича во весь голос, он ринется вперед. Если ему не приказывают двигаться, то он роет глубже и глубже. Сначала его траншея может использоваться для стрельбы из положения лежа. Позже она становится траншеей, из которой можно стрелять с колена, а затем, еще позже, после того, как она станет 110 см глубиной, ее можно использовать для стрельбы стоя. Земля, которая выбрасывается наружу, предохраняет солдата от пуль и осколков. Он делает в бруствере амбразуру, в которой располагает ствол своего автомата. При отсутствии дальнейших команд он продолжает работать над своей траншеей. Он маскирует ее. Он начинает копать траншею для соединения со своим товарищем слева. Он всегда роет справа налево, и через несколько часов траншея соединяет окопы всех стрелков данного отделения. Траншеи отделений соединяются с траншеями других отделений. Рытье продолжается и добавляются коммуникационные траншеи в тылу. Траншеи делаются все глубже, перекрываются, маскируются и укрепляются.[3843] Затем, внезапно снова следует приказ двигаться вперед. Солдат выскакивает на поверхность, крича и матерясь как можно громче.
Пехотинец использует ту же лопатку для того, чтобы вырыть могилу для павшего товарища. Если у него в руках нет топора, он использует лопатку, чтобы разрубить буханку хлеба, когда она замерзла до твердости гранита. Он использует ее как весло, когда на телеграфном столбе под вражеским огнем переправляется через широкую реку. А когда он получает приказ остановиться, он снова строит несокрушимую крепость вокруг себя. Он знает, как рационально рыть землю. Он строит свое укрепление сразу таким, каким оно должно быть. Лопатка — это не только инструмент для рытья земли: она может также быть использована для измерения. Она имеет 50 см в длину. Две длины лопатки равны метру. Лезвие лопатки имеет 15 см в ширину и 18 см в длину. Запомнив эти данные, солдат может измерить все, что пожелает.
У лопатки ручка не складывающаяся, и это очень важная черта. Лопатка обязана быть единым монолитным объектом. Все три ее края остры, как у ножа. Она окрашена зеленой матовой краской, чтобы не отражать сильный солнечный свет.
Лопатка — это не только инструмент для измерения. Она является также гарантией стойкости пехоты в большинстве трудных ситуаций. Если у пехоты есть несколько часов, чтобы зарыться в землю, то чтобы выковырять ее из ее окопов и траншей могут понадобиться годы, какое бы современное оружие против нее ни использовалось».[3844]
Образованные немецкие генералы отмечали особое пристрастие русских к лопате: «Солдат русской армии — непревзойденный мастер маскировки и самоокапывания, а также полевой фортификации. Он зарывается в землю с невероятной быстротой и так умело приспосабливается к местности, что его почти невозможно обнаружить. Любой русский плацдарм, захваченный вечером ротой, утром уже обязательно удерживается по меньшей мере полком, а на следующую ночь превращается в грозную крепость».[3845]
О римской лопате и о слове ее обозначающем, мы знаем мало. Меж тем название римской лопаты дошло до нас во многих обличьях:
Палата (иноск.) — хранилище драгоценностей, роскошное здание, дворец. Ср. Ума палата. Ср. Pallast (Pfalz), cp. Palace (англ.). Ср. Palais (фр.), Ср. Palazzo (ит.). Ср. Palatium (от Палатинской горы в Риме, окруженной еще при Ромуле стеной, на которой стоял храм Аполлона и дворец Августа). По другой легенде, великан Palatine[3846] выстроил себе по росту своему громадный дом; с тех пор громадное здание называлось — palatium.
Из слова pala выросло много слов. Палка, древнерусское слово, образованное с помощью суффикса от исчезнувшего пала, как считается, заимствованного из тюркского, где пала — нож.[3847] Можно посмотреть и иначе: в тюркских слово pala заимствовано, а в русском оно в числе исконных, как в латыни. Есть прекрасная аналогия: bulla — булка, pala — палка.
Подсечное земледелие было основным для русских, пока они, нередко совершая переходы в несколько сотен верст, изучали и заселяли просторы северо-восточной Европы и Сибири. Древнейшим из восточнославянских пахотных орудий, сохранившихся до настоящего времени, несомненно является рáло с одним сошником. В 964 г. вятичи сообщили князю Святославу, что они платили хазарам дань по «шьлягу[3848] от рала». У вятичей же летописец упоминает плуг (981 г.). Происхождение слова плуг до сего времени неясно. При обработке подсек кроме мотыги русские пользовались разновидностью одноконной сохи без полицы. Ее называют палóвая соха, т.е. соха, предназначенная для пáла (подсеки). Во многих русских говорах глаголы-синонимы пахать и орать (orare) употребляются по-разному. Первый употребляют только применительно к сохе с полицей, второй — к орудиям типа плуга. Есть поговорка: не соха пашет, а полица.[3849]
Славянские раlъ, раlьсь, (большой) палец.[3850] М. Р. Фасмер о русском поле: «По́ле род. п. по́ля, мн. поля́, укр. по́ле, др.-русск. поле, ст.-слав. поле, болг. поле́, сербохорв. по̏ље, словен. роljе̑, чеш., слвц., польск. роlе, в.-луж. роlо, н.-луж. рólо, полаб. рülü ́. Связано с др.-русск. полъ, открытый, свободный, полый и родственно лат. раlаm, открыто, явно».
Vepallidus — бледный, доходяга; В. И. Даль: палатковать, кочевать табором, жить в палатке, в поле. Полати, сев. вост., палати южн. зап. Встарь, полати бывали и в боярских хоромах. Слово палата употребляется в русском языке со времен князя Владимира (X в.). Раlаdin — то же или непосредственно из ит. paladino от лат. palatīnus дворцовый сановник; отсюда происходит палатин наместник, впервые у Петра I.[3851]
Непременной принадлежностью русской и белорусской избы считаются полáти, палáцi — высокий и широкий настил для спанья (белорус. пылáцi, пóлы). Украинцы их не знают. Их делают на расстоянии 80 см от потолка, и тянуться они обычно от печи до противоположной стены.[3852]
Поленица: богатырь, удалец, наездник, разбойник у М. Р. Фасмера и па́леница, в устном народном творчестве у В. И. Даля. В современном русском языке есть глагол палить и существительное палево.
Последним из классических филологов о лопате писал Шуппе в Realencyclopaedie Pauly–Wissowa:
«Слово pala[3853] изначально обозначало в латинском языке Spaten (лопата) и Grabscheit (заступ), значения которых сегодня в немецком языке разошлись, в то время как изначально заступ заострялся к концу. Общего индоевропейского или только германского слова для обозначения Spaten просто не существует. Spaten — это общее западногерманское слово, проникшее через нижненемецкий язык в северные языки, также слово Spaten относится, например, не к первым сардским инструментам, а привнесено с материка.[3854]
Древнейшее упоминание o pala как Spaten (лопата) находится у Плавта,[3855] откуда следует, что она была старейшим садовым инструментом. Приблизительно то же и у Колумеллы.[3856] При посадке оливы тоже использовалась pala.[3857] Среди железных инструментов, необходимых для возделывания 100 моргенов плантаций винограда, Катон[3858] называет paleas VI. Еще Плиний упоминает pala при выращивании винограда,[3859] а также граната.[3860] В поле pala была необходима для проведения каналов[3861] и при особом типе обработки почвы.[3862] Существовала также разница в качестве pala, лучшую можно было купить в Калах, сегодняшнем Кальви в Кампании и в Венфруме, ныне Венафро, также в Минтурнах, сегодняшнем Минтурно (ранее Третто) в Лациуме на границе с Кампанией.[3863]
Вместе с выращиванием винограда и садоводством германцы позаимствовали у римлян еще и необходимые для этого орудия».
Поэтому современные лопаты, в общем, похожи на римские. Большая сапёрная лопата представляет собой обычную, похожую на садовую штыковую лопату, однако, со своеобразной формой штыка (без заострения на конце), позволяющей работать этим инструментом одновременно как штыковой, так и как совковой лопатой. Имеет строго стандартизированные размеры — поскольку используется ещё и как импровизированный измерительный инструмент. Длина её, от острия штыка, до конца рукоятки (черенка) ровно 110 см. Ширина штыка (лотка) — ровно 20 см. Высота штыка — 25 см. Вес около 1,9 кг. Её штатное инвентарное название — БСЛ–110 (Большая сапёрная лопата длиной 110 см). Предназначена для выполнения работ в грунте во все подразделения всех родов войск СССР и РФ, входит в комплект ЗИПа всех военных машин. Успех работы данной лопатой в среднем грунте 1 м³ в час.[3864]
Страшилкой советской публики конца СССР стал образ страшной, но несуществующей в действительности «малой саперной лопатки спецназа».
«Однако произошло так, что у рукоятки выше штыка есть короткая поперечина, необходимая для того, чтобы нога могла упираться без повреждения подошвы.[3865] Общепринятый размер сегодняшней тяжелой лопаты, штык которой составляет примерно 30:19 см, соответствует сужающемуся краю штыка из Заальбурга.[3866]
То, что для заостренной к концу лопаты использовалось обозначение pala, указывает Плиний,[3867] при описании особого вида лемеха он говорит: cuspis effigiem palae habet».[3868]
Латинское labor значит работа, труд, напряжение, lapsus, движение, особенно размеренное. В русском языке производные этого слова дали лапу, лоб и лопасть. Лопатить = точить.[3869] М. Р. Фасмер: «лопа́та, лопа́тка, укр. лопа́та, др.-русск., ст.-слав. Лопата, πτύον, болг. лопа́та, сербохорв. ло̀пата, словен. lорátа, чеш., слвц. lораtа, польск. ɫораtа, в.-луж., н.-луж. ɫораtа. Другая ступень вокализма: ла́па».[3870]
«Лопата — прекрасное средство рукопашного боя. Лопатой можно прикрыться от удара противника, ею можно отбить укол штыком, а острые края лопаты делают её грозным рубящим оружием. Особенно ценна лопата во время рукопашного боя в стеснённой обстановке. В борьбе против врага, вооружённого винтовкой со штыком, занимай выжидательное положение. Твоя первая задача — обить удар противника, вторая задача — схватить оружие врага, сковать его и нанести быстрый рубящий удар».[3871]
История многоименной pala-лопата не изучена до сих пор.[3872] Редко ее воспевают художники:
«Крист положил лопату, сменил напарника у «машины ОСО — две ручки, одно колесо», как называли на Колыме тачку по-арестантски. Не по-блатному, но вроде этого. Крист поставил тачку донцем на траповую доску, ручками в противоположную от забоя сторону. И быстро насыпал тачку. Потом ухватился за ручки, выгнулся, напрягая живот, и, поймав равновесие, покатил свою тачку к бутаре, к промывочному прибору. Обратно Крист прикатил тачку по всем правилам тачечников, унаследованным от каторжных столетий, ручками вверх, колесом вперед, а руки Крист, отдыхая, держал на ручках тачки, потом поставил тачку и снова взял лопату. Лопата завизжала».[3873]
Свяжу происхождением латинское слово pala с греческим словом πόλις[3874] и прозвищем Афины — Παλλὰς,[3875] Паллада,[3876] которая защищала матереубийц.[3877]
Появление лопаты и умельцев в обращении с ней изменило жизнь кочевников Центральной Азии. Да и смерть тоже: теперь покойников начали хоронить не просто укрывая курганом, но насыпая курган над прежде вырытой глубокой могилой.[3878] «Большую известность во всем мире получила Пазырыкская культура скифского времени. Раскопки ее курганов на Алтае и Тыве привели к открытиям мирового значения… Курганы, где были захоронены племенные вожди и знать, поражают исследователей огромными размерами. По подсчетам М. П. Грязнова, на сооружение первого Пазырыкского кургана потребовалось заготовить 1800 м3 камня для насыпи, около 500 бревен для монтажа камеры и перекрывавшего ее наката, вырыть могильную яму объемом 196 м3. На это ушло не менее 2500–3000 человеко-дней».[3879]
К сожалению, раскопанные лопатой археологов скифские захоронения до сих пор имеют неопределенные датировки и считаются слишком древними.[3880] Неопределенности в определении времени до сих пор мешают ясно увидеть историю Евразии после появления там римского мужика с лопатой. Возможно, в этом заключается месть богины Pala своим жрецам, археологам, превратившим главное орудие своей науки в бедного родственника, которого стыдятся, предпочтя поклонение изобретенной Аристотелем Физике (φύσις — природа). В сознании толпы современный археолог не связывается с лопатой. Скорее обыватель представляет его с кисточкой, стирающим пыль с вырытого кем-то неизвестным черепка. Это низкопоклонство перед физикой вряд ли полезно. О происхождении и судьбе Вселенной и Земли физики знают меньше чем историки о происхождении и судьбе человека.
Излишнее доверие к знатокам иных малопонятных наук может сильно подвести. До сих пор историки и археологи безоговорочно принимают исторические датировки химиков и физиков, сделанные на основании определения старости угля (англ. carbon dating, лат. carbо, уголь, русск. углерод). «Радиоуглеродный анализ — разновидность радиоизотопной датировки, применяемая для определения возраста биологических останков, предметов и материалов биологического происхождения путём измерения содержания в материале радиоактивного изотопа 14C по отношению к стабильным изотопам углерода».[3881]
Явное противоречие между датировками и здравым смыслом вынудило создать хитрое словосочетание «радиокарбоновое время», которое в сочетании с другими временами, принятыми историками, служит прекрасным примером толкования Теории относительности А. Эйнштейна.[3882]
Начиналось все с малого. «В 1880-е гг. большую серию палеолитических стоянок удалось открыть на Енисее жителю г. Красноярска И. Т. Савенкову. В конце XIX в. эти стоянки посетил известный французский археолог Ж. де Бай, который сделал несколько докладов об открытиях в Сибири во Французской академии и Парижском географическом обществе. Еще одно неожиданное открытие было сделано в 1896 г. в Томске. Оно связано с работами профессора Н. Ф. Кащенко. Им были найдены скопления костей мамонта, а рядом с ними — остатки кострищ, каменные орудия. В коллекции этой стоянки совсем недавно обнаружена пробирка с углем, который Н. Ф. Кащенко собрал с кострищ. Он, конечно, не предполагал, что более чем через полвека будет разработан метод радиоуглеродного датирования, но интуитивно чувствовал, что мельчайшая деталь, любая находка, связанная с жизнью древнего человека, представляет величайшую ценность, и благодаря его стремлению все сохранить и зафиксировать по этому углю удалось установить возраст стоянки — 18300 плюс-минус 1000 лет».[3883]
Меж тем русское слово мамонт, вошедшее во все языки мира и обозначавшее крупное животное, убив которое, можно было обеспечить себя запасом мяса на суровой зимовке, просто выводится из латинского mamma, сиська, грудь, вымя. М. Р. Фасмер: «Мамонт, также мамот. Сюда же Соболевский относит фам. Мамотов (ХVI в.). Интересна форма maimanto, мамонт у Ричарда Джемса (1618–1620 гг.), mammout, mammona — то же. Источник этого слова долгое время искали в якут., потому что ископаемый мамонт был впервые найден в Якутии. По мнению Рясянена, это неверно. Он объясняет это слово из зап.-тунг. ŋamendi, медведь. На фонетическую форму могло повлиять имя Ма́мант, др.-русск. Мамонтъ из греч. Μάμας, -αντος. В отличие от них Мёлен объясняет русск. слово через польск. mamona, чудище от мамо́на, но сближение с последним словом, возм., произошло вторично. Происхождение из ханты, вопреки Гамильшегу, сомнительно».
В русском мужицком жаргоне мамонт это большой, сильный человек. «В татарском mamma — земля, потому что тунгусы и якуты думают, что мамонт роется под землею, как крот)».[3884]
Прародители будущих славян покинули Центральную Азию не по своей воле, а из-за неблагоприятных изменений в природе. «Считается, что мамонты вымерли внезапно. «Земляной олень», в представлениях коми (равно как ненцев, хантов и манси), жил в первоначальные времена творения. Он был так тяжёл, что проваливался в землю по грудь. Его тропы создавали русла рек и ручьёв и, в конце концов, вода залила всю землю (коми, знакомые с библейским потопом, рассказывают, что мамонт хотел спастись в Ноевом ковчеге, но не мог там поместиться). Мамонт плавал по водам, но птицы садились на его «рога», и зверь утонул».[3885]
«Группа Брайана Хантли опубликовала результаты своего моделирования климатов Европы, Азии и Северной Америки, где были выявлены основные причины преобладания травянистой растительности на протяжении долгого времени (низкие температуры, сухость и низкое содержание CO2), а последовавшее позднее потепление климата, рост влажности и содержания CO2 в атмосфере привели к смене травянистых сообществ лесами, что резко сократило площадь пастбищ. В Северной Америке люди, известные как культура Кловис, исчезли одновременно с мегафауной, так что вряд ли могли быть причастны к их истреблению. В последнее время большую популярность имеет космическая гипотеза вымирания мегафауны в Северной Америке. Это связано с обнаружением тонкого слоя древесного пепла (предположительно, свидетельство крупномасштабных пожаров), многочисленными находками наноалмазов, ударных сферул и других характерных частиц, по всему континенту, и находками костей мамонтов с пробоинами от метеоритных частиц. Виновником считается комета, вероятно, ко времени столкновения уже распавшаяся на целый шлейф обломков».[3886]
Предположение о смерти из космоса подтверждает древность останков мамонтов, вычисленная радиокарбонным способом. Ее можно объяснить, в частности, тем, что животные получили очень большую дозу космической радиации во время катастрофы.
Многим переселенцам было не до жиру. Орудия из металла стали дороги, редки или недоступны. Женщин и детей приходилось снабжать самодельными каменными скребками и наконечниками для стрел. Даже дорогой китайский нефрит начал использоваться не только как украшение, но и для изготовления рыболовных блесен,[3887] примеры которых найдены на Амуре.[3888] Подобно наименованию Енисея (Janus) имя реки Амур выводят не из имени влюбленного в Психею сына Венеры, а из общей для тунгусо-маньчжурских языков основы амар, дамур — большая река. Китайцы называли Амур Хэйхэ (黑河, Чёрная река) — чёрная река, затем Хэйлунцзян — (黑龙江, Река чёрного дракона). Согласно легенде, в давние времена чёрный дракон, обитавший в реке и олицетворявший добро, победил злого, белого, дракона, который топил лодки на реке, мешал людям рыбачить и вообще нападал на любое живое существо. Победитель остался жить на дне реки в районе Хинганских щёк, что на границе Амурской и Еврейской автономной областей. С тех пор эта река и называется рекой Чёрного Дракона. У монголов Амур назывался Амур Хара-Мурэн — чёрная широкая река. По-маньчжурски река называется сахалиян ула, где сахалиян означает чёрный, а ула — вода. Собственно река Амур начинается после слияния рек Шилки — узкая долина по-эвенкийски и Аргунь — широкий (ергунь) в переводе с монгольского.[3889]
Многочисленные ошибки в определении времени по углям ссорят исследователей.[3890] Однако ссора никогда не родит истину. Хуже того, ссорящиеся люди во внезапно наступивших тяжелых условиях жизни рискуют не выжить, все силы уйдут на ссоры. Не разумнее ли отложить предмет ссоры до лучших времен и порассуждать предельно разумно и просто, банально:
«Древние обитатели таежных просторов Сибири были не только прекрасными скульпторами, но и графиками живописцами… Обитатели Мальты и Бурети создали не только оригинальную культуру охотников за мамонта и северного оленя, но и оставили после себя первоклассные образцы первобытного искусства. При раскопках на Ангаре были обнаружены удивительные скульптурные и резные изображения животных, змей, птиц, а также скульптурки женщин и украшения, которые поражают мастерством и живостью исполнения… Мальта и Буреть дали более 20 женских статуэток — почти половину мирового запаса этих изделий… В Сибири того времени, на берегах Ангары и Байкала, существовал мощный очаг первоначальной художественной культуры… В зимнее время, когда кругом бушевала пурга и лежали горы снега, эта работа могла служить развлечением и отдыхом. Кроме того, в распоряжении в изобилии был первоклассный материал для резьбы: бивни мамонтов и кости животных, а также мягкий камень, который сам просился в руки мастеров»…
Зимой мужики часто бьют баклуши. Русское выражение бить баклуши выводят из простоты изготовления заготовок для деревянной утвари. Раскалывание чурбанов на баклуши,[3891] обтёсывание баклуши вчерне, проводились не мужиком, а подростком или даже ребёнком. Первоначально выражение имело смысл делать очень несложное, незначимое для быта дело, а позже приобрело иной смысл — бездельничать, праздно проводить время.
Название реки Лена (якут. Өлүөнэ, монг. Зүлгэ, Zülge, бурят. Зүлхэ, Zülhe, из Зухра? Венера?) выводят из эвенкийского языка, Елю-Енэ, что значит большая река.[3892] Первооткрыватель реки землепроходец Пянда в 1619–1623 гг. зафиксировал её название в форме Елюенэ, которое в русском употреблении закрепилось как Лена. Эта река России является крупнейшей в Северо-Восточной Сибири и впадает в Море Лаптевых.[3893]
…«Рисунки на скалах у села Шишкино[3894] стали известны благодаря участнику первой Камчатской экспедиции XVII в. живописцу Й.-В. Люрсениусу, который по поручению руководителя экспедиции академика Г. Ф. Миллера сделал с этих рисунков несколько копий. В 1929 г. А. П. Окладников обследовал эти петроглифы и скопировал десятки великолепных рисунков неолитической эпохи возрастом 5 — 6 тыс. лет… Долго пришлось колдовать у этого рисунка, прежде чем вся композиция, нанесенная много тысяч лет назад, была восстановлена полностью… Опытная рука художника смело и уверенно одной размашистой контурной линией передала реальные черты дикой лошади: ее тяжелое, почти квадратное туловище, голову с характерным горбатым носом, массивное отвислое брюхо, короткие толстые ноги, покрытые длинной густой шерстью, и длинный пышный хвост. Так могла выглядеть только знаменитая лошадь Пржевальского, чудом дожившая в глубинах Центральной Азии вплоть до XX в.
Изображение лошади по своей реалистичной манере напоминало доисторические рисунки лошадей из знаменитых палеолитических пещер Западной Европы. Сравнивая шишкинский рисунок дикой лошади с другими доисторическими рисунками, можно отчетливо видеть поразительное сходство с изображениями лошадей Пиндаля и Костильо (Испания), Фон-де-Гом и Ляско (Франция)… Рисунок быка из Шишкино такой же далекий северный собрат замечательных быков Альтамиры в Испании, как лошади Шишкино — двойники лошадей пещерных росписей франко-кантабрийской области древнекаменного века».[3895]
Искусство рисования горцев лигуров добралось до реки Лены. По особенностям рисунка я бы сопоставил его с русским Палехом.[3896]
Маски умерших изготавлялись до последней возможности. Потом нужда вынудила изображать умерших упрощенно:
«Л. И. Шренк обратил внимание на часто встречающиеся «изображения человеческого лица». Они выполнены в стилизованной манере и скорее всего напоминали маски, от которых веяло какой-то грозной силой. Нередко они выполнялись как бы одной непрерывно раскручивающейся спиралью. Такая спираль встречается очень часто у нанайцев и других жителей Амура на халатах из рыбьей кожи, на обуви, изделиях из бересты.
Тогда же ученый подметил одну особенность: «…Вкус к орнаментике и развитие ее в Амурском крае… возрастает по мере удаления от китайцев»…
На каменных глыбах имелось много различных рисунков: изображения масок-личин, змей, животных, птиц. Они поражали необычностью сюжетов, смелостью и точностью линий, хотя все изображения выбиты на прочном и твердом базальте. Особенно выразительны антропоморфные маски-личины. Широкая верхняя часть, огромные круглые глаза, раскрытая пасть с двумя рядами больших острых зубов и непропорционально узкий округлый подбородок — все это обладало демонической притягательностью. В верхней части некоторые маски окружены ореолом расходящихся лучей…
Начинается эпоха металла в южных районах Сибири с афанасьевской культуры, а в Прибайкалье — с глазковской. Афанасьевцы занимались скотоводством, но в их хозяйстве прослеживаются и зачатки земледелия. Жили в небольших поселках в жилищах двух видов — землянках и срубных. Хорошо было развито и домашнее производство: гончарное, резьба по дереву и кости, прядение, выделка кожи. Сложным был у них обряд захоронений.
Глазковцы продолжали вести традиционный кочевой образ жизни охотников, рыболовов и собирателей даров тайги. Жили они в легких переносных жилищах типа чумов. Большого совершенства у них достигают орудия лова: крючки, гарпуны, имитации рыб для подледного лова, широко используются сети. Раскопки могильников позволили восстановить костюм глазковцев. Характерной и наиболее яркой деталью его является передник, украшенный кольцами и кружками из нефрита (дисками би. — Д. Н.) и бусами. Ближайшие аналоги такому переднику встречаются у эвенков, на что неоднократно обращали внимание многие исследователи. В глазковское время появляются бесспорные доказательства зарождения шаманизма у народов Сибири.[3897]
Глазковцы и афанасьевцы отличались не только по многим элементам материальной и духовной культуры, но и антропологически. Первые были монголоиды, вторые — европеоиды.
При раскопках могильника у села Каракол в Онгудайском районе в Горном Алтае В. Д. Кубаревым выявлен особый обряд захоронения. Необычны и многие предметы, положенные в могилу вместе с умершими. Особое внимание исследователей привлекли рисунки на крупных каменных плитах, из которых выкладывался саркофаг для погребенного…
Особенно часто на каменных плитах Каракола повторяется рисунок человека-солнца. Эти солнцеголовые существа похожи друг на друга, различны только их размеры и отдельные детали. Они изображены с головой в виде сплошного диска или овала, от которых отходят радиальные лучи-перья, иногда заканчивающиеся круглыми углубленными ямками.
Известно, что традиция изображать солнце в виде фигуры человека сложилась в глубокой древности. В те времена почиталось солнечное божество, дарующее человеку тепло и жизнь на земле. Таким же его представляли себе древние индийцы. В их священной книге Ригведа солнечный бог Сурья наделен эпитетами Владыка лучей, Лучащийся блеском, Лучезарный. И не случайно на голове одного из солнцеголовых персонажей Каракола изображено 12 лучей. Вероятно, они символизируют двенадцать месяцев года. Это число часто фигурирует в древнейших верованиях, связанных с солнцем. Так, в русских сказках солнце владеет двенадцатью царствами.
Особый интерес представляют в алтайском шаманстве мифологические понятия о хищных птицах — орлах и беркутах».[3898]
«Античная традиция постоянно говорит о «12 народах Этрурии», иначе — двенадцатиградии, — широко распространенной форме объединения, предполагавшей наличие для всей территории одного большого города.[3899] Эти государства пытались проводить согласованную политику по отношению к внешнему миру, для чего была создана особая лига».[3900] В собственно Этрурии такой союз городов продолжал существовать еще в IV в. н.э. Среди этрусских городов выдающееся положение занимала Капуя (Вольтурн, Volturnus, Vulturnus), одноименный с орошающей область рекой.[3901] Капую, в частности, прославил взбунтовавшийся там гладиатор Спартак.
Сурья, санскр. सूर्य — Солнце, — бог в индуизме.[3902] Сын Дьяуса и Адити, один из братьев-Адитьев. В Ригведе ему посвящено десять гимнов. Его почитали как носителя света, целителя, а также как всевидящее око богов и небесного стража. Его атрибут — колесница, запряжённая семью лошадьми, олицетворяющими солнечные лучи. Сурья упоминается в Махабхарате. Когда Сурью преследовал демон Раху, Брахма, не желая, чтобы Сурья в пылу сражения сжёг весь мир, повелел Гаруде отнести своего брата Аруну в солнечную колесницу, чтобы тот своим телом заслонял мир от жгучих лучей. Так Аруна стал возницей Сурьи и божеством утренней зари. Сурья также является отцом Карны. Сурья пытается изменить судьбу Карны, которому суждено пасть в битве Пандавов с Кауравами на Курукшетре (cp. c попыткой Зевса спасти от гибели своего сына от Лаодамии ликийского героя Сарпедона, нарушив тем самым предначертание судьбы). В Ригведе упоминается, как Индра в сражении победил Сурью, украв у него колесо. Аналогично, в Махабхарате в финальном сражении двух величайших героев сын Индры Арджуна побеждает Карну (сына и частичное воплощение Сурьи), когда колесо его колесницы увязло в земле. Сурья один из хранителей мира — локапал.[3903]
Если учесть, что в языке Ригведы r и l выступают независимо от условий как r,[3904] то в имени Сурья можно увидеть и имя Сулла, Σύλλα.
«Сулле было тогда пятьдесят лет, и в ту пору он вступил в почетный для него брак с Цецилией, дочерью верховного жреца Метелла. За это Суллу высмеивали в многочисленных песенках, ходивших среди простонародья, да и среди высшей знати многие были возмущены, считая, говоря словами Тита,[3905] что этот человек недостоин такой жены, хотя сами признали его достойным консульства. Замужем за Суллой побывала, впрочем, не одна Метелла: впервые, еще юнцом, он женился на Илии, которая родила ему дочку, затем, после нее, на Элии, в третий же раз на Клелии. Последней, под предлогом ее бесплодия, он дал развод, отпустив ее с почетом: он и сказал о ней много хорошего, и богато одарил. Однако, введя всего через несколько дней в свой дом Метеллу, он показал, что не был честен в своих упреках Клелии. Метелле он, правда, угождал всегда и во всем, так что римскому народу, когда тот пожелал вернуть из изгнания сторонников Мария, пришлось после полученного от Суллы отказа призвать на помощь Метеллу. Вероятно, и с афинянами, взяв их город, он обошелся особенно жестоко, потому что они, насмехаясь над ним с городских стен, грубо поносили Метеллу».[3906]
От Цецилии Метеллы у Суллы родились близнецы, которым отец в нарушение бытовавших правил дал имена Фавст и Фавста.
«Сулла, выступив перед народом, стал перечислять свои деяния, подсчитывая свои удачи с не меньшим тщанием, чем подвиги, и в заключение повелел именовать себя Счастливым — именно таков должен быть самый точный перевод слова «Феликс» [Felix]. Сам он, впрочем, переписываясь и ведя дела с греками, называл себя Любимцем Афродиты. И на трофеях его в нашей земле написано: «Луций Корнелий Сулла Любимец Афродиты». А когда Метелла родила двойню, он назвал мальчика Фавстом, а девочку Фавстой, потому что у римлян слово «фавстон» [faustum] значит «счастливое», «радостное».[3907]
Похожее имя носил обнаруживший Ромула и Рема пастух — Фавстул. Последним ребёнком, родившимся от Суллы, была девочка Постумия (Постума).[3908]
Локапалы — божества-властители и охранители сторон света в индуизме и тантрическом буддизме.[3909] Первоначально локапал было четыре, позднее стало восемь. Сурья сторожит юго-восток. Из северной Индии это направление в страну серов, серых.
Терпение и труд все перетрут. Ушедшие после катастрофы далеко на запад племена сложат государство, известное как Киевская Русь. Люди, оказавшиеся отрезанными от соплеменников на Дальнем Востоке, в те же времена создадут Бохайское государство и Золотую империю чжурчжэней (Цзинь).[3910]
Многие ушли в Америку: «Результаты показали, что наиболее близким к древнему сибиряку современным народом являются индейцы каритиана».[3911]
Ю. Е. Берёзкин нашел немало параллелей греко-римской и другим восточносредиземноморским мифологиям в Новом свете.[3912]
До наступления вод Дальний Восток выглядел иначе:
«Монумент ёнагуни — массивное подводное образование, обнаруженное близ японского острова Йонагуни, самого западного из группы островов Рюкю. В 2001 году прозвучали сообщения о том, что аналогичная Монументу Йонагуни гигантская ступенчатая структура обнаружена у острова Чатан на Окинаве. У островов Керама расположились загадочные подводные лабиринты. Возле острова Агуни найдены цилиндрические углубления, аналогичные тем, что находятся в «треугольном бассейне» Монумента. В другую же сторону от Йонагуни, в проливе между Тайванем и Китаем, обнаружены подводные структуры, напоминающие стены и дороги».[3913] Подводные города найдены в Китае и Андах.
«У этрусков всему предсказывалась продолжительность существования: Вселенной, государству, отдельному городу, роду, семье, человеку. Пожалуй, самым интригующим в данном перечне оказывается продолжительность существования «этрусского племени», как иногда именуются этруски в античных источниках. Ему предписывалось умереть через «9 веков», под которыми подразумевались временные отрезки разной продолжительности… Этрусское учение подозрительно точно накладывается на историю. Первые четыре века по сто лет длятся с 968 по 568 г. до н.э.».[3914]
Сложение выживших в новые народности, например, чжурчжэней, шло долго и сложно.[3915]
Старик нанаец рассказывает:
«Это было давно, давно. В начале Света жили три человека. И было три лебедя-ныряльщика. Однажды послали люди трех лебедей-ныряльщиков на дно реки достать для Земли камней и песка. Птицы нырнули. Семь дней были под водой. Вышли, смотрят: земля ковром цветет, в реке Амур рыба плывет, тогда три человека сделали человека по имени Кадо и женщину Джулчу. Потом деву по имени Мамилджи. Народ размножился и заселял всю землю по Амуру».
Старый нанаец глубоко затянулся дымом из коротенькой трубочки и надолго замолчал… Постучав трубкой о бревно и выбив остатки табака, рассказчик продолжал:
«Кадо сказал: ‘Есть три солнца на небе. Жить слишком горячо. Я хочу застрелить два солнца!’ И он пошел к восходу. Вырыл яму,[3916] спрятался в ней. Увидел, как взошло первое солнце, и застрелил его. Выстрелил во второе солнце, но мимо. Третье — убил. Одно среднее осталось.
Вода кипела — горой стала. Гора кипела — речкой стала. А пока камни не остыли, Мамилджи нарисовала на них птиц и зверей. Потом камни стали твердыми…».[3917]
В работе над черновиком этого сочинения мне до последнего не удалось переубедить своего учителя, Л. С. Клейна, в большей научности предлагаемой картины истории, чем бытующей в мире ныне, с современниками богов — дикарями каменного века, ловящими ленивых добродушных мамонтов:
«Тохарские языки никак не могут быть "наречиями то ли лигуров, то ли сикулов, то ли тосканов", поскольку по индоевропейской классификации (а другой нет) т. наз. тохары (это же не их истинное название) выделились из индоевропейского ствола сразу вслед за хеттами, тогда как о лигурах, сикулах или тосканах этого сказать невозможно, и вообще невозможно сказать что-либо определенное. С равным успехом вы можете назвать тут лемуров, сибиров или печалей. И зачем их всех привлекать к тохарской тематике, когда сейчас открыта Алексеем Ковалевым чемурчекская культура бронзового века, мигрировавшая на Алтай и в Синьцзян из Франции, хорошо отвечающая условиям тохарской идентификации».[3918]
Открытые А. А. Ковалевым могильники датируются «не позднее III тыс. до н.э.». Уточню эту датировку: не ранее 30 г. до н.э., начала массового исхода египтян на Восток: «Чемурчекская традиция изготовления каменных сосудов несомненно берет свое начало в культурном контексте Египта и Передней Азии». Кроме того, «В кургане №2 могильника Копа была зафиксирована могильная яма, выполненная в форме четырехколесной повозки с пазами для колес, ступиц и выступом на месте кузова. Такую же форму имела и хуже сохранившаяся могильная яма соседнего кургана №1».[3919]
Ни в каменном, ни в раннем бронзовом веке яму не выкопать без лопаты. Это сразу понял попавший на необитаемый остров Робинзон Крузо.[3920]
Лопата играет роль в одной из верий эпоса о Гэсере:
«Согласно амдоской версии, боги Лхацин (Lha-byin) и Анэгонмен-гель-мо (A-ne Gon-sman rgyal-mo) сначала послали своего старшего сына навестить страну Линг, но он вернулся с полпути. Затем был послан средний сын, но и он вернулся, не добравшись до страны Линг. Наконец младший сын просит разрешения надеть шлем и кольчугу своего отца. Вскочив в седло, он ускакал в страну Линг. Вернувшись, Дзамланг-санг (Кэсар) просит Анэ-гонмен-гельмо дать ему пригоршню крови из носа муравья и пригоршню жил вшей, без чего якобы он не может поехать в страну Линг. Дзамланг не хочет покидать царство богов (lha'i-yul) и поэтому просит трудновыполнимое. Наконец, следуя воле богов, Дзамланг-санг, будущий царь Кэсар, принимает обличье белой птицы (bya dkar-po) и спускается на землю Линга.
Жена Чотуна, одного из старейшин Линга, видит большую тень, опускающуюся на землю. Она говорит своему мужу, что это плохое предзнаменование и что, вероятно, Кэсар воплотится в Линге. Однажды утром у женщины по имени Гаксалхамо ('Gag-bza iha-mo) родился сын, которого назвали Цзорэ (Co-re, или Cho-ris). В ту пору страна Линг платила дань людьми царю демонов-людоедов. Когда глава демонов (bdud-rgan) Чамбалакрин (Khram-pa Lag-rin) прибыл в Линг за данью, вождь Аку Чотун (A-Khu Khrothun) решил принести в жертву новорожденного сына Гаксалхамо. Мать горько заплакала, но мальчик сказал ей: «Не оплакивай меня! Когда глава демонов придет, скажи ему, чтобы он широко раскрыл рот, и положи меня ему прямо в пасть». Царь демонов приблизился к юрте Гаксалхамо. Женщина положила своего сына на лопату и поднесла его демону с такими словами: «Глава демонов, проглоти моего ребенка, не кусая его!» Когда Чамбалакрин проглотил Цзорэ, мальчик распрямился в глотке людоеда и закупорил ее. Корчась от боли, демон пробормотал: «О, Цзорэ, спускайся быстрее в мой желудок!» Но Цзоре не послушал демона, и тот умер в страшных муках. Много раз пытался Чотун уничтожить Кэсара с помощью могучих демонов-магов. Однако из каждого испытания Кэсар выходил победителем».[3921]
Сесть на лопату требует баба Яга у вдовьего сына Ивана в киносказке Морозко А. А. Роу.[3922]
В средневековых погребениях Сибири лопаты попадаются в погребениях вместе с мотыгами-кельтами, зубилами и топорами.[3923]
Pales — богиня, заботящаяся о корме скота, богиня овец и ягнят; молитву ей римский пастух произностил обратившись к Востоку, затем выпивал смесь из молока и свежего сусла, и наконец, перепрыгивал через кучи зажженной травы. Любопытным должно быть действие молока в сочетании с конопляным суслом.
Вплоть до середины XIX в. конопляное масло играло в питании восточных славян ту же роль, какую сейчас играет подсолнечное, а жареные семена употреблялись вместо семечек. Между тем это масло содержит ТГК (а также другие активные каннабиноиды) от 7 до 150 мкг в 1 мл.[3924] Канабиоиды действуют на воображение человека.
Молитва к Pales у Овидия в Фастах:
Кончилась ночь, и встает Аврора. Парилии [3925] надо
Петь: не напрасно, коль мне Палес на помощь идет!
Палес благая, певца вдохнови ты пастушеских таинств,
Если могу я почтить праздник твой песней своей.
Я ведь и пепел тельца, и бобовые стебли рукою
Полной тебе приносил как очистительный дар;
Я ведь и через костры, по три в ряд разожженные, прыгал,
И окропляли водой с ветви лавровой меня.
Благословляет мой труд богиня: из гавани вышла
В море ладья, и надул ветер мои паруса.
С девственного алтаря проси курения, тополь:
Веста подаст тебе дар, Веста очистит тебя.
А для курений пойдет кровь коня и пепел теленка;
Третьим пустой черенок твердого будет боба.
Сытых очисти овец при первых сумерках, пастырь,
Землю водой окропи, веткой ее подмети,
Зелень повсюду вплети и ветвями увей ты овчарни,
Двери укрась и повесь длинный венок на косяк.
Чистая сера пускай голубым разносится дымом,
И от дымящейся пусть серы заблеет овца.
Жги ты мужские еще маслины, сосну, можжевельник,
Пусть посреди очагов лавр, загораясь, трещит.
Пшенные пусть пироги пойдут с корзинкою проса:
Эта особенно снедь сельской богине мила.
Яства прибавь и кувшин молока и, раздав эти яства,
Палес лесную моли, теплым почтив молоком:
«Ты позаботься, скажи, о скоте и хозяевах стада,
Чтоб никакого вреда не было стойлам моим!
Коль в заповедник забрел, иль под деревом сел я священным,
Иль ненароком овца траву щипала с могил,
Если ступил я на место священное, если от взоров
Нимфы бежали моих или бог-полукозел,
Если мой нож нарезал ветвей в раскидистой роще,
Чтоб захворавшей овце листьев в лукошко нарвать, —
Ты уж меня извини! А когда идет град, не преступно
Будет скотину свою к божьим навесам пригнать.
Коль взбудоражил прудки, вы простите, пожалуйста, нимфы,
Что мой копытами скот воду вам всю замутил.
Ты же, богиня, для нас охрани родники, родниковых
Нимф умоли, призови в рощах живущих богов:
Да не заметим дриад, не подсмотрим купален Дианы
Или же Фавна, когда в полдень траву он примнет.
Хвори от нас отгони: пусть здравствуют люди и стадо
И не болеют ничем наши сторожкие псы.
Пусть без урона стада с утра и до вечера будут,
И не оплачу я шкур, содранных волком с овец.
Пусть злобный голод уйдет, пусть травы и листвы будет вдоволь,
Вдоволь воды, чтоб омыть тело и жажду унять;
Полное вымя пусть брызжет, пусть сыр мне приносит доходы,
Пусть на моем решете соком сочится творог;
Будь баран похотлив, а самка его многоплодна,
Чтобы по стойлам моим множество было ягнят;
Шерсть вырастает пускай такая, что пальцев не ранит
Женских и будет всегда мягкой для ловкой руки!
Все это сбудется пусть, а мы ежегодно богине
Палес, как все пастухи, будем месить пироги».
Так богине молись и скажи это раза четыре,
Ставши лицом на восток, руки росою омыв.
Братину взяв, молоком белоснежным наполни, как чашу
Ты для питья, и к нему сусла багряного влей;
И через кучи потом на огне трещащей соломы
Мчись, оттолкнувшись ногой в ловком и быстром прыжке.
Это обычай. Теперь объяснение дать ему надо,
Но я колеблюсь: ведь все разное тут говорят.
Все вычищает огонь, из руды выжигает металлы,
Не потому ль и овец чистит он, и пастухов?
Иль потому, что в вещах противные спорят стихии,
Не примиряясь никак: боги огня и воды,
Объединили отцы их друг с другом, считая ль, что надо
Вслед за кропящей водой тела касаться огнем?
Иль что в них жизнь и ее теряет изгнанник, а жены
В браке находят, и в том — сила огня и воды?
Видят здесь также намек, в котором я сомневаюсь,
На Фаэтона и весь Девкалионов потоп.
Иль говорят, что когда пастухи били камень о камень,
То неожиданно вдруг вспыхнула искра из них;
Первая сгасла, но вот от второй загорелась солома:
Не потому ль и пошло пламя Парилий у нас?
Или, скорей, благочестный Эней ввел этот обычай,
Ибо огонь, отступив, дал побежденному путь?
Нет, вероятней всего, что при основании Рима
Ларов из старых домов к новым несли очагам:
При перемене жилищ шалаши полевые сжигались
И погорали в огне хижины прежние все;
Скот прыгал через огонь, и прыгали с ним и селяне, —
В день рождества твоего, Рим, вспоминают о том. [3926]
«Римские епископы вплоть до V в. н.э. не допускали празднования пасхи позднее 21 апреля, чтобы парилии — праздник «основания Рима» (XI день до майских календ = 21 апреля) не приходился на «страстную седмицу». Но главное — они для пасхальных расчетов довольно грубый 8-летний цикл заменили 84-летним, а не перешли на 19-летний, как это сделали александрийцы. Это неминуемо приводило к расхождению в вычислениях даты весеннего полнолуния. К тому же многие видные представители Западной церкви II–V вв. (епископ римский Ипполит, Тертулиан, Августин и др.) приняли «на веру» сведения из поддельных «Актов Пилата», будто Христос пострадал 25 марта» (ante diem VII. Kal. Apr. — за восемь дней до апрельских календ), В римском мартирологе (поминальном списке мучеников) 25 марта даже отмечалась память «благоразумного разбойника», а Ипполит подсчитал, что «первая христианская пасха» приходилась на 29 г. н. э. Однако по александрийской пасхалии 27 марта пасха могла случиться лишь в 1, 12, 91 и 96 гг. н.э. Вероятно, поэтому многие богословы Восточной церкви в своих трудах утверждали, будто Иисус Христос умер на кресте 23 марта в пятницу и воскрес 25 марта (в 313 г. так же писал и известный западный писатель Лактанций, долго живший на христианском Востоке)».[3927]
Европейцы надолго прекратили еженедельное основательное мытье своего тела. «Cредневековая Европа бань не знала, по крайней мере, до XIII-го века...
Русские (я имею в виду, конечно, и украинцев, и белорусов, и татар, и башкир, и жителей Кавказа и Средней Азии) солдаты, даже находясь в окопах, умудрялись мастерить из пустых железных бочек импровизированные бани и прожарки белья от насекомых. В это же самое время немцы, находясь от русских солдат буквально в одной сотне шагов, обрастали грязью и кишели вшами. И пленение восьмидесяти тысяч немецких солдат под Сталинградом явилось для них, воистину, сущим благом. Иначе — насекомые бы загрызли».[3928]
В мужицкой речи таких нечистых (грязнуль)[3929] именуют чушками, пидорами.[3930]
«Более основательно крестьяне моются в печах и банях. Печами пользуются только при неимении бань. Для мытья устилают их соломой и затем ложаться в них, захватив с собой веник, горячей воды, свечку или лампу, при этом печь снаружи закрывают заслонкой. Пробыв с полчаса, моющиеся вылезают из печки и выходят в сени или на крыльцо, чтобы окатиться холодной водой. Банями в большинстве случаев служат кое-как сколоченные избушки. Теплых предбанников для раздевания в них нет и вход устроен прямо с улицы. Зажиточные семьи устраивают иногда белые бани, в которых для выхода дыма имеется труба. Большинство крестьян моется еженедельно и кроме того под большие праздники. Бани натапливаются с вечера. В первый пар идут старики и старухи, за ними мужики и взрослые ребята, а в конце женщины с малолетними детьми. Вся семья парится одним веником».[3931]
Как показал М. Мурко, общеславянское слово баня происходит от народного латинского balnia. Легенды, вошедшие в древнерусские летописи, свидетельствуют о наличии бани у новгородцев во времена апостола Андрея и в Киеве — у княгини Ольги, когда она отомстила древлянам за смерть мужа.[3932]
Русская баня может нанести иностранцу культурную травму:
«Зашли сначала в мужские, где увидели великое множество голых людей, которые плескались в воде безо всякого стеснения. Через дверцу в дощатой перегородке проследовали в женскую часть, где совершенно обнаженные женщины прохаживались, шли из раздевальни в парильню или на двор, намыливались и т.д. Мы наблюдали за ними более часа, а они как ни в чем не бывало продолжали свои манипуляции, раздвигали ноги, мыли срамные места и так далее. В конце концов, пройдя сквозь толпу голых женщин, из коих ни одна не подумала прикрыться, я вышел на улицу и дошел до другого входа в ту же баню, откуда все было видно как на ладони, а потом снова зашел внутрь, и банщицы, взимавшие плату у входа, даже не подумали меня остановить.... В этой бане бывает более 2 тысяч посетительниц, главным образом по субботам, и с каждой берут всего две копейки; однако меня уверяли, что хозяин получает большой доход. Оттуда мы вышли наружу и проследовали к реке, чтобы посмотреть на женщин, которые после бани идут туда купаться. Их было очень много, и они спускались к воде без малейшего стыда. А те, что были на берегу и еще мылись, кричали нам по-русски: «Глядеть гляди, да не подходи!» Мужчины там купаются с женщинами почти вперемешку, ибо, если не считать шеста, их в реке ничто не разделяет. О Боже, видел там красивую девушку, у которой спина была в кровоподтеках и синяках от хозяйских палок или кнута, а вся ее вина, быть может, состояла в том, что она разбила чашку или совершила иной мелкий проступок! Сколь различными могут быть нравы и образ мыслей!
В деревнях еще сохраняется обычай купаться вместе мужчинам и женщинам, и нынешняя императрица первой позаботилась о том, чтобы соблюдались приличия и купание было раздельным. Далее направились к цыганам, которые с величайшим сладострастием исполняют русские танцы, и среди них была одна прелестная девица, которой я предложил поехать ко мне домой, а она отвечала, что поехала бы с превеликим удовольствием, но отец не спускает с нее глаз и т.д. Зашли потом в бордель поблизости; там, за рубль, получил пригожую девку. Поехал домой».[3933]
Дж. Казанова: «Мне пришлось смириться с моим незнанием русского языка, но меньше чем за три месяца Заира выучилась довольно сносно изъясняться со мной по-итальянски. Она не замедлила полюбить меня, а затем начала и ревновать. Об этом я вскоре расскажу.
...К тому времени она похорошела настолько, что я надумал взять ее с собой в Москву, не решаясь оставить в Петербурге. Ее лепет на венецианском наречии доставлял мне несказанное удовольствие. В одну из суббот я отправился в русскую баню. Тридцать или сорок мужчин и женщин было там, совершенно голых и не обращавших ни на кого ни малейшего внимания — каждый был, казалось, занят лишь собой. Это не было бесстыдством, это была невинность простых душ. Конечно, я был удивлен, что никто даже не взглянул на Заиру, которая представлялась мне оригиналом статуи Психеи, виденной мною некогда в Риме в вилле Боргезе. Ее грудь не была еще полностью сформирована — ведь ей исполнилось совсем недавно четырнадцать лет. Белоснежную кожу прикрывали длинные и густые волосы цвета эбенового дерева, в которые она могла бы закутаться вся целиком. Узкие черные брови были проведены над великолепного разреза глазами, которые могли бы быть немного побольше, но сколько в них было огня и в то же время застенчивости! Я уж не говорю об ее губах, как будто созданных для поцелуев. Если бы не ее приводящая в отчаянье ревность, не ее слепая вера в неопровержимость гаданья на картах, которым она занималась по десять раз на дню, Заира была бы совершенством и мне никогда бы не пришла в голову мысль расстаться с нею».[3934]
Раздельные общественные бани появились по приказу Екатерины II.[3935] Итальянца Казанову к баням приучила юная русская крестьянка, купленная им у какого-то деда под Петербургом. Ей же он обязан знакомством с римскими нравами, давно забытыми в Италии:
«Отойдя вместе с Зиновьевым шагов на сто от императорского дворца, я заметил очаровательную юную крестьяночку. Я указал на нее Зиновьеву, мы устремились к ней, но легкая и стройная, как козочка, она ускользнула от нас и скрылась в неказистой хижине, куда мы и зашли вслед за нею. Мы застали отца, мать и детей. Самый красивый ребенок — та самая Девочка — прижалась в углу с видом загнанного кролика.
Зиновьев, который, между прочим, был впоследствии двадцать лет посланником в Мадриде, долго говорил с отцом семейства. Разговор шел по-русски, и я, конечно, понять ничего не мог, но догадался, что говорили о юной красавице: отец подозвал ее, она подошла с видом полнейшей покорности и, потупив взор, остановилась перед нами.
Наконец, Зиновьев завершил переговоры, и двинулся к выходу, я последовал за ним, одарив на прощанье хозяина рублем. Выйдя наружу, Зиновьев дал мне полный отчет о своей беседе. Он спрашивал отца девицы, не отпустит ли он свою дочь ко мне в служанки, на что отец отвечал, что отпустит с радостью, но просил за это сто рублей, потому что дочка его еще нетронутая.
— Вы видите, — сказал мне Зиновьев, — что ничего не поделаешь.
— Почему же?
— Да ведь он просит сто рублей![3936]
— А если я ему заплачу эту сумму?
— Тогда она станет вашей и вы вольны поступать с ней, как вам будет угодно, только не можете лишить ее жизни.
— А если она не захочет мне повиноваться?
— Этого не должно быть, но если вдруг случится, вы можете ее беспощадно наказать.
— Предположим, что она будет согласна, но, скажите, смогу ли я, если она придется мне по вкусу, держать ее у себя и дальше?
— Повторяю вам, вы стали ее хозяином и имеете право приказать ее арестовать, если она сбежит от вас, не возвратив вам ваших ста рублей.
— А сколько я должен платить ей в месяц?
— Ничего, раз вы будете ее кормить и поить, отпускать в баню по субботам и в церковь по воскресеньям.
— А когда я покину Петербург, могу ли я взять ее с собой?
— Нет, если вы не получите, уплатив пошлину, разрешения на это. Она — ваша раба, но прежде всего она подданная императрицы.
— Хорошо. Тогда не устроите ли вы мне это дело? Я заплачу сто рублей и возьму ее с собой. Ручаюсь вам, что буду обходиться с нею совсем не так, как обходятся с рабами. Но я доверяюсь вам и надеюсь, что я не буду обманут.
— За это я вам могу поручиться. Угодно ли вам тотчас покончить с этим делом?
— Нет, подождем до завтра. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из нашей компании знал об этом.
— Будь по-вашему. До завтра.
Мы возвратились в Петербург всем обществом в прекрасном настроении, и назавтра в девять часов я уже встретился с Зиновьевым, который был весьма рад оказать мне такую услугу. Мы отправились в путь. Дорогой он сказал, что если я пожелаю, он составит для меня целый гарем из любого количества девушек. «Когда я влюблен, — ответил я ему, — мне хватает одной». И вручил ему сто рублей.
На месте мы нашли отца, мать и дочь. Зиновьев напрямик изложил им суть дела, отец, как водится у русских, возблагодарил Святого Николая за помощь, потом обратился к дочери; та взглянула на меня и промолвила «да».
Зиновьев тут же сообщил мне, что я должен лично убедиться в нетронутости скорлупы, ибо условлено, что я приобретаю невинную девицу. Я отказался от всякой проверки, опасаясь оскорбить девушку, но Зиновьев настаивал на своем, говоря, что она будет просто убита, если я не проверю ее и, наоборот, обрадуется, если я смогу в присутствии ее родителей убедиться, что она «честна». Мне пришлось подчиниться и, стараясь быть как можно скромнее, я провел полное исследование, всякие сомнения исключившее, — действительно я имел дело с невинным созданием. Но, по правде говоря, найди я этот плод надкушенным, я бы все равно, не объявил об этом.
Вслед за этим Зиновьев отсчитал отцу сто рублей, а тот вручил их дочери; она же в свою очередь передала деньги матери. Мой камердинер и мой кучер засвидетельствовали своими подписями эту сделку, суть которой была для них совершенно непонятной.
Заирой окрестил я эту юную девицу. Она села в наш экипаж, одетая в какую-то хламиду из сукна,[3937] под которой не было даже сорочки».[3938]
Детскую, римскую простоту русских в отношениях друг с другом люди запада истолковывали и толкуют превратно. Например, европейцев поражало то, что русское простонародье постоянно пело. «Крестьяне и мастеровые привыкли сопровождать пением работу, в основе этой традиции лежали языческие заговоры, с которыми славяне отправлялись в лес за грибами, на охоту или на рыбную ловлю, ткали холсты или рубили избы, пахали поле, сеяли и собирали урожай. Давно утратив первоначальный смысл, обрядовые слова сохранялись в народе как привычные речитативы и приговоры, произносившиеся нараспев. Плясали простолюдины тоже много и в Москве, и в деревне». Европейцы объясняли эти русские обычаи угнетенностью и дикостью русских.[3939]
Ы
«Российский народ с младенчества и из самой древности, в рассуждении климата, привычен к горячим баням и к купанию летом, особливо в реках и холодной воде. Обыкновенно всякую почти неделю ходят они в баню, а сверх того, при случаях возвращения с пути, небольшого болезненного припадка, пред праздником каким, после родов, пред свадьбой и тому подобных. Бани бывают большей частью деревянные, редко каменные, торговые и домовые. Строятся торговые большей частью при реках. Баня есть род пространной залы или комнаты (буде торговые), в которой сделаны полки и широкие скамьи для сидения; печка большая, на которую сверху накладено речного крупного каменья, которые, поджигая дровами, раскаливши как огненное уголье, взливают из чана холодную воду; отчего поднимается пар и с оным жаркая теплота такая, что жжет как огонь; причем взмахивают и треплют себя березовыми с листьем прутьями, связанными в большие пучки, которые называются вениками, чем разбивается сгустевшая от климату кровь, производится испарина чрез раскрывшиеся от теплоты телесные поры, или дырочки в коже; потом моются мылом, трутся или вытирают приставшую к телу тонкую пыть и пот банной губкой, которую называют в России грецкою не правильно, яко бы греческую, ибо оная получается и в России, на берегах Ледовитого моря, или же лоскутом сукна или байки, сшитым наподобие мешочка; после окачиваются водой из чана, холодной, или, разведя, теплой, которая беспрестанно кипит в котле, особливо в торговых банях. Напоследок вымывают и вычесывают голову гребнем от вшей и нечистоты. После бани надевают чистое белье. Испытавший сие признается, что все предубеждения иностранных против бань суть ложные и что оные суть наилучшее предохранительное и поправительное лекарство для россиян. Ужасно, особливо для чужестранцев, видеть, когда россияне, распаряясь в бане до красного цвета, выбегают и бросаются в холодную воду, в реку, в озеро купаться или же ложаться в снег, который под ними в мгновение растаивает; но знающий сложение россиян и привычку с младенчества к тому, нимало тому не удивится, да и не будет ожидать от того, кроме хороших, других для здоровья никаких следствий…
…Конопли, как во всей южной и средней России, так и Сибири, тоже южной, во всех местах сеют и употребляют на деланье из оного пеньки, канатов и прочего, а из семени бьют в величайшем количестве масло, употребляемое по постам в пищу, как и отпускаемое за море, равно как и пеньку».[3940]
«Восточные славяне познакомились с коноплей раньше, чем со льном. Показательно и то, что соседние финноязычные народы за очень редким исключением не переняли у восточных славян культуру льна и знают только коноплю. Созревшую коноплю женщины выдергивают из земли с корнем; это называется брать коноплю. Дергают коноплю правой рукой, а держат левой, собирая ее в маленькие снопы (великорус. пук, укр. горстка, белорус. пучня)».[3941]
В европейских странах конопля появляется позднее льна.[3942]
«Из матерки (она грубее) на Руси ткали ткань для мешков (чувалов, кулей и т.д. — все виды мешков для разных грузов просто трудно перечислить), фартуков, попон для лошадей, сумок. На прядильнях в городах делали парусину. И хотя лучшими, самыми прочными веревками считались посконные, не мало видов подобных изделий вили из матерки. Это и нити для рыбацких сетей, неводов, вентерей. Это и всевозможные веревки: от очень тонких (шпагат, бечевка) до самых мощных (вожжи, канаты). Бросовые отходы обработки конопли — пакля — служили незаменимым средством для прокладки бревен в срубах, заделывания щелей в деревянных лодках и короблях по солиднее. Само слово “конопатить” явно указывает на свое конопляное происхождение. Из тех же отходов крестьяне плели подстилки, дерюги, лапти. Из пакли делали фитили для свечек, лампады или иного светильника. Зеленую коноплю использовали против клопов — она отпугивала насекомых своим запахом.
Семя служило прекрасным кормом для птиц. Да и люди в голодный год считали его за лакомство: толкли, жарили, приберегали для детей. Например, в столице конопляного края Дмитровске “масленки” делали только по великим праздни
