Понятие «эпистемы» у М. Фуко

Мише́ль Поль Фуко́ (фр. Michel Foucault, 15 октября 1926, Пуатье — 25 июня 1984, Париж) — французский философ, теоретик культуры и историк. Создал первую во Франции кафедру психоанализа, был преподавателем психологии в Высшей нормальной школе и в университете города Лилль, заведовал кафедрой истории систем мышления в Коллеж де Франс. Работал в культурных представительствах Франции в Польше, ФРГ и Швеции. Является одним из наиболее известных представителей антипсихиатрии.[1] Книги Фуко о социальных науках, медицине, тюрьмах, проблеме безумия и сексуальности сделали его одним из самых влиятельных мыслителей XX века.

ЭПИСТЕМА (от греч. episteme — знание) — опорное понятие концепции «археологии знания» М. Фуко, представленной в книге «Слова и вещи». Фуко называет Э. совокупность объективных категорий, неких историко-познавательных априори, которые, в свою очередь, определяют возможности мнений, теорий, наук в различные исторические периоды. Выявляет и изучает Э. особая дисциплина — «археология знания»: она осуществляет глубинный подкоп в историко-культурную, познавательную почву, на которой произрастают различные виды и формы знания. При этом выявляются не только концептуальные опоры наук, но и конфигурации тех более причудливых и зыбких образований, которые могут показаться химерами, беспочвенными верованиями, «идеологиями». Рациональность или объективность не являются критериями анализа Э.: речь идет об особом понимании условий возможности познания. В процессе раскапывания эпистемного поля или же строительства Э. (обе метафоры тут уместны) обсуждаются не пути непрерывного совершенствования исходных догадок или зачатков наук, но соотношения познавательных конфигураций, противоположных по своей структуре и смыслу всем концепциям постепенного накопления знания. Э. лежит глубже уровня кодифицированного знания; она более прочна и архаична, чем любая теория. Всего в западной культуре Фуко усматривает два крупных эпистемных разрыва, которые отделяют друг от друга три главных археологических образования. Это, соответственно, ренессансная (16 в.), классическая (17—18 вв.) и современная Э. Собственная синхронная структура Э. определяется соотношением «слов» и «вещей»: в ренессансной Э. главенствует слово как символ мира, в классической — слово как образ в пространстве мыслительного представления, в современной — слово как знак в системе знаков, а затем, уже на выходе в новое эпистемное пространство, — слово, замкнутое на себе самом. Ренессансное знание основано на сходствах или подобиях различного рода, классическое — на тождествах и различиях (главное тут — науки о порядке, построение классификаций и таблиц), современное — на языке, обретшем собственное бытие, отличное от бытия мысли. Соответственно происходят эпистемные изменения в структуре и функционировании языка. В классическую эпоху язык предстает как нечто сходное с миром вещей; он становится предметом всеобщей грамматики, задача которой — определить, как мыслительные представления запечатлеваются в линейных последовательностях знаков, и представить весь мир как язык в алфавитном порядке. В 19 в. язык превращается из прозрачного посредника мысли в объект познания с собственным бытием и историей. Но главное событие — это появление человека, который вовсе не был вечной проблемой познания. В классической Э. не было нужды в человеке, т.к. порядок мышления и порядок бытия гладко состыковывались. Осознание специфики человека как существа конечного приходит вместе с осознанием особенностей его жизни, труда, языка. Понимание Э. у Фуко не есть величина постоянная. Если в «Словах и вещах» Э. трактуется феноменологически — как способ бытия порядка и его восприятия, то в дальнейшем, начиная с «Археологии знания» (1969), понятие Э. почти исчезает, а при случае трактуется как совокупность исторически конкретных способов производства высказываний. В философии науки понятие Э. иногда сближается с понятием парадигмы. Общий для обеих концепций акцент на прерывность познания не должен затушевывать различий в их философских опорах и научных традициях: Э. выросли на почве франц. исторической эпистемологии, а парадигмы — на почве англо-амер. переосмысления опыта узкого эмпиризма применительно к истории науки. В любом случае Э. гораздо вместительнее парадигмы: она включает те познавательные формы и образования, которые не могут считаться научными, но имеют отношение к сфере познания в широком смысле слова.