Глава 2 «Я всегда буду рядом»

«Явись, не покидай меня,

Я чужая на этой земле,

Если тебя здесь нет. О, явись...

Явись, унеси, увези, уведи меня!

У меня есть только ты...»

Мириам Руле

По возвращении в лагерь я с некоторым удивлением обнаружила, что многие, как обычно, обсуждают свои дела и даже не смотрят в мою сторону. Кажется, о том, что было на поле брани, все уже успели забыть. Или сейчас просто делали вид, что забыли. Так или иначе, меня абсолютно одинаково устраивали оба варианта, потому что после случившегося я была настолько выбита из колеи, что оправдываться и выкладывать назревший план не было совершенно никакого желания.

Я нашла свою палатку и тотчас же нырнула внутрь. Убедившись, что все вещи на месте, в целости и сохранности, я обессиленно рухнула прямо на спальный мешок и свернулась калачиком. Обычно всё свое свободное время я безвылазно проводила здесь в полном одиночестве. И надеялась, что, несмотря на то, что недавно случилось, и в этот раз меня никто не будет трогать.

Причем напрасно надеялась – я услышала, как зашуршала ткань, а потом в образовавшуюся щель просунулась голова Саймона.

- Вик хочет с тобой поговорить, - сообщил Лефошер и скрылся.

Я ничего не ответила ему вслед. Лишь скрипнула зубами от досады. Что ж за день сегодня дурацкий?.. Только заканчивается одна проблема, так сразу же начинается другая, и так далее, по цепочке. Что называется, нет покоя покойнику…

Я с трудом заставила себя подняться и отправилась в «лидерский штаб» - как по мне, так звучало нелепо. Однако своё мнение приходилось держать при себе: всё-таки я была здесь, по сути, никем. До сегодняшнего дня.

У входа в штаб я замешкалась - всё ещё давала о себе знать давнишняя социофобия[3], от которой я страдала когда-то ещё в школьные годы. Плюс ко всему меня пугало то, что внутри было уж слишком тихо, хотя чаще всего там Виктор психовал, швырялся чем-нибудь – в общем, веселился по полной программе. А гробовая тишина как будто убеждала меня во мнении, что я действительно попала в переплет.

Выдохнув, я отдернула полог и с показной уверенностью зашла. Как ни странно, ожидаемых выстрелов, ругательств или чего-то подобного не произошло – лидер спокойно сидел и собирал пистолет. Такое спокойствие напрягло меня ещё больше, вопреки здравому смыслу. Хотя кто знает, что на самом деле скрывалось за этой невозмутимостью?.. Я откашлялась и произнесла:

- Ты хотел меня видеть?

- Угу, - отозвался Говард, продолжая разбираться и оценивать результаты своего труда. Я замолчала, дожидаясь, когда он закончит. Нервы начали постепенно расслабляться. Видимо, Саймон в кои-то веки смог отбросить принципиальность и более-менее вправил другу мозги... Иначе поведение Говарда и не объяснялось.

Наконец, Виктор небрежным жестом закинул заново собранное оружие в беспорядочную кучу различных вещей, встал и повернулся ко мне:

- У тебя есть объяснения по поводу того, что ты натворила на поле?

- Так точно, - отчеканила я.

- Слушаю внимательно.

Я вздохнула, прикрыла глаза, чтобы собраться с мыслями. Однако ничего не желало складываться в общую картину - настолько я была взбудоражена. В конце концов, было решено сымпровизировать на ходу.

- Наверняка ты сейчас думаешь, - начала я после минутного молчания, - что мой поступок на поле был продиктован порывом слабости или страхом умереть. Но нет, дело в том, что ещё раньше у меня появилась кое-какая идея насчет нашего с полубогами якобы сотрудничества, однако я не могла найти подходящего момента, чтобы поговорить с тобой об этом... - заметив, что Виктор хочет что-то сказать, я поспешила добавить: - Не перебивай, пожалуйста, иначе собьюсь с мысли. Как закончу, тогда можешь говорить и делать всё, что угодно. Можно мне продолжить?

Говард молча кивнул.

- Итак, - я вернулась к изложению плана. – Знаю, тебе не нравится мысль, что нам всем сейчас придется мирно сосуществовать с монстрами. Уж поверь, меня от этой мысли тоже воротит. Но на самом деле этот договор будет нам даже на руку, потому что…

- С какой это стати? – Виктор всё-таки не выдержал.

Я закатила глаза. Неудивительно, что лидер меня откровенно раздражает... Ну что ж, сам напросился.

- Нет, ты мне скажи, с чего вдруг мир с полубогами станет для нас чем-то полезным? – продолжал саркастически допытываться Говард.

- Да я не сам мир имею в виду, черт побери! – под стать ему вспылила я. – А то, что в процессе всего этого противники могут потерять бдительность, а мы, в свою очередь, сможем найти у этих монстров какую-нибудь информацию, которая поможет истребить их раз и навсегда! Понимаешь ты или нет? И вообще, я просила, чтобы ты меня не перебивал, а ты что?!

Непонятно, что больше ошарашило Виктора – тот факт, что я не сдержалась и наорала на него, или та самая умная мысль, которую я таким своеобразным способом озвучила. В любом случае, я смогла достучаться до лидера, что, в общем-то, удавалось далеко не каждому. А если и удавалось, то последствия были, мягко говоря, неприятными. Однако я была уверена, что моя тирада не вызовет никаких особых последствий, потому что правда сейчас была именно на моей стороне.

Да и заодно я получила ответ на свой вопрос – что будет, если я попробую испытать на лидере его же методы. Оказалось, ничего. Хотя, возможно, от кого-то другого Виктор бы подобного не стерпел.

- Так, хорошо, - сдавленно ответил Говард, успокоившись и, видимо, приняв какое-то решение. – Я бы пожелал услышать эту идею более подробно, но для этого придется позвать ещё пару человек. Их мнение по этому вопросу тоже может оказаться важным. Ты ведь не возражаешь? – парень как-то обеспокоенно посмотрел на меня – наверное, боялся, что я опять закачу скандал.

- Нет, конечно, - я к тому времени уже сама взяла себя в руки, поэтому только слабо и кривовато улыбнулась в ответ.

- Да и ещё, - прибавил парень, направляясь к выходу, - после так называемой аудиенции я бы желал поговорить с тобой кое о чем ещё…

Снова-здорово, фыркнула я про себя. Кажется, назревал очередной подкат. Что ж, уважаемый Виктор Брендонович Говард, это уже давно перестало быть смешным. Так что вам и в этот раз ничего не светит, говори-не говори. Даже не надейтесь!

- Хорошо. Если это так необходимо, то поговорим.

Лидер отвернулся, отдернул ткань и прежде чем выйти, сказал:

- Жди тут. Скоро вернусь.

***

Прошел приблизительно час, в ходе которого в штабе собрались все нужные люди, и я расписала им полностью свой план, постоянно прерываясь, чтобы отвечать на задаваемые вопросы. После началась дискуссия по поводу изложенного, и Виктор отослал меня прогуляться, чтобы я не скучала, потому что обсуждение обещало быть очень долгим и наверняка нудным. Тем более, у меня возникла необходимость в некотором отдыхе. Я не стала упускать подвернувшуюся возможность побыть одной, и тотчас же вышла.

Снаружи уже смеркалось, почти все вернулись в свои палатки, так что я была уверена: моё временное исчезновение никто не заметит.

Мне не так часто удавалось вырваться в глубину леса, поэтому если выдавался шанс, то я использовала его по назначению – и пока не разу не получила в свой адрес никаких претензий за свои побеги. Эти вольные секунды, минуты, часы были единственным счастьем в моей беспросветной жизни, поскольку только тогда я могла быть предоставлена самой себе и делать всё, что заблагорассудится.

Но в основном я пела, не боясь, что меня кто-нибудь услышит. В школе преподаватели по музыкальной части считали, что голос у меня неплохой, пусть и до оперного уровня мне было далеко, как до Луны пешком, но поначалу я не считала это чем-то серьёзным. А потом, спустя какое-то время, до меня дошло: этот дар - единственное, что осталось у меня из прошлого. Поэтому грех было не развивать его настолько, насколько это являлось возможным.

В основном я любила петь французские песни – у моей тёти была тяга к этому языку, и я часто убеждала себя, что мне это передалось на генетическом уровне, хотя сама понимала: это звучит как-то бессмысленно. Но со временем я смирилась с тем, что всё вокруг вообще бессмысленно: и моё существование, и эта война, и даже мой этот план начинал казаться мне никчемным...

Хотя, конечно, многие бы не только не согласились со мной, но даже и посмеялись от души. Или просто постарались бы обнадежитькакими-нибудьбанальными словами вроде: «Пройдет время, и всё наладится», «Тебе только восемнадцать, у тебя всё ещё впереди»… Возможно, если долго и упорно верить, то и вправду что-то могло бы улучшиться, но после того, чего я навидалась за все эти полгода, вера была чем-то вроде миража. Бежишь за ней, пытаешься догнать, коснуться, зацепиться, удержать – а она исчезает, оставляя тебя в дураках.

Подобные мысли частенько возникали у меня, когда я находилась в одиночестве, однако случай, который выдавался в этот момент, был совсем иным. Мне совершенно не хотелось думать о чем-то – я просто наслаждалась свободой, не нуждаясь ни в каких вопросах и ответах. Лучше было просто петь, чтобы отвлечься. Пускай песня будет печальной. Пускай она будет даже на французском языке, который постоянно рвет мне душу…

Какая-то тоненькая веточка задела моё плечо, будто подбадривающая рука. Я печально, но всё же искренне улыбнулась, впервые за долгое время, - даже лицо немного заныло. Надо было бы усвоить одно простое правило: если быть серьёзным постоянно, то потом улыбаться будет иногда физически больно. А может, и не только физически.

Возле деревца пришлось задержаться - на плече моей джинсовки был ремешок, за который эта самая ветка и зацепилась. У меня долго не получалось отцепиться, пока я не отстегнула кнопку на ремешке – в итоге и я, и деревце освободились, разъединились, и ремешок был защелкнут на место.

Так я пока и гуляла, то касаясь рукой стволов деревьев, то задевая листья – по детской или даже инфантильной привычке – почему-то мне эти определения казались несколько различными. Между тем я параллельно перебирала в голове все песни, которые бы подошли по состоянию. И тут у меня в голове зазвучала мелодия в низком, виолончельном регистре, которая заставила меня удивленно усмехнуться. И как же я сразу не додумалась? Всё-таки эта песня по теперешнему настроению неплохо подходила... Причём была она моей собственной, сочинённой примерно год назад.

Воззрившись на постепенно темнеющее небо, я тихонько начала:

«Маэстро, дай мне верный путь,

Маэстро, позволь на время оттянуть

Ту секунду бесценную,

Когда ты совсем рядом...

Маэстро, веди меня туда

Маэстро, где я теряю связь с землей...

В этом Риме, который пал,

Воздух в легких был ядом...»

С каждым словом петь было всё легче и легче, с каждой нотой голос становился чище, и моя душа простодушно радовалась этому, несмотря на то, что песня была переполнена трагедийным колоритом.

И при этом впервые за всё время я по-настоящему поверила в то, что жизнь всегда имела смысл. Ведь если что-то сокрыто от тебя, это же не значит, что этого «чего-то» не существует, так ведь? Но почему я разглядела это через боль? Неужели только так можно было всё понять?..

«Но, несмотря ни на что,

Реальность для всего,

Что сюда нас привело...»

И тут я обнаружила себя на мысли, что на самом деле занималась самообманом. Отстаивала свою независимость, убеждала себя, что одиночество – это наилучший для меня вариант. В то время как в глубине души нуждалась в том, кто бы мог полюбить меня – такую упрямую, непривлекательную, далекую от идеала. И заставил бы меня полюбить его в ответ, любой ценой.

Я нуждалась в том, кто просто взял бы меня за руку и силой увел отсюда – куда угодно, как можно дальше от Белвью. А остальные пускай бы занимались своей войной – нам до них не было бы ни малейшего дела. Потому что мы были бы вместе, и только это стало бы самым важным для нас обоих…

Но мне показалось странным ощущение того, что этот человек находился совсем недалеко от меня. Только кому бы я позволила забрать меня, кому смогла бы безбоязненно вручить свою жизнь?.. Кто мог бы стать «тем, с кем я теряю связь с землей» и спасти меня от того, во что я ввязалась?..

«Но боюсь,

Что останусь я одна.

Не оставляй...

Прошу, не оставляй,

Несмотря ни на что...»

После этих последних слов мне пришлось прерваться, поскольку я услышала какой-то шелест, и тут же начала оглядываться по сторонам. От напряжения даже зазвенело в ушах. И тут раздался чей-то шепот – причем у меня возникло такое чувство, что это услышала лишь я одна.

Только вот кровь в жилах застыла у меня не от этого, а конкретно от слов, которые очень четко отпечатались в моей голове.

«Я всегда буду рядом…»

От шока я не смогла даже двинуться с места. Голос был очень знакомым, только кому он принадлежал?.. Горло от страха сжалось, и я даже не могла выдавить из себя ни слова. Да и что можно было ответить, посудите сами?

Плюс через несколько секунд мне всё-таки пришлось обратить внимание на более насущную проблему, требующую немедленных действий.

Поднялся сильный ветер, настолько сильный, что его холодные порывы ощутимо обжигали кожу. Для летнего времени (конкретно июля месяца) это явление было ужасно странным, но задумываться над этим было некогда – очередной порыв ветра чуть не сбил меня с ног, мне с трудом удалось удержаться.

Сразу появилось естественное желание как можно быстрее вернуться в лагерь, и я побежала обратно по знакомой тропинке, ежеминутно оглядываясь через плечо, окидывая взглядом пройденный путь. На небо, и без того сумрачное, наползала туча, которая то и дело озарялась вспышками и отчетливыми зигзагами молний. Громыхнуло раз, другой. Сверху уже начинал накрапывать дождь, а через минуту пошел уже полноценный ливень.

Сквозь водяную завесу мало что можно было разглядеть, и мне уже стало казаться, что я умудрилась-таки заблудиться. Однако перед взором мелькнул какой-то почти неприметный огонек – видимо, кто-то шел взад-вперед с фонарем в руках – и я поняла, что до лагеря уже рукой подать, поскольку на нашей территории в темное время суток всегда выставлялись дозорные с любым осветительным прибором.

И, кажется, я отыскала его как нельзя вовремя, потому что ливень усилился настолько, что даже огонек-ориентир стал ещё менее отчетливым, а потом и вовсе пропал из виду. Тем не менее, я продолжала двигаться в том же направлении. Уже стали видны верхушки палаток, и я ускорила бег...

- Вирджиния!..

От неожиданности я вскрикнула, споткнулась и упала, попав виском на некстати подвернувшийся корень.

От сильного удара перед глазами всё поплыло, но это не помешало мне разглядеть, что ко мне приближается какой-то темный силуэт. Однако двинуться с места, чтобы разглядеть незнакомца, не получилось, как я ни старалась.

Последнее, что я запомнила – всё резко завращалось, беспорядочно замелькало, словно в калейдоскопе. Затем разделилось на мельчайшие частицы, словно всё моё существо упало с высоты и разбилось вдребезги.

А после темнота окутала моё вконец запутавшееся в этой паутине сознание.