Свадьба привидений

Экзамены, кегельным шаром выбившие из лета всю вторую половину июля и первые десять дней. августа, наконец завершились. Кто-то сдал их, кому-то пересдачи были отложены на осень, но это было уже не суть важно. Ребята, с радостью оторвавшиеся от учебников, точно впервые обнаружили, что на Буяне, кроме аудиторий, суровых преподавателей и библиотеки сумасшедшего джинна, существует и солнце, и океанское побережье, и лес.

Жизнь обдала их искристыми радостными брызгами своего водопада.

В буреломе закрытого для посещения леса, распугивая любящую тишину нежить, слонялись толпы учеников первого и второго года.

На побережье Дуся Пупсикова и Верка Попугаева высекали на скалах сердечки. Некоторые из них были такой величины, что их можно было разглядеть за километр от берега. Это было неудивительно, потому что Пупсикова с Попугаевой вовсю использовали магические искры. Гуня Гломов укусил акулу. Семь-Пень-Дыр поймал живую выдру и из любопытства испытал на ней заклинание... превращения в выдру.

В результате наложения двух идентичных сущностей в Тибидохсе появился... еще один болотный хмырь.

Таня, Ванька Валялкин и Баб-Ягун пропадали то на драконбольном поле, где почти не прекращались тренировки, то в драконьих ангарах. Таня и Ванька начищали чешую Гоярыну, относившемуся к этому вполне благодушно. Зато Баб-Ягун предпочитал держаться в стороне от старого дракона.

— У него морда подозрительная. И вообще он на меня шипит! — заявлял он.

— Они запахов резких не любят, а от тебя смазкой пахнет. Для пылесосов, — поясняла Таня.

— Подумаешь, какие мы нежные! Майонез ему мой не понравился! Мамочка моя бабуся, да он не пахнет, а благоухает! — обижался Ягун.

Соловей О.Разбойник гонял команду по пять-шесть часов в день. Под вечер все так уставали, что едва держались в воздухе, путая заклинания и то и дело оказываясь в драконьей пасти. Хорошо еще, что умный Гоярын относился к своим игрокам снисходительно и почти не глотал их. А вот от Ртутного и от других молодых драконов не приходилось ждать снисхождения.

Иногда Соловей выпускал из книги Дедала Критского, которому вообще невозможно было угодить. Зато никто другой не знал столько невероятных способов тренировки. Ловить вслепую горошины был лишь один из них. Таня, Баб-Ягун, Рита Шито-Крыто и Семь-Пень-Дыр порой доходили до пяти горошин. Гробыня не поймала пока ни одной, но ничуть этим не смущалась.

“Очень мне нужно всякую дребедень ловить! Великие игроки по пустякам не размениваются!” — утверждала она. Кстати, несмотря на очень скромные успехи в игре, поклонников у Склеповой было по-прежнему множество. Она прекрасно смотрелась на открытках. К тому же летала всегда в коротких юбках и вообще при полном параде.

Как-то во время тренировки сработал зудильник. — С вами ваша Грызианочка и “Последние магвос-ти”! Радостное известие для всех поклонников Гурия Пуппера. Он наконец выписался из магницы, где проходил курс лечения от любовной горячки. С завтрашнего дня Гурий вновь приступает к тренировкам! Его мускулистое (да простят мне речевую вольность) лицо не выражает глубоких сердечных страданий, которые он, несомненно, испытывает. Вот только к кому? Пока ответ на этот вопрос знают только тренер, агент по связям с общественностью, личный маг-вокат и несколько сот самых близких друзей. Все они, однако, свято хранят тайну. Следствие до сих пор не установило, кто именно покушался на Пуппера. Однако Вамдама Гуссейна уже на всякий случай начали бомбить запуками с ковров-самолетов, а у Бама Хлабана магенты дяди Сэма уже распиарили весь магк и разбазарили гуляй-траву, которую этот почтенный старец заготовлял долгими лунными вечерами для магических целей...

Услышав такое сообщение, ошеломленная Гробыня едва не столкнулась в воздухе с Жикиным. Катя Лоткова свалилась с пылесоса и едва успела повиснуть на драконе.

— Эй, девицы, вы в своем уме? Вас что, сглазили? Склепова, ты смотришь, куда летишь? Лоткова, отпусти немедленно хвост Гоярына! Что ты в него вцепилась? — закричал Соловей О.Разбойник, пытаясь восстановить хотя бы подобие порядка.

— Кошмар, какие бреши проделывает этот Пуп-пер в женском коллективе! Самого матча еще нет, а их уже колбасит! — задумчиво прокомментировал Баб-Ягун.

Малютка Клоппик, неизвестно каким образом пробравшийся на поле, заулюлюкал с гостевых трибун. Он постепенно взрослел, недаром Сарданапал наложил на него заклинание ускоренного роста. Теперь Клоппу было на вид года четыре, не меньше. Целыми днями он бегал по школе, показывал всем язык и дразнился. Учитывая, что словарный запас был у него невелик, больше всего Клоппик любил комбинировать местоимение “ты” с другими словами.

— Маг! — говорил ему кто-нибудь.

— Сам ты маг! — немедленно заявлял Клоппик,

— Профессор!

— Сам ты профессор! — эхом откликался малютка Клоппик и начинал метко плеваться.

Жил он в комнате у Медузии, где для него была поставлена особая непромокаемая кровать с ночником. Под кроватью у Клоппа уже стояла банка, куда он собирал пауков, муравьев, тараканов, червей и прочую мелкую живность, которая имела привычку расползаться, что не особенно радовало Медузию, но очень радовало Тарараха,

— Во-во! Он раньше у меня любимым учеником был, да только после того случая в черную магию ударился. А сейчас, может, снова ветеринарной магией займется! — воодушевлялся питекантроп.

— А что за случай? — допытывался Баб-Ягун, но узнать ему так ничего и не удалось.

— Забудь об этом! Кто старое помянет — тому глаз вон. Всякий ошибиться может, — сурово отвечал Та-рарах.

Таня теперь раза два-три в неделю обязательно заходила к Фудзию. Магфордец был всегда рад ей, во всяком случае в те дни, когда никуда не телепортиро-вал и не воображал себя безумным Сальери. Тогда он становился опасен и все время интересовался у Тани сладким голоском:

— Девочка, а ты Моцарта не видела? Нет? Тогда вот попей чайку!

— Он отравленный!

— Ненавижу умников. Столько яду вбухал, а ни одна свинья не пьет! Пойти, что ли, Сарданапала угостить? — вздыхал Фудзий.

Но потом мало-помалу он приходил в норму и вновь становился милым и беспомощным Фудзием, который мог сколько угодно рассуждать о спящей душе предметов, а затем красивым взмахом руки и ослепляющими искрами извлечь из старого бронзового подсвечника белого голубя.

Недолеченная Дама готовилась к свадьбе так энергично, что сумела даже раскачать того, кто желал ее меньше других, — поручика Ржевского. Если раньше он в основном стонал: “Я еще так юн, чтобы жениться! Я еще так недавно умер!”, то теперь у него порой даже проскальзывало философское;

“Что ж, человек через все должен пройти!”

Свадьба несколько раз то отодвигалась, то приближалась. Происходило это скорее потому, что Даме нравилось писать и переписывать пригласительные билеты, чем по иным причинам. В конце концов Дама прочно утвердилась на одной дате и назначила свадьбу на тридцать первое августа. Она даже перестала падать в обмороки, запланировав ближайший непосредственно для церемонии бракосочетания.

Чем ближе была эта дата, тем больше рвения проявляла Дама и тем сильнее обмякал жених.

— Дорогая, ты не поправишь мне нож в спине, а то он сейчас выпадет! Мерси! Тебе не вредно для здоровья так суетиться? — спрашивал Ржевский.

— НИЧУТЬ! У МЕНЯ ОТЛИЧНОЕ ЗДОРОВЬЕ! - на подъеме жизненных сил отвечала Недолеченная Дама.

— Зато у меня теперь плохое! В глазах что-то мерцает, и ржать как прежде уже не ржется! — уныло говорил поручик.

Ну и Древнир с ними! Мало ли на свете женихов и невест? В общем и целом эти двое обещали быть отличной парой.

* * *

Как-то ближе к двадцатым числам августа, вернувшись от Фудзия, Таня столкнулась в дверях с перепуганной Склеповой.

— Погоди! Не заходи туда! — крикнула Гробыня, оттаскивая ее в сторону.

— Почему это?

— У нас там какой-то жуткий тип! Я зашла, а он... Не надо, сиротка, не заглядывай! Я чуть со страху не умерла!

— А что он там делает? — спросила Таня.

— Не знаю, что делает! Ты думаешь, я спрашивала? Стоит! Я зашла, а он как повернется ко мне... Лицо такое белое, глаза навыкате... Я выскочила и стала звать на помощь. Думала, он за мной побежит, а он там остался! — Гробыня завизжала.

Она была на гране истерики.

Пол затрясся. В сопровождении циклопов к ним уже бежали Поклеп и Сарданапал.

— Он в комнате! — крикнула Гробыня. Внезапно дверь распахнулась, и из комнаты, вытянув перед собой руки, вышел Спящий Красавец в белом мундире. Поклеп и академик оцепенели.

Нашарив на своем пути Сарданапала, Готфрид Бу-льонский бесцеремонно ощупал его лицо, оттеснил плечом Поклепа и, переваливаясь, направился по коридору к лестнице. Дорогу ему попытался преградить один из циклопов. Он занес было даже дубину, но неведомая сила отбросила его в сторону, точно куклу.

— Его надо остановить! Искрис фронтис! Пун-дус храпундус! — придя в себя, Сарданапал вскинул кольцо,

Две подряд искры оторвались от его перстня, но погасли, едва коснувшись белого мундира. Академик беспомощно опустил руку,

— Как я и предполагал! Отсроченное проклятие снимает всю магию. Он может бродить по школе сколько угодно!

— Я предупреждал вас! Без трона Древнира мы ничего не сможем ему сделать. Правда, скорее всего именно его он и... — начал Поклеп Поклепыч, но, заметив с любопытством уставившуюся на него Гробы-ню, осекся.

— Ушки на макушке, Склепова? Давно не была на профилактическом зомбировании? — гаркнул он.

— Я... Но я... — растерялась Гробыня,

— Вот и я думаю, что уже пора!.. Отправляйся в комнату, проверь, ничего не пропало? И ты, Гроттер, тоже!

Таня и Гробыня заглянули в комнату. Удивительно, но никакого погрома там не было. Разве что Паж, видно пытавшийся помешать Спящему Красавцу, был сбит с подставки и лежал у стены. Шляпа с пером была надвинута ему на глазницы.

— Все на месте, Склепова? — спросил Поклеп.

— Угу, — буркнула Гробыня.

— А у тебя, Гроттер?

— Нормально. Ничего не взяли, — сказала Таня, разглядывая Черные Шторы, которые так перевозбудились, что отражали что попало. То Гурия Пуппера, то какого-то непонятного купидона в зеркальных очках, то Спящего Красавца, шарящего по стенам и точно чего-то ищущего...

Гробыня поспешно встала напротив Штор, явно пытаясь загородить их спиной. Это не укрылось от бдительного завуча.

— Что это ты там прячешь, Склепова? Шторы что-то не то показывают, а? — спросил Поклеп, буравя ее выцветшими глазками.

— Ничего! Я так! — торопливо сказала Гробыня. Теперь она вообще жалела, что запаниковала и позвала на помощь.

— А мне почему-то кажется, что прячешь! Что это у тебя за Пупперы на шторках, а? С чего бы это? — напирал Поклеп Поклепыч.

Маловероятно, что Склеповой удалось бы сохранить свою тайну, будь у завуча чуть больше времени.

— Мы не можем задерживаться, Поклеп! — нетерпеливо крикнул академик Сарданапал. — Надо выяснить, куда направился Готфрид... И распорядись: пусть кто-нибудь отведет циклопа в магпункт. Бедняга до сих пор без чувств!

Завуч неохотно отвел от Гробыни замораживающий взгляд.

— Мы еще вернемся к этой крайне интересной теме, Склепова! Кстати, к тебе, Гроттер, это тоже относится! Я не забыл, что видел тебя в ночь, когда украли котел... — пригрозил он и вышел, настежь распахнув дверь.

Сарданапал поманил Таню к себе.

— Спрячь это получше! Я бы мог спрятать и сам, но по определенным причинам важно, чтобы все шло как идет, — сказал он вполголоса, чтобы не слышала Гробыня. — Возможно, он и должен это обнаружить, но не сейчас.

Таня вздрогнула.

— Что я должна спрятать? Вы знаете, за чем он приходил,да?

— Скажем так: я догадываюсь... Держись, девочка, и помни, что твоя смертельная клятва все еще действует, хотя, признаться, я слегка ослабил ее. Хотел бы я знать, почему все сваливается именно-на тебя? — Академик грустно улыбнулся, ласково коснулся ее волос и вышел.

Таня была в замешательстве. Она не понимала, о чем говорил с ней Сарданапал. Что на нее свалилось? Почему к ней в комнату пришел Спящий Красавец? И отчего академик отказался ей что-либо объяснить, ограничившись туманными намеками?

Гробыня обернулась и наконец рискнула отойти от Черных Штор.

— Ну что, Гроттерша, расскажешь, где ты была ночью, когда украли котел? — спросила она елейным голоском.

— Где надо — там и была. А что делал на шторах купидончик в зеркальных очках? — в тон ей ответила Таня.

— Что надо — то и делал. У тебя забыл разрешения спросить!—явно нервничая, огрызнулась Гробыня.

Она плюхнулась на кровать, включила на полную громкость зудильник и стала полировать ногти. Тема была исчерпана. Воюющие армии временно откатили свои пушки, свернули знамена и разошлись восвояси.

Уже намного позже, нагнувшись, чтобы что-то достать, Таня заметила, что футляр ее контрабаса выдвинут из-под кровати сильнее, чем она сама всегда это делала. Ей даже показалось, что застежку пытались открыть. Во всяком случае, на ней остались небольшие, но все же заметные бородзки от ногтей.

Теперь Таня поняла, зачем приходил сюда Спящий Красавец.

“Ему нужен футляр! Но почему?” — ломала она себе голову.

А где-то на горизонтах памяти уже маячил ломкой тенью высокий трон с резной готической спинкой.

“И где я спрячу футляр? — продолжала думать Таня. — Хотя... А вот в ангаре у Гоярына, скажем, под его поилкой! А что: роскошное место! Хотела бы я видеть того, кто на глазах у Гоярына попытается перевернуть его поилку! Не говоря уже о том, что Соловей для повышения ргнеметности перевел его со ртути на чистый нитроглицерин!”

Так Таня и поступила. На следующий день после тренировки она незаметно прокралась в ангар, Старый дракон спокойно смотрел, как она осторожно отодвигает его поилку и прячет футляр. Из его ноздрей струйками вырывался дым. Когда Таня вышла, он положил на поилку тяжелую морду, всем своим видом показывая, что никому не советует повторять этот трюк. Впрочем, никто и не пытался. Кроме Ваньки Валялкина, Кати Лотковой, Тани, Кузи Тузикова и Семь-Пень-Дыра, все предпочитали держаться от дракона в стороне. Даже ангарные джинны без особой нужды не рисковали заходить сюда...

Спустя неделю Спящий Красавец явился в их с Гробыней комнату среди ночи. Не обнаружив футляра, он зарычал, в раздражении сорвал с окна Черные Шторы и удалился...

* * *

Тридцать первого августа в Зале Двух Стихий, где только что собралась вся школа, а также баб-ёжки во главе с Матреной Большой, Мертвая Царевна, тридцать три богатыря, кот Баюн и многие-многие другие, внезапно загрохотал сводный оркестр циклопов. Один за другим в зал входили косматые оркестранты в бараньих шкурах и, двигаясь точно по черте, где прежде, пока цел был волос Древнира, плясала полоса огня, разграничивающая тьму и свет, дули в трубы.

Цепочку циклопов, гулко ударяя в тарелки, замыкали богатыри Усыня, Горыня и Дубыня. Циклопы нервно оглядывались и принимались семенить быстрее. У Дубыни от чрезмерного усердия медные тарелки вскоре погнулись, и он перешел на суповые, от всей души грохая их об пол. Сарданапал с Поклепом едва успокоили разбушевавшегося богатыря.

Едва не оглохнув, Катя Лоткова зажала свои хорошенькие ушки ладонями.

— Только не это! Все опять начинается! Преподы празднуют последний день каникул! — простонала она.

— Ты что, забыла, Лоткова? При чем тут каникулы? Сегодня свадьба привидений! Разве тебе не присылали пригласительный? — перекрикивая трубы, воскликнул Баб-Ягун.

—О, не беспокойся, Ягунчик! У.меня их целая пачка и все на разные числа! Двадцать свадеб подряд — вполне в духе нашей Дамы. Вероятно, разводы будут отмечаться отдельно, — заверила его Лоткова.

Последние недели Ягун вновь начал ухаживать за Катей. Правда, у той было столько поклонников, что она едва выделяла его в общей массе. Максимум, что он пока успел заслужить, было две-три улыбки. К тому же, о чем Ягун неоднократно горько сожалел, Лоткова, как и многие общепризнанные красавицы, была... э-э... очень дозированно умна. Она могла пропустить мимо ушей дюжину превосходных ягунов-ских шуток, а потом вдруг расхохотаться пещерной остроте Гломова или пижонистого Жикина, хотя ни Гломов, ни Жикин явно не ходили у нее в фаворитах. Исключение она делала разве что для Шурика Чпурикова, да и то скорее из сострадания, такой он был придавленный.

“В общем, одни обломы у меня с этими чувствами! Лучше б их вообще не было!” — размышлял порой Ягун.

Не успел он вспомнить о свадьбе привидений и об угрозе Недолеченной Дамы пригласить всех, кроме него, как сводный оркестр издал невероятный по оглушительности звук и вдруг разом замолк. В зал, медленно струясь из всех углов, пола и даже из потолка, томно, как белые лебеди в балете, вплывал хор привидений.

Желты кудри за стол пошли,

Русу косу за собою повели.

То не желты кудри — то добрый молодец,

То не русая коса — то красна девица... —

звенели в воздухе их голоса.

Полупрозрачные, словно сотканные из тумана, привидения медленно поднимали и опускали руки. Сверкали бриллианты, мелькали эполеты, гремели доспехи. Простые платья в стиле ампир и красные народные сарафаны соседствовали с пышными кружевами и кринолинами. Даже Безглазый Ужас по такому торжественному случаю избавился от своей заляпанной кровью рубахи и был теперь в судейской мантии. Его ужасная голова утопала в парике. Разумеется, даже в таком наряде его мало кто отважился бы назвать красивым. Впрочем, шарм его был не в этом.

Что до мужской красоты, Тибидохсу вполне хватало пока Жоры Жикина и Спящего Красавца, разгуливающего днем и ночью где ему вздумается и уже не засыпавшего даже от колыбельных.

Взгляды всех привидений были устремлены в одну точку посреди зала, где мозаичные плиты образовывали круг, напоминавший солнце. В кругу, держась за руки, стояли поручик Ржевский и Недолеченная Дама. Вначале их контуры были совсем размытыми, но с каждым мгновением становились все отчетливее. Дама и поручик будто поменялись местами.

Дама, одетая в роскошное белое платье, так и лучилась здоровьем. Ее прозрачную фату поддерживали семь трепещущих золотыми крылышками купидонов — поддерживали, разумеется, скорее для парада, так как фата была неосязаемой и невесомой. Зато поручик Ржевский, облаченный в новый мундир, выглядел так уныло, будто ему пришлось пообедать осликом Иа.

— Когда тебя спросят, хочешь ли ты жениться, скажешь “да”! И не вздумай ничего напутать! Кроме того, упаси тебя Древнир вновь украсить спину этими кошмарными ножами! — поучала его Дама.

Поручик вздыхал и зеленел от тоски,

Академик Сарданапал открыл ларец. Молодцы из ларца, одинаковые с лица, вмиг расстелили скатерти-самобранки — не каждодневные, а особенные, праздничные. А под ногами уже расстилался громадный зо-лототканый ковер с сегодняшним меню.

Причудливая славянская вязь пестрила в глазах, вселяя в желудки сладостное беспокойство:

Торжественный обед 31 августа в школе “Тибидохс”

Закуски разные

Бульон

Борщок

Блины с черной икрой, лососиной и семгой

Царский студень

Поросята молочные

Кулебяки разные

Паштет из дичи с трюфелями

Форель гатчинская

Лососина висляндская

Осетрина кучугурская

Огурцы нежинские

Индейки, каплуны

Фазаны кавказские, рябчики сибирские

Перепела с тертым горохом

Холодное из раков

Седло дикой козы с гарниром

Десерт — миндаль, орехи, груши, яблоки, персики, виноград “Кардинал”, дюшесы горячие с ананасами

Строго для преподавателей — херес, мадера, портвейн, шабли, венгерское сухое, лафит 1875 г., коньяк 1813 г.

Для учеников — компоты русские, морсы клюквенные

Для оригиналов — вода русская шипучая “Буратино”

Для язвенников и желающих растворить бытовые пятна —

вода заморская кукиш-кола

— Ну что ж! Недурственно для экстренного случая! — одобрил Сарданапал, изучив раздел “Строго для преподавателей”.

Да, здесь было на что посмотреть! У множества собравшихся гостей, за исключением разве что привидений, потекли слюнки. Они ринулись было к столам, но Недолеченная Дама возмущенно закричала:

— Э-э... нет! Рано! Мы еще не поженились! Пристыженные гости остановились и устремились к новобрачным с поздравлениями. В числе первых ломились тридцать три богатыря. Они так долго мокли в море-океане, что успели не на шутку проголодаться. Один из богатырей выдвинулся вперед и от имени всех братьев вручил Недолеченной Даме пузатую бутыль с плававшей в ней Золотой Рыбкой. Рыбка скомканно произнесла поздравления и немедленно стала проситься назад в море.

— А то еще выпьете ненароком, окаянные! Знаю я вас! — сказала она.

— Погодите с подарками! Не дело это! — расталкивая богатырей, крикнула Матрена Большая. — Кто ж до свадьбы дарит? Не к добру!

Гости бестолково отхлынули. Недовольную Золотую Рыбку вернули богатырям с просьбой передарить ее попозднее. Рассерженная Рыбка в раздражении попыталась превратить Башню Привидений в разбитое корыто, но Сарданапал вовремя заблокировал ее магию.

А дальше... дальше началась обычная свадебная неразбериха, когда все переходят с места на место, не зная, куда им приткнуться, улыбаются в семь раз чаще, чем обычно, и с тоской размышляют, как их вообще занесло на это мероприятие,

Гробыня нашла в толпе Таню и презрительно зашептала ей:

— Нет, ты это видела, Гроттерша? Накладка на накладке! Суют подарки еще до свадьбы! Моя помолвка с Пуппером не будет такой нелепой! Впрочем, на нее я никого из здесь присутствующих не приглашу. Разве что мыть посуду...

Таня улыбнулась. Последние недели Гробыня прожужжала ей все уши рассказами о своей помолвке и надоела до чертиков. И с чего Склепова решила, что Пуппер сделает ей предложение? Купидончики с цветами и записками к Гробыне не прилетали. Правда, они перестали прилетать и к Тане тоже. Нет, с Гури-ком безусловно творилось нечто необычное. Если, конечно, в магнице беднягу не зомбировали, излечивая от любовной горячки.

— Ну и кого ты пригласишь? — поинтересовалась она машинально, ощущая, что Склепова ждет от нее вопроса.

— Как кого? Родственников Гурия! — выпалила Гробыня.

— Но Гурий, пардон, сирота! — поправила Таня.

— В самом деле? — озадачилась Склепова. — Вот досада! Ну, тогда там будут английские король с королевой, дядя Сэм, Бессмертник Кощеев из Магщества Продрыглых Магций, Грызиана Припятская, ну и по мелочи, журналисты всякие...

Пока Таня разговаривала с Гробыней, к поручику и Даме, спасая положение, приблизился академик Сарданапал. Из-за спины у него выглядывал малютка Клоппик, ухитрившийся спионерить где-то печатный тульский пряник. Его третий глаз на затылке зорко поглядывал по сторонам, прикидывая, чем бы еще поживиться.

— Внимание, друзья, внимание! — начал академик. — Я убежден, что сегодня у всех у нас особенно радостный день! Два любящих сердца наконец соединяются, и мы можем надеяться, что больше в полночь они не выплывут из стены и не испугают нас жалобным стоном или оглушительным хохотом. Не так ли, друзья мои?

Дама прослезилась, а вокруг поручика на десять метров во все стороны прокисло все молоко. Даже сливки к чаю и те свернулись,

— Кроме того, сегодня спортивный комитет Маг-щества окончательно определился с датой! Матч-реванш по драконболу переносится с октября на середину сентября! Другими словами, через две недели станет ясно, какая драконбольная команда является сильнейшей! — добавил Сарданапал.

Все восторженно загудели. Один только Соловей О. Разбойник нахмурил клочковатые брови. Внезапный перенос матча ломал ему весь график заключительных тренировок. Соловей был уверен, что Маг-щество подстроило все специально. Наверняка невидимки были предупреждены заранее. Их же, как всегда, ошарашили новостью в последнюю минуту.

— И, наконец, не менее радостное событие ждет нас: завтра начинается новый уче... — продолжал Сарданапал. Он осмотрелся и, улыбнувшись, замолчал. — Но отложим пока эту тему. Я вижу восторг пока только на лице у Шурасика. Остальные, видимо, еще таят его в себе. Что ж, это ваше право!

Закончив вступительную речь, пожизненно-посмертный глава Тибидохса напустил на себя втрое больше важности и приступил к главной части торжества. Он повернулся к жениху и невесте. В руках у него сама собой возникла внушительная регистрационная книга.

— Я совершаю эту церемонию впервые, поэтому прошу заранее простить меня, если что-то пойдет не так... Дама, согласны ли вы взять поручика Ржевского в мужья? — спросил Саранапал.

— Да, — поспешно выпалила Дама,

—А вы, Ржевский, согласны взять Недоле... то есть просто Даму в жены? — сбился, но тотчас поправился академик.

Призрак мучительно завозился. Пауза становилась томительной. Гости переглядывались. Кое-кто побес-тактнее уже откровенно ржал.

— Ржевский, я вас не понимаю! Так вы согласны или нет? — удивленно повторил Сарданапал.

Поручик показал на рот. Его губы почему-то были зашиты суровой ниткой. Мучительно жестикулируя, Ржевский всем своим видом показывал, что рад бы жениться, да вот обстоятельства препятствуют.

— Моего жениха сглазили! Кто-нибудь, помогите же ему! — запричитала Дама.

Свидетели бросились к поручику. Нитка долго не поддавалась. Когда же ее вытащили, оказалось, что вместе с ниткой таинственным образом исчез куда-то рот. Ржевский вновь стоял как неприкаянный, демонстрируя, что давно бы сказал “да”, если бы имел такую возможность.

— Ты что меня позоришь? Думаешь, я не знаю, чьи это уловки?! Не хочешь жениться, да? Ну так я тоже отказываюсь! Ты этого хотел? — негодующе зашипела невеста.

В глазах у поручика блеснула надежда. Рот, который разыскивали уже по всему залу, внезапно обнаружился на прежнем месте.

— Да, да, да! — радостно и очень громко сказал он. Усы академика Сарданапала торжественно взметнулись.

— Вот и чудесно! Раз “да”, объявляю вас мужем и... — с воодушевлением начал он и почти уже взмахнул рукой, давая знак циклопам ударить в литавры, но тут Верка Попугаева вдруг завизжала дурным голосом.

—А-А-А-А! Он снова тут! А-а-ааааа! Все обернулись на ее крик.

По лестнице атлантов спускался Готфрид Бульон-ский. Его пористое лицо было отрешенным и точно погруженным в сон. Через плечо у Спящего Красавца, словно мешок, был переброшен преподаватель магических сущностей, Фудзий извивался и безостановочно вопил:

— Не надо, Моцарт! Мне всегда нравилась твоя музыка! Ну не хочешь вина и не надо! Уж и пошутить нельзя!

Было похоже, что от потрясения, вызванного столь бецеремонной переноской, в хрупком сознании бедняги что-то сместилось.

— Вот так дела! Моцарт приканчивает Сальери! Теперь только осталось, чтобы Пушкин разнес из гранатомета Дантеса, и историческая справедливость восторжествует, — сказал Ванька Валялкин.

Почему-то он терпеть не мог Фудзия, в отличие от той же Тани. А может, именно поэтому.

—Погоди! Ему надо помочь! Как можно быть таким черствым? — Таня бросилась было к Фудзию, но Медузия схватила ее за локоть.

— Осторожно! Ты сделаешь только хуже! Отсроченное проклятие невозможно так просто отменить! — крикнула она.

Пройдя сквозь расступившихся учеников, Спящий Красавец замер посреди зала, ступив в мозаичное солнце. Здесь, внутри круга, Готфрид Бульонский бесцеремонно сбросил Фудзия и навис над ним, протянув руки к его горлу.

— Он меня прикончит! Сделайте же что-нибудь, я вас умоляю! Есть тут ценители музыки? — заголосил Фудзий, пытаясь уползти. Спящий Красавец поставил ногу ему на спину и прижал к полу. Потом наклонился и, скаля желтоватые зубы, забормотал что-то неразборчивое и грозное.

Поручик Ржевский с военной смекалкой сориентировался в ситуации и, не тратя попусту времени, улизнул. Недолеченная Дама метнулась вдогонку за убегавшим женихом, прицельно посылая воздушные поцелуйчики, валившие гостей не хуже боевых искр.

Хор привидений заметался по залу. Циклопы побросали трубы и схватились за дубины. Усыня и Горы-ня, отчего-то решившие, что на свадьбах всегда так бывает и все идет как было задумано, колотили в тарелки. Катя Лоткова вторично оглохла. Больше она не зажимала уши и только жалобно хлопала длинными ресницами.

Академик Сарданапал, как и все гении, обладавший замедленной реакцией, все-таки сориентировался в ситуации и возглавил операцию по спасению преподавателя магических сущностей.

Мозаичный круг окружили двойным кольцом циклопов. Тридцать три богатыря ощетинились копьями и ждали только сигнала для атаки. Учеников разогнал по углам Поклеп, в ушах у которого лавой клокотала кипящая сера.

— Друзья, не дрогнем! Купидоны, в атаку! Уряяя-я! — забравшись на стол, скомандовал Сарданапал.

Купидончики с воинственным писком обстреляли Спящего Красавца золотыми стрелами, но все они затупились. едва коснувшись его кожи.

— Вот сухарь заговоренный! Не то что... э-э... неважно кто... — спохватилась Гробыня.

Разочарованные младенцы вспорхнули, как стайка воробьев, и, пользуясь общим замешательством, отправились опустошать накрытые столы. Дюжина купидончиков поспешно сгребала еду в почтальонские сумки и передавала их другим крылатым младенцам, которые торопливо выносили их из зала, вытряхивали в каком-то секретном месте и возвращались уже пустыми.

Купидончикам помогал малютка Клоппик, причем помогал так усердно, что разбил банку с пауками и, пока они не разбежались, принялся собирать их в суповую миску Тарараха. Мешавший ему суп он выплеснул прямо под ноги Поклепу. Завуч неосторожно ступил в скользкую лужу и растянулся.

— Профессор! Как вы... То есть Клоппик... в угол поставлю! Шлепну на месте! — взвыл он, вскидывая руку с кольцом.

— Как вам не стыдно! Это же ребенок! — вступилась за бывшего шефа Зубодериха.

— Я хотел сказать: не шлепну, а отшлепаю! Неточно выразился! — смутившись, поправился Поклеп.

Убедившись, что его крылатые лучники потерпели неудачу и занялись разграблением собственного обоза, Сарданапал отдал сигнал к общему наступлению.

Тридцать три богатыря бросились вперед, но, не сумев переступить границы мозаичного круга, повалились как кегли. Бежавшие за ними Усыня, Дубыня и', Горыня, сделав правильные выводы, вообще воздержались от атаки и ограничились тем, что повытрясли пыль из бараньей шкуры подвернувшегося им под горячую руку Пельменника, обвинившего их в дезертирстве.

Спящий Красавец продолжал бессмысленно стоять посреди мозаичного круга, вдавливая в пол преподавателя из Магфорда. Похоже, Готфрид Бульонский вообще не осознавал, что только что одержал победу. Он действовал, как марионетка, управляемая отсроченным проклятием. Фудзий уже не пытался уползти, а только жалобно моргал, не особенно надеясь на вызволение. На ресницах у него, кажется, даже повисли слезы.

Медузия подошла к Сарданапалу, который при ее приближении величественно спустился со стола.

— И что теперь, академик? — с беспокойством спросила она.

Усы главы Тибидохса неопределенно шевельнулись.

— Остается последнее средство, — сказал он. — Не хотелось мне применять это заклинание, да, виднопридется.

Он сделал несколько шагов по направлению к мраморной лестнице и, выпустив зеленую искру, произнес вполголоса, чтобы не услышали ученики:

— Атлантинус-волхвонис!

Своды Тибидохса дрогнули. Мраморные фигуры атлантов пробудились. Часть из них стронулась с места и шагнула вперед. По потолку и стенам пробежали трещины. Громада Тибидохса с колоссальными башнями и галереями качнулась, Казалось, своды школы волшебства рухнут и погребут всех под развалинами. Но этого, к счастью, не случилось. Оставшиеся атланты и поспешившие им на помощь Горыня, Усыня и Дубыня приняли на свои плечи тяжесть Тибидохса,

Между тем атланты двигались вниз, к Залу Двух Стихий. Огромные ступени дрожали и крошились под их ногами. Ученики и преподаватели отбегали в сторону, уступая им дорогу.

Никто и ничто в мире не могло выдержать их натиска — никакая древняя магия или сила отсроченного проклятия. Даже в затуманенных сном глазах Спящего Красавца мелькнуло нечто вроде осознания неизбежности поражения. Сейчас он будет сметен и раздавлен. Иначе просто быть не могло. Готфрид Бу-льонский качнулся, сошел со спины Фудзия и, угрюмо оглядываясь на надвигавшихся атлантов, пошел прочь.

— Хотела бы я знать, почему этот Спящий все время шатается по Тибидохсу? И Великая Зуби как-то странно на него смотрела. С чего бы это? — вполголоса пробормотала себе под нос проницательная Рита Шито-Крыто.

Преподаватель магических сущностей быстро выполз из круга, встал и принялся отряхиваться. К нему бросились Зубодериха, Медузия и Таня. К счастью, Фудзий серьезно не пострадал. Если, конечно, не считать его разума.

— Я всегда знал, что Моцарту нельзя доверять... Он списывает мои гениальные концерты! Он не пьет вино! Он просто коварный негодяй! — жалуясь, забормотал магфордец.

— Отрезвонум нормаликус! — выбрасывая искру, резко произнесла Медузия.

Фудзий вздрогнул и, покачнувшись, стиснул виски руками.

— Спасибо. Это было вовремя. Я уже почти погиб, — благодарно проговорил он.

— Как он схватил вас? — спросила Великая Зуби.

— Точно не помню. Или нет, все было так. Я сидел у себя в комнате. Хотел высвободить скрытую сущность из старинной китайской вазы, а тут дверь вдруг распахнулась. Я почти ничего не запомнил, только сообразил, что меня схватили... А потом снова этот безумный Сальери! Почему он подстерегает именно меня? В мире же так много телепортантов! — простонал Фудзий.

Спящий Красавец, двигавшийся куда быстрее атлантов, давно уже скрылся в лабиринтах Тибидохса, а неповоротливые гиганты все еще топтались в зале, давя столы, сокрушая стены и производя бессмысленные разрушения.

Заглушая остальные звуки, в углу рухнула колонна, подпиравшая лестничный свод. Завизжала Дуся Пупсикова. Шурасик бестолково выкрикивал заклинания, срабатывавшие совсем не так, как нужно.

По лицам богатырей-вышибал Усыни, Дубыни и Горыни струйками сбегал пот. Кости их трещали. Никогда еще им не приходилось удерживать такой груз.

— Сводус атлетус анаболикум! — крикнул академик Сарданапал.

Атланты перестали крушить столы и, повинуясь приказу, без особой охоты вернулись на прежние места, подперев своды. Усыня, Горыня и Дубыня буквально скатились по лестнице.

— Ох-ох! Еле на ногах стою! Не хотел бы я быть атлантом! — пропыхтел Усыня.

— А я бы хотел быть мощным, как атлант, но не хотел бы работать атлантом, —уточнил Горыня.

Дубыня, как у него обычно бывало, тоже хотел изречь нечто столь же мудрое и фундаментальное, отчасти даже с завалом в гениальность, но дорогой порастерял все мысли и, крякнув, сел на пол.

Когда все уже было позади и гости задумчиво разглядывали разоренные столы, прикидывая, нельзя ли найти целый окорок или неразбившуюся бутыль, в зал вернулась Недолеченная Дама. Она была без фаты и в самых расстроенных чувствах.

— Смылся, охмуритель несчастный! Удрал в Заколдованный лес! Ну ничего, он у меня не отвертится! Я подожду, пока он вернется, поймаю его и все-таки буду счастлива! Что вы встали? Радуйтесь, пейте, ешьте! Да будет пир во время чумы на развалинах моего будущего! — с надрывом сказала она.