Беатриса Премудрая

Не очень поздно, не очень рано, а эдак часика в два ночи самый добрый (и, возможно, потому бывший) депутат Герман Никитич Дурнев возвращался домой из ресторана "Славянский базар". С ним рядом семенил хорошо подвыпивший Ха-лявий, принудительно одетый в модный, недавно только от портного пиджак. Через каждые несколько шагов Халявию становилось грустно. Он опускался на четвереньки, оттягивал от шеи красный галстук и, всхлипывая, выл.

– Проклятый официант, он меня отравил! Он что-то подмешал в вино! А ты, Гоша, гад! Гад! У-у-у!

– Я не Гоша! Я Герман! - возражал директор фирмы "Носки сэконд-хэнд". Он держался преувеличенно прямо и, закрывая машину, долго путался в двух кнопочках сигнализации.

– Хоть и Гриша, а все равно гад! Ну почему ты не дал мне познакомиться с той… ик… манекенщицей? - возмутился Халявий, спотыкаясь на ровном месте.

– Ты едва ей до пояса доставал! - резонно сказал Дурнев.

Родственничек бабы Рюхи гневно подпрыгнул.

– Но доставал же, доставал! А-а-а, тебе и возразить нечего!… А все потому, что ты завистник! Твоя жена… ик… крокомот… то есть… бегедил… опять не то… крокобегемотодил… О-о, в самый раз!

Дядя Герман побагровел.

– Не смей так говорить! Нинель была балериной! - вспылил он.

– В самом деле? Это она тебе сказала? А я был великаном! - захихикал Халявий.

Взбешенный Дурнев хотел схватить его за галстук, но не успел. Оборотень вдруг закатил глазки и, упав носом в лужу, вдохновенно забулькал. Перевернув Халявия, дядя Герман убедился, что тот крепко спит.

– Думаешь, я тебя понесу! И не жди! - сказал Дурнев и… взвалил его на спину. Оставшуюся часть пути оборотень проделал на плечах у вельможного председателя В.А.М.П.И.Р.

Внизу, у лифта, дядя Герман встретил генерала Котлеткина, спешившего на чашку чая к секретарше. Недавно он отправил Айседорку в Амстердам и теперь наслаждался свободой. Генерал остановился потрясти Дурневу руку, одновременно ловко спрятав под мышку толстую папку, которую держал в руках. "О переводе солдат на одноразовое вегетарианское питание" - мелькнуло на корешке. Генерал Котлеткин был настоящий трудоголик. Даже ночами он не переставал думать, как ему еще облагодетельствовать армию.

– Как твое ничего? - спросил Котлеткин у Дурнева.

– Да вот носильщиком устроился. Пьяниц по домам развожу, - хмыкнул дядя Герман.

Котлеткин равнодушно покосился на Халявия. Для него оборотень был чем-то вроде забавной обезьянки, которая еще и умела разговаривать.

– Да, кстати, я хотел тебе кое-что предложить… Смотаешься наблюдателем на Ближний Восток? - спросил он.

– Да иди ты на фиг! Знаю я твоих "наблюдателей". Что я, мальчик, что ли, уран в чемодане таскать? - отвечал Дурнев.

Котлеткин захохотал. Дурнев за то его и любил, что с генералом можно было не церемониться. Он был прост, как кувалда, и гуманен, как штык-нож.

Поднимаясь в лифте, дядя Герман придерживал ворочающегося Халявия за ноги и грустно думал, что, возможно, оборотень прав. Его Нинель уже далеко не балерина, да и характер у нее не становится с годами лучше. Тут живешь-живешь, вкалываешь, как шахтер, зашибаешь бабло, а она…

Ощутив внезапный прилив раздражения, дядя Герман пнул кабинку лифта, едва не уронив Халявия. Тот, впрочем, благополучно продолжал дрыхнуть.

Лифт остановился. В смутном настроении дядя Герман шагнул на площадку, нашаривая в кармане ключи, и вдруг увидел на пороге небольшой старомодный сундучок, обитый полосами железа. В сундуке явно что-то происходило. То ли кто-то ворочался, то ли что-то тикало. В общем, наблюдалась подозрительная активность.

"Ага, бомба! - почти обрадовался своей догадливости Дурнев. - Или ребенок Гроттерши от этого шустрого англичанина! В общем, одно из двух, и еще неизвестно, что хуже. С бомбой, во всяком случае, не будешь мучиться".

Решив осторожно открыть сундук, Дурнев присел на корточки и, набрав в грудь воздуха, повернул ключ. Забытый Халявий соскользнул у него с плеча и, стукнувшись носом об пол, проснулся.

– В меня что, стреляли? - ошалело спросил он.

– Угу, - подтвердил дядя Герман.

– Кошмар! Тогда я убит! - сказал Халявий и, покачиваясь, сел на полу.

Дурнев осторожно приподнял крышку, проверяя, не привязана ли к нему леска, ведущая к чеке боевой гранаты. Неожиданно из сундука послышался подозрительный звук - не то чавканье, не то кваканье. Перепуганный депутат прихлопнул себе крышкой пальцы и, тряся рукой, принялся дуть на них.

Халявий, ничего не знавший о боевых гранатах и покушениях на бизнес-элиту, проявил куда больше мужества. Он хладнокровно распахнул крышку и сунул в сундук голову. Дядя Герман осторожно заглянул ему через плечо.

Внутри сундука лежала атласная подушка. На подушке сидела небольшая зеленоватая лягушка, держащая во рту заржавленную стрелу.

– Царевна-лягушка! Мама моя родная! - ахнул Халявий.

Проигнорировав оборотня, лягушка посмотрела на дядю Германа глазами, выпученными, точно от базедовой болезни.

– Здравствуй, мой суженый, здравствуй, мой ряженый! - певуче сказала она. - Я Беатриса Премудрая, двоюродная сестра Василисы Премудрой!…

– До-добрый ве-ве-вечер! - заикаясь поздоровался депутат.

– У меня в жизни трагедия! Меня сглазил Бессмертник Кощеев… Этот наглый ревнивец не перенес моего отказа и превратил меня в мерзкую скользкую лягушку! Я гадала на картах Таро, и карты сказали, что единственный способ снять сглаз и вновь превратиться в красавицу - выйти замуж за Повелителя вампиров. Герман, а Герман, это ведь ты? Возьмешь меня замуж?

– Яже-же-же…

– Он женат! - с удовольствием наябедничал Халявий.

Лягушка трагически перевернулась на подушке кверху лапками.

– О, н-нет! - простонала она. - Все пропало! Неужели брак был заключен по обряду Древнира и скреплен его заклинанием? Тогда я навсегда останусь лягушкой! Такие браки нерасторжимы!

– Какого еще Древнира? - подозрительно поинтересовался дядя Герман. - Я женился в грибоедовском загсе, как все приличные люди! На моей свадьбе был один космонавт и два народных артиста!

Беатриса Премудрая в восторге задрыгала лапками.

– Слава хаосу! В загсе не считается. Считаются только магические браки, заключенные по ритуалу Древнира. У вас же не такой брак, нет? - спросила она.

– Нет! - заверил дядя Герман. - Не такой! Мы даже и в церкви не венчались, потому что я занимал ответственный пост.

– А позднее? Не венчался? - быстро и с беспокойством спросила лягушка.

– А сейчас ему не положено, как королю вампиров! Подданные не поймут! - с гордостью за родственничка встрял Халявий.

Счастливая Беатриса Премудрая подпрыгнула и, прежде чем Дурнев успел опомниться, поцеловала его в губы. На дядю Германа дохнуло среднестатистическим болотом.

– Женись на мне, милый! Я ведь красавица. Василиса Премудрая со мной ни в какое сравнение не идет. В какой воде я ножки мою, она той водой умывается.

– В самом деле? Красавица, говоришь? - спросил дядя Герман, с сомнением глядя на лягушку.

– Верь мне! Тебя я лаской огневою и обожгу и опалю! - пообещала она. - Согласен? Будешь у меня в холе и неге, аки блин в масле кататься!

– Э-ммм… Ну можно! - застеснялся дядя Герман, которому ужасно хотелось жениться на красавице.

– Правда, придется подождать тридцать дней и тридцать ночей. Раньше магические браки по обряду Древнира не заключаются. К сожалению, этот старый зануда был против поспешных знакомств и поставил особый магический блок, - грустно добавила лягушка.

Дурнев кивнул. Он готов был ждать хоть два месяца. Опыт подсказывал ему, что красавицы на дороге не валяются, если, конечно, они не мешают пиво с водкой или коньяк с белым вином.

– Заверни меня в платочек да неси домой, яхонтовый! - распорядилась лягушка. - Да жене твоей, в немагическом браке с тобой живущей, ничего обо мне не говори! А уж я тебя, сладкий мой, не забуду! И приголублю и приласкаю.

Полный самых сладких мечтаний, дядя Герман облизал губы и дрожащей рукой полез в карман за носовым платком. Спрятав лягушку, он задвинул пустой сундучок за мусоропровод, чтобы с утра отнести его в гараж, и, точно заговорщик, просочился в родную квартиру. В их квартире, и это сразу ощущалось после улицы, вечно боролись два запаха - запах таксы, любившей старые газетки больше газона, и запах дорогих французских духов.

Тетя Нинель не спала. Одетая в просторный шелковый халат, из которого легко можно было выкроить две простыни, Дурнева невнимательно читала женский детектив "Колобок в парике". Услышав, как в замке повернулся ключ, она, томно потягиваясь, вышла навстречу мужу. Такса Полтора Километра, спавшая под диваном неспокойным старческим сном, выползла и, стуча когтями по паркету, побежала наводить порядок.

Первой оказавшись у ног дяди Германа, такса подозрительно зарычала на его карман. Она смутно ощущала, что что-то неладно.

– На кого это она рычит? - подозрительно осведомилась тетя Нинель.

– Ни на кого! - быстро сказал Дурнев.

– Ни на кого она бы не рычала! Ты что-то скрываешь от меня, Германчик? - прозорливо спросила тетя Нинель.

Дурнев заметался.

– Чего ты ко мне пристала? Хочется ей рычать и рычит! Небось на Халявия! Он опять ловил кошек! - плаксиво сказал он.

Тетя Нинель укоризненно взглянула на оборотня.

– Халявочка, это правда? Зачем ты гонялся за кошками в новом костюме? - проворковала она.

Оборотень, которого вынуждали сознаться в том, чего он не совершал, многозначительно посмотрел на дядю Германа. Бровки заерзали на узком лобике.

– Братик, отведешь меня завтра в ресторан? - поинтересовался он.

– Каждый день? А не жирно будет? - возмутился дядя Герман.

– Фу, какой ты противный, братик! От домашней еды у меня несварение желудка! А то смотри… за кошками не буду гоняться… Как тебе, не сыро? Или, может, помочь?

И Халявий многозначительно похлопал себя по карману. Дядя Герман сдался, правильно поняв намек.

– Ладно, отведу! Будь ты проклят! - сказал он.

– И к манекенщицам пустишь? - продолжал допытываться Халявий.

Дурнев вздохнул. Он сообразил, что любимый братец будет теперь шантажировать его бесконечно. Вот и теперь они беседовали шепотом, как заговорщики.

– Они на тебя наступят, - сказал он.

– А это уже не твоя проблема! Я не виноват, что мне нравятся высокие женщины. Мой дедушка первым браком был женат на богатырше. Я весь в него. Так пустишь или не пустишь? - с напором спросил оборотень.

– Да, да, да! - прошипел дядя Герман. Халявий, выторговавший то, на что раньше и надеяться не мог, просиял.

– Да, да, да! Я гонялся за кошками! Я типа фанат, маньяк и все такое! Как же я люблю своего братика! Тебе так повезло с ним, мамуля! - громко признал он, бросаясь на шею к изумленной тете Нинели.

Дурнева стряхнула с себя навязчивого карлика и умиленно обняла дядю Германа, случайно едва не раздавив при этом коварную соперницу. Такса Полтора Километра заворчала и от греха подальше ретировалась под диван. Порой этой кривоногой колбасе казалось, что она самое разумное существо в доме у Дурневых.

***

Потянулись дни. Халявий, он же царь Мидас, он же Вацлав Нижинский, он же Герострат, он же машинка для наклеивания этикеток, он же император Калигула, он же племянник бабы Рюхи и еще шут знает кто такой, каждый вечер ездил в рестораны и кутил с манекенщицами, вводя дядю Германа в непредвиденные расходы. Среди московского бомонда неизвестно с чьей подачи распространился слух, что этот маленький карлик владеет несколькими нефтевышками в Тюмени и что именно по этой причине коварный Дурнев его охмуряет. "Подпоит, бумаги подписать заставит - и все дела! Он такой!" - шептали деловые тузы, которые с удовольствием охмурили бы Халявия сами, но побаивались дядю Германа.

"Вот что значит репутация! Даже захочешь сделать что хорошее, так никто тебе не поверит!" - раздраженно думал председатель В.А.М.П.И.Р.

К его невероятному удивлению, Халявий пользовался у манекенщиц невероятным успехом. "Он такой забавный, такой веселый! Так потешно передразнивает собачку! Куда лучше этих раскормленных банковских боровов, у которых на спинах отпечатались перекладины стула!" - передавали они друг другу. Работал пресловутый женский телеграф, изобретенный еще мамой Евой и ее дочерьми, и домой Халявий приходил лишь под утро, перемазанный помадой с головы до ног и с галстуком, вымоченным в вине и в соусе.

Облепленный женщинами, как мухами, оборотень сиял и щедро одаривал их кусочками золота, которые днем откалывал от бачка Дурневского унитаза. В результате всезнающие сплетники стали поговаривать, что, кроме вышек, карлик имеет еще и нелегальный золотой прииск в Якутии, где на него работают беглые зэки.

"Где бы еще он выучился так выть по-волчьи? Да и глаза у него в темноте горят!" - говорили они.

Дядя Герман некоторое время терпеливо таскался за Халявием, пока не сообразил, что особого толку от этого все равно не будет. Еще немного - и его начнут принимать за приживала богатого карлика, а уж хуже ничего быть не может. И Дурнев оставил Халявия в покое, деля свое время между тетей Нинелью и лягушкой.

Для лягушки он завел небольшой аквариум, напустил на дно воды и положил на поверхность лист кувшинки. Чтобы аквариум не попался жене на глаза, он прятал его в сейфе, код от которого знал только он.

В отличие от своей сестры Василисы, Беатриса Премудрая не сбрасывала лягушачью кожу ни днем, ни ночью, а лишь на чем свет стоит ругала Бессмертника Кощеева.

– Он весь магический мир уже забодал, хрыч старый! Ни одной девушке проходу не дает! Германчик, будь такой добренький: смотайся - проткни его своей шпагой! - говорила она.

Дядя Герман задумчиво тер рукой нос. При одной мысли, что придется кого-то протыкать, ему становилась не по себе.

– Оно, конечно, идея хорошая… Да только, может, вернее донос написать? Или просто сделать пару звонков? - предлагал он.

– Кому ты звонить собрался? Магфиозным купидонам? Так у него сердца нету - не во что стрелы пускать. А доносы все равно к нему в Магщество придут - он их сам и разбирать будет, - квакала Беатриса Премудрая.

Никакими огневыми ласками она дядю Германа пока не опаляла, если не считать того, что порой брызгала из аквариума быстро завонявшейся водой. Ела она много - и все больше лягушачью еду, требуя, чтобы Дурнев покупал ей в зоомагазине мотыль.

– Погоди, милый, вступим в брак по ритуалу Древнира, я сброшу лягушачью кожу - и вот тогда!… Поверь, дорогуша, рядом со мной Василиса ничто. Ты сказки-то читал? Она простой пирог не способна приготовить без мамок-нянек. Потерпи, милый, тридцать дней!… - ворковала Беатриса.

Дядя Герман терпел, завистливо поглядывая на Халявия. На рассвете его обычно привозили домой на такси. На вопросы и укоры тети Нинели он отвечал невразумительно и все больше мычал.

– Еще раз увижу тебя в туалете с пилкой для ногтей - прибью! Сантехник и так к нам как на службу ходит! Семейное золото разбазариваешь! - говорила тетя Нинель.

– Ишь, семейное! Все мое! А кто унитаз золотым сделал?… То-то! И вообще, оставь меня в покое, мамуля! Лучше за мужем следи! - нагло отвечал Халявий.

– Ты моего мужа не трогай! Он хоть дома сидит, а не шляется! - кипела от негодования тетя Нинель.

– Знаю я, как он сидит. Ик!… - загадочно отвечал Халявий и на четвереньках, глухо стукаясь •головой о стены, целеустремленно полз в свою кладовочку.

***

Как-то утром, когда тетя Нинель, приготовив себе глазунью из девяти яиц, только-только собралась с чувством проткнуть вилкой первый глаз, ее отвлек какой-то звук. Подняв голову, Дурнева увидела, что корона графа Дракулы, которую ее супруг вчера, почистив содой, оставил на столике у раковины, вдруг запрыгала.

"Привет вам, продрыглики, задохлики, проклятики, упыри, мавки, вампиры, маги, магвочки, магараджи и лично Поклеп Поклепыч! С вами Грызианочка Припятская и ее всем надоевшие "Последние магвости". Реклама на сегодня не проплачена, так что я сильно не буду вкалывать. Была вчера на Лысой Горе по случаю дня рождения какого-то хмыря. Теперь в голове точно бульон. Все слова куда-то разбегаются!… Никак не припомню имени этого хмыря. Помню только, что он приставал ко мне и под конец схлопотал-таки бутылкой… О Древнир, нет, это же был мой начальник!… Кошмар, интересно я уволена или нет? Скорее всего, он еще не проспался… В любом случае, с бездником!

Где моя бумажка? Поглядим, что у нас там с магвостями. Быть не может, чтобы на этом чокнутом земном шарике не случилось ничего скверного… О, прелесть, я вижу дурных магвостей хоть отбавляй! Меня саму порой удивляет, куда же деваются хорошие? Должно быть, это просто не информационное событие… Ну, потопали!

Магвости из Магфорда. Гурий Пуппер в очередной раз обратился к прессе. Английский волшебник, не так давно отвергнутый русской девочкой Таней, пообещал, что никогда не женится. "Мое сердце разбито! Я знаю себя, я никогда не сумею полюбить другую. Моя судьба определилась. Когда мне исполнится двадцать один, я уйду в магвостырь, где посвящу свою жизнь драконболу и медитации", - заявил он журналистам. Многие фэны Пуппера после этого известия впали в транс. Некоторые даже попытались отравиться фосфорными спичками. Однако тренер Гурия Пуппера и обе его тети, кажется, не придают заявлению своего питомца особого значения.

"В семнадцать лет люди склонны преувеличивать свои несчастья! - заявила тетя, которая снится магвокатам. - Уверена, рано или поздно Гурик женится. Когда придет время, мы с тетей Настурцией лично подберем ему невесту, ориентируясь прежде всего на ее моральные качества и нравственную непокобелимость…" Прошу прощения, разумеется, тетя сказала "непоколебимость".

Тренер же выразился еще определеннее. "Парень перебесится, - сказал он. - Вот я ему сейчас устрою двенадцать тренировок в неделю и два спарринга с горными троллями в месяц - мигом вся дурь из головы вылетит. Он у меня вечером едва до кровати будет доползать".

Юная тибидохская колдунья Татьяна Гроттер, которую обвиняют в том, что из-за нее послушняшка Пуппер сделался гормональным маньяком, вообще отказалась от каких-либо комментариев. Она запустила в нашего специального корреспондента запуком и отправилась в магпункт, где дежурит у постели своего прежнего бой-френда… Как там его? Петька, Васька, Вадька? Простое такое имя, можно сказать совсем никакое… Да и сам паренек-то никакой! Родители - опустившиеся алкаши, а сам он годами ходит в штопаной майке, как полный псих. Я, конечно, извиняюсь, но до Пуппера он явно не дотягивает…

И, наконец, самая загадочная на сегодня магвость. Тоже, кстати, из Тибидохса. Радует меня это местечко, Чумиха меня побери! Вроде тишь да благодать, а приглядишься - такая помойка, что Лысая Гора отдыхает. Несколько дней назад, как нам удалось выяснить, неизвестный совершил нападение на Гробыню Склепову. Неглупая и красивая девушка. Возможно, самая достойная личность в Тибидохсе…

Гробыня была найдена на драконбольном поле в бессознательном состоянии и перенесена в магпункт. Поиски того, кто напал на Гробыню, ничего не дали. Сильная метель замела все следы. Как вскоре выяснилось, никаких внешних повреждений Склепова не получила и уже вечером пришла в себя. Сама девушка ничего не помнит об обстоятельствах нападения. Говорит лишь, что ощутила сильный удар, похожий на упругий порыв ветра.

Однако уже на другой день утром, когда начались занятия, преподаватели Тибидохса обнаружили, что у Гробыни полностью утрачены все магические способности. Она отлично помнит все заклинания, но не может выбросить даже самой слабой искры. Вначале посчитали, что дело в кольце, но даже с кольцом Сарданапала результат остался все тем же… Волшебный дар Гробыни пропал, похоже, навсегда. Случай этот исключительный и практически не имеет аналогов, так как магические способности чаще всего бывают врожденными.

Поклеп Поклепыч, завуч Тибидохса, заявил, что, согласно закону Древнира, который ни разу не нарушался, маг, лишившийся дара, не может дольше оставаться на Буяне и должен вернуться к лопухоидам.

"Мы бы могли, конечно, оставить Гробыню в школе, но здесь ее прикончит первый же полтергейст или сглазит первая же кикиморка. Без магии девочка абсолютно беззащитна", - заявил он и добавил, что завтра утром Гробыня Склепова будет телепортирована домой к своим родителям-лопухоидам.

Сарданапал, похоже, вполне солидарен со своим завучем, а это означает, что решение едва ли будет отменено. Но вот и все магвости на это утро, продрыгленькие мои! Не забудьте вечером снова включить зудильнички и узнать, какая еще бяка стряслась в мире, а не то сглажу! С вами была ваша пакостненькая, ваша бесподобная Грызианочка!…"

Корона дяди Германа перестала подпрыгивать, и тетя Нинель наконец обрела способность двигаться. Едва ли не первый раз в жизни она выронила вилку и помчалась рассказывать все мужу.

– Подведем итоги. Гроттерша проморгала выгодного мужа. Это раз. Следовательно, у нашей Пипочки появился некоторый шанс стать Пипой Пуппер. Это два. Нинель, отойди, ты встала на мотыль, три… Не надо было мне оставлять его на полу, четыре… - подумав, отозвался председатель В.А.М.П.И.Р.

Оставшаяся в одиночестве глазунья, не моргая, лупоглазо смотрела в потолок, очевидно рассуждая о превратностях судьбы и человеческом коварстве.

Глава 8

DEUS

Ягге копошилась за перегородкой и, наборматывая что-то на настойку подорожника, готовила лекарство.

Таня сидела на краю Ванькиной кровати. Это была та самая кровать, на которой не так давно хворал обмороженный Пуппер. И тогда Тане тоже пришлось сидеть на том же самом месте, стряхивая с коленок руки Пуппера. И почему-то это, то есть то, что кровать была той же самой, Тане совсем не нравилось. К счастью, Ванька про свой счет в банке не рассказывал и планов совместной жизни на сорок лет вперед не строил, за что Таня была ему благодарна.

– Представь себе двух змей одинаковой длины, которые с равным усердием заглатывают друг друга, начиная с хвоста. Представила? - спросил Ванька.

– Ну, - кивнула Таня. - Это вроде как на символе вечности?

– Да. Меня заботит вопрос, что от них в результате останется?

– Фарш останется. Большой и вечный фарш. Или какая-нибудь змея спасется бегством, - подумав, сказала Таня.

Ванька засмеялся. Его загипсованная рука подпрыгнула на кровати. Одна из костеросток, прогрызшая по недоразумению гипс, отлетела к потолку и быстро поползла по нему, точно большая многолапая монета.

– Ты не можешь мыслить абстрактно, философскими категориями, - продолжая смеяться, сказал Ванька.

– Угу. Зато я змей знаю как облупленных, - сказала Таня, размышляя, не покусал ли Ваньку Шурасик, вчера несколько часов проторчавший в магпункте с жалобами на расстройство желудка. Как оказалось, Шурасик отравился каким-то знахарским снадобьем из прокрученных в миксере полярных сов. Кто-то сказал ему, что это позволит заниматься сутки напролет.

Еще одна костеростка прогрызла гипс и начала бестолково ползать по руке Валялкина и по одеялу, оставляя лечебной железой длинный оранжевый след.

– Что-то у тебя костеростки какие-то не такие… Не в своем уме! - осторожно сказала Таня.

– Еще бы! - хмыкнул Ванька. - Я их сглазил! Только - тшш! - Ягге не говори. Она меня убьет.

– Зачем ты их сглазил?

– Не знаю. Щекотались они, щекотались, вот и я решил проверить, подействует на них сглаз или нет. Подействовал, - со вздохом признался Валялкин и щелчком сшиб костеростку у себя с колена.

– А если рука теперь не срастется? - спросила Таня.

– Срастется! У лопухоидов же как-то срастается, - произнес Ванька.

Кто-то постучал. В магпункт вошла Лиза Зализина. Делая вид, что не замечает Таню, она поздоровалась с Ягге и подошла к Ваньке.

– Вот я тебе варенья принесла! Ты же все время голодный! - сказала она, ставя на тумбочку банку.

– Спасибо! - поблагодарил Валялкин. - О, и даже с ложкой! Здорово!

Почему-то Таню ужасно рассердило, что Ванька не отказался, хотя, с другой стороны, она отлично понимала, что впихивать банку обратно Зализиной, играя в дурацкую игру "возьми - не возьму, да бери - да ни за что!", было бы с его стороны глупо.

– Разве в магпункте не кормят? - спросила она в пространство, ни к кому не обращаясь.

Зализина проигнорировала ее вопрос. Она вообще изо всех сил делала вид, что Тани не существует в природе.

– Как твое здоровье? Нога не болит? - спросила она у Ваньки.

– Уже лучше, - сказал Ванька.

– Срастается?

– Да вроде…

Видно было, что Ванька находится в замешательстве. Грубить Зализиной ему не хотелось, одновременно он ощущал, что Тане вся эта ситуация здорово не нравится.

– Хочешь, я тебе на ногу пошепчу? Я умею! - предложила Лиза.

– У Ваньки, между прочим, с ногами все в порядке. У него, если кто-то обратил внимание, гипс на руке, - сказала Таня.

– Как-то здесь шумно. Зудильник, что ли, где-то работает? Слышишь, какой противный голос? Наверное, для хмырей программа, - удивилась Зализина, оглядывая стены.

Это было уже слишком. Во всяком случае, для Тани, и Ванька это понял.

– Не надо, Лиз! Ягге меня лечит. И вообще мои костеростки малость того… уже, короче, нашептанные… - отказался он.

– Я все равно пошепчу! Это называется "перекрестная магия". Когда шепчешь на ногу - выздоравливает рука, и наоборот, - упрямо сказала Зализина, не собиравшаяся сдаваться.

– В присутствии третьего не шепчутся. И вообще, надеюсь, приворотного зелья в варенье нет? - не удержавшись, громко спросила Таня.

Зализина раздраженно посмотрела на нее.

– Нет, только стрихнин… - сказала она.

– О, меня наконец заметили! Какое счастье! Здравствуй, Лиза! - обрадовалась Таня.

– Не доводи меня, Гроттерша! - рассердилась Зализина.

– Это ты меня не доводи! Я, между прочим, темная. Вот и делай выводы. На любого из вас, беленьких, мне начхать! - произнесла Таня.

Лизка и даже Ванька с удивлением уставилась на Таню.

– Неужели тебе нравится среди темных? - не выдержала Зализина.

– А то как же! Я их обожаю! Нам что темные искры, что магия вуду… Это вы трясетесь, как кленовые листы, как бы чего не вышло! - заявила Таня.

Она была уверена, что соврала, но через некоторое время почувствовала, что сказала правду. Она настолько прижилась на темном отделении, что порой даже испытывала удовольствие, произнося запрещенные для светлых магов заклинания и выбрасывая после этого яркую красную искру. Да что же такое с ней происходит?

Неужели прав был Сарданапал, когда говорил, что ее никто не переводил на темное отделение, а она сама перешла, следуя своим склонностям?

"Нет, я не хочу! Не буду!" - с испугом подумала она.

"Хочешь! - уверенно сказал невесть кому принадлежавший голос внутри. - Хочешь! И будешь!"

***

На другой день утром в школе волшебства для трудновоспитуемых юных волшебников прощались с Гробыней, возвращавшейся к лопухоидам. Это происходило в Зале Двух Стихий. Склепова стояла в центре Зала, почти у огненной границы, прежде разделявшей добро и зло, но погасшей в момент, когда скифский меч разрубил волос Древнира.

Каждый переживал расставание с Гробыней по-своему, в меру своей внутренней скорби и способности ощущать чужую боль.

Роковой красавчик Жора Жикин вздыхал, размышляя, что свидание, назначенное на вторник, теперь никогда уже не состоится, и раз так, то не вписать ли в освободившуюся строчку Дусю Пупсикову или Катю Лоткову. Но Лоткова, скорее всего, снова продинамит, так что правильнее будет подстраховаться кем-нибудь вроде Попугаевой. Уж она-то точно придет, да еще на полтора часа раньше.

Пипа смотрела на Гробыню с недоумением. Она сама не так давно жила среди лопухоидов и потому не в полной мере понимала трагедию происходящего. "Ну к лопухоидам так к лопухоидам! Столько народу без магии живет - и ничего!" - говорил весь ее вид.

Зато страдающий Гуня Гломов, один искренне любивший Гробыню, рыдал в голос, не просто рыдал, а ревел, как раненый медведь.

– Зачем я тогда оставил ее одну? Зачем? Это я во всем виноват, я! - повторял он, и его огромные плечи содрогались.

Гломов не боялся показаться смешным, да, по правде, совсем и не казался. Один Семь-Пень-Дыр захотел было сравнить Гуню с плаксивой девчонкой, но благоразумно передумал. Пень был молод, и ему хотелось жить.

Сама Гробыня стояла потупившись, ни на кого не глядя и лишь переступала иногда с ноги на ногу. Глаза у нее покраснели, но слез не было видно. У ее ноги громоздилась небольшая горка из двух чемоданов и рюкзака - все, что она увозила с собой из Тибидохса.

– Ишь! Каменная! - громким шепотом, разнесшимся по Залу в полной тишине, укоризненно сказала Ягге.

Великая Зуби и Медузия разом оглянулись на нее.

Таня, хорошо изучившая Гробыню за те четыре года, что они жили в одной комнате, знала, чего на самом деле той стоит теперь держаться. Сегодня обе - и Таня, и Гробыня - не спали всю ночь. Склепова то злилась, то кричала, то прощалась с Пажом, а под конец уже просто рыдала в голос, уткнувшись головой Тане в колени. Они расставались не то чтобы подругами, подругами-то они как раз никогда не были, но чем-то большим: людьми сблизившимися, свыкшимися и хорошо понимающими друг друга. Таня знала, что Гробыня будет писать ей длинные письма. Знала и то, что будет ей отвечать.

Сейчас Гробыня просто была уже обессилена и равнодушна ко всему, точно приговоренный к смерти, отчаявшийся получить помилование и ощущающий неотвратимые шаги палача.

Вперед выступил Сарданапал. Он был взволнован, красен. Оба его уса шевелились, не останавливаясь ни на секунду.

– Мы впервые делаем это, - сурово начал академик. - Впервые отправляем в мир лопухоидов девочку, которая проучилась у нас так долго. Отправляем, не зная, вернется ли она когда-нибудь.

Но другого выхода нет. Закон Древнира не может быть нарушен. Маг может жить только среди магов, а лишившийся магии должен вернуться к обычным людям. Подобное должно существовать среди подобного, а равное среди равного. Этот закон непреложен. Любое отступление от него гибельно.

Гробыня издала громкий судорожный звук - не то плач, не то всхлип, не то стон, не то крик.

Академик с беспокойством оглянулся на нее. Вся его наносная суровость мгновенно исчезла.

– Да пойми же, что не можем мы! Нельзя!… - сказал он, точно оправдываясь. - Нельзя не потому, что я формалист, а Древнир выживший из ума маг, написавший нелепые законы! Нельзя - потому, что это противоречит законам самого бытия. Да ты просто не выживешь здесь без магии! Могу лишь обещать, что лично сделаю все возможное, чтобы вернуть тебе твои способности… А теперь прощай, хотя я лично надеюсь, что все же "до свидания"…

Академик отвернулся и сделал знак Поклепу.

– НЕЕ-ЕЕТ! НЕЕЕТ! Не надо! - вдруг страшно завизжала Гробыня, бросаясь к Сарданапалу и пытаясь ухватиться за него руками. Выдержка изменила ей.

Сарданапал отшатнулся.

– Поклеп! - торопливо крикнул он. - Поклеп!

Завуч, давно нетерпеливо шевеливший кустистыми бровями и ждавший своего часа, шагнул к Гробыне и громко произнес заклинание принудительной телепортации.

– Сгиниум визио мео! - прогремел на весь зал его голос.

Искры, посыпавшиеся из его перстня, окружили Гробыню плотным коконом. Спасаясь от ожога, она вынуждена была запахнуться в куртку и закрыть лицо. Несколько мгновений Склепова все еще стояла посреди зала, а потом ярко полыхнувшая красная вспышка унесла ее прочь, в мир лопухоидов.

– Поклеп! Разве нельзя было сделать это как-нибудь иначе. Деликатнее, мягче? - укоризненно спросила Великая Зуби.

Завуч злобно пробуравил ее маленькими глазками.

– Мягче? Вот и занялась бы сама! Можно подумать, один я знаю заклинание. Вечно на меня сваливают всю самую мерзкую работу, а потом упрекают в недостатке человечности. Ненавижу это проклятое ханжество! Если уж поставили меня расхлебывать грязь - я буду делать это как умею… Всем все ясно?

Он повернулся и вышел крупными шагами. Зал Двух Стихий быстро пустел. Ученики и преподаватели поспешно расходились не глядя друг на друга, будто невольно стали соучастниками преступления.

– Если я найду того негодяя, кто… который… сделал это с Гробыней, я его убью… - хрипло произнес Готфрид Бульонский.

На другой день утром Таня встала пораньше и заглянула к Ваньке. У нее была мысль - довольно неопределенная - посмотреть, как он спит и как он выглядит во сне. Однако Ванька нарушил ее планы. Он не спал. Он полусидел высоко на кровати, подложив под спину подушку.

– Привет! Я хочу тебе кое-что показать. Дай мне, пожалуйста, вон тот лист с тумбочки, а то не дотянуться, - попросил Ванька, кивая на загипсованную руку.

– Запросто. Хап-цап! - сказала Таня, выпуская искру.

Лист бумаги - самый обычный лопухоидный лист в клеточку - прыгнул к ней в руки, и она передала его Ваньке.

– Блин, все время забываю про магию. Я же и сам мог, - виновато произнес Валялкин.

– Ничего, бывает, - успокоила его Таня, знавшая, насколько ее милый маечник умеет быть рассеянным.

– Вот смотри… - сказал Ванька. - Мне тут ночами не спится: весь день лежишь как бревно и не устаешь. Вот и вчера я лежал и думал про то нападение на Гробыню и про Лизкин сон. Ведь Гробыня - это и была самая первая жертва. Теперь-то ты Лизке веришь?

– Более или менее, - проговорила Таня, но, взглянув на лицо Ваньки, послушно добавила:

– Хорошо, верю.

– И тогда я вспомнил про знак на куполе!

– Ага, я знала. В смысле, что кто-то пробивает купол, - кивнула Таня.

Ванька с обидой посмотрел на нее.

– ЗНАЛА? Почему ты мне не сказала?

– Ну, это была не моя тайна. Я случайно подслушала разговор, который был совсем не для моих ушей, - произнесла Таня.

Ванька укоризненно покачал головой, а потом здоровой рукой развернул тот самый лист.

– Представь, что лист - это защитный купол. Мы можем сделать его вогнутым, но здесь он плоский. Вот эти точки на листе - места пробоин на куполе.

– Ого, сколько их! А почему ты уверен, что они именно тут? - удивилась Таня.

– Мне показала Ягге. Она заглянула ко мне вчера ночью, когда я лежал со свечой. Вначале ругалась, а потом рассказала про купол. У нее отличная память, но самое забавное, что она сама не поняла, что означают эти пробоины, а я понял…

– А что тут понимать? Кто-то хотел прорваться, - сказала Таня.

– Ничего подобного! - возразил Ванька. - Когда хотят прорваться - делают одну незаметную лазейку, а не долбят весь купол точно сотня перепивших дятлов. Тебе эти точки ничего не напоминают, посмотри внимательнее!

– Еще как напоминают. Твоя шариковая ручка мажет. Лопухоидная? Мне тоже Пипа вечно мажущие ручки подсовывала! - со знанием дела проговорила Таня.

Ванька легонько стукнул ее гипсом по лбу.

– Ты что, не проснулась? Соедини их мысленно между собой. По тем цифрам, которые возле точек. В такой последовательности они появлялись всю зиму. Ну же! Видишь буквы?

Малютка Гроттер послушно начала соединять буквы. Но так как она думала в основном о Ваньке, как он лежит ночью и не спит, бедный, то буквы у нее не очень-то соединялись. Уже на второй букве Ванька потерял терпение и сунул ей другой лист, который вытащил из-под подушки.

– Ладно, смотри. Я это уже сделал за тебя. Последняя пробоина - это последняя буква. Читай! - велел он.

– "PERUNUS DE…" - прочитала Таня.

– Надпись еще не закончена. Должно быть:

"PERUNUS DEUS". Значит, будут появляться новые пробоины, новые жертвы и новые буквы! - сказал Ванька. - Теперь ты понимаешь, кто напал на Гробыню?!

– Перун! - с ужасом сказала Таня.

Сомнений не оставалось. Теперь она поняла, какой могущественный враг был у Тибидохса. Как поняла и то, что они немедленно должны сообщить обо всем Сарданапалу.

Академик появился в магпункте спустя две минуты после того, как Ягге, которой тоже пришлось все рассказать, вызвала его особым заклинанием, звучавшим как нылъдвойус. Судя по таинственности звучания, слово было древнескандинавское. Ягге сказала, что это экстренное заклинание, принятое между преподавателями в их кругу, и ученикам его лучше не произносить.

Ванька сообщил Сарданапалу все то же, что и Тане. Академик долго и придирчиво проверял расположение точек на листе. Некоторые точки он слегка поправил, переместив их на несколько клеток вправо или влево. Но в целом это ничего не изменило. Надпись "PERUNUS DE…" стала от этого только отчетливее.

Академик помрачнел. Он так ушел в свои мысли, что даже не поблагодарил Ваньку. Кажется, он вообще забыл, что в магпункте присутствует кто-то еще. Таня слышала, как Сарданапал пробормотал:

– Неужели это Перун?… Мы с Поклепом проглядели, лишь мальчишка догадался. Правда, у меня мелькала мысль, что только его молот может… Но он всегда жил с нами в мире… Похоже, мне все же придется… Но нет, нет!

Очнувшись, глава Тибидохса быстро повернулся и вышел, унося с собой Ванькин лист.

– О чем это он? - спросила Таня у Ягге. Старушка зябко закуталась в шаль.

– Существует заклинание уничтожения. Старое запрещенное заклинание хаоса, на которое Древнир наложил запрет. Им не пользовались уже много столетий. Его побочные действия ужасны. Оно несет в мир много зла и горя. Но оно единственное способно уничтожить древнего бога… Но не думаю, что Сарданапал решится его применить… - Ягге посмотрела на них и рассерженно крикнула:

– Чего вы на меня уставились, сами не знали? Танька, разве тебе не пора на занятия? Ишь моду взяла по магпунктам шастать! А ты, Валялкин, марш под одеяло! Я тебе покажу, как ночью не спать!

***

А вечером Таню поджидал сюрприз. Кто-то бесцеремонно забарабанил в дверь. Таня открыла. На пороге, неопределенно улыбаясь, стояла Пипа. За ее спиной на полу громоздился целый бастион из чемоданов.

– Привет, Гроттерша! Как в старые-добрые времена! Надеюсь, ты еще не завалила Гробынин шкафчик своим барахлом? Если завалила - вытряхивай его немедленно! Теперь тут буду я! - сообщила она, поочередно затаскивая в комнату свои чемоданы.

Таня молча смотрела на нее.

– И даже не поможешь? - удивилась Пипа. - Вот он, эгоизм, так и прет, так и прет! Нет чтобы броситься мне на шею. Все-таки родная кровь!

– Что ты тут делаешь? - хмуро спросила Таня.

– Как что? Собираюсь тут жить! Ты глупеешь прямо день ото дня, Гроттерша! Поверь, если бы я просто пришла к тебе в гости, то сделала бы это с пулеметом, но никак не с чемоданами! - заявила Пенелопа.

– А как же Шито-Крыто? Указала тебе на дверь? - поинтересовалась Таня.

– А вот и не угадала. Ритке совсем не хотелось со мной расставаться. К ней перевели первокурсницу из сто шестой комнаты… А меня Медузия сослала (классное слово, не правда ли? - куда лучше, чем "послала") к тебе.

Таня вздохнула. Если Пипу действительно переселила Медузия, то это решение окончательное и избавиться от Пипы не удастся. Все решения, принимаемые доцентом Горгоновой, изначально имеют гриф окончательности.

– А в сто шестую комнату кого? - спросила она.

– Никого. Там никто жить не хочет. В сто шестой на второй кровати девчонка, маленькая такая, с беленькой косичкой. Не видела? Днем вроде ничего, терпеть можно, сидит и над книжками ботанеет, как Шурасик, а ночью превращается в пантеру. Рвет одеяло когтями, бросается…

– Бросается? Почему? - удивилась Таня.

– А я откуда знаю? Вроде, бразильская вирусная магия или прабабушка была оборотнихой. Да какая разница? Мне лично по барабану, - сказала Пипа.

Таня хмыкнула, подумав, не та ли это девчонка с беленькой косичкой, которая тогда обратилась к Гуннио Гломини, а потом с восхищением бежала за ней, когда она шла рядом с носилками? Та тоже, кажется, была с первого курса. Таня Гроттер даже вспомнила ее имя.

– Маша Феклищева - девочка-пантера? Трудно поверить! - сказала она.

– Да ты всех знаешь! Прям магическое справочное бюро! С меня дырка от бублика! - с издевкой воскликнула Пенелопа.

Протолкнув в комнату последний чемодан, Пипа бесцеремонно завалила всю комнату - не только свою половину, но и Танину. Уж насколько у Гробыни было много барахла - однако с Пи-пиным это ни в какое сравнение не шло.

Громоздя чемоданы, Пипа сшибла с подставки скелет. Паж, щелкнув зубами, безуспешно попытался тяпнуть ее за палец.

– Что еще за фокусы? - возмутилась Пипа, отдергивая руку. - Это чучело я завтра же выброшу! Пускай убирается в анатомический театр, если не может вести себя прилично! Тебе все ясно, кошмарное создание? Пакуй свои берцовые кости и вали отсюда!

Таня с недоумением смотрела на Пипу, как неглупый взрослый человек смотрит на вздорную собачонку, облаивающую его в соседнем дворе. За четыре года, что она жила в Тибидохсе, Таня успела основательно отвыкнуть от дурневской дочки. Правда, Таня кое-чему успела научиться, но Пипа тоже не теряла времени даром, ухитрившись унаследовать все лучшие качества своих папочки и мамочки.

Наконец Пипа приткнула последний чемодан и плюхнулась на кровать.

– Ну все! Свои шмотки я завтра разберу! Не думай, Гроттерша, что я позволю тебе забарахлять комнату. У тебя будет просто военный порядок… Комплект зимней одежды, комплект летней, так и быть, контрабас - а остальное я все повыбрасываю. Ненавижу, когда комната превращается в питомник по разведению моли! - заявила Пипа.

– А свои тряпки тоже выбросишь? - с улыбкой спросила Таня.

– Не зли меня, Гроттерша! Твоя инфантильность меня умиляет! Я девушка молодая, красивая, мне надо устраивать личную жизнь. Не думай, что я соглашусь ходить в растянутых спортивных штанах и свитере! Мне нужен в жизни мой кусок счастья, даже если придется выгрызть его у кого-нибудь из горла.

– У кого-нибудь - это у меня? - уточнила Таня.

– А хоть бы и у тебя! Ты, милочка, забыла, что такое интуитивная магия! Будешь плохо себя вести - размажу по стене… - пригрозила Пипа.

Таня вспыхнула. Она вспомнила, что единственный способ сохранять с Пипой хотя бы какое-то подобие мира - все время ставить ее на место.

– Тогда начинай прямо сейчас! Леону с цезарис! - произнесла Таня, вскидывая кольцо.

Две красные искры полыхнули одна за другой. Кривоватые ножки кровати Гробыни внезапно превратились в пружинистые львиные лапы. Кровать подпрыгнула. Пипа, подброшенная едва ли не до потолка, рухнула на гору чемоданов.

– Атосус-портосус, - приказала Таня, вспоминая изобретенное Гробыней заклинание.

Дырь Тонианно, беспомощно лежавший на полу, точно груда костей на бранном поле, мгновенно оказался на ногах. Его верная шпага со свистом рассекла воздух над головой у Дурневской дочки. Отрубленная ручка чемодана щелкнула Пипу по носу.

– Гроттерша, ты что, сдурела? Убери немедленно скелет! А-а-а, он ненормальный! - крикнула она испуганным голосом.

– А как же интуитивная магия? Вот и прибегни к ней! - посоветовала Таня.

– Для интуитивной магии я должна взбеситься, а я боюсь этого урода! Смотри, что он сделал с моим чемоданом! Он псих, у него глазницы горят! Прошу, убери его! - взмолилась Пипа.

– Заруби себе на носу, что регулярное занятие магией и две красные искры - это тоже кое-что! Еще могу три, но учти, тогда мне придется просить у кого-нибудь веник и сметать с пола твой пепел! Ну все, живи! - Таня выпустила еще одну искру.

Паж опустил шпагу. Присмиревшая Пипа внимательно оглядела кровать, прежде чем снова решилась на нее забраться.

– Ладно, Гроттерша! Я тобой завтра займусь! Или, самое позднее, в следующий вторник. Сегодня у меня по гороскопу день повышенной гуманности!… А ты, скелет, утихни. Я раздумала тебя выбрасывать. Я буду привязывать к тебе веревку и сушить на ней чулки! - сказала младшая Дурнева, значительно сбавив обороты.

Таня поняла, что она победила. Правда, едва ли надолго. Пенелопа всегда наглела со сказочной быстротой. Неожиданно взгляд у Пипы стал стеклянным. Она уставилась на окно и застыла.

– О, какие шторки! Довольно милые!… Кажется, я их уже где-то видела!… И я даже знаю где! - деревянным голосом сказала она, вспоминая жуткую ночь, когда ее папуля размахивал ятаганом.

Не успели Таня и Пипа улечься спать, как за окном, в пятне света, где плясали снежинки, возник пухлый купидон с почтальонской сумкой. В отличие от прочих своих собратьев, этот крылатый индивидуум не стал барабанить в стекло, а принялся пальцем вычерчивать на стекле всякие глупые рожицы и писать слова, которым, видно, научился в мире лопухоидов. Он мог бы заниматься этим бесконечно, но Таня толкнула раму, и купидончику ничего не оставалось, как влететь в комнату.

В руках у него был здоровенный букет хризантем. Таню это удивило, так как обычно Пуппер присылал розы.

"Может, это он в связи с магвостырем? Вроде как прощальный подарок?" - не без грусти подумала Таня Гроттер. Она, хоть и не всегда бывала довольна Пуппером, все же привыкла регулярно получать от него цветы и конфеты. А привычка, как известно, вторая натура.

Купидончик сунул Тане хризантемы и принялся кружить под потолком, дожидаясь, пока с ним расплатятся. Таня протянула ему большой тульский пряник, припасенный для подобных случаев. Купидончик придирчиво оглядел пряник, колупнул его ногтем и, довольный, спрятал его в сумку, предварительно выбросив из нее хвост от воблы. Воблой расплачивался обычно Гуня Гломов, когда получал письма из дома. Тот же Гуня, кстати, под настроение посылал купидончиков сгонять за пивом, которое невозможно было достать в Тибидохсе.

Таня хотела уже закрыть за купидончиком окно, но тут случайно заметила, что пухлый младенец быстро схватил со стула ее перчатку и тоже сунул ее в сумку.

– Эй, зачем? Ее нельзя есть! - крикнула Таня, решив, что он ошибся.

Однако купидончик уже всплеснул крылышками и стремительно вылетел из комнаты.

– Вот олух! Зачем ему моя перчатка? Она же ему только на голову налезет! - удивленно сказала Таня.

– Должно быть, ему велели ее украсть - он и украл, - равнодушно пожала плечами Пипа.

– Но зачем? Кто велел?

– А я откуда знаю? Посмотри, кто тебе цветочки прислал. Или, может, сестренка, ты собираешься догнать купидончика на контрабасе?… Бесполезно, эта мелочь очень шустрая. Поди отыщи его в метели, - заявила Пипа.

Таня сунула руку в букет и достала визитную карточку. На карточках Гурия обычно красовался герб Магфорда - грифон со щитом, под которым серебристыми буквами было вытиснено:

гурий пуппер Драконбольный нападающий Англия, школа "Магфорд"

Однако эта была иной - чуть больше по размеру, из желтоватой, очень прочной и шершавой бумаги.

"Фаш личност отнюд не удостоверен! Дыхните на меня!" - строго высветилось на ней.

Подумав, что у хозяина карточки странные причуды, Таня подышала. В тот же миг на ней вспыхнули тонкие, изломанные, ехидно ускользающие буквы.

Здравствуйте, майн либен фройляйн Гроттер!

До скорой встреч на вашей свадьбе. Бай-бай!

Мадам Цирцея

Ворожея вуду

Дэдмэн-стрит (бывш. Труппу с-аллей), д. 665, кор. 1..S. Сегодня на ужин вы ели блинчики с шоколадом, не правда ли?…

Пипа заглянула Тане через плечо, прочла надпись на карточке и хмыкнула.

– Сдается мне, эта особа взялась за тебя всерьез. Скоро ты влюбишься! - сказала она.

– Не влюблюсь! Я уже влюблена, - возразила Таня.

– В Ваньку-то? - презрительно сказала Пипа. - Оставь его Зализиной, вроде как подарок для нищих. Все равно скоро ты полюбишь другого. Вот и все дела.

– Не полюблю! Пипа засмеялась.

– С перчаткой-то? Сомневаюсь, что у тебя хватит сил сопротивляться магии вуду. Все заклинания против нее давно забыты. Спроси у Великой Зуби. Магия вуду - это тебе не хухры-мухры. Там в Европе в ней кое-что еще смыслят! Это не какой-нибудь тупой зажималлус втюрис! - заявила Пипа, успевшая уже кое-чего поднахвататься.

– Думаешь, это все Пуппер? В смысле обратился к этой ворожее? - озабоченно спросила Таня.

Всерьез обидеться на Гурика она почему-то не могла. В конце концов, это она тогда первой произнесла заклинание на фигурку. Но сколько можно продолжать одно и то же? Наверное, ей есть смысл самой уйти в магвостырь! Тогда-то Гурий оставит ее в покое!

– Понятия не имею. Может, Пуппер, а может, и не Пуппер! - сказала Пипа.

Она темнила. На самом деле, Дурнева-млад-шая догадывалась, откуда ветер дует. Мадам Цирцея не выносила ни малейшего пятнышка на своей репутации. Один раз потерпев неудачу с ее, пипиными, ползунками, она почуяла неладное и лично отправила посыльного за Таниной вещью. И купидон улетел не с пустыми руками.

– В любом случае, Пуппер это или нет - Гэ Пэ мой! Не смей даже мечтать о нем! Мне с десяти лет снится, что я жена Гурия Пуппера! Он берет меня под руку и ведет по цветущему вишневому саду. Пенелопа Пуппер - неплохо звучит, не правда ли? Гэ-Пэ и Пэ-Пэ! - в голосе у Пипы возникла несвойственная ей мечтательность.

– Тогда уж Гу-Пу и Пи-Пу… Пи - Пипа, Пу - Пуппер… О, Пи-Пу - это уже все равно что Пипа! Видно, тебе на роду написано быть его женой, - задумчиво сказала Таня.

Она подумала, что Пипа основательно отличается от Гробыни. Склеповой никогда не приснилось бы, что она с Пуппером идет по саду. А вот по супермаркету - совсем другое дело. Но тогда Пуппер уж точно не шел бы с ней рядом, а, пыхтя, катил бы нагруженную тележку.

Внезапно Пипа схватила Таню за руку. В ее глазах вспыхнул голубоватый ведьминский огонь, которого никогда не бывает у лопухоидов. Этот огонь Таня прежде видела лишь у Медузии и однажды у Великой Зуби, когда та случайно подхватила вирусный сглаз.

– Дай мне страшную клятву, что ты никогда не выйдешь замуж за Пуппера! Что ты отдашь его мне! Поклянись, скажи: "Разрази громус!" - звенящим от напряжения голосом потребовала Пипа.

Таня задумалась. С какой это радости она будет делать Пенелопе такие подарки?

– Нет, не буду клясться! - сказала она. Пипа прищурилась.

– Но почему? Значит, у тебя есть на моего Гурика какие-то виды? Признавайся!

– Виды? Видов нет. Но все равно не буду клясться. И потом, как я могу отдать тебе то, что мне не принадлежит? Пуппер же не моя собственность. Тебе он нужен - ты его и завоевывай, - уклончиво ответила Таня.

Любимая сестренка некоторое время сверлила ее глазками, но, поняв, что на Таньку где сядешь, там и слезешь, - решила оставить ее в покое.

– И завоюю, можешь не сомневаться! Если я что-то решила, то иду до конца! И не советую никаким обормоткам с непонятными фамилиями становиться у меня на пути, - буркнула Пипа.

Она отпустила Танину руку, легла на кровать и повернулась к Тане Гроттер спиной.

– Жаль, здесь нет лоджии! Я бы вытурила тебя на лоджию! - сказала она.

Таня ласково посмотрела на Пипину спину.

– Я бы сама с удовольствием легла на лоджии. Особенно сегодня ночью, - спокойно произнесла она.

– Почему это?

– Ненавижу крики и стук крышки. Это меня всегда жутко нервирует.

– Какой еще стук крышки? - напряглась Пипа.

– Гм… У Склеповой, чью кроватку ты унаследовала, было странное чувство юмора. Если перед сном не произнесешь обережное заклинание, ночью кровать перевернется и закроется вон той вот крышечкой… А если попытаешься открыть или даже мечом разрубить - снаружи лягут железные обручи. Про смерть богатыря Святогора читала? Тут та же магия! - пояснила Таня.

– Врешь! Это не крышка, это книжная полка… Вообще, блин, странная она какая-то. И кровать странная, - неохотно признала Пипа.

– А ты не смотрела, на чем ты спишь, нет? - удивилась малютка Гроттер.

– Не смотрела и не собираюсь! Что я, кроватей не видела?

– Кровати-то ты видела… Ладно, спокойной ночи! - сказала Таня.

Пипа некоторое время лежала, а потом все же встала и недоверчиво заглянула под матрас. Ее вопль был слышен даже в караулке циклопов, которые, однако, были слишком заняты, проигрывая Клоппику и поручику свои секиры, чтобы бежать проверять, в чем дело.

– И чего вопить? Гроб, он и в Африке гроб. Доски, ткань, ручки - ничего особенного, - произнеесла Таня, когда Дурнева-младшая наконец замолчала.

С минуту Пипа хрипела, восстанавливая дыхание, потом спросила:

– Какое заклинание?

– В смысле? - не поняла Таня.

– Не прикидывайся! Что Склепова произносила перед сном? Ты знаешь?

– Разумеется, нет. Гробыня говорила его всегда шепотом. А я, как хорошая девочка, не подслушивала. Ну все, приятных сновидений!

Малютка Гроттер скользнула под одеяло и сладко потянулась. Настроение у нее заметно улучшилось. Разве она виновата, что у Пипы такое богатое воображение и ее так легко водить за нос?

Возможно, завтра она и влюбится в Пуппера, но это будет только завтра. К тому же Таня хорошо помнила, что против настоящей любви бессильно все, даже магия вуду. "Что ж, Пуппер, посмотрим, кто кого! Хочешь русской любви - получишь, только не запроси потом пардону!" - подумала она.

Пенелопа некоторое время задумчиво прохаживалась вдоль кровати, изредка раздраженно пиная ее ногой, а потом стащила матрас на пол и, ворча, улеглась. Видно, пол был жестким и в щели дуло, потому что Дурнева-младшая долго ворочалась и бурчала всякие слова, против которых ее папочка, когда был в Думе, принял два постановления и один закон. Правда, этим словам Пипа тоже выучилась у папочки.

Глава 9