Щит Персея

В четыре часа утра в комнате у Тани негромко сработал заговоренный с вечера зудильник. Пора было тащиться на свидание с Пуппером. Таня присела на кровати. Голова была точно свинцовая.

"Гурий выбрал неудачное время. Пусть ничего не ждет. На рассвете я не настроена на романтику", - зевая, подумала Таня.

На Черных Шторах суетливо прыгали фрагменты недавнего сна. Сон был неприятный. Жар-птиц на плече у Ваньки Валялкина превращался в жирную таксу Дурневых, кривоногую, как антикварная козетка тети Нинели. Но это было еще не все. Таня, со страхом смотревшая на Ваньку, видела, как его лицо приобретает все больше сходства с лицом Пуппера, на лбу появляется шрам, а в руке метла. А она - та, другая Таня из сна - кидается к Пупперу на шею…

– Дрыгус-брыгус! - буркнула Таня, одним заклинанием решительно сметая с Черных Штор весь компромат.

– Гроттерша, кто это звонит? - не открывая глаз, спросила Гробыня.

Малютка Гроттер сообразила, что спросонья не выключила зудильник.

– Твой Шейх Спиря. Подойдешь? - сказала Таня первое, что пришло ей в голову.

– О нет, только не он! У меня от него диатез начинается! Скажи ему, что я вышла замуж за Усыню или повесилась, - пробурчала Гробыня и вновь уткнулась носом в подушку.

Полминуты спустя Склепова уже сопела в обе дырочки. Дождавшись, пока на Шторах появится Гуня Гломов, идущий под ручку с Пуппером, одетым в шотландскую юбочку, Таня оделась и выскользнула из комнаты.

Она уже спускалась по Главной Лестнице и была недалеко от подъемного моста, когда внезапно из арки вынырнула темная шаткая фигура. Таня вскинула руку с перстнем.

– Искрис фронтис! - крикнула она. Ей невесть что пришло в голову.

– Эй, Гроттерша, ты чего? Это же я! - испуганно воскликнул кто-то. Таня отдернула руку. Боевая искра прошла выше и затерялась в лабиринтах. Ее вспышка выхватила из темноты бледное лицо Жоры Жикина.

– Ты что здесь делаешь? - спросила Таня.

– Ждал Лоткову. Она назначила мне встречу у гробницы царя Гороха. Всю ночь проторчал. Кости Гороха опять ворочаются - небось заговорил кто-то, - грустно сообщил Жикин.

– И где Лоткова?

Жора вздохнул. Подозрительность вступила в борьбу с глупым тщеславием. После непродолжительной схватки тщеславие взяло верх.

– Э-э… Она не пришла, - сказал он вскользь.

– А! - протянула Таня.

– Думаю, она случайно уснула и видит меня во сне. Великая любовь, женские нервы и все такое. С Катькой такое случается, - поспешно добавил Жикин.

– А!

– Да и вообще, я рад, что так все вышло. Обожаю, знаешь ли, прошвырнуться на рассвете… Свежий воздух очень бодрит, - сказал Жикин, стуча зубами от холода.

– Я вижу. Редко встречаешь по-настоящему бодрых людей, - вежливо согласилась Таня.

Жикин некоторое время переминался с ноги на ногу, терзаемый самолюбием и недовольный, что предстал в невыгодном свете.

– А ты куда, Гроттерша? - вдруг пытливо спросил он.

– Представь себе, какое совпадение. Я тоже обожаю прошвырнуться на рассвете, - сказала Таня.

Она прошла мимо Жикина и стала спускаться к подъемному мосту.

Таня надеялась, что Жора отстанет, но он увязался за ней. Похоже, первый донжуан Тибидохса решил вместо сорвавшегося свидания с Лотковой устроить свидание хоть с кем-нибудь. По дороге он рассказывал Тане анекдоты, порой даже забавные, и пытался ненароком прикоснуться к ней.

Через двадцать ступенек малютке Гроттер уже дико хотелось завязать ему ручки бантиком.

"Вот дура! И зачем я пошла пешком? Надо было подняться на стены и лететь на контрабасе", - ругала она себя.

Наконец лестница закончилась. Они прошли широкую площадку, где в Средневековье, во время магических войн, собирались отряды метателей сглазов, и через широкие ворота вышли к подъемному мосту.

У подъемного моста, с другой стороны рва, горел костер. Издали огонь был похож на рыжую запятую, возле которой суетились маленькие фигурки. Ров замерз, лишь кое-где торчали пучки сухого камыша.

Таня перешла мост. Она опасалась, что циклопы будут задавать ей лишние вопросы: куда идешь да зачем, но стражам Тибидохса было явно не до нее.

Поручик Ржевский и малютка Клоппик, слегка подросший с осени, играли с циклопами пара на пару в засаленные карты. Клоппик явно передергивал, но с такой милой детской улыбкой и так ловко, что циклопы этого даже не замечали. Изредка, поддерживая репутацию малыша, недавно взявшего в руки колоду, Клоппик путал короля с валетом или пытался покрыть козырную девятку некозырной семеркой. Пока циклопы добродушно ржали над неумелым малюткой, тот, наивно моргая и называя их "дяденьками", готовил себе запас тузов на следующую игру или вытягивал козырей из отбоя.

Зато циклопы внимательно следили за поручиком Ржевским, который был известен в Тибидохсе как ловкий шулер, не раз при жизни приложенный подсвечником. Призрак сидел - или, вернее, висел - в воздухе, с самым невинным видом вытянув долговязые ноги и держа карты близко у лица. Сложно сказать, каким образом ему удавалось управляться с материальными предметами. Сам Ржевский утверждал, что делает это не руками, а силой желания, и переводил стрелки на своего дедушку-ведуна, который якобы и пельмени ел, не притрагиваясь к ним и пальцем.

Циклопы не давали поручику даже прикоснуться к колоде и подальше отодвигали от него отбой. Когда же Ржевскому нужно было взять из колоды, они сами по одной передавали ему карты. Поручик возмущался и называл циклопов глупыми плебеями и кухонными мужиками, не способными оценить движения благородной души. Тем временем левый глаз "благородной души" парил в воздухе за спинами у циклопов и буквально пасся у них в картах.

Циклопы галдели, ревели, ругались низкими голосами, в сердцах шлепали картами - и раз за разом проигрывали. Возле Клоппика и Ржевского уже высилась целая гора шкур и закопченных на костре бараньих лопаток. Страж ворот Пельменник наиболее азартный из всех, ухитрился проиграть не только свою секиру, но даже и тулуп с шапкой и теперь дрожал у костра в одних только ватных штанах. Его грозный глаз безумно вращался на лбу. Малютка Клоппик с деловым видом ощупывал голенища выигранных валенок.

Заметив Таню и Жикина, впавший в младенчество глава темного отделения обернулся.

– Жол, а Жол! Пивет! Скази шмыглис-флыглис! - тоненьким голоском попросил он.

– Отстань! - огрызнулся Жикин. Он, как и все в Тибидохсе, давно усвоил, что за Клоппиком лучше не повторять.

– Ах так! - обиделся Клоппик. - Я все давно не отстану! Поплосу кого-нибудь из циклопов сёлкнуть тебя по лбу! Они мне все клугом долзны! Кто согласится?

Циклопы придвинулись поближе к костру. Желающих было море. Жикин попятился. Он не забыл еще, с каким рвением циклопы щелкают по лбу.

– Ладно-ладно! А что это за фрыглис? - подозрительно спросил Жикин.

– А ты скази! Тебе понлавится! - подбивал Клоппик, в глазах у которого плясали огненные блики.

– Шмыглис-фрыглис! - пробурчал Жикин, у которого просто не оставалось другого выхода.

Полыхнула красная искра. В следующую секунду Жикин, точно ракета, сорвался с места. Безостановочно вопя, он описал в воздухе красивую дугу и исчез в одной из бойниц Тибидохса. Циклопы, Таня и поручик Ржевский проводили его взглядом.

– Низко полетел! К дождю! - басом сказал призрак и заржал. Он обожал читать лопухоидные анекдоты про себя, любимого.

– О, нет! Не верю! Меня спас малютка Клоппик! - воскликнула Таня, сообразив, что избавилась от Жикина.

– Я дазе не думал, сто мое катапультилующее заклинание слаботает. Это зе было пелвое испытание! - улыбаясь, сказал малютка Клоппик. Передние зубы у него недавно сменились и теперь были белые и острые, как у бобра. Смотреть на них было гораздо приятнее, чем на желтые пеньки прежнего профессора Клоппа.

– Глотти, дай дылок от бублика на сигалеты! - попросил он.

Он единственный в школе додумался называть Таню Гротти. Остальные предпочитали более тяжеловесное Гроттерша.

– Детям курить вредно, - сказала Таня. Поручик снова заржал, не забывая светить циклопам карты. Выигранные вещи ему были не нужны. Цель у Ржевского была иной. Он явно собирался к утру превратить стражу Тибидохса в группу нудистов-любителей.

– Кто кулит, я? - искренне оскорбился Клоп-пик. - Я не кулю! Я сигалеты галпиям скалмливаю! А они меня за это по воздуху катают.

– Гарпии едят сигареты? - поразилась Таня.

– А как зе! За милую дусу! - заверил Клоппик так радостно, что Таня даже не подумала в этом усомниться.

Малютка Клоппик оказался единственным, кто сумел подобрать ключик к черствым сердцам гарпий. Любого другого они сбросили бы на камни и расклевали. Недаром Тарарах всегда считал Клоппа одним из самых способных своих учеников.

Подвергая критике теорию и практику свиданий на рассвете, Таня долго шла по берегу вдоль русалочьего пруда, пробираясь к священной роще. Снег в темноте казался синеватым. Уходя к горизонту, он смешивался с лиловым, с подтеками небом.

Снег падал крупными редкими хлопьями. Тане казалось, будто где-то высоко на небе великан моет руки и роняет мыльную пену. С пруда доносился плеск воды. Русалки, сестры Милюли, скрытые камышом, сидели на краю пробитой для них полыньи, расчесывали распущенные волосы осиновыми гребнями и тянули бесконечную, заунывную, звенящую в предрассветной тишине песню. Изредка одна из русалок не то рыдала, не то хохотала. С берега было сложно понять, что означал этот звук.

На всякий случай Таня поднялась немного выше по склону. Идти вдоль самого берега было опасно. Русалки, ничтоже сумняшеся, запросто могли утопить ее для пополнения своей численности, защитная же магия, которую преподавала доцент Горгонова, не действовала на них на рассвете.

"Чеховский прудик… Лермонтовские русалки… И глупая Гроттерша, спешащая на свидание со своим Пуппером! Тьфу ты, в этом мире нет ничего нового!" - думала Таня, увязая в снегу.

Незаметно она дошла до рощицы. Дубы, некогда посвященные Перуну, тесно толпились на вершине холма. Кое-где в снегу видны были глубокие следы. Малютка Гроттер забеспокоилась было, но разглядела, что носки у следов повернуты в сторону Тибидохса. Похоже, бдительные стражи просто-напросто слиняли с боевого дежурства.

Таня поднялась на холм по его крутой береговой части. Пуппера видно не было. Она дважды окликнула его - тишина.

"Что за дела такие? Девушки приходят на свидания первыми! Уж утро близится, а Пуппера все нет!" - подумала она.

Таня пошла через рощицу. Здесь, на небольшой проплешине, точно единственный волос на макушке у прежнего профессора Клоппа (нынешний малютка был курчав просто до безобразия), рос Лукоморский дуб. Некогда по его золотым цепям, заводя песнь и говоря сказки, разгуливал кот Баюн. Ныне же цепи были расплавлены молнией. Кот же либо загулял, что с ним случалось регулярно раз в столетие, либо во времена Чумы-дель-Торт был сожран голодной нежитью. Лишь дуб, как и прежде, одиноко стоял на самой вершине, неохватный, мрачный, и, казалось, подпирал своими раскинувшимися ветвями небосвод.

Шурасик, который знал все на свете, кроме одного: почему он такой зануда, порой принимался рассуждать, что Лукоморский дуб - одна из параллельных реинкарнаций мирового древа. Однако Таня, видевшая мировое древо в квартире у Дурневых, очень в этом сомневалась. Мировое древо было легким и стремительным. Оно взмывало ввысь, точно пирамидальный тополь или кипарис. Громадный же, неуклюжий, давящий своей мощью дуб скорее был олицетворением язычества, силы земли или хаоса.

Обходя дерево, Таня случайно заметила между его толстыми корнями нечто вроде естественно образовавшейся ниши или норы, достаточно глубокой, чтобы в нее мог пролезть человек. Движимая любопытством, Таня легла на живот и поползла внутрь. Ей пришло в голову затаиться здесь и после напугать Пуппера. В норе было так темно, что она едва различала свои же ладони.

"А ну как меня кто-то с той стороны схватит и затянет внутрь! Или я сама застряну!" - опасливо подумала Таня.

Но ее никто не схватил. Вместо этого пальцы неожиданно натолкнулись на что-то холодное, звякнувшее в темноте. Таня поспешно отдернула руку. Лишь минуту спустя она набралась храбрости и, вновь ощупав загадочный предмет, поняла, что это нечто вроде круглого металлического блюда. Разве только внутри блюда не бывает кожаных ремней.

"Ага, тогда я, кажется, догадываюсь, что это может быть!" - подумала Таня.

Ухватившись за ремень, она выползла из норы и с немалым трудом вытащила наружу серебряный щит.

Щит сверкал, точно зеркало. Таня некоторое время разглядывала в нем свое лицо. Центр щита был ровным и идеально отшлифованным. Если он и искажал отражение, то незначительно. По краям щит покрывали руны, вписанные в орнамент, состоящий из виноградных листьев и гроздьев.

"Чего только не найдешь на Буяне! Интересно, Сарданапал знал, что под дубом лежит щит?" - подумала Таня, удивляясь, что, пролежав в норе, щит совсем даже не потускнел. Впрочем, у магических предметов - а щит явно относился к их числу - были свои отношения со временем.

Разглядывая щит, Таня прождала Пуппера еще минут двадцать. Окончательно потеряв терпение, она решила вернуться в Тибидохс. Спускаться с холма по снегу ей не хотелось. Тогда, сев на перевернутый щит, она оттолкнулась, подобрала ноги и помчалась по покрывавшему снег насту.

Вначале щит скользил медленно, точно осваиваясь в новом качестве, но вскоре разогнался, как пикирующий контрабас. Ветер поспешно завел свою стремительную песню. Он то звенел как комар, то фальшиво насвистывал какой-то мотивчик. Таня вцепилась в ремни. Она и не надеялась, что сумеет так разогнаться. К тому же круглый щит вращало, так что малютка Гроттер спускалась то боком, то спиной вперед.

Пытаясь выровняться, Таня увидела стремительно приближавшийся к ней дуб - крайний из дубов нижней рощи, о которой она совсем забыла. Поняв, что никаким другим способом избежать столкновения не удастся, Таня Гроттер торопливо скатилась со щита и, раскинув руки, стала тормозить о снег.

Снег забивался ей в рукава, за воротник, щипал шею и грудь. Немного не докатившись до дуба, Таня остановилась, оказавшись рядом с перевернувшимся щитом. Голова у нее кружилась. Ей почудилось, что дерево, в которое она едва не врезалась, неожиданно раздвоилось. Отделившись от ствола, к Тане подбежал Гурий. Он был синенький от мороза, закутанный, как отступающий француз в 1812 году, в какие-то шерстяные платки, но очень бодрый.

– О Таня! My dear! - воскликнул он, пытаясь обнять и поцеловать ее.

Таня заслонилась щитом. Страждущий англичанин, закрывший от предвкушения глаза, поцеловал в щите свое отражение, едва не примерзнув к нему языком.

– Таня! Почему ты такая суровая? Я не видел тебя больше месяца, а ты даже не подарить мне поцелуй! - разочарованно сказал он.

– Подумаешь, месяц. Это еще не повод, чтобы обмениваться микробами… Ладно, если хочешь, можешь пожать мне руку, - разрешила Таня.

Воспользовавшись разрешением, Гурий долго мял ее ладонь. Одновременно он зачем-то сунул левую руку в карман.

– Ты случайно не феминистка? У нас в Магфорде много феминисток! - озабоченно спросил он.

– Феминизм - это к Шито-Крыто! У меня другой диагноз, - сказала Таня.

– Диагноз? Какой? - забеспокоился Гурий. Приученный тренером принимать перед едой кучу витаминов, он ужасно боялся всевозможных болезней.

– Простой и неизлечимый. Я Гроттерша, и этим все сказано.

Гурий с облегчением перевел дух.

– Ты не подумай, я очень уважаю феминисток. Моя хорошая знакомая Гореанна феминистка, но… - начал он.

– Но жениться на ней ты не хочешь и согласен уступить ее Перуну. С тобой все ясно. Все вы такие. Вам всем клушу подавай, - фыркнула Таня.

Она уже жалела, что не прикинулась феминисткой. Это был бы эффектный и простой способ раз и навсегда отделаться от Гурия. Пуппер заморгал. Глазки у него стали печальными и умоляющими, как у песика, который выпрашивает мясо.

– Таня, почему у нас все не так? - печально произнес он.

– Как не так? - спросила Таня.

– Не так.

– А как чтобы так?

– Я не знаю как, но не так, - сказал Пуппер еще печальнее.

– А конкретнее нельзя? Какого так ты от меня ожидаешь? - поинтересовалась Таня. Гурий смущенно порозовел.

– Никакого не ожидаю. У меня все о'кей, - поспешно проговорил он.

Таня почувствовала, что еще немного и Пуппер встанет у нее на одну доску с Жикиным. Гурий ей катастрофически надоедал. Самый простой способ потерять девушку - это свалить на нее вину за свои неудачи. Или обращать слишком много внимания на ее настроения. Гурий совершал обе ошибки разом.

– Ты опоздал на свидание. Я уже хотела вернуться, - сказала она.

– Я не опоздал. Я тебя искал! - возмутился Пуппер, но возмутился как-то вяло.

Почему-то Тане показалось, что Гурий темнит. Если он действительно был здесь, в нижней роще, то почему не окликнул ее, когда она только поднималась на холм? Или он надеялся, что Таня найдет щит, который Пуппер разглядывал теперь с явным смущением, будто видел его когда-то прежде? И зачем он все время держит руку в кармане?

– И что же важное ты хотел мне сообщить? - спросила малютка Гроттер, опасаясь совсем разочароваться.

Пуппер засветился от счастья.

– О! Я придумал, как уговорить моих теть согласиться на нашу помолвку! Мы должны убежать на край света и скрываться, пока тети не скажут "да". Возможно, даже записаться в команду бабаев и тренироваться с ними. Бабаи умеют держать тайны… Ты не думай, что это надолго.

Через несколько лет я сам смогу распоряжаться своим счетом в банке и тогда…

Таня почувствовала раздражение. Она успела уже наслушаться подобных проектов, когда кормила обмороженного Пуппера с ложечки в магпункте. И вот опять! Их отношения с Пуппером, как заезженная пластинка. Когда же наконец Гурий выдумает что-то новое?

– Гениальный план. Идея записаться в команду бабаев мне особенно понравилась. Поговорим лучше о птичках. Как поживают твои тети? - спросила она.

Гурий передернул плечами.

– Знаешь, ничего, - произнес он. - Очень мило улыбаются. И тетя Настурция, и та тетя, которая снится магвокатам… Я ведь к ним недавно вернулся, жалко их стало. И знаешь, они такие смирные. "Гурий, мы тебя умоляем, не покидай нас! Гурий, что нам сделать, чтобы ты забыл об этой ужасной русской?" Я им шутки ради сказал, что хочу салат из комариных сердечек, так утром сам об этом пожалел… Представляешь, большой стол, куча комариных крыльев и две мои тети, бледные после бессонной ночи, как две ведьмы, склонились над маленькой тарелочкой с чем-то таким алым. Я потом три дня не мог уснуть.

– А магвокат Хадсон? - спросила Таня. Она уже неоднократно выслушала от Пипы рассказ о ее геройском поступке, который с каждьм разом обрастал все новыми душещипательными подробностями.

– Про Хадсона тети даже не заикаются. Я и самого Хадсона видел. Он приходил с какими-то бумажками. Сделал вид, что ничего не случилось, хотя и сморщился, будто откусил сырую луковицу… - сказал Пуппер.

Таня засмеялась.

– Это же Пипа его тогда телепортировала! Кстати, ты знаешь, она тоже здесь!

– Пипй в Тибидохсе! Я знал, я чувствовал! - Пипа такая славная! - воскликнул Пуппер, и его глаза странно затуманились.

Должно быть, любовная магия вуду имела обратный отток, и Гурий, сам того не подозревая, все больше привязывался к Пипе. Хотя о любви, разумеется, говорить пока не приходилось. Лишь о дружеском интересе или начальной нежности, которые иногда предшествуют чувству.

Спохватившись, что он слишком увлекся, расхваливая Пипу, Гурий поумерил свои восторги.

– У меня еще одна магвость! - вспомнил он, мигом становясь серьезным. - Я слышал, как наш тренер говорил по зудильнику с Бессмертником Кощеевым. Бессмертник позвонил в тот момент, когда наша команда отрабатывала правильную посадку на метлу и взлет с разбегу. Тренер не хотел, чтобы мы это слышали, но получилось так, что Бессмертник был возбужден и говорил слишком громко. Почти кричал. Понимаешь?

– Понимаю, - сказала Таня, размышляя, какие тоскливые у англичан тренировки.

Соловью О. Разбойнику даже в голову не пришло бы отрабатывать посадку на контрабас или на пылесосы. Он счел бы это бессмысленным. Вот напустить полный купол драконов или принести с собой осиное гнездо, заставив игроков ловить ос по одной, да так, чтобы не раздавить ни одну, совсем другое дело. Это было вполне в его привычках.

– А теперь главное! Они в Магществе из кожи вон лезут, чтобы матч-реванш невидимок и сборной Тибидохса не состоялся! - взволнованно произнес Пуппер.

Таня вздрогнула.

– Нет, - сказала она быстро. - Нет, только не это!

Она даже не смогла сразу осмыслить эту новость, а принимала ее постепенно, словно кто-то толчками вгонял ей в грудь тупое копье. Какой это будет удар для всех: для Соловья, для Сарданапала, для Тибидохса и лично для нее! Все зимние и осенние тренировки пойдут насмарку, и она никогда не сможет исправить последствия, того унизительного матча, когда она забила гол Гоярыну. Сколько раз она потом видела этот момент во сне, сколько грызла себя. Нет, этого просто не может быть!

– Они хотят отменить матч? Но зачем ты мне это говоришь? Разве ты сам не из Магфорда? - опросила она у Пуппера.

Гурий кивнул.

– Из Магфорда. Но я сторонник честного спорта. У вас хорошая команда, и мне будет куда приятнее одолеть ее в справедливой… как это по-русски… борьбе. Мне стыдно, что мой тренер может думать иначе. Зачем он вообще пошел на эту сделку? - горько сказал Пуппер.

– Но как они отменят матч? Нужен какой-то повод! - воскликнула Таня.

– В этом-то и суть сделки. Как я понял, все продумано очень хитро. В марте команде Тибидохса предложат встретиться со сборной вечности. Вы не сможете отказаться, от этого не отказываются. К тому же о матче вам сообщат в самый последний момент… - заметил Пуппер.

О сборной вечности Таня слышала впервые. Насколько она знала, в чемпионатах такая сборная никогда не участвовала. Правда, название команды звучало жутковато. Но все равно не так жутко, как, скажем, "гандхарвы" или "оборотни".

– А если мы победим, матч тоже отменят? - осторожно спросила она. Пуппер расхохотался.

– Победить сборную вечности? О, я оценил вашу русскую шутку юмора! Ха-ха! - одобрил он.

Таня с недоумением уставилась на него. Она не усматривала тут никакой "шутки юмора", ни русской, ни иностранной.

– Обыграть сборную вечности - это… impossible! В истории не было ни одного случая, чтобы сборная вечности проиграла. Не было и не будет! - сказал Гурий.

– С какой это радости? Что они, железные? - усомнилась Таня.

Гурий мгновенно перестал смеяться и с изумлением уставился на нее.

– Неужели ты никогда не слышала о сборной вечности? Десять самых блестящих, самых непобедимых драконболистов, что когда-либо существовали! Из всех уголков земли! Разных эпох, разных народов, разных сущностей! Некоторые из очень давнего прошлого. Всех их специально для матча вызовут из Потустороннего Мира… Теперь разобралась? Да они втроем раздавили бы любую команду, как гнилой орех, а тут их будет десять… Десять! Вот почему сборная вечности!

Таня содрогнулась. До нее постепенно начинало доходить.

– Так они что, мертвяки, что ли? - спросила она осипшим голосом.

Гурий покачал головой.

– Нет. Они не мертвяки… То есть, конечно, их уже нет в живых, но это ничего не меняет… На матче они будут живыми. Все они предстанут в пике своей формы, во всем блеске, в лучший год своей драконбольной карьеры!

– Но как?

– О, Таня, my dear! Я не большой… э-э… специалист… но существует древний тимпан. Один из самых жутких магических предметов. Он на время вызывает жителей Потустороннего Мира и выводит их в наш мир. Они будут материальными, такими же, как мы с тобой, но всего один час - даже на одно мгновение меньше, чем час. Таков договор с Потусторонним Миром. Так что матч будет не очень длинным. Зато ты сама увидишь: трибуны будут ломиться от зрителей. Сборная вечности - это… это… дас ис фантастиш!

Пуппер отчего-то покраснел. Должно быть, никто еще не знал, что он тайком учил немецкий язык.

– Выиграть у сборной вечности нельзя. Никто этого и не ждет, - торопливо продолжал он. - Все, что вы должны сделать, это забить хотя бы один мяч. Перцовый, чихательный, пламягасительный - не имеет значения какой. Но, поверь, даже и это почти невозможно… Все мячи окажутся в пасти вашего дракона раньше, чем закончится час.

– А если не забьем?

– На это Бессмертник и рассчитывает. Если вы проиграете сборной вечности с нулевым счетом, спорткомитет Магщества заявит, что команда Тибидохса не готова, и отменит матч-реванш. Есть какой-то старинный закон, который позволяет зарекомендовавшей себя сильной команде, скажем, невидимкам, отказаться от поединка с более слабой командой, если последний матч был проигран этой командой с нулевым счетом.

– Вот гады! - задумчиво сказала Таня. Ее раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, она была возмущена и презирала Бессмертника и его подлый план. В то же время ей ужасно хотелось взглянуть на сборную вечности - подумать только, все кумиры, о которых Дедал Критский и Соловей буквально прожужжали им уши, соберутся на поле! Должно быть, среди них будет и Фрол Слепой, тот самый, о котором они столько слышали. Даже проиграть такой команде будет не стыдно.

Пуппер молчал, разглядывая носки своих ботинок.

– И еще… я просто обязан это сказать. Если вы все-таки забьете, и матч невидимки - Тибидохс состоится, я буду сражаться против вас в полную силу… Я не могу обмануть ожидания своей страны! - с усилием выговорил он.

Малютка Гроттер взглянула на замотанного в платки Пуппера, категорично мерцавшего красным носиком. Чем-то он был похож на Ваньку. Тот тоже порой становился таким же принципиальным. Да и ветхая желтая майка Валялкина чем-то напоминала нелепые одежды Гурия. В душе у Тани поднялась теплая волна, отчасти вызванная странным сегодняшним сном. Вздумай Пуппер обнять ее в этот момент, она, пожалуй, не стала бы возражать. Просто закрыла бы глаза и представила, что это Ванька.

– Я в этом не сомневалась. Если бы сражался не в полную силу - я бы тебя не уважала, - сказала она.

Теперь Тане было уже стыдно, что она могла мысленно сравнивать Пуппера с Жикиным. Если бы Гурий не говорил все время о любви, превращаясь в назойливую муху, она бы дружила с ним, как с Ягуном.

Горизонт порозовел. Спохватившись, что ему еще лететь через океан к тетям, Пуппер засобирался.

– Таня, мне пора. Ты еще подумаешь над моим предложением? Я имею в виду побег на край земли?

Наваждение мгновенно развеялось. Гурик снова становился невыносимым. Таня Гроттер хотела прокомментировать это в своей манере, но Пуппер жалобно округлил глаза.

– О нет, Таня, my dear, я умоляю! Я все понял! Не говори мне "нет", скажи "я подумаю". У меня останется хоть какая-то надежда, - попросил он.

Таня хмыкнула.

– Я подумаю, - великодушно повторила она, размышляя, как мало надо человеку для счастья. Пуппер просиял.

– Тебя подбросить до Тибидохса? Я на метле! - предложил он.

В этот момент Гурий походил на лопухоида, который, вчера получив права, с натужной небрежностью спрашивает у девушки: "Тебя подбросить? Я на колесах".

Таня хотела ответить "нет", но вспомнила снежное поле и, пошевелив пальцами в отсыревших ботинках, сказала "да". Тая от счастья, Гурий заботливо помог ей забраться на метлу и сам вскочил спереди. Сияющий щит Таня захватила с собой. Оставлять его под дубом показалось ей глупым.

Таня надеялась, что Пуппер сразу полетит к Тибидохсу, но Гурию хотелось порисоваться. Он стал выписывать в воздухе змейки и входить в штопор. Таня вынуждена была крепко обхватить его за пояс и стиснуть метлу коленями.

– Ну как? - спросил Пуппер, выходя из пике у самой земли.

– Дас ис фантастиш! - насмешливо сказала Таня, в третий раз стукнувшись носом о его плечо.

Исчерпав весь запас воздушных трюков, воодушевленный Гурий направил метлу к Тибидохсу и сделал круг над Большой Башней. Демонстрируя свое искусство, он пролетел совсем низко, едва не коснувшись ногами крыши. Тане захотелось спрыгнуть и посмотреть царапину на камне, что указывала направление на Лысую Гору - ту царапину, что когда-то так согревала ей ладонь. Но она могла раскиснуть, а проявлять слабость при Пуппере ей не хотелось.

– Я замерзла! Хватит! - нетерпеливо крикнула она Гурию.

Пуппер обернулся, кивнул и послушно стал снижаться, проносясь в нескольких метрах от темных окон Большой Башни. Неожиданно их ударило точно ураганным порывом. Пуппер вцепился в метлу, а Таня в Пуппера. Их несколько раз перевернуло в воздухе, прежде чем Гурий сумел выровнять метлу. Таня выронила щит, и он, сверкнув точно блестящий пятак, исчез в одной из отдушин, прокопанных нежитью под Башней. Поклеп упорно боролся с этими ходами, но взамен засыпанных сразу появлялись новые.

– Проклятье! Ты видела? Нас сглазили! - крикнул Пуппер.

Таня вспомнила, что, когда их швыряло ураганом, в окне одной из комнат Жилого Этажа маячило белое лицо с широко распахнутым в беззвучном крике ртом. Кто-то стоял, вцепившись в подоконник, и следил за ними дикими глазами.

Лишь гораздо позднее, когда Гурий уже ссадил ее на одном из балкончиков и умчался к своим английским тетям, у Тани мелькнула мысль, что это могла быть Пипа. Однако твердой уверенности у нее не было.

За завтраком невыспавшаяся Таня была вялой и неразговорчивой. Больше всего ей хотелось вновь завалиться спать, но надо было еще тащиться на нежитеведение, а потом к Безглазому Ужасу выслушивать запутанную историю Потусторонних Миров. Зато Баб-Ягун, свеженький, как огурчик, и румяный, как помидорчик, громко сетовал на судьбу.

– Маннокашная скатерть! Какое невезение! Я застрелюсь! Нет, повешусь! Или вначале застрелюсь, потом повешусь, а потом еще для верности отравлюсь. Если, конечно, эта манная скатерть сама по себе не ядовитая!

– Ягун, утихомирься. Последние три раза была шоколадная! - миролюбиво возразил Валялкин.

– Вот именно! Это я и называю переливами фортуны. То шоколад, то манная каша. Сиди, жуй и к стулу не приклейся!… Нетушки, так дело не пойдет. Придется применить план икс… - сказал Ягун.

Он отодвинул тарелку и стал неотрывно смотреть на Лизу Зализину. Длинноволосая Лиза томно сидела за соседним столиком, где перед ней была вполне приличная пирожковая скатерть.

Примерно через минуту Зализина, которую Ягун буквально пожирал глазами, неуютно задвигалась. Она скользнула взглядом по их столику и, встав, стала быстро собирать на тарелку пирожки.

– Получилось! Проникающий гипноз - страшная вещь! - восторжествовал Ягун.

Но Зализина прошла мимо Ягуна и поставила тарелку перед Ванькой. Разочарованный Ягун едва не стукнулся носом о стол.

– Вань, хочешь пирожков? Ты такой бледненький, такой вечноголодненький, - сказала Лиза с такой нежностью, что Таня чуть не взвыла от ревности.

– Я не бледненький. Но пирожки давай, - произнес Ванька.

Когда Зализина ушла, Ванька передвинул тарелку в центр стола. Ему неудобно было есть одному.

– Хотите? - предложил он.

– Обожаю пирожки, - предательски заявил Ягун. - Интересно, с чем они? Ого, с рисом, с картошкой, с яблочным повидлом… А вот Таньке точно достанется с капустой. Спорю! Ей вечно не везет.

– Нет, спасибо. Меня от одного вида этих пирожков тошнит. Я обожаю манную кашу, - сказала Таня и отодвинулась на дальний конец стола.

Так случилось, что именно этот край оказался ближе других к преподавательскому столику. Без всякого желания ковыряя ложкой в манной каше, Таня случайно услышала обрывок разговора Великой Зуби и Готфрида Бульонского. Готфрид, глухой, как среднестатистический военрук, не умел говорить тихо, а Зуби невольно приходилось под него подстраиваться.

– Свет очей моих, неужели снова? Говорят, он гораздо больше всех прежних, - басом спрашивал Готфрид.

– В него легко проехал бы всадник. Циклопы клянутся, что вечером ничего не было. Если это правда, он мог появиться только ночью или на рассвете, - отвечала Зуби.

– Поклеп уже там? Может, мне стоит ему помочь? - Готфрид кивнул на пустой стул завуча.

– Не стоит. Он отлично справится и сам. У него есть опыт, к тому же, дорогой, магия - не самая сильная твоя сторона, - мягко сказала Зуби.

Спящий Красавец с облегчением кивнул и хищно вонзил вилку в бифштекс. Ему самому не очень хотелось прыгать по сугробам с не знающим промаха копьем и изображать из себя крутого средневекового воина.

– И где на этот раз? - спросил он, отправляя кусок мяса в прогулку по своим органам пищеварения.

– Сразу за священной рощей. В самой роще мы нашли свежие следы, которые ведут из Тибидохса, но обратных следов нет… Надеюсь, Поклеп разберется. Насколько я знаю, он отлично читает следы, - ответила Зуби, беспокойно оглядываясь и поднимая кольцо.

Поняв, что бывалая Зубодериха что-то заподозрила и сейчас применит "Ушкус намакушкус!", Таня усилием воли заставила себя больше не напрягать слух и торопливо уставилась в тарелку. Она и так уже знала достаточно.

"Следы в роще! Она говорит о моих следах и о следах Пуппера! Но я ничего не делала! Это же надо снова так попасть!" - подумала она.

Скверные предчувствия, как назойливые мухи, роились у нее в голове.

" - Неужели это Пуппер проломил магическую защиту? Но зачем ему? Грааль Гардарика его и так пропускает. И еще этот щит… Вдруг все как-то связано? Неплохо бы показать щит Сарданапалу, да только поди разыщи его в этих ходах нежити. Еще саму заставят лезть. Лучше уж тогда помолчать", - размышляла Таня, прокапывая в ненавистной манной каше оросительные каналы для сливочного масла.

***

Тем временем, уже подлетая на метле к Магфорду, Пуппер тискал в кармане ползунки, к которым был пришит добрый десяток убийственной мощи амулетов. Эти амулеты были позаимствованы у темной колдуньи Цирцеи, проживавшей в небольшом уютном особнячке на побережье. Гурий был недоволен и не понимал, почему магия вуду не сработала. Цирцея уверяла, что Таня бросится ему на шею сразу, как только их глаза встретятся.

"Фаши чуфства усилятся ф зибн раз, и это будет грандиозны пэйшн! Я проделала чудовищны магическы вок! Этот младенческий ползунок теперь просто пропитан грэйт лав!…" - принимая от Пуппера плату, сладко приговаривала мадам Цирцея.

Прожив на свете многие тысячи лет, древняя волшебница, практиковавшая любые виды магии, кроме легальной, окончательно перепутала все языки и говорила на чудовищной смеси, которую по достоинству оценил бы лишь прораб строителей вавилонской башни.

И что же? За утро его глаза встречались с глазами Тани десяток раз, и - ничего. На шею к Гурию она так и не бросилась. Лишь однажды у Пуппера сладко екнуло сердце и то в миг, когда его метлу отшвырнуло от Башни порывом неведомой магии…

"Проклятая Цирцея! Только вытягивала у меня деньги!" - думал Пуппер.

Ему ужасно хотелось подговорить великовозрастных крепышей из своего фэн-клуба побить у ворожеи стекла.

Глава 6

МАША ФЕКЛИЩЕВА, ВАНЬКА И "ГРОЗНАЯ РУССКАЯ ГРОТТИ"

Вскоре после четырнадцатилетия на верхней губе у Тани выступила лихорадка. Губа вздулась, и лицо сразу стало перекошенным и некрасивым. Так, во всяком случае, казалось Тане. С минуту она угрюмо разглядывала свое отражение в зеркале, а потом тряхнула головой.

– Похоже, пришла пора создать на губе филиал родинки! - сказала она и украсила вздувшуюся губу жирным пятном зеленки, пририсовав к нему еще четыре крылышка, как у мухи.

Разумеется, лихорадка не стала от этого незаметнее, напротив, вылезла еще больше, зато Таня испытала какое-то особенное удовлетворение. Невозможно смеяться над человеком, который смеется над собой сам.

С недавних пор у Тани выработалось особое отношение к своему растущему телу. Тело было чем-то посторонним, враждебным, стремящимся ей навредить. Это был словно нечистый и неудобный номер в гостинице, который она временно занимала. Изменялся голос. Ноги и руки росли как-то толчками, одежда становилась короткой, волосы секлись, так что приходилось мыть голову каждый день - и тогда Таня только хмыкала, взглянув на себя в зеркало.

Ночью, в лучшее свое, самое творческое время, когда она особенно склонна была к абстрактным размышлениям, Таня записала в дневнике: "Вот что я подумала. Бывают люди сногсшибательно красивые, например, Катька Лоткова. Ей совсем ничего не надо с собой делать. Даже упав с пылесоса, разбив нос и выпачкавшись в грязи, она осталась бы красивой в глазах у всех. Но таких, как Катька, мало. Это исключительная редкость, природный дар. Такая красота уже сама по себе и профессия, и образ мыслей, и цель жизни - и вообще все на свете. Такой красивый человек никогда не сможет быть просто самим собой, если, конечно, он не актер или не манекенщик. Он раб своей красоты. Он будет носиться со своим телом бережно, точно какой-нибудь напыщенный лопухоид, который с перекошенным от страха лицом, боясь зацепить стену или сесть на покрашенную скамейку, вечно ходит в парадных белых брюках. Из наших волшебных такая скотинистая персона Жора Жикин.

Кроме явно красивых, встречаются и явно некрасивые люди. Хочется написать Попугаева, но мне Верку жалко. Может, я просто как-то пристрастно к ней отношусь? Со мной такое случается, и тогда я ощущаю себя порядочной сволочью. Но некрасивую внешность, если она действительно очень некрасива, постаравшись, можно носить с особым шармом. Можно делать это с таким достоинством или с такой простотой, что она будет интереснее красоты. Скажем, Грызиана Припятская страшна, как крокодил. Даже больше. Крокодил рядом с ней сошел бы за звезду Голливуда. Но все, и я тоже, находят Грызиану очень эффектной и говорят, что у нее есть свой стиль.

И, наконец, самая большая группа - люди не то чтобы красивые или некрасивые, но обычные. Иногда они могут казаться красивыми, иногда некрасивыми. Все зависит от ситуации, от внутренней одухотворенности, мужества, ума и других человеческих качеств. Мне кажется, эти люди самые счастливые, потому что могут забыть о своей внешности и жить просто для себя. Все мы, и Ванька, и Ягун, и Пуппер, и я - принадлежим к этой третьей группе. А вообще, глупо зацикливаться на мелочах. Недаром Сарданапал как-то говорил, что убить человека - это принизить и уничтожить его в собственных глазах".

Таня уже задувала магическую лучину, когда сонная Гробыня, присев на кровати, взглянула на нее.

– Все строчишь, Гроттерша? Философствуешь? Разве тебе не знакома теория Маргвина? Труд делает из темного мага обезьяну! - зевая, прокомментировала она.

– В таком случае ты уже перетрудилась, - парировала Гроттерша.

Склепова фыркнула и вновь уснула. Она вырубалась всегда моментально и спала всю ночь крепко, как сурок, хотя порой, из кокетства, заливала своим поклонникам про бессонные ночи, которые она якобы проводит, занимаясь тайной магией вуду.

Поклонники не спорили. Спорить с Гробыней было бесполезно по определению. Недаром сама Склепова с гордостью говорила про себя: "А вот я такая! Осел рядом со мной просто образец сговорчивости!"

***

Следующий день начался без особых происшествий, разве что у доцента Горгоновой во время урока у первогодков сбежало несколько банников и две кикиморки. Кусающихся кикиморок ловили всей школой. Банники же напустили тумана и сгинули неизвестно куда, увеличив и без того завышенный процент негативных вероятностей. Первогодки, по чьей вине сбежала нежить, улюлюкали и веселились больше всех.

И даже Сарданапал не мог на них рассердиться, хотя и пытался. А что с них взять? Десять лет есть десять лет. Вчерашние мальчишки и девчонки из лопухоидов, у которых внезапно для них самих проявились магические способности и которые, по этой самой причине, никак не могли оставаться в прежнем своем окружении.

Таня с трудом верила, что она сама когда-то могла быть такой, как они. Четыре года! Безумно мало для взрослого и целая вечность для подростка!

На снятии сглаза Таня заметила, что Ванька и Лиза Зализина, подсевшая к нему, о чем-то долго шептались. Даже Великая Зуби, несмотря на свою рассеянность и томик любовных сонетов под мышкой, под конец это заметила и едва не наложила на них немотный сглаз.

"Ну и ладно! Хочет шушукаться со своей Лизкой пусть шушукается. Продал меня за три пирожка, Иудушка!" - с раздражением подумала Таня. Ей было так обидно, что хотелось вскочить и выбежать из класса. Она не сделала это, только чтобы не радовать Гробыню и Пипу.

Каково же было Танино удивление, когда сразу после урока Лиза быстро ушла, а Ванька отозвал ее и Ягуна в сторону.

– Нужно поговорить. Случилось кое-что важное! - сказал он.

– Пирожки закончились? - не удержавшись, колко спросила Таня.

Ванька удивленно посмотрел на нее.

– При чем тут пирожки? Лизе приснился сон!

– О, тогда это действительно важно! - признала Таня. - Когда мне в следующий раз приснится сон, я созову пресс-конференцию…

– Юпитер, ты злишься, значит, ты не прав! - сказал ей Ягун. - Если ты не любишь Зализину, это не значит, что ты не должна выслушать Ваньку. Думаешь, почему Лиза сама не осталась? Из-за тебя! Если хочешь, я поговорю с Ванькой сам, а ты иди…

– Ну уж нет, никуда я не пойду. Мне интересно, какие такие сны снятся Зализиной, что оба моих лучших друга обсуждают их, как две сплетницы на рынке, - вполголоса произнесла Таня.

Она чувствовала, что и говорит, и делает что-то не то, но никак не могла остановиться. Она ужасно злилась на всех и, больше других, на саму себя. Еще и эта зеленка с крылышками на губе! Прыщик давно прошел, а зеленка осталась. Все было плохо, как-то вкривь и вкось. А тут еще Ванька, рассказывая, обращался в основном к Ягуну. Ей это было досадно.

– Зализина точно не знает, было ли это сном или видением. Может, и тем и другим сразу. Сегодня ночью она слышала голос. Кто-то сказал, что не хочет уходить. Чтобы закрепиться в этом мире, ему нужны три жертвы… И что тогда произойдет то, чему суждено.

– А кто это был? Кто с ней говорил? - спросил Ягун.

– Она не поняла.

– Как не поняла? Она же видела его или нет? - допытывалась Таня.

– Нет, - спокойно сказал Ванька. - От него исходил такой свет, что на него невозможно было смотреть. Он ослеплял. Напоследок он сказал Лизе, что вскоре пошлет знак. Это будет знак всему Тибидохсу, и появится он на куполе! И сразу после этого - первая жертва. И после третьей жертвы еще один знак - будет найдено то, что считалось похищенным. "Когда утащит вору вора - пророчество свершится вскоре…" Это Лизка запомнила слово в слово.

Ягун повернулся к Тане.

– Теперь ты видишь, что это важно? - спросил он.

Таня Гроттер хмыкнула.

– Да уж теперь вижу! Мне вот что интересно:

Сарданапалу Зализина сказала про свой сон? Сдается мне, что нет. Немедленно побежала к Ваньке. Если так, то я готова видеть каждый день двести таких снов. И после каждого кидаться к Валялкину на шею. Ах-ах-ах, Ванечка, у меня опять пророческие видения! Сядь ко мне поближе! Положи мне руку на колено! Пошушукайся со мной, как старая бабка!

– Не веришь - и не верь. А я верю. Ты несправедлива к Лизе и вообще ее не знаешь. И постарайся избавить меня от своих эмоций, - сказал Ванька.

Он повернулся и ушел в ту же сторону, куда незадолго до того ушла Зализина. Таня это машинально отметила. Ягун с некоторой укоризной посмотрел на Таню, но все же за Ванькой не последовал. Ему еще надо было заскочить к домовым, которые обещали выковать ему бубенчики для пылесоса.

– Ванька Валялкин, герой Тибидохса номер один, благородно удалился подставлять плечо Зализиной, которая танк задавит, если перестанет прибедняться! - громко прокомментировала Таня Гроттер.

Она не верила Лизе. Хорошо, допустим, все это правда. Какой-то древний дух хочет воплотиться в этом мире и прорывается в Тибидохс, сокрушая защитный купол. Но с какой радости он сообщает Зализиной свои планы? Он что, у нее шестерит, что ли?

Таня совсем было успокоилась, решив, что все это очередная блажь Зализиной, но тут в ушах у нее прозвучал сладкий, как мед, голос птицы Сирии:

Когда утащит вору вора -

Пророчество свершится вскоре…

И именно это неизвестный повторил во сне Лизе! Кто же он?

Назавтра с утра первым уроком был драконбол. Это был не тот профессиональный драконбол, которым занималась Таня, а драконбол любительский, для учеников первых-вторых курсов. Старшекурсникам вообще-то полагалось быть на лекции у Поклепа, но тот вместе с Сарданапалом был вызван на Лысую Гору, на двадцать третье экстренное совещание по искоренению бюрократии. Оставшаяся за главную Медузия решительно отправила старшекурсников к Соловью. "Ненавижу, когда кто-то шляется без дела и мешает проводить занятия!" - заявила она.

И вот теперь, несмотря на мороз, Гробыня Склепова, Рита Шито-Крыто, Кузя Тузиков и другие крутились среди новичков с видом профи, давая всевозможные советы. Таня давно заметила, что чем меньше кто-то смыслит в драконболе, тем больше любит делиться своим мастерством. Среди "поучающих" затесался и Гуня Гломов. Он важно надувал щеки и пояснял, как правильно садиться за пылесос и взлетать.

Учитывая, что Гломов был старше Пуппера и выглядел крайне внушительно, малыши смотрели на него, как на очень взрослого дядю. Их уважение ничуть не уменьшилось, даже когда Гломов позорно свалился с пылесоса, перепутав скоростное заклинание с тормозящим.

Какой-то первокурсник с бледными щечками, покрытыми веснушками, чем-то похожий на Шурасика в детстве, робко приблизился к Баб-Ягуну и, потянув его за рукав, шепотом спросил:

– Простите, мы тут с ребятами поспорили, кто это. Преподаватель или не преподаватель?

Если преподаватель, почему его на уроках не видно?

– О, он больше, чем преподаватель! Это наша знаменитость! Бакалавр магии вуду Гуннио Гло-мини! Хотите совет? Подойдите к нему и поинтересуйтесь, сложно ли быть гением. Ему будет приятно. Только обязательно обратитесь к нему "бакалавр Гуннио", - авторитетно пояснил Баб-Ягун.

Бледный мальчик любознательно моргнул и отошел к своим. Первокурсники долго шептались, с восторгом разглядывая настоящего бакалавра магии вуду. После этого длинноносая девочка с белой, похожей на мышиный хвостик косичкой нерешительно подошла к господину Гломини с бумажкой и, попросив у бакалавра Гуннио автограф, задала вопрос о сложности стези гения.

Две минуты Гуня врубался, что такое "стезя", еще минуту в его мозг по крупицам просачивалось подозрение, что над ним подшутили. И, наконец, следующие пять минут Баб-Ягун удирал от маститого бакалавра по сугробам, боевыми искрами отстреливаясь от ледяных глыб и кирпичей, которые швыряла в него тибидохская "знаменитость".

Соловей О. Разбойник держался в стороне. Он не читал нотаций и не запрещал Гуне, Кузе Тузикову и другим "профи" давать новичкам бредовые советы. Но Таня заметила, что Соловей О. Разбойник внимательно наблюдал за младшекурсниками: как они подходят к дракону, как взлетают, как ловят мячи. Она понимала, что тренер приглядывается к ним, прикидывая, нельзя ли взять кого-то в команду, и невольно испытывала ревность.

Спохватившись, что она до сих пор не передала Соловью слова Пуппера о сборной вечности, Таня подошла к тренеру.

– Сколько раз предупреждать: ненавижу, когда ко мне подходят со стороны слепого глаза… Кто еще там? - проскрипел тренер, не оборачиваясь.

– Извините, - сказала Таня.

– А, это ты, Гроттер! - голос Соловья потеплел. - Ну, как тебе новобранцы? Сборной позарез нужно вливание свежей крови. В следующем году вы закончите школу и придется набирать новую команду, да только никого особенно яркого я не вижу. Можешь мне поверить: я копчу небо так давно, что надоел уже сам себе… Люди с каждым годом мельчают и морально, и духовно, мелеют отвагой, а одной акселерацией дела не поправишь… Ты что-то хотела?

– Э-э… Я тут кое-что узнала… В общем, матч с невидимками хотят отменить. У них есть план. Магщество подстроит матч со сборной вечности. Они думают, что мы не забьем ни одного мяча и тогда они… - выпалила Таня.

– КАК? ЧТО ТЫ СКАЗАЛА?

Лицо Соловья О. Разбойник а неузнаваемо исказилось. Он, подволакивая ногу, шагнул к Тане и даже чуть приподнялся на носки, так что их лица почти соприкоснулись. Таня же впервые поняла, что она выше тренера.

– ПОВТОРИ! - грозно повысил голос Соловей.

– Подстроят матч со сборной вечности. Если счет будет нулевой, матч с невидимками отменят, - повторила Таня.

Она, конечно, не ожидала, что Соловей сильно обрадуется, но то, как он отнесся к этому известию, ее испугало. Она на секунду увидела Соловья таким, каким он был когда-то до встречи с Ильёй Муромцем. Бедные путники! Какой ужас они испытывали в последние минуты своей жизни!

– Откуда ты это знаешь? Кто тебе сказал? - прорычал Соловей.

– Я не могу назвать его имени. Не спрашивайте! Но это правда, я не вру, - смутилась Таня.

Соловей уже взял себя в руки. Он проницательно посмотрел на нее и усмехнулся.

– Разумеется, я не догадываюсь, какая птичка принесла эту весточку на своих крылышках!… Я прямо в замешательстве! Когда наш дорогусик в следующий раз прилетит, чтобы нас облагодетельствовать, передай ему, что старый дурак не догадался, кто он! Не так ли? - хмыкнул он.

Таня смутилась. Она не могла сказать ни "да", ни "нет", чтобы не выдать Гурия. Она совсем не ожидала, что Соловей так отреагирует. С другой стороны, она прекрасно понимала, что для старого разбойника в жизни ничего нет важнее драконбола. Победа над невидимками была для него важнее уцелевшего глаза.

Тренер задумчиво взглянул на небо.

– Последний раз сборная вечности собиралась, дай Древнир памяти, тринадцать лет назад… Тогда она разгромила бабаев с нулевым счетом и сорвала их матч с гандхарвами… Я никогда не забуду этого дня! Сам матч длился не больше часа. Бабаев - а тогда эта команда была лучшей - смели с поля, как кучу мусора. Но больше всего меня поразило, что на поле тогда вышел… - не договорив, Соловей быстро взглянул на Таню. - Мы были ошеломлены, кое-кто даже суеверно напуган. Воображаю, что будет, если и в этот раз заклинание вызовет его к жизни.

– Кого вызовет к жизни? - спросила Таня. Соловей хотел ответить, но тут со стороны ангара послышался какой-то шум. Тренер быстро обернулся. Растерявшиеся джинны бестолково суетились, повиснув на цепях Ртутного, которого они только еще готовились отпустить. Вслед же за Ртутным, который обычно использовался для новичков, из ангара вырвались его буйные братья Дымный, Пепельный и Искристый.

Соловей встревожился. Такое обилие драконов на поле не сулило для первокурсников ничего хорошего.

– Вы на сколько заклинаний ворота закрыли, олухи? А ну ловите их живее, бисовы дети! Хотите, чтоб они мне всех ребят перекалечили? Вот узнаю я, кто их ртутью из следа напоил! - загрохотал Соловей, оглушая незадачливых джиннов боевым свистом.

Лентяя Пепельного, недавно наевшегося и потому сонного и отяжелевшего, вскоре удалось загнать, зато Дымный и Искристый стремительно взлетели под самый купол и там затеяли свару. В молочном зимнем небе засверкала чешуя, зазвучали драконьи рыки. Синеватые струи огня, сталкиваясь, разбрызгивались искрами.

Первокурсники задрали головы и смотрели на драконов с восхищением. Да, тот, кто видел сражающихся драконов, не скоро захочет вернуться в тусклый мир лопухоидов.

Ртутный, который был пока на земле, волновался и хлестал хвостом, снося неосторожно подошедших к нему новичков. Джинны, приседая от напряжения, держали его на цепях. Изредка Ртутный подпрыгивал и пытался взлететь, и тогда джиннов сбивало с ног и волокло по сугробам.

– Что ты тут стоишь? - крикнул Соловей Тане. - Помоги им! Если эти недотепы сейчас не загонят Дымного и Искристого в ангар, они взбудоражат Ртутного и сорвут мне тренировку!

– Я без контрабаса… - виновато сказала Таня. Она слишком поздно узнала о замене и не успела забежать за инструментом.

Соловей скользнул по ней зрячим глазом.

– Странное нынче время. Не пойму, что случилось с драконами. Да и не только с ними… Так, значит, нет? Я попрошу Ягуна, - сказал он.

Тане почудилось, что в голосе у него прозвучало разочарование. Пипа, крутившаяся в толпе четверокурсников, громко фыркнула:

– Ясное дело! Что я вам говорила? Гроттерша без контрабаса и на забор не взлетит!

– Куда там на забор! Это ты загнула! Танька без своего контрабаса и на стул не решится взлететь без серьезной магической страховки, - поддержала ее Гробыня.

Темные захохотали. Обидно, что и некоторые светлые последовали их примеру. Первокурсники зашептались, подталкивая друг друга локтями. Идеал, который они успели уже себе создать, рушился на глазах. Еще бы! Знаменитая Таня, которую в иностранных спортивных справочниках называли "грозная русская Гротти", явно боялась двух молодых дракончиков, сцепившихся под куполом на самой обычной тренировке!

– Я же говорю: магия это все! Контрабас делает все за нее, а Танька только сидит и держится коленками, чтоб не упасть! Я сам на матчах видел! - авторитетно сказал Жора Жикин.

На скуле у него лиловел большой фонарь, который Жикин заработал, испытывая катапультирующее заклинание малютки Клоппика.

Снова хохот.

Таню бросило в жар. Оглядевшись, она метнулась к пылесосу Баб-Ягуна, который тот легкомысленно оставил в сугробе у раздевалки, и вскочила на него.

– Не надо! - растерянно крикнул Ягун, бросаясь к ней. Но он опоздал.

– Торопыгус угорелус! - крикнула Таня. Сверкнула красная искра.

Пылесос взревел. Заметив, что он поднимается в воздух, Таня с силой ухватилась за трубу и до упора вдавила газ. Она не раз видела, как это делает Ягун. Пару раз она даже летала на его пылесосе, в то время как Ягун критически комментировал ее полет.

Однако то, что теперь произошло, было для Тани неожиданным. Пылесос рванулся вперед с такой стремительностью, что Таню буквально вдавило в мусоросборник, а труба едва не вырвалась из рук. Кое-как выправив норовистую машину, малютка Гроттер бросила ее между драконами.

Ягун, метнувшийся было за Таней, споткнулся и упал.

– СТОЙ! СТОЙ! - крикнул он, но Таня слышала лишь ветер, свистевший у нее в ушах, и бешеный рев пылесоса.

– Она с ума сошла! Кто же газует пауюрелу-ее? - ужаснулся Ягун, поворачивая к Ваньке запорошенное снегом лицо.

– А разве нет? - спросил Ванька. Ягун бессильно ткнул кулаком в сугроб.

– Да-то да, но не теперь! Мой пылесос не тормозит!

– Как не тормозит? А тормозящее заклинание? - не поверил Ванька.

– Не сработает. Я там с амулетами подшаманил, чтоб он скорость быстрее набирал. А потом спохватился, что не надо было тормозные амулеты трогать, да только переделать уж не успел! Сегодня вечером хотел закончить и колокольчики заодно привесить, - виновато сообщил Ягун. Он был в явном ступоре, если вспомнил теперь о колокольчиках.

Ванька дико уставился на Ягуна, потом на Таню, которая преодолела уже половину расстояния до драконов и внезапно сорвался с места.

– ТЫ КУДА? ПОГОДИ! ОТКУДА Я ЗНАЛ, ЧТО ОНА ПОЛЕЗЕТ НА МОЙ ПЫЛЕСОС! - завопил ему вслед опомнившийся играющий комментатор.

Ванька подскочил к Склеповой и на глазах у изумленного Гломова бесцеремонно стащил ее с пылесоса.

– Торопыгу с угорелус! - крикнул он, и второй пылесос, точно ракета, выбросив струю русалочьей чешуи и мелкого мусора, метнулся вслед за первым.

Склепова, в первую секунду опешившая, быстро разобралась, что к чему, и успокоилась.

– Еще один камикадзе! Обожаю массовые похороны! Это всегда так душещипательно, не правда ли, Гуня? - сказала она.

– Э-э?! - растерянно переспросил бакалавр Гуннио Гломини.

– Я говорю, что обожаю похороны! Жаль, конечно, что мне пока не удалось стать вдовой Пуппера, - терпеливо повторила Гробыня. - У тебя нет темненькой рубашечки? А пиджака? Ну, неважно, и так сойдет. Все равно тебе не пойдет траур. У тебя физиономия слишком красная и злая. От таких, как ты, на поминках отодвигают бутылки. Уж я-то знаю, поверь мне.

Гуня набычился, пытаясь обидеться на Гробы-ню, но не смог. У него это никогда не получалось. Вместо этого он толкнул в сугроб подвернувшегося ему под руку Тузикова.

– Чё ты тут крутисся, а? А ну веник в руки и рысью марш отсюда! - рявкнул он.

Тузиков благоразумно отошел, утешая себя тем, что с дураками лучше не связываться.

А Таня, ничего не подозревая, мчалась к драконам.

Дымный и Искристый, начавшие с шутливой драки, постепенно разъярились и теперь разрывали друг друга на тысячи маленьких дракончиков. Сталкиваясь в воздухе, они обменивались мощными ударами кожистых крыльев, выдыхали огонь, кусались и, переворачиваясь на лету на спину, пытались насадить противника на когти.

Искристый был гибкий, быстрый дракон со сверкающей чешуей и длинной изящной шеей. Пламя, которое он выдыхал, было раскаленным, как у взрослого дракона, а струя прицельной. Но если Искристый, при всех своих преимуществах, был еще дракон-подросток, хотя и многообещающий, то Дымный уже сейчас был велик и массивен, как его отец Гоярын. Возможно, ему не хватало грации, и смотреть на него в полете было не так приятно, зато в его мощных лапах с коричневатыми загнутыми когтями было столько силы, что они легко сломали бы хребет быку. Размах же его крыльев был даже больше, чем у отца.

– Муромец меня подстрели! Драконята-то выросли! Я давно говорил Поклепу, что их надо держать отдельно. Но ему хоть бы хны! У них, видите ли, нет средств на новый ангар. Доведут они меня: выйду я на большую дорогу с кистенем…

Странно Танька летит, рывками разгоняется… Не нравится мне это, - гневно пробурчал Соловей О. Разбойник.

Он еще не знал о неисправности тормозных амулетов на пылесосе Ягуна, но сердцем уже чувствовал что-то неладное.

Облетев вокруг драконов, Таня осознала, что растащить их будет непросто. Дымный и Искристый слишком увлеклись и не замечали ничего, что происходит вокруг.

"Не за хвост же тащить их в ангар? Для этого обе маленькие ящерки малость великоваты!" - сказала сама себе малютка Гроттер.

Крича, чтобы она остановилась, Ванька мчался за Таней на пылесосе Гробыни, но Таня ничего не слышала. Пылесос под ней кошмарно ревел и вибрировал. Еще до тормозов Ягун, этот величайший мастер-ломастер, в очередном усовершенствовательном порыве снял с него глушитель, надумав увеличить и без того чудовищную мощность двигателя. На каждый легкий поворот ручки газа летательная машина отзывалась таким рывком, что Таню едва не сметало с мусоросборника.

"Жаль, у меня с дырками от бублика - полная дырка от бублика, - подумала Таня, без всякого удовольствия подскакивая на твердом мусоросборнике. - Я бы подарила Ягуну на семнадцать лет пикирующий отбойный молоток. Он разобрал бы его, скрестил с пылесосом и сделал бы что-то действительно заслуживающее внимания. Может, Пуппера попросить?"

Присмотревшись, малютка Гроттер сообразила, что единственный способ убрать драконов с поля - это заманить их за собой.

"Здесь нужна бойкая назойливая наживка с замашками камикадзе. Предложения есть? Предложений нет! Значит, придется мне!" - решила она.

Пригнувшись к пылесосу, Таня вцепилась в трубу и потянула ручку на себя, пока та не уперлась в ограничитель. Пылесос разогнался так, что первокурсники, веснушками рассыпавшиеся по полю, смазывались и рябили у нее перед глазами.

На миг перед Таней мелькнула распахнутая пасть Дымного. Она увидела красное сердечко его гланд и пилообразные зазубрины молодых зубов. Плечо ее задел чей-то чешуйчатый хвост, шершавый, как наждачная бумага. Одновременно с болью в плече огненная вспышка опалила ей волосы. Порыв ветра от крыла Искристого едва не сбросил ее с пылесоса.

"Я спятила. Мне точно жить надоело! Зачем я вообще между ними полезла?" - мелькнуло в мыслях у Тани. Она сама не ожидала от себя такой прыти, да еще на пылесосе. Но отступать было уже поздно.

– Искрис фронтис! - крикнула она и, взмывая над драконами, атаковала их боевыми искрами.

Искры не могли причинить ящерам вреда, но уколы красных точек были куда ощутимее их собственного пламени. А тут еще перед глазами у Искристого и Дымного назойливо мельтешил пылесос Ягуна с сидевшей на нем девчонкой.

Сработал охотничий инстинкт, древний, как пессимизм. Искристый и Дымный разом повернули шеи и, забыв друг о друге, погнались за Таней. Даже не оборачиваясь, она слышала за своей спиной глухие удары драконьих крыльев. Пару раз ее окутывало белым горячим дымом. Спина под одеждой то взмокала, то леденела. Таня догадывалась, что огненные струи Дымного настигают ее уже на излете. К счастью, Искристый, пламя которого было куда опаснее, немного приотстал. К тому же Дымный, немного опередивший брата, невольно прикрывал Таню от его огня.

Драконы настигали. Зная, что молодые сыновья Гоярына все равно стремительнее пылесоса и оторваться от них на прямой не удастся, Таня решила применить проверенный прием: притормозить и, резко изменив направление, пропустить разогнавшихся драконов мимо.

– Чебурыхнус парашютист - буркнула она, выпуская искру и готовясь перебросить трубу в другую руку.

Ничего не произошло. Пылесос вздрогнул, но продолжал нестись вперед, как и прежде. На миг в стороне от Тани промчался чей-то юркий яркий пылесосик, и она мельком подумала, что это Гробыня.

– Чебурыхнус парашютис форте! - крикнула Таня в полный голос. Ей было уже не до шуток.

Кольцо Феофила Гроттера вновь выстрелило искрой и вновь безуспешно. Пылесос отказывался тормозить. С одной стороны приближались драконы. С другой - заснеженное поле с мелькавшими на нем точками игроков. Джинны, натягивая цепи, с трудом удерживали на месте Ртутного, который из сугубо драконьей игры "сообразим на двоих", пытался сделать русский народный обряд "сообразим на троих". Роль же поллитровки, а заодно первого и второго блюда, явно отведена была Тане.

Ангар был по-прежнему далеко. Выполнять же маневр на такой скорости было убийственно опасно. Таню могло запросто снести с пылесоса, и дальше каждый отправился бы уже своей дорогой и по своей траектории. Но выбирать не приходилось. Воздушная струя толкнула малютку Гроттер в спину. Спасаясь от драконов, она вцепилась в трубу и заложила крутой вираж. Это был самый отчаянный, технически не правильный и одновременно безумно смелый вираж, который Таня когда-либо совершала, Пылесос занесло, завертело. На несколько секунд Таня утратила ощущение своего тела. Небо и земля смешались. Что-то сильно толкнуло ее в обожженное плечо и в бок. Ей даже почудилось, что она врезалась в землю… А потом Таня осознала, что нет, полет продолжается. Кажется, на какой-то миг она ухитрилась потерять сознание. Пришла же в себя от боли, зацепив драконий хвост.

Искристый и Дымный маячили чуть спереди и справа. Неторопливо планируя на широких крыльях, они разворачивались. Ревущий же пылесос Ягуна продолжал мчаться без руля и ветрил куда труба глядит, унося на своем широком мусоросборнике малютку Гроттер.

Драконы разделились. Теперь Дымный преследовал Таню по пятам. Искристый же, отрезая ее, скользил вдоль снежного поля. Изредка он изгибал точеную шею и быстро вскидывал изящную голову с костяными пластинами на носу, выдыхая пламя. Это были уже не те безобидные дракончики, с которыми они тренировались, готовясь к матчу с невидимками. Мозги у Дымного и Искристого сдвинулись в опасную сторону. Ангарные джинны за зиму явно перепоили их ртутью.

– Эй, вы что, самоутверждаетесь? У вас что, скрытые комплексы? Бесстыжие, как вы посмотрите в глаза папе Гоярыну, когда сожрете Таню Грот