Г) дальнейшее развитие христианства

История христианства отмечена для Ницше уловлением все болынего числа душ с помощью извращения ценностей, взятого христианами на вооружение с самого начала. Однако это влечет за собой и неслыханные доселе душевные ос­ложнения. В периоды подъемов люди достигают столь мощного духовного напряжения, что в конце концов лаже сильные и благородные не могут нс подчиниться идеалам христианства, но в душах их никогда не прекращается борьба про­тив этих идеалов. Кончается это, как правило, разрядкой — приземлением воспарившего в за­облачные христианские высоты духа. Так возни­кают псевдоморфозы христианских идеалов. Среди всех этих псевдоморфоз Ницше признает некоторое достоинство лишь за иезуитством. Но ничего, кроме презрения, не заслуживают, с его точки зрения, такие псевдоморфозы христиан­ских идеалов, как обмирщенная мораль, либе­ральное и социалистическое мировоззрение — этакие помочи, с помощью которых христиан­ство до сих пор направляет каждый шаг евро­пейскою человечества, несмотря на все его яко­бы неверие,

Мы не можем передать все размышления Ницше по поводу этого огромного отрезка хри-

[32]

стианской истории; приведем примеры лишь некоторых его соображений.

Вот Ницше характеризует технику пропове­ди и распространения христианства. Главный принцип этой техники: "Неважно, истинно ли, важно, работает ли". "Недостаток интеллектуаль­ной честности" позволяет воспользоваться лю­бой ложью, лишь бы она усиливала "теплоту" в душе, лишь бы люди "веровали". Отсюда разви­вается "целая методика, настоящая школа совра­щения в веру: принципиальное презрение и уни­жение тех сфер, из которых могло бы прийти сопротивление (разума, философии и мудрости, сомнения и осторожности); беззастенчивое са­мовосхваление и превознесение учения при по­стоянном напоминании, что оно дано нам са­мим Богом... что в нем ничего нельзя критико­вать, но должно все принимать на веру... и при­нимать должно не как-нибудь, а в состоянии глубочайшего смирения и благодарности... По­стоянная спекуляция на рессантименте — игре на чувствах злобы и зависти, которые низшие всегда испытывают по отношению к высшим... Эта проповедь вербует всех сбившихся с пути и отверженных... кружит бедные, маленькие, глу­пые головы, превращая их в фанатиков и застав­ляя надуваться спесью из-за нелепейшей фан­тазии — будто они суть смысл и соль земли... Это учение отлично поняло, как велика мощь па­радокса; с его помощью оно поражало, возму­щало, раздражало и увлекало на борьбу, на пре­следование и разгром врагов..." (XV, 268).

Самое неожиданное то, что христианские идеалы каким-то непостижимым путем порабо­щают души даже благородных и сильных, и это­го-то и добивается христианство. Вот в чем глав­ная загадка христианской истории, которую Ницше пытается разгадать с помощью психо-

[33]

логии, но удается ему.это плохо. Христианский идеал "созвучен трусости и тщеславию утомлен­ных душ, но и сильнейшие из людей знают ми­нуты усталости, и тут-то и совершается подме­на: то, что кажется самым нужным и желанным в подобном состоянии — доверие, беззлобность, нетребовательность, терпение, любовь к себе по­добным, возвышенность, предание себя па волю Божию, освобождение от собственного Я и са­моотвержение, — выдается за нечто нужнейшее и желаннейшее само по себе " (XV, 328). И Ниц­ше заключает: "Что ненавидим мы в христиан­стве? — То, что оно стремится сломить сильных, превратить их мужество в расслабленность, ис­пользовать всякую дурную минуту, когда они подавлены и утомлены, чтобы заменить их гор­дую уверенность беспокойством и бесплодными угрызениями; что оно умеет отравить их благо­родные инстинкты и сделать больными здоро­вые, обращает их волю к власти внутрь — против них самих, так что и самый сильный в конце концов тонет, захлестнутый волнами самоуни­чижения и самоистязания: известнейший при­мер такой чудовищной гибели — гибель Паска­ля" (XV, 329).

Однако в подобной борьбе возникает колос­сальное напряжение духа, которое Ницше счи­тает побочным следствием христианства и при­ветствует как возможность нового взлета чело­вечества: без этого духовного напряжения чело­вечество, преодолев христианство, никогда не узнало бы, какие у него есть шансы. Себя Ницше считает одним из тех, в ком порожденное хри­стианством напряжение достигло наибольшей силы. Но удастся ли человечеству воспользо­ваться открывающимися ему возможностями; сработает ли напряжение и сохранится ли оно — это великий исторический вопрос; ибо опас-

[34]

ность здесь по меньшей мере так же велика, как и шанс на удачу. Ибо на пути вверх человеку препятствуют, может быть, еще более могуще­ственные, чем само христианство, исторические феномены, суть которых в духовной разрядке, снятии всякого напряжения (VII, 5; XVI, 196, 394). Иногда кажется, что эти расслабляющие явления ненавистны Ницше еще больше, чем христианство как таковое. Тут уже полная ката­строфа, хуже некуда. На первом плане среди этих явлений для Ницше, кроме иезуитства, дух современной демократии и всего, что с ней свя­зано.

Либерализм, социализм, демократия, каки­ми бы антихристианскими лозунгами они ни прикрывались, суть для Ницше порождения ут­ратившего напряжение и расслабившегося хри­стианства. Именно в них христианство продол­жает сегодня жить; благодаря удобной лжи хри­стианского происхождения в светском обличье оно сохраняет себя и свое влияние. Нынешние философия и мораль, "гуманизм" и в особенно­сти идеалы равенства — не что иное, как заву­алированные христианские идеалы. То, что вся­кому ничтожеству, бессилию, слабости должно помогать, поскольку они слабы; что всякое би­ологическое человеческое существо уже просто в силу своего существования как такового вправе притязать на то, что доступно лишь человеку из­вестного ранга; что любой дурак и тупица может и должен учиться тому, что подобает лишь ода­ренному умом от рождения, в ком рождаются живые идеи; то, что абсолютное первенство при­знано за простым фактом бытия человеческого, а не за его содержанием, и энтузиазм, подлинное в человеке и волевое начало в нем лишились своего значения; что делают вид, будто все до­ступно каждому, будто и не существует суровой

[35]

данности; что нынче не желают принимать ре­шения и брать на себя ответственность; что ду­ховное и идеальное используется на самом деле лишь как средство ради самосохранения и со­хранения власти в фактически никогда не пре­кращавшейся борьбе за существование, в кото­рой надо победить во что бы то ни стало, "любой ценой",— так вот, для Ницше все это — плоды Великого Извращения, позднеантичного, иудей­ского, христианского. Во всех исторических пе­рипетиях эти идеалы сохраняют все ту же из­вечную лживость, остаются все так же далеки от реальности. Когда же они, наконец, изнашива­ются, ветшают и позволяют людям разглядеть себя через прорехи насквозь, тогда на свет яв­ляется нигилизм, который ни во что больше не верует, не почитает истинным ничего — либо все без разбору, не имеет почвы под ногами и по сути своей Яйляется следствием именно христи­анства, но христианства "Великого Извраще­ния", а не христианства Иисуса.

Не перечесть всех явлений, в которых Ниц­ше разоблачает псевдоморфозы христианства в современном мире. Наименее враждебно отзы­вается он, пожалуй, об "эвтаназии христианства" в буржуазном мире.

По-настоящиему активные люди обходятся сегодня вовсе без христианства, а думающие люди среднего духовного уровня пользуются ис­правленным христианством, которое Ницше изображает так: "Бог, который по любви своей устраивает все так, чтобы нам же в конце концов было лучше... чтобы все в целом всегда выходило хорошо и правильно, так что ни у кого не было бы оснований жаловаться на жизнь или тяго­титься ею... одним словом, не Бог, а обоготво­рение резиньяции и скромности — это лучшее, что еще осталось от христианства... Этакий мяг-

[36]

кий морализм... Остались не столько "Бог, свобода и бессмертие", сколько благожелатель­ность и благопристойность, а также вера, что и во всем мироздании воцарятся однажды благо­желательность и благопристойность" (IV, 88).