Между бюрократией и гражданским обществом: идеологи «консервативной модернизации» конца XIX в. об университетской реформе

Наше время во многом схоже с последней четвертью XIX века: тогда, пережив масштабные реформы и предреволюционную ситуацию, общество также захотело стабильности и на некоторое время ее обрело — чтобы затем исчезнуть в огне революции. «Контрреформы» Александра III были попыткой решить проблему терроризма и экстремизма путем усиления государства — т.е. бюрократической вертикали. Одним из идеологов этой политики был Михаил Катков — редактор газеты «Московские ведомости» и журнала «Русский вестник». Этот противоречивый человек явил собой уникальный пример воздействия журналиста на власть.

Катков начинал свою карьеру как защитник русской гласности от произвола петербургской бюрократии. Однако, одержав победу над министром внутренних дел П.А. Валуевым, он добился превращения своей редакции в один из центров принятия государственных решений. Здание на Тверском бульваре превратилось в «департамент Каткова», а громящие либералов катковские передовицы все чаще приобретали знакомый нам издевательский тон. Правда, слово «бандерлоги» тогда еще не было введено в российский общественно-политческий лексикон, но характеристика русского общества как, например, «стада баранов» являлась довольно стандартным полемическим приемом «Московских ведомостей».

Рост терроризма катковские издания первоначально стремились объяснить происками внешних сил – «польской интригой». Однако нельзя было игнорировать активного участия в революционном движении русской молодежи, нарастания в интеллигентной среде недовольства властью. Причину экстремистских настроений Катков и его единомышленники увидели в состоянии тогдашней системы образования. С одной стороны, они справедливо указывали на незрелось русской молодежи и на недостатки в учебном процессе. С другой — обвиняли во всем либеральный университетский устав 1863 г., по которому русские университеты получили автономию. Интриги либеральных профессоров якобы развращали молодежь, отвлекали ее от учебы и вовлекали в политику.

Катковская редакция, опираясь на свое влияние в правительстве, начинает активную борьбу за реформу образования — среднего и высшего. Как часто бывает в таких случаях, идейная борьба переплеталась с борьбой за место под солнцем. В конце 60-х гг. друг Каткова проф. П.М. Леонтьев был забаллотирован на очередных выборах и покинул университет. По воспоминаниям Б.Чичерина, на прощание он пообещал коллегам: «вы лизнули моей крови, но я отомщу».

Это обстоятельство придало последующим спорам об университетском вопросе особенно ожесточенный характер. В 1873 г. в «Русском вестнике» была опубликована ранее поданная в министерство просвещения «записка» другого сподвижника Каткова, профессора Н.А. Любимова. Она называлась «По поводу предстоящего пересмотра университетского устава» и содержала жёсткую критику воцарившейся в университетах «анархии». Коллегами текст был воспринят как донос, а в печати стали появляться многочисленные статьи с возражениями — нередко довольно эмоциональные и касавшиеся личных качеств автора. Десятки профессоров выражали Любимову свое возмущение, ему перестали подавать руку и грозили забаллотировать на выборах.

Вчисле недовольных были люди разных взглядов: ректор С.М. Соловьев, профессора Чичерин, Герье и Бодянский, знаменитый химик Столетов. Зато идеи Любимова были поддержаны министерством — графом Д.А. Толстым и И.Д. Деляновым (будущим автором знаменитого циркуляра о кухаркиных детях).

Любимов предлагал реформировать высшее образование по западным образцам. Суть предложений по материально-административной части была такова:

l уменьшить полномочия, — прежде всего, финансовые, — университетских советов, переложив их на министерских чиновников;

l ввести единый госэкзамен, с участием «внешней» комиссии;

l в противовес политической свободе дать студентам академическую свободу, т.е. право выбора между предметами и преподавателями;

l для обеспечения этого ввести новую категорию преподавателей — приват-доцентов, не имеющих постоянного оклада и живущих на гонорар за лекции;

l возложить оплату учебного процесса на самих студентов.

Фактически Любимов и стоявший за ним Катков выступали как сторонники бюрократизации и коммерциализации высшего образования: профессора по этому проекту освобождались от всякого участия в решении административно-финансовых вопросов, а вместо того, чтобы солидарно противостоять министерским чиновникам – вынуждены были бы конкурировать с молодыми приват-доцентами за расположение платящих полекционный «гонорарий» студентов.

К слову, перекликались с современными и некоторые педагогические инновации Любимова. Так, знаменитый химик А.Г. Столетов критиковал любимовский учебник физики за чрезмерную «развлекательность», мозаичность и излишнюю образность подачи информации: «Мы серьезно боимся, что первым и преобладающим впечатлением от некоторых страниц книги будет именно какая-нибудь «муха со слона и блоха с верблюда», или «калькуттский петух, зажаренный на электрическом вертеле», и что эти занимательные предметы, легко и упорно поселяясь в воображении юного читателя, будут помехою для более серьезных умственных приобретений».

Мало кто из оппонентов обратил внимание на идеологическую составляющую любимовского проекта. Говоря и о студентах, и о начинающих учёных, профессор отмечал, что «значительная доля их страдает удивительною неумелостью справиться с передачею мысли и факта согласно самым элементарным требованиям правильного изложения». Любимов указывал на нехватку в России именно общего образования - «дабы специалист левой ноги и специалист правой ноги не считали себя свободными и от некоторых сведений о целом организме». «Только... оживление, — завершал профессор, — философского духа в университетском преподавании способно поднять молодые силы к самостоятельной деятельности, духом свободной науки заменить дух рабского служения ученью всеотрицающего эгоизма, и дав мысли содержание, уму силу сопротивления, положить конец той умственной анархии, при которой раздолье всякому обману». В полемике, таким образом, отошли на второй план многие здравые (и, заметим в скобках, совсем не современные) элементы любимовского проекта.

Славянофил Н.П. Гиляров-Платонов отметил тогда, что ожесточение общества связано не столько с сутью предложений, сколько с тем, что они исходят от Каткова и его покровителей, а также озвучиваются в жестком и безапелляционном тоне: «Против меры, готовящейся на университеты … мы не скажем ни слова. Не потому, чтобы уничтожение университетского самоуправления действительно требовалось, а потому, что и самоуправление не приносит пользы. Будет ли белый колпак или колпак белый, это будет одно... Университет от этого не проиграет и ни выиграет, в сравнении с тем, что есть теперь и что было… Очевидно, успех и неуспех университетской жизни зависит от чего-то другого, а не от способа назначения на педагогические и учебно-административные места».

Зато министерство увидело в поднятом свободной еще прессой шуме покушение на свой авторитет. Сам Любимов (которого К.Н. Леонтьев в свое время назвал «худшим образчиком профессорского джентльменства») в письмах Делянову заботливо эту мысль подогревал, обвиняя ректора С.М. Соловьева в интригах и чуть ли не подготовке студенческих беспорядков: «наши печальные университетские истории, начавшиеся с шестидесятых годов» - «это все истории искания, достижения, сохранения, ректорства С.М.» Уступка же «скандалу уличного свойства» рисовалась им как опасное умаление государственной власти, чреватое дальнейшими, уже революционными, потрясениями.

«Дело Любимова» закончилось ничем: коллегам не удалось выжить его из университета, а наиболее активные критики получили выговоры от полиции. Общественная кампания против профессора-ренегата на несколько лет задержала отмену университетской автономии. Реформа была реализована только в 1884 г. и, разумеется, в ходе ее реализации министерскими чиновниками все абстрактно-позитивные элементы любимовского проекта остались на бумаге, а все конкретно-негативные были благополучно воплощены в жизнь. Университетскую автономию ликвидировали, но академической свободы не прибавилось, студенты продолжали бунтовать, а появившиеся благодаря Каткову и Любимову молодые приват-доценты приняли деятельное участие в революционном движении.

Пропагандируя идеи «консервативной модернизации», Катков и его сподвижники любую уступку общественному недовольству воспринимали как ослабление российского государства. Полемика вокруг «дела Любимова» стала одним из первых симптомов раскола между властью и обществом. Много лет спустя, уже в эмиграции, ученик Каткова и друг К.Н. Леонтьева, консерватор и дипломат Ю.С. Карцов будет искать причины революции в следующем: «Опираться можно лишь на предмет, который в свою очередь оказывает сопротивление. Но … всякие общественные организации, хотя бы невинные и благонадежные, видя в них посягательство на свое полновластие, бюрократия не допускала и старалась заглушить в зародыше». Немалая доля ответственности за это лежит на выдающемся публицисте-государственнике М.Н. Каткове и его сподвижнике профессоре Н.А. Любимове.

Л. М. Заушицина

доцент СПГУКиТ

Е. В. Филина

ст. преподаватель ГУМРФ им. адмирала С.О. Макарова