Толпа в работах Г.Лебона

В работах Лебона нашли свое выражение главные вопросы, связанные с мощным движением масс, которое он наблюдал в период революций, мятежей и восстаний. Захваченные мощным потоком революционного движения, многие аристократы были удивлены, напутаны и взволнованны. Лебон как очевидец имел возможность описать и героическое, и преступное, и негативное, и возвышенное. Он одним из первых сумел понять, что представляет собой большое скопление людей в одно время и в одном месте. И он предсказал, что сулит окружающим простая сумма мелких интересов, инстинктов и намерений, соединенных в толпе воедино.

По представлению Лебона, под словом «толпа» следует подразумевать в обычном смысле собрание индивидов, какова бы ни была их национальность, профессия или пол и каковы бы ни были случайности, вызвавшие это собрание (Г. Лебон отождествлял массу с толпой)[14]. Он подчеркивает, что при известных условиях — и притом только при этих условиях — собрание людей имеет совершенно новые черты, отличающиеся от тех, которые характеризуют отдельных индивидов, входящих в состав этого собрания. Сознательная личность исчезает, причем чувства и идеи всех отдельных единиц, образующих целое, именуемое толпой, принимают одно и то же направление, так образуется коллективная душа.

Существуют такие идеи и чувства, которые возникают и превращаются в действия у индивидов, лишь объединенных в толпу. Одухотворенная толпа представляет собой временный организм, образовавшийся из разнородных элементов, на одно мгновение соединившихся вместе, подобно тому как соединяются клетки, входящие в состав живого тела и образующие посредством этого соединения новое существо, обладающее свойствами, отличными от тех, которыми обладает каждая клетка в отдельности. В агрегате, образующем толпу, нет ни суммы, ни среднего входящих в состав ее элементов. Но существует комбинация этих элементов и образование новых свойств, подобно тому как это происходит в химии при сочетании некоторых веществ, образующих новое тело, обладающее совершенно иными свойствами, чем те, которыми обладают составные части, послужившие для его образования.

Лебон дал подробное описание толпы как живого организма. Ему принадлежат более двух десятков описаний характера толпы. Прежде всего, он считает, что любая толпа консервативна, несмотря на ее революционный образ действий. Она кончает реставрацией того, что в начале низвергала, ибо для нее, как и для всех находящихся в состоянии гипноза, прошлое гораздо более значимо, чем настоящее.

Он считает, что толпе знакомы только простые и крайние чувства; всякое мнение, идею или верование, внушенные ей, толпа принимает или отвергает целиком и относится к ним или как к абсолютным истинам, или как к столь же абсолютным заблуждениям. Не испытывая никаких сомнений относительно того, что есть истина и что — заблуждение, толпа выражает такую же авторитарность в своих суждениях, как и нетерпимость [15]. В публичных выступлениях малейшее прекословие со стороны оратора немедленно вызывает яростные крики и бурные ругательства в толпе, за которыми следуют действия, а затем и изгнание оратора, если он будет настаивать на своей точке зрения. Если бы не присутствие агентов власти, то жизнь спорщика весьма часто подвергалась бы опасности.

Индивид в толпе приобретает, благодаря только ее численности, сознание непреодолимой силы, и это сознание дозволяет ему поддаться таким инстинктам, которым он никогда не дает волю, когда бывает один. В толпе же он менее склонен обуздывать эти инстинкты, потому что толпа анонимна и не несет на себе ответственности, сдерживающей отдельных индивидов.

Нетерпимость и авторитарность суждений общих для всех категорий толпы, но выражаются все-таки в различной степени. Тут также выступают основные свойства расы, подавляющие все чувства и мысли людей. Авторитарность и нетерпимость представляют собой определенные чувства, которые легко понимаются и усваиваются толпой и легко применяются ею на практике, как только они будут ей навязаны. Массы уважают только силу, и доброта их мало трогает: они смотрят на нее как на одну из форм слабости. Симпатии толпы всегда на стороне тиранов, подчиняющих ее себе, а не на стороне добрыx властителей, и самые высокие и грандиозные статуи толпа всегда воздвигает первым, а не последним (ср. с идеями Н. Макиавелли).

Для толпы, не способной ни к размышлению, ни к рассуждению, не существует поэтому ничего невероятного, а ведь именно невероятное поражает всего сильнее. Вот почему толпа поражается больше всего чудесной и легендарной стороной события. Толпа, способная мыслить только образами, восприимчива только к образам. Только образы могут увлечь ее или породить в ней ужас и сделаться двигателями се поступков. Кто владеет искусством производить впечатление на воображение толпы, тот и обладает искусством ею управлять.

Характеризуя чувства и нравственность толпы, Лебон перечисляет свойственные ей импульсивность, раздражительность, неспособность обдумывать, отсутствие критичности, преувеличенную чувствительность и т.п., которые наблюдаются у существ, принадлежащих к низшим формам эволюции, как-то: у женщин, дикарей и детей. Он считает, что толпа почти исключительно управляется бессознательным. Совершенные толпой поступки могут быть превосходны сами по себе, но так как ум не руководит ими, то индивид в толпе действует сообразно случайности. Толпа рабски покоряется импульсам. Толпой трудно руководить, особенно если часть общественной власти находится в ее руках.

Если толпа охотно топчет ногами поверженного деспота, то это происходит лишь оттого, что, потеряв свою силу, деспот этот уже попадает в категорию слабых, которых презирают, потому что их не боятся. Тип героя, дорогого сердцу толпы, всегда будет напоминать Цезаря, шлем которого прельщает толпу, власть внушает ей уважение, а меч заставляет бояться. Всегда готовая восстать против слабой силы, толпа раболепно преклоняется перед сильной властью. Если сила власти имеет перемежающийся характер, то толпа, повинующаяся всегда своим крайним чувствам, переходит попеременно от анархии к рабству и от рабства к анархии.

Верить в преобладание революционных инстинктов в толпе, пишет далее Лебон, — это значит не знать се психологии. Нас вводит тут в заблуждение только стремительность этих инстинктов. Взрывы возмущения и стремление к разрушению всегда эфемерны в толпе. Толпа слишком управляется бессознательным и поэтому слишком подчиняется влиянию вековой наследственности, чтобы на самом деле не быть чрезвычайно консервативной. Предоставленная самой себе, толпа скоро утомляется своими собственными беспорядками и инстинктивно стремится к рабству. Она питает самое священное уважение к традициям и очень глубокий бессознательный ужас передвсякого рода новшествами, способными изменить реальные условия ее существования.

Нравственность толпы.
В отношении нравственности толпы Лебон отмечает следующее:
нравственный уровень толпы очень низок. Инстинкты разрушительной свирепости, составляющие остаток первобытных времен, дремлют в глубине души каждого из нас, подчеркивает он. Поддаваться этим инстинктам опасно для изолированного индивида, но когда тот находится в неответственной толпе, где, следовательно, ему обеспечена безнаказанность, он может свободно следовать велению своих инстинктов. Не будучи в состоянии в обычное время удовлетворить эти свои свирепые инстинкты на ближних, люди ограничиваются тем, что удовлетворяют их на животных. Общеизвестная страсть к охоте и свирепые действия толпы вытекают из одного и того же источника. В изолированном положении человек, быть может, был бы культурным существом; в толпе же — это варвар, т.е. существо инстинктивное, действующее не по велению разума, а в соответствии с инстинктами[16]. У него обнаруживается склонность к произволу, буйству, свирепости, хотя иногда и к энтузиазму и героизму, свойственным первобытному человеку, и он совершает поступки, явно противоречащие и его интересам, и его привычкам. Индивид в толпе — это песчинка среди массы других песчинок, уносимых ветром, где практически ничего от него не зависит (если только он не лидер этой толпы, но и тогда его положение неоднозначно).

Толпа не только импульсивна и изменчива, как и дикарь, она не допускает, чтобы что-нибудь становилось между ее желанием и реализацией этого желания. Всякое неожиданное препятствие будет толпой уничтожено со свойственной её стремительностью, и если бы человеческий организм допускал возможность неослабевающего состояния ярости, то можно было бы сказать, что нормальное состояние толпы, наткнувшейся на препятствие, — это ярость. А толпа в ярости сметает всё, что стоит на её пути.

Блуждая всегда на границе бессознательного, легко подчиняясь всяким внушениям и обладая буйными чувствами, свойственными тем существам, которые не могут подчиняться влиянию рассудка, толпа, лишенная всяких критических способностей, должна быть чрезвычайно легковерна. Невероятное для нее не существует, и это надо учитывать, так как этим объясняется та необычная легкость, с которой создаются и распространяются легенды и самые неправдоподобные рассказы. Не обязательно толпа должна быть многочисленна, чтобы способность видеть правильно то, что происходит перед нею, была бы в ней уничтожена и чтобы место реальных фактов заняли галлюцинации, не имеющие с этими фактами никакой связи. Как только несколько индивидов собираются вместе — это толпа, даже в том случае, если они - выдающиеся ученые, и иногда они приобретают все свойства толпы но отношению ко всему, что выходит за пределы их специальности. Способности наблюдения и критики, существующие у каждого из этих ученых в отдельности, тотчас же исчезают в толпе. Ведь человек изначально склонен к иллюзиям и многие люди живут ими, когда же они собираются и образуют толпу их иллюзии грандиозны и не допускают ни малейшего опровержения их представлений и зачастую отрицательно относятся к реальности и к людям, пытающимся «открыть им глаза».

Но если толпа способна на убийство, поджоги и всякого рода преступления, то она способна также и на очень возвышенные проявления преданности, самопожертвования и бескорыстия, более возвышенные, чем те, на которые способен отдельный индивид. Действуя на индивида в толпе и вызывая у него чувство славы, чести, религии, патриотизма, легко можно заставить его пожертвовать даже самой жизнью. Толпа способна к проявлению величайшего бескорыстия и величайшей преданности. Личный интерес очень редко бывает могущественным двигателем в толпе, тогда как у отдельного индивида он занимает первое место. Никак не интерес, конечно, руководил толпой во многих войнах, всего чаще недоступных ее пониманию, но она легко шла на смерть и так же легко принимала ее, как легко дают себя убить ласточки, загипнотизированные зеркалом охотника, как мотылек летит на огонь и не видит опасности.

Обладая преувеличенными чувствами, толпа способна подчиниться влиянию только таких же преувеличенных чувств. Оратор, желающий увлечь ее, должен злоупотреблять сильными выражениями. Преувеличивать, утверждать, повторять и никогда не пробовать доказывать что-нибудь рассуждениями — вот способы аргументации, хорошо известные всем ораторам публичных собраний. Толпа желает видеть и в своих героях такое же преувеличение чувств; их кажущиеся качества и добродетели всегда должны быть увеличены в размерах, зачастую до нереальных пределов. Справедливо замечено, что в театре толпа требует от героя пьесы такого мужества, нравственности и добродетели, какие никогда не практикуются в жизни.

Уже упоминалось, что на толпу нельзя влиять рассуждениями, так как ей доступны только грубые ассоциации идеи. Поэтому-то ораторы, умеющие производить впечатление на толпу, всегда обращаются к ее чувствам, а не к ее рассудку. Законы логики не оказывают на нее никакого действия. Чтобы убедить толпу, надо сначала хорошенько ознакомиться с воодушевляющими ее чувствами, притвориться, что разделяешь их, затем попытаться их изменить, вызывая посредством первоначальных ассоциаций какие-нибудь прельщающие толпу образы, учит Лебон. Надо также уметь в случае нужды вернуться назад, и главное — уметь угадывать ежеминутно те чувства, которые порождаешь в толпе (этими закономерностями очень часто пользуются адвокаты, к примеру, не указывая на вину преступника, а говоря, какой он несчастный и какое у него добродушное лицо, явно он безобиден и к преступлению не имеет никакого отношения; таких примеров множество).