Небесная Россия. 3 страница

И вот в заключение цитата из статьи видного ленинградского тибетолога Бронислава Кузнецова "Тайны древних тибетских книг": "В 1967 г. в Дели тибетцы опубликовали "Тибетско-шаншунекий словарь", в котором помещены сочинения по религии бон. Это сочи­нения сравнительно поздние, но они содержат огромное количество цитат и выдержек из древних тибетских трактатов по религии бон, в большинстве своем нам неизвестных. Читая этот словарь, я обратил внимание на имя какого-то учителя Есес. (или Еше), который [26]проповедовал свое учение на территории Персидской империи в са­мом начале нашей эры. Между прочим, судя по тибетской географи­ческой карте, эта империя включала в себя Палестину с городом Иерусалимом... Так вот об этом странном учителе в тибетской книге между прочим сказано следующее: "Чудотворец Еше из страны Иран... появился в стране Шаншун-Мар" (Северный Тибет – Б.К.)... Я думаю, что есть основания допустить, что Еше – это и есть Иисус (Ешуа). во-первых, в священных бонских книгах (сутрах) его имя упоминается наряду с главными богами. В "Сборнике изображений 300 бурханов", опубликованном нашим академиком Ольденбургом есть икона, изо­бражающая "троицу" главных буддийских, а также и бонских богов. Центральная фигура – небесный Будда "Всеблагой" (у бонцев это главный бог "Господь Небесный"), слева от него – Будда будущего времени – Майтрейя (у бонцев – Мессия), а справа учитель Есес. К сказанному следует добавить, что этот учитель жил и проповедовал в начале эры, вполне возможно на Ближнем Востоке".

Итак мы имеем несколько сообщений, разделенных значительны­ми промежутками времени и не во всем совпадающих, но сводящихся к одному – к пребыванию Иисуса Христа в Индии и Тибете и к связи его учения с буддизмом и другими религиями Центральной Азии. Мы не ставили себе целью подборку всех сообщений подобного рода, как не ставили целью их подробный разбор и критику, ограничившись лишь рядом попутных замечаний. Как известно, и сам факт исторического существования Христа признан не всеми. Но столь устойчи­вое бытование легенды о пребывании Христа в Индии должно было бы, на наш взгляд, привлечь более пристальное внимание востокове­дов. Рассмотрение этого вопроса с позиций сегодняшней ориентали­стики, далеко ушедший вперед с того времени, когда этот вопрос был впервые поднят, должно привести, если не к разрешению, то хотя бы к прояснению его. Такое исследование могло бы, во всяком случае, вскрыть глубокую генетическую связь между религиями Запада и Востока. Что, в свою очередь, дало бы возможность по-новому взгля­нуть и на вопрос о культурном взаимоотношении и взаимодействии этих величин, которые в силу инерции продолжают считаться более исторически изолированными, чем это было в действительности.

От автора. Статья печатается почти в том виде, в каком она была написана в 1971 году в Ленинграде. В данное время автор не имеет возможности для дополнительного изучения источников, но надеет­ся, что эта публикация послужит толчком для других исследований.

БЕВЕРЛИ МУН
Библиотека Наг Хаммади: Дискурс о восьмом и девятом (VI, 6)

"Дискурс о восьмом и девятом" – это диалог между Гермесом и его духовным учеником. Гермес обещал посвятить "сына" в экстатическое познание восьмой и девятой сфер бытия, т.е. в реальность, которая нахо­дится по ту сторону космоса, представлявшегося в образе семи небесных сфер (Солнца, Луны, планет). Каждая из семи сфер характеризуется определенными физическими и психологическими качествами. Чтобы выйти из границ влияния космических сфер, неофит должен преодолеть свою природу, чтобы к моменту достижения восьмой сферы (уже внекос-мической) в нем остался только чистый дух. Вышеприведенное толкова­ние космоса было обычным для эллинистической традиции.

"Дискурс" отличается от строго гностических текстов и, скорее, принадлежит гермесовской традиции. В трудах гностиков космос опре­деляется как несовершенное творение Бога-Демиурга. В гермесовской же традиции космос соотносится с одним трансцендентным божеством – Гермесом Трисмегистом, материя и сознание не отделены и не про­тивопоставлены друг другу. Это ясно из "Дискурса", в котором клятва сохранения тайны, произносимая неофитом, адресована и космическим силам, и трансцендентному источнику космоса: четырем элементам, семи властителям сфер и Гермесу Трисмегисту – трижды великому – рожденному, саморожденному и нерожденному Богу.

Интегрирование уровней бытия – от небесного до земного – во власти нерожденного Бога. Именно этот Бог является в мистическом видении в середине "Дискурса". Через наставление и молитву ведет Гермес душу неофита в царство чистого духа. Там он являет себя Нусом (умом), Эоном Эонов, Великим Божественным Духом, Хозяином все­ленной, Гермесом Трисмегистом.

Как в "Бхагавадгите" Арджун-воин познает два лика Бога: духовно­го воителя и друга в лице Кришны и посредством сверхъестественного зрения видит трансцендентную природу Кришны, называемую Вели­ким Господином Мистических Сил или Вишной, – подобным же обра­зом в "Дискурсе" мистик описывает свое видение двух ликов Бога. Он познал Гермеса-Проводника и Гермеса Отца Своего. Гермес оказывает­ся субъектом и объектом откровения, другом и высшим божеством.

"Дискурс" был написан около 300 г. до н.э. Он был найден в 1945 году в коллекции мистических рукописей, переведенных на копт­ский – египетский язык того времени, и закопанной в глиняном кувшине в пустыне. Библиотека Наг Хаммади содержит тексты из разных традиций – греческой, иудейской и христианской.

Публикуемый перевод был напечатан по-английски в первом полном собрании Nag Hammadi Library, Harper & Row, San Francisco, 1977.

ДИСКУРС О ВОСЬМОМ И ДЕВЯТОМ (VI,6)
Перевод с коптского Аркадия Ровнера.

Консультант Беверли Мун

стр. 52

/"О мой отец,/ вчера ты сообщил мне,

что введешь мой ум

в восьмое и после этого –

в девятое. Ты сказал:

"Такова ступенчатость предания".

"О мой сын, действительно таков порядок.

Обещание исходило

из свойств человеческой природы.

Я сказал, когда давал обещание:

"если ты удержишь в уме

каждую из ступеней".

Когда я получил Дух через силу,

я направил на тебя энергию.

Воистину понимание принадлежит тебе.

Во мне же оно, словно беременная сила.

Когда я зачал от фонтана,

текущего ко мне, я родил."

"О мой отец, каждое твое слово ко мне

благо. Но меня удивляют слова,

которые ты сейчас сказал:

"сила, которая во мне."

Он сказал: "Я родил ее,

как рождают детей."

"Потому, о мой отец, у меня много братьев,
если /ты/ причислишь меня к отпрыскам."
"Хорошо, о мой сын,
это благо причисляется
через / /

стр. 53

"О мой сын, необходимо для тебя

узнать своих братьев

и должным образом воздать им честь,

ибо они произошли от того же отца.

Я назвал каждое поколение.

Я дал им имя, ибо они – отпрыски,

как эти дети".

"О мой отец, есть ли у них /бытие/?

"О мой сын, они – духовные. Они – энергии,

питающие души. Поэтому я говорю:

они бессмертны".

"Слово твое истинно. Оно неоспоримо отныне.

О мой отец, начни дискурс о восьмом и девятом

и причисли меня к моим братьям".

"Будем молиться, о мой сын, Отцу Всего

вместе с твоими братьями – моими сыновьями,

чтобы он дал нам дух речи".

"Как они молятся, о мой отец,

когда они в единении с поколениями?

Я хотел бы последовать, о мой отец..."

стр.54

"... не есть, также не / /

/ / но покоится

/ / и подобает

/тебе/ помнить последовательность,

которая дается книжной мудростью.

О мой сын, будь как в младенчестве.

Так же, как дети, ты задаешь

бессмысленные вопросы".

"О мой отец, понимание, которого я сейчас

достиг, и прежнее знание, которое было дано мне

в книгах – недостаточно для меня.

Оно было во мне и раньше".

"О мой сын, если ты постигаешь истинность

своих слов, ты найдешь своих братьев –

моих сыновей, молящихся с тобой".

"О мой отец, я не постигаю ничего иного

помимо красоты, познанной по книгам,

того, что ты зовешь "красотой души".

"Наставление, которое приходит к тебе

на каждой ступени, пусть станет твоим знанием,

и ты будешь учить".

"Я познал, о мой отец, каждую из книг, но больше

стр.55

"О мой сын / /

/ /

/ /в восхвалениях / /

/ / которые превосходят".

"О мой отец, от тебя я получу силу

в словах, которые ты говоришь. Как было велено нам обоим,

помолимся, о мой отец".

"О мой сын, подобает, чтобы мы

всем нашим умом и всем нашим сердцем,

и нашей душой молились Богу

и просили о даре восьмого,

чтобы он к нам пришел,

и каждый взял из него, что ему подобает.

Тебе надлежит познать, мне же – суметь

вывести дискурс из фонтана,

который течет ко мне".

"Помолимся,

о мой отец, я молюсь тебе,

кто обладает властью над царством сил,

чье слово рождает свет,

чьи слова бессмертны,

вечны и неизменны,

чья воля порождает формы жизни

во всяком месте. Его природа

дает образ бытию. Им движимы

души / /

/ /

стр. 56

/и/ ангелы / /

/ /

/ / которые существуют. Его

провидение простирается на каждого, его

/ / рождает каждого.

/ / зон среди духов.

Он создал все. Он тот, кто содержит себя

в самом себе, печется о каждом.

Он полон. Он – невидимый Бог,

к которому говорят в молчании.

Его образ меняется, когда к нему прикасаются,

и к нему прикасаются. Сила сил,

превышающая величие, превосходящая

почитание, Зоксафазо, аоо

ее ооо еее оооо

ее оооооо ооооо

оооооо уууууу

оооооо уууууу

оооооо оооооо

ооо, Зозазоф. Господи,

дай нам Софию через силу,

которая нас достигает,

чтобы мы могли описать видение

восьмеричности и девятиричности.

Уже мы сумели достичь семиричности,

ибо благочестивы и ходим в законе

и соблюдаем твою волю.

Мы ходим в

стр. 57

Господи, дай нам истину в образе!

Позволь нам в духе увидеть форму образа,

в котором нет совершенства,

и яви нам образ плеромы

в наших хвалах! Ибо от тебя

вселенная получила душу. Ибо от тебя

нерожденного произошел рожденный.

Рождение из-себя-рожденного произошло

через тебя. Ты, основание всего рожденного,

которое существует, прими от нас духовное

приношение, которое мы приносим тебе

от всего нашего сердца и нашей души,

и всей нашей силы. Спаси то, что в нас есть,

и дай нам бессмертную Софию".

"Обнимемся с любовью, о мой сын.

Возрадуйтесь о сем! Сила, несущая свет,

пришла от них к нам. Ибо я вижу, я вижу

невыразимую глубину!

Как мне тебе сказать

стр. 58

о мои сын, начни

с/ /

место. Как мне рассказать тебе обо

Всем! Я / /

Я вижу Нус, который движет душу. Тот, который

будит меня от божественного забвения. Ты

даешь мне силу. Я вижу тебя. Я хочу говорить.

Страх удерживает меня. Я нашел исток силы,

который выше всех сил, у которого нет начала.

Я вижу фонтан, пузырящийся жизнью.

Я сказал, о мой сын: "Я – Нус". Я видел.

Слово не может выразить, что я видел.

Вся восьмеричность, о мой сын, и души,

которые в ней, и ангелы поют гимн в тишине.

Но я, Нус, я постигаю".

"Как мне воспеть хвалу?"

"Стал ли ты таким, что с тобой невозможно

говорить?" "Я молчу, о мой отец,

я хочу петь хвалы в молчании." "Поистине,

говори, ибо я есть Нус".

"Я постигаю Нус, о Гермес, который

нельзя объяснить, ибо он он замкнут в себе.

И я радуюсь, о мой отец, ибо вижу

твою улыбку. И Все

стр. 59

/радуется/. Потому нет ничего,

что страдало бы от твоего бытия.

Ибо ты господин граждан в любом месте.

Твое провидение охраняет. Я зову тебя,

о отец, Эоном эонов. Дух божественен,

и Духом дается дождь каждому. Что говоришь

ты мне, о мой отец Гермес?" "Об этих вещах

я не говорю ничего, о мой сын. Ибо

справедливо перед Богом,

что мы о сокровенном молчим".

"О Трисмегист, не дай моей душе

лишиться великого божественного видения.

У тебя есть власть надо Всем,

как у хозяина всех мест". "Обратись

к восхвалениям, о мой сын, и говори в молчании".

Закончив восхваления, он воскликнул:

"Отец Трисмегист, что я должен сказать?

Мы получили этот свет! И я вижу

восьмеричность и души, которые в ней,

и ангелов, поющих хвалы девятиричности

и его силам. И я вижу того, кто обладает силами

всех их, творя

стр. 60

в духе". "Полезно отныне пребывать

нам в молчании в почтительных позах.

Отныне не говори о видении. Подобает

петь хвалы Отцу до наступления дня –

пока не оставим тела".

"То, что ты говоришь, о мой отец,

я тоже хочу говорить. Я пою хвалы в себе,

чтобы ты отдохнул". "Будь деятельным

в восхвалении, ибо ты нашел, что ты ищешь".

"Что подобает делать, о мой отец?

Восхвалять ли, ибо я полон в моем сердце?"

"Что подобает – это хвалы, которые ты

будешь говорить Богу, чтобы можно было

записать в нетленной книге."

"Я вознесу хвалу в моем сердце,

молясь концу Всего и началу начал

человеческого поиска, вечной находке,

родителю света и истины, сеятелю Логоса,

любви бессмертной жизни. Никакой

сокровенный Логос не может говорить о тебе,

Господи. Потому мой Нус стремится

петь тебе хвалы целыми днями.

Я – орудие твоего Духа. Нус твоего плектра.

Твои слова вдохновляют меня. Я вижу

стр. 61

себя. Я получил силу от тебя,

ибо твоя любовь укрепила нас."

"Так, о мой сын." "О милость,

после этого я воздаю тебе благодарность,

восхваляя тебя. Ибо я получил

жизнь от тебя, когда ты дал мне мудрость.

Я пою хвалу тебе, я вызываю твое имя,

которое скрыто в

а о ее о еее ооо иии

оооо ооооо ооо

оо уууууу оо

ооо ооо ооо

ооо ооо ооо

оо. Ты тот, кто в Духе. Я пою хвалы

тебе с почтением."

"О мой сын, напиши эту книгу

в тайных знаках для храма Диасполиса

и назови ее "Восьмеричность раскрывает

девятиричность".

"Я сделаю это, о мой отец,

как ты повелеваешь, сейчас."

"О мой сын, напиши слова этой книги

на бирюзовой стелле.

О мой сын, подобает написать эту книгу

на бирюзовой стелле в тайных знаках.

Тогда Нус станет наблюдателем

стр. 62

этого. Поэтому я повелеваю

чтобы этот дискурс

был выгравирован на камне, и ты

отнесешь его в мое святилище.

Пусть восемь стражников охраняют его

и девять солнц. Справа – мужи

с лягушачьими лицами, слева –

жены с кошачьими лицами. И

помести квадратный молочный камень

в основание бирюзовых плит

и напиши имя тайными знаками

на лазурной каменной стене.

О мой сын, ты сделаешь это,

когда я в Деве и Солнце

в первой половине дня

и 15 градусов пройдено мною."

"О мой отец, все, что ты говоришь,

я выполню со рвением."

"И напиши клятву в книгу, чтобы те,

кто читают, не употребляли ее во зло

и не пользовались ею, чтобы противостоять

действиям судьбы. Им бы лучше

подчиниться закону Бога,

не нарушая его, но в чистоте

просить Бога о Софии и Гнозисе.

стр. 63

И тот, кто не рожден сначала от Бога,

может родиться от Логоса. Он не будет

читать написанное в этой книге,

хотя его сознание чисто,

и он не делает ничего постыдного

и на постыдное не дает согласия.

Ступенями он продвигается

и выходит на путь бессмертия.

Так он приходит к пониманию восьмеричности,

которая открывает девятиричность."

"Так будет сделано, о мой отец."

"Вот клятва:

тому, кто прочтет эту святую книгу,

я велю поклясться небом и землей,

и огнем, и водой, и семью властителями

субстанций, и творящим Духом в них,

и нерожденным Богом, и саморожденным

Богом, и тем, кто был рожден, –

что он будет хранить тайны,

которые открыл Гермес, и тех,

кто хранит клятвы,

их Бог соединит с теми и каждым,

кого мы называли. Но гнев

обратится на тех, кто нарушит

эту клятву. Сущего

призываю в свидетели, о мой сын."

ГРОМ, СОВЕРШЕННЫЙ РАЗУМ (VI,2)
Авторизованный перевод с коптского Аркадия Ровнера

Консультант Беверли Мун

Я послан к тем... я найден среди тех...

вы, ждущие меня, забудьте все приметы,

отрежьте слух,

отрежьте все,

отрежьте смех –

отдайте все ответы. Слух, голос свой вражды лишите...

...звук имени,

...огонь огня. Вы, ждущие меня, меня возьмите

из подлых мест.

... не ждущие меня!

Ибо я – первый и последний.

Я – почитаемый и униженный.

Я – проститутка и святой.

Я – жена, и я – дева.

Я – мать, и я – дочь.

Я бездетна, и у меня много сыновей.

Моя свадьба великолепна,

и у меня нет мужа.

Я – повитуха, и я бесплодная.

Я – облегчение моих трудов.

Я – невеста, и я – жених,

я – муж мой, родивший меня.

Я – мать моего отца

и сестра моего мужа,

и он – мой отпрыск.

Я – раб создавшего меня

и исток моего отпрыска.

Но он родил меня до времени

в день моего рождения.

Он мой отпрыск в положенное время,

и сила моя от него.

Я – сила его юности,

и он – посох моей старости.

И все, что он захочет, тому и быть.

Я – непостижимая тишина

и идея, память о которой редка.

Я – голос, чей звук множественен,

и слово, чье явление многогранно.

Я – выражение моего имени.

Почему ненавидящие меня любят меня

и ненавидят тех, кто любит меня?

Вы, отрицающие меня, исповедуете меня,

и вы, исповедующие меня, отрицаете меня.

Вы, говорящие правду обо мне, лжете,

и вы, лгущие обо мне, говорите правду.

Вы, знающие меня, невежественны,

и те, не знавшие меня, узнают меня.

Ибо я – знание и невежество.

Я – позор и отвага.

Я бесстыден и я пристыжен.

Я – сила, и я – страх.

Я – война, и я – мир.

Взгляните на меня!

Я – опозоренный и великий.

Взгляните на мои нищету и богатство.

Не будьте надменны со мной, сброшенной на землю,

и вы найдете меня среди тех,

кому надлежит прийти.

И не смотрите на меня, когда я в навозе,

но и не уходите и не оставляйте меня,

когда я отринута,

и вы найдете меня в царствах.

И не смотрите на меня, когда я в изгнании

среди опозоренных в подлых местах,

и не смейтесь надо мной.

Не изгоняйте меня в мертвую страну. Я сострадательна, и я жестока.

Будь внимателен!

Не презирай мою покорность

и не восхищайся моей властью над собой.

В моей слабости не оставляй меня

и не бойся моей силы.

Почему ты презираешь мой страх

и проклинаешь мою гордыню?

Я – тот, кто скрывается во всех страхах,

сила в трепете страха.

Я – слабость,

и я приятна в благодатных местах. Я бесчувственна, и я мудрая.

Почему вы ненавидите меня в своих сборищах?

Ибо я молчалив среди тех, кто молчалив,

а когда я явлюсь – я скажу.

Почему вы ненавидели меня, греки?

Потому что я варвар среди варваров?

Ибо я мудрость греков

и знание варваров.

Я – разум греков и варваров.

Я – чей образ велик в Египте

и у кого нет образа среди варваров.

Я ненавидима везде

и везде любима.

Я – та, кого зовут Жизнь

и кого ты назвал Смертью.

Я – тот, кого называют Законом,

а ты назвал – Беззаконием.

Я – та, кого ты преследовал,

и я – та, кого ты настигал,

кого ты разбазаривал

и кого собирал.

И я – та, перед кем ты стыдился

и перед кем был бесстыден.

Кто не празднует праздников

и у кого много праздников.

Я безбожна,

и я – та, чей Бог велик.

О ком ты размышлял

и кого унижал.

Я неученая,

но они учились у меня.

Я – та, кого ты презирал

и о ком ты думал.

От кого ты скрывался,

и вот ты передо мной.

Но когда ты прячешься,

я сама являюсь тебе.

И когда ты появляешься,

я прячусь от тебя.

Возьми меня от понимания и печали,

возьми меня к себе от понимания и печали.

Возьми меня к себе из мест подлых и низких

и отними меня у тех, кто добры и уродливы.

От стыда возьми меня к себе в бесстыдстве,

и от бесстыдства и стыда возьми

и упрекай меня в себе.

И приди ко мне ты, знающий меня

и знающий мою основу,

и утверди великих среди малых.

Выйди к детству,

не презирай его за то,

что оно мало и ничтожно.

И не отказывай малому в величии,

ибо малость постигается через величие.

Почему ты проклинаешь и почитаешь меня?

Ты ранил, и ты миловал.

Не отделяй меня от тех, кого ты знаешь.

И не гони их прочь...

Я знаю первых, и те, кто за мной, знают меня.

Но я – разум... и отдых...

Я – знание о моем вопрошании

и обретение тех, кто ищет меня,

и повеление тех, кто спрашивает обо мне.

И сила сил моих в моем знании

ангелов, которые были посланы по моему слову,

богов всех времен, явленных по моему совету,

и духа каждого человека, который во мне.

Я – тот, кто почитаем и ценим

и кто презираем и унижен.

Я – мир,

и война пришла из-за меня.

Я – чужестранец и житель этой страны.

Я – субстанция, и я – несубстанционален.

Те, кто не со мной, не знают обо мне,

и те, кто во мне, знают меня.

Те, кто близки, не догадываются обо мне,

и те, кто далеки, знают меня.

В день, когда я близко,

ты далек от меня,

и в день, когда я далека от тебя,

я близка.

Я...внутри.

Я...природна.

Я...творение духов.

...вопрошание душ.

Я – контроль и неуправляемость.

Я – союз и разделение.

Я – пребывание и растворение.

Я – внизу,

и они поднимаются ко мне.

Я – осуждение, и я – оправдание.

Я безгрешен,

и корень греха идет от меня.

Я – вожделение видимости,

и внутренний самоконтроль во мне.

Я – слышимость, доступная каждому,

и речь, которую нельзя понять.

Я – немой,

и велико множество моих слов.

Слушай меня в мягкости и учись у меня в грубости.

Я – выкликающий,

и я сброшен на лоно земли.

Я готовлю хлеб, и в нем мой разум.

Я – знание моего имени.

Я – говорящий, и я – слушатель.

Я являюсь... вхожу... моя печать...

я...защита.

Я – та, которая зовется истиной,

... и уникальным...

Ты почитай меня... и клевещи на меня.

... победи их.

Суди их прежде, чем они осудят тебя,

поскольку судья – в тебе.

Если ты осужден ими, кто оправдает тебя?

А если ты оправдан ими, кто удержит тебя?

Ибо то, что внутри тебя, то и снаружи,

и тот, кто дал тебе форму,

тот оформил тебя и изнутри.

И то, что ты видишь снаружи,

ты видишь в себе:

оно видимо, и оно – твое одеяние.

Внимайте мне, слушающие,

и учитесь, знающие меня.

Я – слышание, доступное всем,

я – речь, которую нельзя уловить.

Я – имя звука

и – звук моего имени.

Я – знак буквы

и – смысл разделения.

И я...

...свет

...слушающие тебя

...великая сила.

И...того, кто создал меня –

я назову это имя.

Взгляните на эти слова

и на писания, завершенные прежде.

Вникните, слушающие,

и также ангелы и те, кто были посланы,

и вы, духи, вставшие из мертвых.

Ибо я – тот, кто есть лишь один,

и нет никого, кто бы меня осудил.

Ибо много прекрасных форм

в бесчисленных грезах,

в грехах и невоздержанностях

и в постыдных страстях,

и быстротечных радостях,

на которые человек набрасывается,

пока не отрезвляется

и не поднимается в места отдохновения.

И они найдут меня там,

и они будут жить,

и они умрут снова.

ИЛЬЯ БОКШТЕЙН
Фрагменты о метафизике

– Ты стесняешь мою свободу.

Я хочу быть неповторимым

и творить вместо тебя.

– Я знал, что ты от меня отвернешься,

ведь я запрограммировал тебя

как олицетворение зла,

ибо это – иллюзия твоей свободы.

Добро же принадлежит мне

по праву в невременности первотворчества.

Я вообразил, что я страдаю, и когда я решил:

я и мое страдание – разные субъекты, –

это была первая мысль.

Хотя мыслью я должен был бы назвать

воображение.

Но я назвал "я" – "инх",

а страдание – "саферон"

и представил, что они

самостоятельные формы,

отделенные от меня.

То, что не отделено, я назвал "йи".

Я прибавил к нему "нх",

и возникло "йинх" – непознаваемое.

А страдание, еще неотделенное,

стало "ин". Так возникли четыре формы

и отделенное от них страдание,

которое познается каждой из них по-своему

и постепенно становится

самостоятельным лицом – лицант-сафероном.

– Из "А" можно доказать происхождение "Б".

Но как объяснить, откуда взялось "А"?

А если не объяснять –

мышление остановится.

— Вы считаете, что мышление движется

принятием положений

принципиально недоказуемых?

— Нисколько, но изначальное положение

должно содержать свойство,

исключающее вопрос о его возникновении,

то есть началом "А" является

первичный феномен сознания,

ибо свойство его – восприятие себя

как символа пустоты.

Этот первичный феномен сознания

можно назвать "эм".

Для себя в идеале он – символ

все более сложных образов.

Для нас – это один образ,

в котором наша душа становится

неповторимой настолько,

что исключает дальнейшее

стремление к усложнению,

переходящее к сотворенному ею миру,

и этот образ она считает Господом Богом.

— Что вы называете метафизикой?

— Размышления о сверхчувственном.

— Если Астарм воспринимает себя одновременно

в нескольких пространственно-временных

системах – значит он входит

в область метафизики?

– Для нас – да, но у него

есть свое метафизическое пространство,

ибо шкала семантического знака "чувство"

для него передвинута

и обозначает сферу его сознания,

мы же воспринимаем это не как чувство,

а как многомерность высших миров.

– Но если художнику предоставляется

возможность реализовать потенциал сознания

в чувственных образах,

а у него столь же сильна потребность

во внеисторических метаразмышлениях,

что ему предпочтительнее выбрать?

– Если потребность в метафизике

у него столь же сильна,

как возможная реализация

исторического бессмертия

в чувственных образах,

он должен сначала отключиться

ото всего, оставив в своем сознании

только чистый лист утреннего удивления,

и первое, что против этого восстанет,