Георгиевская церковь

Георгиевская церковь - памятник мировой культуры. Она среди тех немногих творений далекого исторического прошлого, которые являют собой завершенное единство традиций византийского и новгородского каменного храмового зодчества. Высота храма со световой главой 15 метров.

Его построили по княжескому заказу для защитников Земли Русской. Было высказано предположение в честь победы над врагами. Ближайшая из них, при датировании храма около середины XII века одержана новгородцами с ладожанами в битве со шведами в мае 1164 года под предводительством князя Святослава Ростиславича.

Все письменные упоминания о храме связаны с ремонтами, начиная с середины 15 века. Много бед Ладоге принесли события смутного времени 1609-1617 годов, в том числе, и крепостной церкви, на которой «немецкие люди главу разломали и кровлю сожгли... И ныне, государь, в дождевое время тот храм каплет, и кирпич сверху сыплется, бес поделки, государь, быти тому храму немошно, и на поделку того храма по смете надобно десять рублев».

Нынешний вид храма намного приближен к исходному оригиналу по своим внешним параметрам. Но таковым его возродили усилиями огромного числа ученых и специалистов по реставрации. В начале XX века полтора метра его высоты находились под спудом «культурного слоя», в интерьере насчитывалось не менее шести полов разных времен, барабан был покрыт шатровой кровлей, а основной объем - четырехскатной. Западный портал прорублен на новую высоту, из южного дверного проема сделано окно, заложено большинство древних окон. Наконец, к церкви с западной стороны пристроена каменная паперть, а к ней – каменная колокольня. Во всем этом хаосе нагромождений разобраться было весьма трудно, тем более что подобная же участь наблюдалась и в большинстве других древнерусских церквей. На фоне перечисленных «ремонтов» можно с уверенностью говорить о втором рождении памятника руками реставраторов.

Интерьер храма крохотный, но, видимо, достаточный для воинской дружины. Сам князь со свитой поднимался на балкон по лестнице в толще западной стены. Ладожане полагают, что здесь молился перед битвой со шведами в 1240 году Александр Ярославович, прозванный за ту победу Невским. Впрочем, по летописи, ладожане были в составе дружины князя при битве на Неве, а в пристроенном с запада храма приделе 1867 года было устроено два престола, один из которых был освящен во имя святого Александра Невского.

На хорах по сторонам от балкона скрыты два небольших помещения с нишами в стенах. Помимо входа на хоры в юго-западном углу, напротив, в северо-западном углу видна небольшая каморка для атрибутов службы; небольшие ниши для тех же целей устроены за парой западных столбов на южной и северной стенах, а также в апсидах. В жертвеннике ритуальный стол оказался полым внутри, а по изысканиям, в специальных каменных ящиках этой зоны храма, в «ýгольниках», хранились угли для окуривания даров. Из-за малых размеров интерьера необходимый «ýгольник» устроили оригинально внутри каменного стола. Центральная апсида с престолом первоначально перекрывалась алтарной преградой - прообразом иконостаса. К центру этой архитектурно-живописной конструкции от внутренних граней столбов подступали деревянные парапеты, следы крепления которых на столбах хорошо сохранились. Наконец, при последней реставрации в интерьере открыт участок с древними полами, который законсервирован для обозрения. В первозданном состоянии пол храма представлял собой ровную заливку раствором теплого кремового тона. Добавленная в него крупная кирпичная крошка создавала эффект рисунка мраморных панелей с набрызгом мерцающих цветных прожилок. Имитации того же эффекта следовали и в обмазке фасадных плоскостей стен храма.

Фрески церкви святого Георгия. История росписи и фрески диаконника
(Васильев Б. Г.)

В интерьере храма сохранились фрески 12 века - бесценное творение слаженной византийско-русской артели. «Fresco» в переводе с итальянского свежий. Живопись в этой технике зарекомендовала себя превосходной сохранностью на протяжении её многовековой истории. В художественной практике фреской называют настенную роспись, а выполняют её красками минерального происхождения, разведенными водой, и по влажному тонкому слою штукатурки-левкаса. При высыхании грунта (левкаса) на его поверхности образуется пленка, надежно укрывающая исполненную живопись. Классическая фреска подразумевает роспись в один слой краски. Последующие слои уже не обладают теми же прочностными качествами, и, по истечении некоторого времени, они осыпаются со стен. Художник-монументалист должен обладать навыком, чтобы завершить свою работу до высыхания тонкого намета левкаса. Все дополнения и правки по сухому грунту ненадежны. Считается, что на Руси «чистой» фрески (буон фреско или альфреско), не существует. Её заменила техника фреско-секко, то есть живопись, начатая в технике фрески (по-сырому), а завершенная в технике альсекко (по-сухому). В этой же смешанной технике выполнена стенопись церкви святого Георгия. Добавка в раствор рубленой соломы увеличивала срок влажного состояния грунта и, тем самым, позволяла завершить всю работу над изображениями в приближенных условиях к технике фрески. От живописного ансамбля в виде отдельных разрозненных по разным стенам изображений и сюжетов уцелело около 150 квадратных метров, что составляет примерно пятую часть храмовой декорации. Первое и наиболее крупное разрушение росписей произошло к 1445 году, когда архиепископ Евфимий Вяжищский в «городке Ладоге... церковь Георгия понови, подписа идеже отпало». Причина гибели основной площади фресок приоткрылась при комплексном обследовании здания в долгую реставрацию 1976-96 годов. Археологические раскопки показали, что вся восточная часть сооружения стоит на подсыпном грунте, привнесенном на мыс вероятно, при устройстве новой каменной крепостной стены в начале 12 столетия. Наваливать землю, в свою очередь, пришлось по случаю постепенного ухода воды в реке и соответственного расширения береговой площадки. Строители храма понадеялись на прочность восточной подсыпки, но небольшая осадка все же случилась. Сегодня это хорошо видно на линии резких уклонов древнего пола перед юго-восточным столбом в законсервированном археологическом шурфе. Вероятнее всего храм «затрещал» в первые же столетия своей жизни, и вплоть до сего дня сквозь новые побелки открываются нити трещин на северной стене, на подпружных арках храма. Новая стенопись, которой восполнили утраченные древние фрески в середине 15 века, заняла все средокрестье интерьера, но также обветшала и её, видимо, как непригодную для службы, уничтожили в 1849 году при очередном ремонте. А ведь, чуть раньше, в 1846 году, по «Записке о древностях в Старой Ладоге» А. Терещенко, «вся внутренность церкви исписана изображениями святых на фреске прекрасной работы, но большая часть драгоценных рисунков по живописи и древности, заштукатурена и замазана». С 1927 года началась долгая работа по расчистке и укреплению древней стенописи. Фресковый ансамбль Георгиевской церкви создан на одном дыхании и в согласии с лучшими традициями практически всех современных росписи видов искусства. И это не противоречит известной по летописям практике работы художественной артели надо всем живописным ансамблем в один летний сезон. Здесь, по воле заказчика, нашли яркое отражение самые передовые идейные и художественные концепции эпохи. Успеху во многом сопутствовала и организация работы в слаженной византийско-русской артели живописцев, руководимой константинопольским мастером и включавшей не менее семи художников. Основной части фресок на стенах не хватает, но и то, что сохранилось, дает нам возможность реконструировать первоначальную декорацию. Ветхозаветная и новозаветная история христианства в персонажах и сюжетах Библии заполняли все пространство интерьера храма, кроме палаток на хорах, лестницы и помещения в северной части западной стены. Двунадесятые праздники в средокрестье нашей церкви дополнялись сценами из жизни Богоматери в северной апсиде (жертвенник). Святому Георгию и святым воинам посвящены росписи южной апсиды (диаконник). Воинской тематике посвящены сцены и изображения отдельных святых в диаконнике. Здесь зритель задерживается надолго. На столбе в проходе в эту апсиду представлен святой воин Евстафий Плакида (Великомученик, именитый римский вельможа и полководец. Около 118 г. при императоре Адриане Евстафий с женою и детьми был осужден за веру Христову на смерть. Святые страдальцы были ввержены в раскаленного медного быка). Напротив него на лопатке сохранилась верхняя часть погрудной фигуры святого воина Саввы Стратилата (Он происходит из рода готов. Был военачальником при императоре Аврелиане и утоплен в Тибре за христианскую веру в 272 г.) Над Саввой Стратилатом расположен в рост неизвестный молодой святой воин в доспехах с мечом и копьем. Арка на колонках увенчивает этого святого и органично включена в плоскость лопатки на её сочленении со сводом, перекинутым от столба к южной стене. Этим приемом художники достигли абсолютного согласия архитектурной и живописной формы, что, собственно, и определяет архитектонику росписи церкви святого Георгия. Персонажи на столбе и на лопатке подводят зрителя к патрональной сцене храмовой программы со святым Георгием (Великомученик, из знатного каппадокийского рода, занимал высокое положение в войске, за исповедование христианства обезглавлен после восьмидневных мучений при императоре Диоклетиане в 303 г.). «Чудо Георгия о змие» (память этого события празднуется 26 ноября) занимает всю ширину диаконника. Сюжет сохранился почти полностью, за исключением его левого края. Основой для нашего изображения послужила одна из редакций житийной сцены святого с представлением спасенной царевны, ведущей на поясе усмиренного словом Божиим змия. Святой Георгий при этом обращается к жителям царства Лаодикийского со словами: «Да покорится вере сей неверный народ». Принять христианскую веру народ, поклонявшийся идолам, обязан. В противном случае, отпущенный и разъяренный змий пожрет весь город. Перед нами древнейшее изображение на эту тему в древнерусской монументальной живописи. Святой Георгий написан в воинских доспехах с копьем и щитом в руках, на белом коне с красной гривой и подвязанным красным хвостом. Справа высится башня дворца с царской четой и приближенными. Под копытом торжественно выступающего коня простирается драконоподобное пресмыкающееся с рогом, горящим глазом и раскрытой пастью с красным языком, действительно, пока ещё страшное чудовище, способное на новые злодейства. Автор сцены выступил прекрасным композитором. Он мастерски соединил в целое монументальную статику и завуалированную в деталях мощную динамику действия. Эти нюансы состояния прослеживаются от величественной фигуры Святого и встречающих, до легкого едва уловимого пригласительного движения царевны; через затухающие волны хвоста змия и церемониальной поступи коня – к резкому всполоху звездчатого плаща, перекликающегося с ритмикой крутизны холмов Каппадокии места, где проходило событие. Жесткая графика силуэта коня, одежды Елисавы, линии пейзажа и дворца вплотную соседствуют с тончайшей живописной моделировкой гривы и хвоста, туловищей коня и змия, и даже холмов, обратившихся под кистью мастера в подобие морской волны. Воспринимаемый с первого взгляда колорит сцены как монохромный в действительности отражает всю палитру мастеров росписи ансамбля. Внимание зрителя художник останавливает на золоте доспехов и на красном плаще. Разработка цветовой гаммы сосредоточена на второстепенных деталях. Эти приемы обеспечили максимально выразительное построение главного сюжета храмовой декорации, сосредоточенное на победоносном шествии святого Георгия - защитника христиан. Церемониальность и торжественность перекликаются с некоторой напряженностью и уже состоявшимся в лице освобожденной царевны поклонением святому Георгию. Вдохновенные сюжетом воины шли на защиту Руси. В Погодинской рукописи 14 века записана подробная версия сказания об этом сюжете, который интересно привести здесь полностью. «Приидите, богоизбраннии людие Стада Христова, и услышити како Бог прославляет своя угодники преславными чудесы» Град называется Лаосия, царь Селевк; он поклоняется Аполлону, Гераклу, Скамандру и Артемиде. Бог «помянув и призре толико душ града того погибнути хотящих в путех погибельных, яко древне Садому и Гоморру», посылает на город бедствие: недалеко было озеро, и в «коем же возгнездися з живяше сосозага сии речь дьявол кровопиец». Царь пытается осилить змея войсками, но напрасно; тогда он предлагает народу жертвовать в пищу змею детей от богатых до бедных, начиная с него царя. Когда народ изъявил согласие, царь готовил дочь на смерть; но им овладевает раскаяние; он предлагает народу за выкуп оставить ему дочь; народ не соглашается. Девицу выводят на съедение змию. «В то время греческому войску от перския брани возвратитися с победою, в них же се храбрый воин именем Георгий». По повелению Божию, он один уклонился в сторону к озеру и увидел девицу. Девица уговаривает его уехать поскорее, но он обещает ей свою помощь, если она уверует в Иисуса Христа. Из ответа девицы видно, что отец её преследовал христиан. Георгий взывает к небу о помощи, и с неба слышится одобряющий его глас. Змей выходит из озера на берег и прыщет ядом на Георгия; святой заклинает его именем Божиим, и змей начинает лизать ему ноги. По повелению Георгия, царевна на своем поясе ведет змия в город. Горожане разбегаются в ужасе; Георгий предлагает им уверовать в Бога, и тогда обещается убить змея; в противном случае грозит пустить его на город. Когда Георгий убил змея, царь обращается к Богу с благодарственною молитвою. Призванный Георгием епископ Александр крестит в 15 дней 40 тысяч человек. Из земли истекает водный источник, исцеляющий всякие недуги. Георгий уезжает, провожаемый людьми города с великим плачем; царь строит в его имя церковь, и царевна, нареченная Марией, посвящает себя Богу». По греческой редакции события святой Георгий убивает змия после крещения народа: «Веруйте в бога, который есть Господь Иисус Христос, и я умерщвлю дракона». Сюжет с убийством змия получил широкую популярность в древнерусском изобразительном искусстве в 15 веке. С 1497 года он вероятнее всего послужил образчиком для герба великих князей и Московской Руси в виде воина-всадника в царской короне, поражающего копьем змия. Подобная же по композиции сцена украшает герб и сегодняшней России с 1993 года. Сюжет, посвященный святому, во имя которого воздвигнут храм, освещается окном, расположенном на южной стороне апсиды. Традиционная схема размещения окон применена строителями в алтаре и жертвеннике: строго по вертикали, одно над другим. В диаконнике нижнее окно смещено в сторону в ходе сооружения церкви, что связано с очень важным и чуть ли не единственным примером тесного творческого сотрудничества артелей строителей и художников. То есть, уже при разработке плана и объема здания было известно о программе росписи храма, по которой патрональный сюжет должен был занять все полукружие апсиды диаконника. О первоначальном устройстве окна на южной стене свидетельствует и результат архитектурного зондажа стены с фасада апсиды, где следов предполагаемого заложенного окна не обнаружено, что подтвердило уникальный факт творческого взаимодействие зодчих и художников. Над главной сценой в диаконнике располагались ещё два сюжета, вероятнее всего также связанных с житием византийских святых воинов. Видны разгранки сцен и обрывки неясного характера на правой из них. Выше проходил разделительный пояс, над которым видна хорошо сохранившаяся грандиозная погрудная фигура архангела Михаила, увенчивающая апсидуПод патрональной сценой проходит медальонный фриз со святителями, по программе продолжающий алтарную фреску «Поклонение жертве» В наилучшей сохранности из троих персонажей – святой Анфим (Епископ Никомидийский, священномученик. При императорах Диоклетиане и Максимиане он укреплял всех верующих к мученическому подвигу. За веру претерпел побитие камнями, хождение по острым черепкам, раскаленные медные сапоги, колесование над костром, а затем ввержен в темницу и усечен мечом в 303 г.) Весь состав изображений апсиды диаконника, включая обрывки полилитии в его цокольных частях и на грани столба, открывает возможность для реконструкции композиционной схемы апсиды. Воинская тематика успешно развита в многочисленных рисунках-граффити, процарапанных на стенах, преимущественно, в этой же части интерьера. Так, в апсиде диаконника зафиксировано несколько рисунков с конями, подвязанные узлом хвосты которых не оставляют сомнений в их боевом назначении. Превосходно скомпонована сценка вождения коня, которого удерживает на длинном поводке воин в княжеской одежде. Встречаются здесь и разнообразные кресты, плетенки, знаки дохристианских символов веры.