Аргументация

Все существующее имеет достаточное основание для своего существования.

Лейбниц

Аргументом (лат. argumentum — логический довод, основание, доказательство) называется мысль или положение, которое использу­ется для доказательства истинности или ложности тезиса. К аргументу предъявляются определенные требования.

Первое требование совпадает с требованием, предъявляемым к тезису: аргумент должен быть истинным. И точно так же, как в случае с тезисом, эта истинность носит не абсолютный, а относительный харак­тер. Речь идет о вере говорящего в истинность аргумента. Только в дан­ном случае в отличие от тезиса эта вера должна быть разделена и слу­шающим тоже. Оба собеседника должны признавать истинность аргу­мента. Важно понять, что, если один из речевых коммуникантов, а имен­но слушающий, не признает истинность аргумента, этот аргумент не может быть использован для доказательства тезиса, что встречается до­статочно часто.

Если для доказательства мысли приводится положение, которое кажется говорящему очевидным, а слушающий с ним не согласен, это положение (аргумент) само превращается в тезис, и приходится в первую очередь доказывать его истинность как промежуточного тезиса и толь­ко после этого переходить к аргументации первоначального тезиса. Говорящий часто этого не делает, и поэтому доказательство не получа­ется. Эта ситуация крайне частая, впрямую никем не замечаемая. Начи­ная аргументировать тезис и приводя первый аргумент, следует спро­сить: "С этим вы согласны?" По ходу доказательства разумно на каж­дом новом логическом этапе задавать вашему речевому оппоненту этот вопрос, чтобы он подтверждал промежуточный уровень согласия. Осо­бенно удачно это применяется в полемике, когда речевому оппоненту (тому, кто имеет противоположную точку зрения) приводят в качестве аргументов некоторые очевидные положения, с которыми он не может не согласиться, и когда он с ними соглашается, делают один мощный логический шаг (демонстрация) — переход к самому тезису, и человеку ничего не остается, как признать свое интеллектуальное поражение.

Логико-речевая ошибка в доказательстве, связанная с тем, что в качестве аргумента, подтверждающего тезис, приводится такое положение, которое, хотя и не является заведомо ложным, однако само нуж­дается в доказательстве, называется "предвосхищением основания" (лат. petitio principii). Еще древнеиндийские логики знали логико-речевую ошибку "Siddha-sadhya", когда доказательство само нуждается в том, чтобы его доказали. М.В. Ломоносов приводит пример этой ошибки в рассуждениях физиков, доказывающих теорему о том, что "количество материи следует определить по весу". Вся сила этого доказательства, по Ломоносову, основывалась на опытах со столкновением тел, обра­зующих маятники. Для опытов брались или однородные тела разной величины, или же разнородные тела. М.В. Ломоносов согласен с тем, что для первого случая теорема истинна и доказательство убедитель­но. Но что касается второго случая, когда в качестве маятников ис­пользовались разнородные тела, то о нем М.В. Ломоносов писал: "Во втором же окажется, что он [И. Ньютон] определял количество веще­ства в разнородных телах, которые он брал для опытов по их весу и принимал за истину то, что следовало доказать". Если при аргумента­ции в речи выясняется, что один из доводов оказался для слушающих промежуточным тезисом, поведение говорящего должно быть разным в зависимости от коммуникативной ситуации. Если речь гомилетическая, т.е. продолжающаяся (см. выше), следует потратить время на до­казательство этого промежуточного тезиса, а только потом возвращаться к доказательству искомого тезиса. Если это речь ораторическая, т.е. однократная, ограниченная во времени, можно: 1) призвать слушаю­щих поверить вам "на слово" — это возможно только при условии, если в данной аудитории был сформирован ваш личностный авторитет до начала речи (например, если вы человек популярный, пользующийся заслуженной высокой репутацией у публики); 2) сослаться на автори­тетное (для ваших слушателей) лицо, верящее в истинность данного аргумента (см. ниже "апелляция к человеку"). Если ни одно из этих двух условий не может быть выполнено, речь, скорее всего, окажется проигранной. Поэтому так важно, готовя аргументацию, проанали­зировать, в какой мере она будет воспринята как истинная именно теми людьми (с учетом их эрудиции, социальной ориентации, профессиональ­ной принадлежности и т.д.), которые будут вас слушать.

Еще раз следует повторить, что истинность аргумента не абсолют­на, а условна. В качестве простейшего примера речевого доказатель­ства был приведен античный силлогизм: "Все люди смертны. Сократ — человек. Следовательно, Сократ смертен".

Первый аргумент — общий: "Все люди смертны". Он, на первый взгляд, не вызывает сомнений. Тем не менее очевидно, что никто не может стопроцентно утверждать, что это положение верно. Во-первых, никто не наблюдал индивидуальные судьбы всех людей. Во-вторых, никто не наблюдал ни одной судьбы человека, который сегодня еще не рожден. Никто не знает наверное, как будет строиться его жизнь во Вселенной или на Земле. В-третьих, в соответствии с довольно много­численными философскими и религиозными теориями (например, буд­дизмом), человеческая душа переселяется в другую плоть и существу­ет на Земле много дольше, чем мы предполагаем. А почему бы и не веч­но? Под человеком свойственно понимать его духовность, которая включена в плоти. Если дух покидает плоть, человека называют сло­вом "труп" или "тело" — это уже не человек, что достаточно хорошо отражено в нашем сознании. Если духовность, или душа, или дух после физического исчезновения тела переселяется в другую плоть, то, с этой точки зрения, человек не умирает. И так может с ним происхо­дить бесконечно: он проживает множество разных жизней в разной плоти. Существуют специальные исследования, которые объясняют вам, кем вы были в прошлой жизни (правда, не сообщают, кем вы будете в следующей). Сегодня наука не имеет аргументов для опровержения этой концепции. Таким образом, мысль о том, что все люди смертны, неочевидна, хотя большинство людей ее разделяет. Только в отношении последних данную посылку можно использовать в качестве аргумента для доказательства тезиса "Сократ смертен". Вторая посылка (второй аргумент) звучит так: "Сократ — человек". В отношении этой посылки тоже могут быть предложены возражения. Кто запрещает сказать, что человек такого выдающегося ума вряд ли, вообще, человек? Может быть, он наполовину — человек, а наполовину — сын олимпийского бога? Эту мысль нелегко опровергнуть. Таким образом, с точки зрения абсолютной истины, ни один аргумент не кажется стопроцентным. И это есть благо, поскольку, если бы существовали полностью истинные аргументы, человеческое сознание лишено было бы творчества, оно развивалось бы крайне медленно, если бы вообще развивалось. Скорее всего, сознание превратилось бы в систему абсолютных истин, т.е. ста­ло бы догматическим (см. ниже). Скажем только, что догматическое сознание приводит к интеллектуальному распаду. С социальной точки зрения этот феномен можно было наблюдать в нашей стране во второй половине советского периода, когда долгое пребывание в условиях дог­матического мышления привело к массовой интеллектуальной дегра­дации. Догматическое сознание крайне пагубно для человеческого интеллекта, который по своей природе диалектичен. Интеллект так уст­роен, что имеет внутренний стимул к саморазвитию. Все, что ограни­чивает саморазвитие, для интеллекта пагубно. О каком движении впе­ред может идти речь в условиях абсолютной истины? Ни о каком, ведь конечная точка в размышлениях уже достигнута. Это важно понимать, приступая к аргументации.

Как это ни парадоксально, все сказанное об аргументе распространяется и на такое явление, как факт. Факт — это действительное, т.e. достоверное событие^[11].

Достоверное событие есть элемент внешнего мира, который интерпретируется человеком с известной мерой погрешности. Это означает, что, даже если вы очевидец факта, если он произошел на ваших гла­зах, это еще не значит, что вы способны его правильно и адекватно интерпретировать. Это научное положение обычно плохо понимается на бытовом уровне, однако давно учитывается, скажем, в юриспруденции. Каждый процесс, каждое следствие на протяжении веков сталкивается с одной и той же трудностью: несколько человек наблюдали одно и то же событие, их просят дать показания, у них нет никаких внутренних оснований, никакой мотивации давать ложные показания, и, с их точки зрения, они дают истинные показания, но показания при этом р а з н ы е. И как потом использовать эти показания, какое из них принимать за достоверное, а какое нет, непонятно — они только запутывают след­ствие. Положим, пять человек наблюдали, как один другого ударил ножом, и пять человек дают разные описания того, что они наблюдали, иногда прямо противоположные. Один увидел рассчитанный, точный удар; другой — угрозу ножом с последующим несчастным случаем из-за неверного движения жертвы; третий — превышение необходимых пределов самообороны преступника; четвертый — предварительное доведение жертвой преступника до состояния аффекта и невменяемос­ти; пятый — попытку самоубийства, совершенную жертвой. Что это означает? Это еще раз подтверждает, что анализаторы со значительной мерой погрешности воспринимают действительность, тем более что угол зрения, т.е. точка видимости в рассматриваемой ситуации, обычно разный. Затем в мозгу происходит перекодирование того зрительного или звукового образа, который зафиксировали анализаторы (переко­дирование тоже происходит с большими погрешностями), а потом на это накладываются погрешности памяти и индивидуальные ассоциации, связанные не с этим событием, а с чем-то, ассоциативно сходным в лич­ной жизни свидетеля, и описания событий оказываются несовпадаю­щими. Например, если преступник внешне представлял собой тип, фи­зиологически неприятный свидетелю, показания обязательно окажутся более жесткими. В качестве примера можно привести внутреннее негативное отношение людей, основанное на этническом различии, что является серьезной проблемой в многонациональных государствах. Пред­положим, свидетелями некоторого криминального поступка, произо­шедшего между белым и негром, являются люди разного цвета кожи. Как правило, они дают разные показания, даже если к инциденту ника­кого отношения не имеют и у них нет оснований для дезинформации. Человек с этим ничего сделать не может, он действительно так увидел событие: его восприятие, в частности связанное с этническим неудоволь­ствием, на бессознательном уровне определяет его оценку события. Это одна из причин распространенного бытового мнения о том, что во мно­гих бедах страны виноваты люди какой-то определенной национально­сти. Имеется в виду мнение отдельных людей, которое основано на том же феномене: человек, оценивая что-то негативное, произошедшее с другим человеком или с целым обществом, искренне верит в то, что он нашел источник этой беды. Как он его ищет? В соответствии с бессозна­тельным негативным отношением к людям определенной националь­ности, с неприятием чего-то инородного в религиозном, в этническом, в культурологическом отношении, в системе привычек, в манере себя вести и даже во внешности. Надо понять, что можно обвинять людей в неприязни к другой нации, в расизме, и с социальной точки зрения это обвинение совершенно оправданно, но с психологической точки зре­ния человека в этом обвинять нельзя, потому что он не властен над своим бессознательным. Это факт внутреннего чувства вины человека, ощущения собственной греховности. А в принципе разве можно обви­нять человека в том, что он, скажем, любит блондинов и не любит брю­нетов? Нельзя. Другое дело, что на эмоциях подобного рода не может быть построена социальная, политическая программа общества, кото­рая в этом случае приводит к преступлению, называемому нацизмом. Индивидуальная же реакция одного человека на другого не подлежит оценке с внешней стороны, она подлежит только внутренней само­оценке.

Итак, свидетельские показания, данные, казалось бы, совершен­но непредвзятым человеком, часто оказываются необъективными. А так как свидетельские показания и факты вообще часто используют­ся в доказательстве, то, анализируя аргументацию, следует помнить о возможной мере существующей в ней информационной погрешнос­ти. Тем не менее, если человек является очевидцем, обычно к его мне­нию можно прислушаться, но с известной мерой внутренней осторож­ности и недоверия.

В некоторых случаях показания очевидцев вообще не могут быть оценены как адекватные, например в случаях наблюдения НЛО. Четырнадцать человек одновременно наблюдали необычное явление. У них были взяты показания, которые по обыкновению оказались мало похожи друг на друга. Вот зафиксированные впечатления:

1. Маленький, летевший прямо к земле и увеличивающийся в размерах шарик; небо при этом стало каким-то черным; шар крутился вокруг своей оси, как глобус; и даже можно было ра­зобрать очертания материков и океанов.

2. В небе свет и какой-то ярко-голубой объект; объект будто взорвался, став наполовину огненно-красным, и выбросил три пылающих хвоста, достигших поверхности земли. Объект двигался в западном направлении и скоро исчез.

3. Все небо осветилось огромной вспышкой. Прямо перед глазами тарелкообразный объект начал делиться на две части, одна из которых оставалась голубой, а вторая — огненно-красной. Когда расстояние между половинками увеличилось, между ними образовалась соединительная лента в несколько метров толщиной. Вскоре объект взорвался.

4. Два светящихся круга, приближающихся друг к другу. Когда круги сблизились, на них зажглись два прожектора, ко­торыми эти круги осветили друг друга, после чего направили свет на землю. Через 2—3 минуты прожектора выключились, а светящиеся круги в полной тишине разошлись и исчезли.

5. Внезапно возникший ярко-оранжевый шар, имеющий раз­меры раз в десять больше полной луны, медленно проплыл с севера на юг и исчез там, как будто его выключили.

6. По небу медленно, с очень тихим гулом проплыла крас­но-оранжевая светящаяся чечевица. От горизонта до горизон­та она пролетела за 15 минут.

7. На небе отчетливо обрисованный черный квадрат. Квад­рат был виден в тучах, подсвеченных розовым светом. Размеры его приблизительно были равны двум лунным дискам. Квад­рат сохранился неизменным, несмотря на то, что тучи вокруг были в движении и, дойдя до границ квадрата, бесследно ра­створялись. Минут через десять квадрат разрушился, розовый свет пропал.

8. Не заметил ничего необычного.

9. Вертикальная пульсирующая веретенообразная черта ро­зово-оранжевого цвета. Высота черты была равна примерно 5 — 8 диаметрам луны. Явление продолжалось около 15 минут.

10. Километрах в 6 — 10 облака осветились ярким светом... Круг света становился все ярче. Было очевидно, что там, за облаками, что-то приближается к земле... Вырвавшись на огром­ной скорости сквозь облака, аппарат сразу затормозил. Ярко освещенный предмет имел форму полусферы. Сзади него по ходу полета тянулся мощный сноп света, напоминающий свет мощ­ного прожектора. Свечение было желтоватого цвета... Аппарат завис на 10— 15 секунд, а потом начал двигаться наклонно вниз, набирая все большую скорость. Он делал это с невероятной легкостью и буквально "растаял на глазах".

11. Объект в виде темной сигары с расположенными по ее краям рядами огоньков. На ее фоне было видно множество дру­гих огней, расположенных без видимого порядка. За "сигарой" летели три языка пламени, похожих на выхлоп ракеты.

12. С юго-запада на северо-восток летело светящееся тело, сзади которого, словно на привязи, летела яркая красная звез­да. На некотором расстоянии от них летело множество огонь­ков салатового цвета.

13. Увеличивающее свои размеры светящееся пятно, которое через некоторое время разделилось на три светящихся тела, при­чем тело, расположенное посередине, было в несколько раз боль­ше двух боковых, оно медленно превратилось в длинную вытя­нутую линию, светящуюся очень ярким светом, сравнимым по яркости с электросваркой.

14. Две звезды протянули друг другу как бы световые нити, которые соединили объекты между собой. Через 7 — 10 секунд из-за горизонта появилось множество светящихся шаров, кото­рые приближались, увеличивая свои видимые формы. Звезды и шары летели синхронно.

Из показаний видно, что некоторые из них принципиально различны. Один же человек утверждает, что, находясь в том же месте, он никакого странного явления не наблюдал.

Интересна библейская интерпретация того, что нам известно как «Колесница Иезекииля»:

"...когда я был среди пленных над рекой Хебар, небо раз­верзлось, и я увидел видение Господне... и вот вихрь пришел с севера, облако великое, и вьющийся огонь, и яркость была вок­руг него... И из середины его вышли подобия четырех живых существ. И вот каков был вид у них: они были как подобия че­ловека. И у каждого было четыре лица, и у каждого по четыре крыла. И ноги были — прямые ноги, и ступни, как у быка; и они сверкали, как чистая медь. И у них были руки ниже крыль­ев, по всем четырем сторонам... Их крылья прикасались одно к другому, и они не поворачивались, когда они шли прямо впе­ред... два крыла у каждого прикасались друг к другу, а два закрывали им тело..."

Конечно, когда речь идет об уфологических феноменах, то можно предположить (и не без оснований), что в этот момент происходит изве­стное воздействие на человеческий мозг, и люди галлюцинируют, при­чем галлюцинации, естественно, у них разные. Иными словами, объект может существовать, но это не значит, что анализаторы воспринимают его адекватно, а сознание правильно интерпретирует. Конечно, если мы встречаемся с иной, более высокой цивилизацией, то частичное пора­жение разума в этот момент у жителей Земли объяснимо: это позволяет высшему разуму многое от нас скрыть. Это понятно с общей точки зре­ния, но тем не менее... два человека стояли рядом и смотрели в одном и том же направлении: один видел нечто необычайное и может описать в мельчайших подробностях, а другой ничего не заметил...

Мера несоответствия в показаниях очевидцев любого, даже самого привычного события так велика, что сама возможность их использова­ния в аргументации может быть поставлена под сомнение.

Следует понять, что описание факта является далеко не лучшим аргументом, поскольку это только интерпретация, степень адекват­ности которой всегда может быть поставлена под сомнение. Если ар­гументация строится со слов очевидца, то ситуация еще больше ус­ложняется, поскольку мы апеллируем даже не к своей интерпретации, а к чужой.

Если все-таки приводить факты для аргументации, то откуда, если вы не очевидец, их описание можно брать? Из каких источников мож­но черпать информацию, каким из них в большей степени доверять? Ответ на этот вопрос имеет очень большое значение. Сначала следует обозначить источники информации, из которых для доказательства брать фактический материал нельзя. В первую очередь это средства массовой информации. Такое заключение может показаться парадок­сальным, потому что это очень распространенный способ аргумента­ции: человек что-то рассказывает, его спрашивают, откуда он это узнал, а он отвечает: "Как, по радио слышал. По телевизору смотрел. Все газеты об этом пишут". Почему нельзя черпать фактическую ин­формацию из прессы? Для ответа на этот вопрос следует обратить­ся к схеме, предложенной в главе "Классификация целевых установок речи", в которой представлены жанры устной и письменной словесно­сти в соответствии с основными задачами, которые этот жанр решает в речевой коммуникации. На схеме видно, что такой жанр словеснос­ти, как средства массовой информации (mass media) — радио, телевидение, пресса, не имеет задачи распространения знаний, т.е. адекватной передачи информации. СМИ существуют для формирования точ­ки зрения, наличие которой, в свою очередь, формирует намерения и стимулирует поступки. Mass media в своей основе — строго идеологизированный жанр. Важно понять, что средства массовой информации идеологизированы во всех странах мира. Таким образом, идеологизация средств массовой информации свойственна не только тоталитарному государству. Это универсальное свойство СМИ. Тоталитарное государство от демократического отличается только тем, что в первом все СМИ формируют одну и ту же точку зрения, а в демократическом каждая газета, телевизионный канал или радиопрограмма формируют точку зрения читателей, зрителей и слушателей в соответ­ствии со своей. Точка зрения редакции — это интерпретация досто­верных событий, которая навязывается публике. Точка зрения дру­гой редакции — это другая интерпретация тех же достоверных собы­тий, и она тоже навязывается публике и т.д.

В любой демократической стране каждому человеку дано право, если он не выходит за рамки законодательства, предлагать собствен­ную интерпретацию любого события вниманию всех, кто захочет с ней ознакомиться. Профессионально этим занимаются так называемые независимые журналисты.

Иногда журналисты берутся за формирование определенной точ­ки зрения, исходя не из своих убеждений или позиции своей редак­ции, а потому, что эта работа профинансирована определенным ли­цом или организацией.

При этом подчас крайне трудно бывает понять, чью точку зрения пропагандирует конкретный репортер. Публика в любом случае ока­зывается "одураченной".

Ни о какой адекватности отражения действительного события в mass media не может быть и речи. При рассмотрении любого события можно найти самую разную его интерпретацию, если взять как мож­но больше газет разной политической направленности или прослу­шать сообщение об этом событии по всем каналам отечественного и зарубежного радио и телевидения. Трактовки будут принципиально отличаться друг от друга.

Кто сказал, что интерпретация любимой вами газеты или про­граммы (а мы обычно выбираем такую прессу, которая нам ближе иде­ологически, и тем самым становимся добровольной жертвой еще боль­шего внешнего давления на наше сознание) является единственно вер­ной, т.е. адекватной действительно произошедшему событию (факту)? Конечно, это не так, хотя бы потому, что другие люди (подчас не глупее, а объективно умнее) выбирают другую прессу, точно так же, как вступают в другие движения и партии. Кто прав? Формирование мировоззрения конкретного человека — во-первых, уникальный, а во-вторых, бесконечный в течение его жизни процесс.

Несколько лет назад произошел прорыв нефтяных магистралей в Сибири. Оценка события прессой имела разброс от мелкого инциден­та до глобальной экологической катастрофы. Прочитав все, что на­писано о войне в Чечне в московской прессе, в азербайджанской, ар­мянской, французской, а заодно в американской, южноафриканской, иракской, можно обнаружить не только полярную интерпретацию событий, но и информационные сообщения, которые в принципе не могут быть скоординированы друг с другом. Если вы не очевидец, возможность оценить уровень достоверности интерпретации у вас от­сутствует.

Какие же тексты, какой жанр может быть использован для отбора фактов? Такой жанр существует: это научная и справочная литера­тура (монографии, словари, энциклопедии и др.), которая специаль­но предназначена для распространения знаний и передачи адекват­ной информации. Конечно, не в каждом таком издании и по поводу далеко не каждого факта дается точная и адекватная информация, но сам жанр соответствует этой задаче. Поэтому из научной и справоч­ной литературы можно и нужно черпать фактическую информацию. Для этой цели обычно предлагается использовать также научно-по­пулярную литературу, но это заключение спорное. В научно-попу­лярном тексте делается попытка изложить сложную теоретическую проблему простым, понятным языком, так как этот текст рассчитан на профессионально неподготовленного читателя. Ни один профессионал научно-популярную литературу не читает. Чтобы объяснить научное положение непрофессионалу, требуется построить текст, лишенный тер­минов, знание которых, в свою очередь, необходимо для понимания научной проблематики, — получается замкнутый круг. На дилетантс­ком уровне невозможно объяснить, например, процесс расщепления атомного ядра, поэтому научно-популярные статьи на эту тему объяс­нения не дают, а предлагают некоторые неформальные соображения по поводу проблемы, в результате чего возникает информационное иска­жение, такое значительное, что саму возможность достоверности сле­дует поставить под сомнение. Если достоверность информации в науч­но-популярных текстах представляется весьма условной, то сами эти тексты вряд ли подходят в качестве источника аргументации. Таким образом, для целей фактической аргументации можно использовать научную и справочную литературу, а научно-популярную с большой мерой осторожности. Если в компании нескольких человек один является профессионалом в какой-то области, а остальные — дилетантами и возникает научный спор, дилетанты, как правило, приводят аргументы, почерпнутые из научно-популярной литературы, а про­фессионал молчит, являясь ироничным свидетелем этой исполненной энтузиазма, но достаточно жалкой полемики.

Это типичная ситуация: чем меньше знаю, тем больше хочу спо­рить, поскольку, чем более человек образован, тем больше он понима­ет безбрежность своего незнания. Каждый раз, как он поднимается на новую ступеньку познания, ему открываются все большие дали, те, которые за пределами его знания. Человек, кичащийся своей эруди­цией, как правило, — человек примитивный, не видящий безбрежности интеллектуального горизонта, который открывается по мере дви­жения вверх точно так же, как путешественник видит все больше про­странства, взбираясь на гору, и только на вершине ощущает его бес­конечность. Известное изречение "Я знаю только то, что я ничего не знаю, другие не знают даже этого" (Сократ) может принадлежать толь­ко мудрейшему из людей, достигшему вершины мыслительного подъе­ма, доступного человеческому разуму.

Второе требование, которое предъявляется к аргументу, требова­ние достаточности для доказательства тезиса. Аргументация должна быть достаточной для людей, на которых она направлена. Важно понять, что мера достаточности неодинакова для разных людей. Это означает, что когда говорящий берется убеждать, скажем, десять человек одновременно в истинности некоторого тезиса, то часть людей будет убеждена уже после предъявления одного или двух аргументов; другие будут интеллектуально сопротивляться дольше, некоторые еще больше и т.д. Таким образом, сама достаточность есть функция, которая меняется в зависимости от аргумента, где под аргументом пони­мается ментальность слушающего. Есть люди, более податливые к аргументации, есть люди, внутренне согласные с тезисом говорящего, но до конца не осознающие своего согласия, есть те, которые име­ют веские контраргументы, а есть люди, которым говорящий просто несимпатичен, и в силу этой неприязни к нему все, что он говорит, вызывает встречное неприятие — все это разные коммуникативные ситуации. Уровень достаточности аргументации всегда индивидуален. Достаточность не есть константа, это переменная, и ее значение зависит от множества факторов, связанных с конкретной личностью слушателя.

Несоблюдение требования достаточности основания ведет к логи­ко-речевой ошибке "не следует" (лат. non sequitur), сущность которой состоит в том, что положение, требующее доказательства, не вытекает, не следует из приведенных аргументов, т.е. предложенные доводы, сами по себе верные, не являются достаточным основанием для выдвинутого тезиса и поэтому не доказывают его.

Так, для доказательства истинности суждения о шарообразности Земли приводятся следующие наглядные доводы: 1) при приближении корабля к берегу сперва показываются из-за горизонта верхушки мачт, а потом уже его корпус; 2) после захода солнца его лучи про­должают освещать крыши высоких зданий, вершины гор и облака, а еще позднее — только облака. Но из этих доводов не следует, что Зем­ля шарообразна. Данные аргументы не обосновывают тезиса. Они доказывают только кривизну земной поверхности, замкнутость фор­мы, изолированность нашей планеты в пространстве. Истинность те­зиса о шарообразности Земли доказывается другими доводами, а именно: 1) в любом месте земли горизонт представляется окружностью, а дальность горизонта всюду одинакова; 2) во время лунного затме­ния тень Земли, падающая на Луну, всегда имеет округлые очерта­ния, а круглую тень при любом положении отбрасывает только шар; 3) свидетельства космонавтов. Из этих аргументов действительно вытекает истинность суждения о шарообразности нашей планеты.

Другая логико-речевая ошибка, связанная с нарушением требования достаточности аргументации, называется "от сказанного в относительном смысле к сказанному безотносительно" (лат. a dicto secundum quid ad dictum simpliciter). Существо этой ошибки заключа­ется в следующем: положение, являющееся верным при определенных условиях, приводится в качестве аргумента, годного при всех усло­виях, при всех обстоятельствах. Например, правильно, что бром явля­ется целебным средством при лечении ряда заболеваний. Но это суж­дение нельзя использовать в доказательстве в качестве аргумента без учета определенных условий. Известно, что если бром принять в боль­шой дозе, то он вызовет тяжелые отрицательные последствия. Значит, суждение "Бром является целебным средством при лечении ряда заболеваний" истинно лишь при определенных условиях.

Иногда по той же причине возникает логическая неправильность иного рода: из истинного тезиса пытаются вывести не вытекающие из него следствия. Например, из социального и юридического равенства мужчин и женщин в современном цивилизованном обществе вовсе неследует, что женщина не нуждается в покровительственном, обходи тельном отношении со стороны мужчины, т.е. не нуждается в снисхождении.

Требования истинности и достаточности вытекают из фундаментального закона формальной логики — закона достаточного основания (лат. lex rationis determinantis sive sufficientis), согласно которому всякая истинная мысль должна быть обоснована другими мыслями, истинность которых доказана.

Символически закон достаточного основания изображается формулой:

Если есть В, то есть как его основание — А.

Открытие закона достаточного основания приписывается немецко­му философу Лейбницу, который его выразил в виде следующего прин­ципа: "Все существующее имеет достаточное основание для своего существования". Это означает, что ни одно явление не может быть истинным или действительным, ни одно утверждение не может быть справедливым без достаточного основания. Почему дело обстоит именно так, а не иначе. Закон достаточного основания Лейбниц считал принципом всех опытных истин, в отличие от закона противоречия, который истолковывался им как принцип всех истин разума.

Однако первую формулировку закона достаточного основания мож­но найти у Левкиппа и Демокрита: "Ни одна вещь не возникает беспри­чинно, но все возникает на каком-нибудь основании и в силу необходи­мости".

Требование обоснованности мышления отображает одно из глобальных свойств внешнего мира, где каждый факт, каждый предмет, каждое явление подготовлены предшествующими фактами, предмета­ми, явлениями. Ни одно явление не может появиться, если оно не подготовлено, если оно не имеет причины в предшествующих явлениях. Это закон объективной действительности. Река замерзает, так как понижается температура окружающего воздуха; дым поднимается вверх, так как он легче окружающей его атмосферы, и т.д. Одной из основных аксиом М.В. Ломоносова была следующая: "Ничто не происходит без достаточного основания".

В мире нет беспричинных явлений. А если каждый предмет, каждое явление в природе и обществе имеет свои причины, условия, которые вызвали его появление, то и наше мышление о предметах и явлениях бытия не может утверждать или отрицать что-либо о предмете или явлении, если утверждение или отрицание необоснованны. Вся практика человеческого мышления показывает, что подлинным знанием является лишь такое, которое сопровождается сознанием хода доказательств этого знания. Так, знать закон диалектики о переходе постепенных, незаметных количественных изменений в качественные — это значит уметь показать, что минная черта проявляется в окружающем мире и мышлении.

Конечно, как уже говорилось, самым верным и надежным доказательством истинности той или иной мысли в опытном знании является также доказательство, когда в подтверждение данной мысли приводится непосредственный предмет, факт, который отображается этой мыслью. Но ведь это не всегда возможно. Так, в подтверждение истинности мысли о происхождении Земли нельзя не только привести сам факт возникновения нашей планеты, который совершился несколько миллиардов лет тому назад, но трудно даже восстановить детали этого возник­новения. Кроме того, приводить в подтверждение истинности мысли каждый раз непосредственный факт нет никакой необходимости. Обоб­щенные формулировки свойственны человеческому мышлению, и они часто принимаются для дальнейшего познания единичных предметов и для логического обоснования мыслей об этих единичных предметах.

Закон достаточного основания требует, чтобы наши мысли в любом рассуждении были внутренне связаны друг с другом, вытекали одна из другой, обосновывали одна другую. Быть последовательным — зна­чит не только выдвинуть то или иное истинное положение, но и объяс­нить его, обосновать, а также сделать из него необходимые вытекающие выводы.

Закон достаточного основания — универсальный закон; он вы­ражает требование обоснованности мысли в наиболее общем виде. Вопрос о конкретном основании является предметом рассмотрения в каждом отдельном случае.

Рассмотрим третье требование, которое предъявляется к аргумен­ту. Аргумент в доказательстве в соответствии с первым требованием должен считаться истинным, а это означает, что он был когда-то до­казан как тезис. Это доказательство строилось безотносительно к ис­ходному тезису, т.е. независимо от него. В этом и заключается третье требование, предъявляемое к аргументу: он должен быть мыслью, ис­тинность которой доказана самостоятельно, независимо от доказы­ваемого положения. Нельзя в защиту тезиса приводить аргумент, ко­торый сам по себе вытекает из этого тезиса. В противном случае воз­никает логико-речевая ошибка, называемая "порочный круг" (лат. circulus vitiosus), которая, по определению, и заключается в том, что тезис выводится из аргументов, которые, в свою очередь, выводятся из того же тезиса.

У Бентама можно найти описание следующей речевой ситуации, связанной с ошибкой "порочный круг": в церковных делах на соборе, где идет рассуждение о том, должно ли быть предано осуждению изве­стное учение, нельзя доказывать, что это учение должно быть осужде­но, потому что оно есть ересь; но говорить так — это значит поступать бездоказательно, ведь под ересью именно и разумеется такое уче­ние, которое должно подлежать осуждению.

Ж.Б. Мольер так метко высмеял этот род ошибки: Отец немой де­вочки пожелал узнать, отчего его дочь нема. "Ничего не может быть проще, — отвечал медик Инхарель, — это зависит от того, что она по­теряла способность речи ". "Конечно, конечно, — возразил отец девочки, — но скажите, пожалуйста, по какой причине она потеряла способность речи?" "Все наши лучшие авторы скажут вам, — ответил медик, — что это зависит от невозможности действовать языком ".

"Порочный круг" основан на тавтологии (греч. tautó — то же самое, lógos — слово) — выражении, которое повторяет в иной сло­весной форме ранее сказанное, а иногда даже в близкой словесной фор­ме, и тогда появляются тексты, которые звучат приблизительно так: "Бригада добилась больших успехов в работе, потому что успешно ра­ботала". Эта логическая ошибка является очень распространенной, осо­бенно всредствах массовой информации. Конечно, в приведенном при­мере ошибка очевидна, поскольку в тексте использованы однокоренные слова: работа — работать, успех — успешно. Однако в синони­мичных текстах ошибка становится не столь очевидной, особенно если текст объемный (скажем, статья). В СМИ очень часто мысль сначала используется как аргумент, а потом выясняется, что сама эта мысль вытекает из тезиса, который в начале статьи пытался аргументировать автор. Это свидетельство логического, интеллектуального сбоя: чело­век не понимает, где причина, а где следствие. Если нечто однажды за­дано как причина, то может ли оно быть использовано как следствие?

Любопытно, что в прессе стали появляться статьи, представляю­щие собой пасквиль на тему речей, которые публично произносятся нашими известными соотечественниками. То, что эти речи порой во­обще текстами с лингвистической точки зрения не могут быть назва­ны, — совершенно очевидно: логико-речевых ошибок и стилистичес­ких недочетов в них больше, чем смысла, а смысл иногда вообще не улавливается. Нередко эти речи свидетельствуют о мыслительных де­фектах их авторов. Логическая ошибка "порочный круг" является в них практически нормой. К сожалению, это норма не только для тех, кто "наверху", но и для тех, кто смеется над ними. Оказывается, что статьи-насмешки, как правило, грешат теми же ошибками, т.е. жур­налисты сами недалеко продвинулись на пути культуры речи по срав­нению с теми, кого они осмеивают в своих статьях. Это было бы по-настоящему смешно, "когда бы не было так грустно".

По поводу аргументации следует рассмотреть еще одно фундаментальное положение: психологический перенос аргумента, который связан с четвертым требованием, предъявляемым к системе доводов, — требованием индивидуального подхода к аргументации, имеющим фундаментальное значение. Человеческое сознание индивидуально реагирует на убеждение. И поэтому способов убеждения должно быть в идеале столько, сколько людей, на которых направлено доказательство. Процедура убеждения выглядит следующим образом: сначала человек доказывает тезис себе (иногда в течение всей своей жизни, иногда в те­чение короткого срока). Пока человек не доказал тезис себе, у него нет риторического права пытаться доказывать его кому-нибудь другому. Можно рассуждать на тему, полемизировать, расспрашивать других людей, но доказывать тезис рано, говорящий к этому не готов. В мо­мент публичного доказательства себя одновременно со слушателями ни в чем убедить нельзя — это распространенное заблуждение.

Для того чтобы доказать нечто себе, выбираются те аргументы, которые убедительны для вас. Причем аргумент наиболее убедитель­ный называется главным (или заглавным). Грубая ошибка аргумен­тации заключается в том, что человек себе нечто доказал и начинает доказывать это другому, приводя те же самые аргументы и, как пра­вило, в том же порядке значимости, начиная с главного. Такая аргу­ментация обычно проваливается, поскольку выбирались аргументы, приоритетные для сознания говорящего. Когда человек берется убеж­дать другого, следует выбрать те аргументы, которые приоритетны для сознания собеседника, а они могут оказаться совершенно иными. Это называется психологическим переносом аргументации. Для удач­ного осуществления такого переноса следует каждый раз, прежде чем браться за публичное доказательство, разобраться в ментальности слушающего, иначе оно окажется неубедительным для него. Приве­дем пример часто встречающейся коммуникативной ситуации.

Молодая девушка решила выйти замуж. Сначала она приня­ла это решение сама. Принятие решения — это тезис, доказанный самому (ой) себе. Наша девушка доказала себе тезис о необходимости выйти замуж за некого В. У нее были свои аргументы. Как правило, главные аргументы такие: "В. меня любит"(1) и "Я люб­лю В."(2). Но существуют и дополнительные аргументы: "В. при­ятный внешне молодой человек"(3); "В. умен"(4); "В. богат" (5); "В. собирается получить контракт для работы за границей" (6) и т.д. Решение выйти замуж редко принимается по наитию (вопре­ки распространенному мнению), это результат трудоемкого внутреннего доказательства. Далее представим себе, что, решив вый­ти за В. замуж, девушка начинает убеждать маму в целесообразности принятого решения. Мама категорически против, и у нее есть своя контраргументация: "Лет тебе всего 18" (1); "Кто такой В., я совершенно не знаю" (2); "Есть гораздо лучший, П. — сын моей приятельницы" (3); " Учиться тебе надо и рабо­тать" (4) и т.д. Возникает необходимость переубедить маму и доказать ей разумность своего решения.

Что при этом следует сделать? Сначала доказать тезис, который звучит так: "Мама, твои контраргументы неубедительны", т.е. осуще­ствить процедуру вытеснения (см. выше) (это доказательство постро­ить достаточно легко, поэтому не будем его приводить), а затем перей­ти к доказательству искомого тезиса (замещение): "Мне за В. следует выйти замуж". Это распространенная ситуация почти всегда содержит одну и ту же коммуникативную психологическую ошибку: девушка на­чинает приводить маме те же аргументы, которые были убедительны для нее самой и в том же порядке значимости, начиная с заглавного аргумента. И доказательство почти всегда проваливается, потому что мама — другой человек.

Как надо уговаривать маму? Следует проанализировать ее личность (что нетрудно, потому что вы с ней давно знакомы) и воздействовать на ту часть ее сознания, которая наиболее подвержена воздействию, т.е. наиболее уязвима. Скажем, мама — человек жадный. Тогда единствен­ное, что надо говорить — это "В. — очень богат", развивая этот аспект. Таким образом, следует выдвинуть "богатство" в качестве заглавного аргумента, т.е. осуществить психологический перенос аргументации: довод (5) должен быть перемещен в позицию (1). В качестве заглавного всегда необходимо выдвигать тот довод, который хорошо понятен кон­кретному слушающему, а потому убедителен для него. Если мама уста­ла от жизни в России и ей хочется сменить место жительства, надо гово­рить, что В. заключает контракт для работы за границей, и можно бу­дет обеим с ним уехать, причем повторять это несколько раз, а больше ни о чем ей говорить не надо: (6) ® (1). Если мама — человек умный, тонкий, интеллигентный, надо говорить о том, какой мощный интел­лект и какая внутренняя утонченность у В., какого мама найдет в нем прекрасного собеседника, духовного союзника и как ей будет прият­но с ним общаться: довод (4) ® (1). Если мама — женщина, склонная к кокетству, если она не забыла, что это такое, надо говорить ей, как В. привлекателен (что существенно для внутреннего эмоционального то­нуса, который совершенно неосознанно появляется у стареющей жен­щины в присутствии молодого мужчины): довод (3) ® (1). Без психо­логического переноса заглавного аргумента трудно бывает человека и чем-либо убедить. Самая большая ошибка заключается в том, что девушка говорит: "Мама! Он меня любит, и я его люблю", — потому что это ее заглавные аргументы (если она действительно принимает решение выйти замуж по любви). А вот этого как раз говорить маме не следует, по крайней мере, не надо акцентировать на этом внимание, потому что данная эмоция никакого отношения к ней не имеет и, более того, вызывает в ней естественное чувство ревности. Только в конце до­казательства можно очень скромно, маловыразительно сказать маме: "Мы с В. друг друга любим". Эта любовь не является фактом маминой личной жизни, психологически в этой ситуации она как бы выходит из игры, поэтому ни в коем случае на это нельзя делать упор. Таким обра­зом, в ходе доказательства, направленного на другого человека, сле­дует обязательно перенести заглавный аргумент с учетом его личности и никогда, доказывая что-то другому человеку, не выставлять собствен­ный заглавный аргумент (кроме тех случаев, когда слушающий — че­ловек, очень похожий в системе ценностных ориентаций на вас). Зато может быть выдвинут еще один, особый аргумент, который, скорее все­го, окажется убедительным для любой мамы: "В. — такой человек, ко­торый будет за тобой в старости ухаживать".

Нарушение рассмотренных выше требований к аргументации приводит к невозможности доказать тезис. Как правило, это связано с нарушением истинности, что принято называть "ложным основани­ем" или "основным заблуждением" (лат. error fundamentalis). Ошиб­ка "ложное основание" заключается в том, что тезис обосновывается ложными аргументами, т.е. доказательство строится на основе лож­ного суждения. Однако анализ показывает, что разные коммуника­тивные ситуации, задаваемые категорией истинности, формируют неодинаковые причины речевого поражения в доказательстве, и, та­ким образом, под "ложным основанием" следует понимать не одну, а целый класс ошибок.

С точки зрения истинности в речи могут быть выделены четыре возможности:

1) тезис истинный, и говорящий в него верит;

2) тезис истинный, но говорящий в него не верит;

3) тезис ложный, но говорящий в него верит;

4) тезис ложный, и говорящий в него не верит.

Уже указывалось на то, что под истинностью речи принято пони­мать веру говорящего в рассказываемое им. Выдвигая требование ис­тинности аргумента, мы тем самым производим некоторую подмену, поскольку несоответствие между реальностью и нашим восприятием реальности существует всегда. Очевидно, что возможна такая ситуа­ция: какие-то аргументы являются ложными, они не соответствуют действительности, но говорящий в них верит: мифологичность — одно из свойств сознания. Разделение на реальную истинность и истинность восприятия тем не менее возможно и оказывается полезным, так как в разных ситуациях из четырех, приведенных выше, аргументация ока­зывается неудачной по разным причинам. Рассмотрим каждую из этих ситуаций.

1. Тезис истинный, и говорящий в него верит (совпадение истин­ности и веры), но аргументация почему-то не получается. Каковы причины?

А. Недостаточность аргументации, т.е. аргументация может быть вполне удачной, но ее оказывается недостаточно для того, чтобы получилось убедительное доказательство.

Б. Психологический аспект. Аргументация правильная и доста­точная, но неправильно выбран заглавный аргумент, воздействие оказывается малоэффективным: собеседнику неинтересен тот аргумент, который вы выбрали в качестве основного.

В. Потеря тезиса. Предлагается убедительная аргументация, но доказывающая смещенный тезис.

Г. В аргументации появляется не ложный, а преувеличенный в своем значении аргумент. В стремлении сделать аргументацию эффек­тивнее говорящий домысливает или утрирует событие, а среди слу­шателей находится человек, который может его в этом уличить.

Появление в аргументации ложного довода встречается очень часто. В средствах массовой информации часто приводятся в качестве аргументов в доказательство определенной точки зрения факты, которые, возможно, никогда не происходили, слова, которые никогда не произносили люди, которым они приписываются, и т.д. В последнем случае это повод для обращения в суд. Следует учесть, что, если в ходе аргументации у слушателя возникают возражения хотя бы про­тив одного довода, вся аргументация не воспринимается как убедительная.

2. Тезис истинный, но говорящий в него не верит (однако в силу каких-то соображений вынужден его доказывать). Вот пример такой ситуации. Представьте, что вы поступаете в аспирантуру и темой бу­дущей диссертации выбираете некоторую узкую научную проблему. Эта проблема уже рассматривалась известным ученым, но вас не удовлетворяет его точка зрения и предложенное им описание, и в своей диссертации вы собираетесь дать другое. Но вы поступаете в аспиранту­ру, и вашим научным руководителем оказывается как раз этот извест­ный ученый (лишь он может возглавить работу по этой узкой теме). Что нужно сделать, чтобы вас приняли в аспирантуру? Следует во внушительном докладе повторить аргументацию, предложенную будущим научным руководителем, несмотря на то, что она кажется вам неубеди­тельной (рассматривается ситуация, в которой не правы вы), посколь­ку никакая полемика на экзаменах в аспирантуру невозможна, во-пер­вых, потому что к обоснованной полемике со специалистом, который много лет посвятил исследованию проблемы, вы, как правило, еще не готовы, во-вторых, экзамен в принципе не место для дискуссии. Нужно сначала поступить, а потом уже предлагать альтернативные трактовки.

Итак, вы — говорящий, тезис истинный, но вы в него не верите. В чем может быть причина того, что ваша аргументация не получается?

А. Наличие логической ошибки. Если человек не верит в то, что он доказывает, на каком-то этапе аргументации у него обязательно возни­кает логический сбой (это закон, практически не знающий исключений). Поэтому, если вы пришли домой с желанием сказать неправду о том, где вы были, лучше не пытайтесь ничего объяснять: чем больше вы бу­дете говорить на эту тему, тем больше вероятность того, что вы совер­шите логическую ошибку и будете, таким образом, разоблачены, — это известный факт. Если человек не верит в тезис (даже истинный), у него может произойти логический сбой.

Б. Недостаточность аргументации. Очень часто человек не ве­рит в истинность тезиса из-за того, что не владеет полным объемом аргументации вследствие недостатка информации. По мере того как человек расширяет свои знания, становится все более и более компе­тентным в каком-то вопросе, изменяется его представление об истин­ности тезиса, в формулировке которого данный вопрос заключен. Чем дольше мы живем, чем мудрее мы становимся, тем больше транс­формируются наши представления. Больше знаний — больше точ­ности, а большая точность обычно влечет за собой изменение пре­жнего взгляда на мир. Поэтому говорят, что в молодости все просто, все истины абсолютны, а чем дальше, тем сложнее: все мысли кажут­ся относительными в своей истинности.

В. Нервный срыв. Конечно, идя на экзамен к вашему будущему научному руководителю, вы предварительно изучите его личность и выберете в качестве заглавного аргумента тот, который будет для него убедительным. Но проблема в том, что у вас в момент речи может произойти нервный срыв, потому что человеку очень трудно аргументировать то, во что он не верит, и он в этой ситуации, конечно, находится в состоянии значительного эмоционального дискомфорта.

Г. Наличие так называемых значимых оговорок. Известно, что случайных оговорок не бывает. Если человек находится в нервном напряжении, ему трудно контролировать ситуацию, и значимые оговорки вполне естественны — таково психологическое состояние человека.

Д. Наличие ложного аргумента. Ощущая недостаточность аргументации, человек сочиняет довод, понимая прекрасно, что это ложь, но убедительная для доказательства искомого тезиса, и вас в этой лжи разоблачают. Все перечисленные причины или любая из них по отдель­ности могут привести к тому, что аргументация не получится.

3. Тезис ложный, но говорящий в него верит. И берется его доказывать. Типовым примером может служить ситуация в бывшем Советском Союзе, где действительно большое количество людей верили в то, что они живут лучше всех других людей на планете (на десять лет дольше, чем в других странах, много свободнее и т.д.). "Я другой такой стра­ны не знаю, где так вольно дышит человек" — это ведь абсурдный тезис, но в истинность его многие верили. Теперь представьте, что веря­щему в этот тезис человеку потребовалось доказать его истинность (скажем, на экзамене по политэкономии), но доказательство у него не получилось. Что лежит в основе порочности аргументации в этом слу­чае?

А. Ложные доводы, т.е. собственно "ложное основание". Человек говорит, что, по статистике, советская женщина живет, скажем, 85 лет, а советский мужчина — 78 лет. Эти данные, конечно, взяты из прессы, и об их достоверности не приходится говорить. Такого рода ложных ар­гументов можно набрать достаточно много (при этом в их истинность говорящий, как правило, верит, как и в тезис). В соответствии с логи­кой доказательства ложные аргументы имплицируют ложный тезис.

Б. Недостаточность аргументации. Недостаточность аргументов может обнаружиться при возникновении полемики, связанной, напри­мер, с вопросом "А откуда ты знаешь, как в других странах люди живут? Чтобы понять, где лучше, неплохо было бы посмотреть, как там, а потом сравнить". Это простое логическое умозаключение. Ответить, не имея опыта личных наблюдений, очень трудно, что и приводит к недо­статочности аргументации.

В. Потеря тезиса. Набирая сомнительные аргументы, можно предположить, что они вряд ли окажутся объективно убедительными для дока­зательства искомого тезиса, но иногда возникает возможность с их помощью аргументировать смежный тезис. Например, вместо того чтобы доказать, что советский человек живет лучше остальных, можно было доказать, что не так уж он плохо живет. Но это не одно и то же. Доказывая вторую мысль, говорящий совершал логико-речевую ошибку "поте­ря тезиса". В рассматриваемой коммуникативной ситуации оппонент наверняка разобьет ложные аргументы говорящего, а также компенси­рует контраргументами недостаточность его аргументации, и доказа­тельство будет разбито. Известен исторический пример, когда Л.И. Бреж­нев предлагаемый тезис превратил в противоположный сам, т.е. принял для себя другой тезис. Посетив с официальным визитом Швецию, он, ви­димо плохо себя контролируя и не понимая, что его слова станут широко известны, сказал: "Надо же, я думал, что мы строим социализм, а социа­лизм, оказывается, давно построен. Вот он — в Швеции".

Еще раз следует повторить, что такие понятия, как "истинность" и "ложность" тезиса, относительны. Абсолютно только наше ощуще­ние. Каждый из нас во что-то верит, а во что-то не верит. Часты ситу­ации, когда у человека не сформировано мнение по некоторому по­воду (это ситуация, когда он не готов к доказательству). Никого нельзя заставить иметь определенное мнение ни по какому вопросу.

4. Тезис ложный, и говорящий в него не верит. Однако бывают причины, заставляющие человека браться за доказательство даже в этом случае.

Могут быть рассмотрены следующие ситуации.

Ложь во спасение. Вы — доктор, перед вами пациент, который безнадежно болен, и медицина не в силах ему помочь. Вы не открываете страшной тайны и пытаетесь как-то его ободрить, говоря, что вскоре ему станет лучше.

Личная выгода, связанная, например, с необходимостью не оказать­ся уличенным в чем-либо компрометирующем. К сожалению, распрос­транены случаи и осознанной клеветы на других людей с корыстной целью.

Чувство страха, которое иногда вынуждает человека доказывать абсурдные, с его точки зрения, мысли. Известно, например, что в заключении (1938 год) крупный отечественный военачальник маршал В.К. Блюхер, боясь расстрела, подробно письменно обосновал свой план сдачи Дальнего Востока японцам, который он якобы разработал в на­чале тридцатых годов (никакого плана, конечно, не было, но такой от­чет от него требовал лично Сталин, гарантируя сохранить жизнь). По­чему в рассмотренных случаях доказательство не бывает убедитель­ным?

А. Ложный аргумент.

Б. Логический сбой (поскольку нет веры).

В. Недостаточность аргументации. Причем не только недостаточ­ность, но и малая убедительность. Неубедительной будет даже интона­ция в речи.

Г. Потеря тезиса.

Д. Нервный срыв.

Следует обратить внимание на то, что совокупность причин, по которым аргументация оказывается неудачной, в рассмотренных коммуникативных ситуациях несколько разная. Что касается психологического аспекта, то скорее всего говорящий будет искать тот заглавный аргумент, который для слушающего максимально убедителен, поскольку есть отчетливо осознаваемая цель — доказать ложное положение. Не­обходимость психологического воздействия на человека в такой ситуа­ции очевидна. Как правило, заглавный аргумент оказывается удачным, на него говорящим делается ставка в попытке компенсировать недоста­точность аргументации и ложные доводы.

Е. Умалчивание истинных аргументов. Обычно к наличию лож­ных доводов прибавляется умалчивание большого количества дово­дов истинных. Так, доктор скажет больному, что сегодня он лучше выглядит, но при этом не покажет ему градусник, который показыва­ет более высокую температуру, чем была вчера.

Если оппонент приведет в пример один из доводов, о которых говорящий умолчал, остается только сказать: "А я этого не знал" — и признать, таким образом, СВОЕ ПОРАЖЕНИЕ В ДОКАЗАТЕЛЬСТВЕ.