Письмо второе

Мой дорогой Гнусик!

Весьма досадно было узнать, что твой подопечный обратился. Не тешь себя

надеждой, что избежишь положенного наказания (хотя я уверен, что в минуты

успеха ты не тешишь себя надеждами). Надо спасать положение. Не нужно

отчаиваться -- сотни людей, обратившихся взрослыми, побыли в стане Врага,

исправились, и теперь они с нами. Все привычки подопечного, и душевные, и

телесные, льют воду на нашу мельницу.

Один из великих наших союзников в нынешнее время -- сама церковь. Пойми

меня правильно. Я говорю не о той самой Церкви, которую мы видим объемлющей

пространство и время, укорененной в вечности, грозной, как полки со

знаменами. Это зрелище, признаюсь, способно устрашить самых смелых

искусителей. Но, к счастью, та Церковь невидима для людей. Твой подопечный

видит лишь недостроенное здание в псевдоготическом стиле на неприбранном

строительном участке. Войдя же внутрь, он увидит местного бакалейщика с

елейным выражением лица, а тот предложит ему лоснящуюся маленькую книжку,

где записано содержание службы, которое никто толком не понимает, и еще

книжечку в потертом переплете, содержащую искаженные тексты разных

религиозных песнопений, в большинстве своем плохих и напечатанных к тому же

мелким шрифтом. Когда он сядет на свое место и оглядится, он увидит как раз

тех соседей, которых он избегал.

Тебе следует в полной мере их использовать. Пусть его мысли

перескакивают со слов "Тело Мое" к лицам и обратно. При этом, конечно,

никакого значения не имеет, что за люди сидят на скамейках. Ты, может быть,

знаешь, что кто-то из них -- великий воин в стане Врага. Неважно. Твой

подопечный, слава нашему отцу, от природы глуп. Если только кто-то из них

плохо поет, носит скрипучие сапоги, нелепо одет или отрастил двойной

подбородок, твой подопечный легко поверит, что в религии этих смешных и

нелепых людей должно быть что-то смешное и нелепое. Как ты знаешь, сейчас в

голове подопечного обитает представление о "христианстве", которое он

называет "духовным", но это сильно сказано. Его голова забита хитонами,

сандалиями, доспехами, босыми ногами. Тот простой факт, что люди, окружающие

его в церкви, одеты по-современному, стал для него (разумеется,

бессознательно) настоящим камнем преткновения. Не давай этому камню выйти на

поверхность и не позволяй подопечному спрашивать себя, какими же он желал бы

видеть прихожан. Следи за тем, чтобы все его представления были посмутнее:

потом в твоем распоряжении будет целая вечность, и ты сможешь развлекаться,

наводя в нем ту особую ясность, которой отличается ад.

Максимально используй разочарование и упадок, которые неминуемо

настигнут его в первые же недели по обращении. Враг попускает это

разочарование на пороге каждого человеческого дела. Оно появляется, когда

мальчик, зачарованный историей Одиссея, начинает учить греческий. Оно же

появляется, когда влюбленные поженились и учатся жить вместе. Во всяком

человеческом деле есть переход от мечтаний к действительности. Враг идет на

риск, связанный с этим разочарованием, так как лелеет надежду, что эти

отвратительные маленькие создания станут его свободными приверженцами и

служителями. Он вечно называет их "сыны", с упорным пристрастием унижая весь

духовный мир неестественной любовью к двуногим. Не желая лишать их свободы.

Он отказывается силой вести их к целям, которые поставил перед ними. Он

хочет, чтобы они "шли сами". Здесь-то и кроются наши возможности. Но помни,

что здесь же скрыта и опасность для нас. Уж если они пройдут благополучно

через период сухости, они будут меньше зависеть от своих эмоций и искушать

их станет труднее.

До сих пор я писал тебе так, словно люди, сидящие на соседних скамьях,

не дают никаких разумных поводов к разочарованию. Когда же твой подопечный

знает, что дама в нелепой шляпке -- страстная картежница, а человек в

скрипучих сапогах -- скряга и вымогатель, твоя задача много легче. Ты просто

мешай ему думать: "Если я, такой, какой я есть, могу считать себя

христианином, почему недостатки моих соседей по скамье

доказывают, что их религия -- просто лицемерие и привычка?" Ты

спросишь, возможно ли, чтобы столь очевидная мысль миновала его? Возможно,

дорогой Гнусик, вполне возможно! Обращайся с ним поразумнее, и это просто не

придет ему в голову У него еще нет прочной связи с Врагом, а потому нет

истинного смирения. Сколько бы он ни говорил о своей греховности, даже на

коленях, все это -- лепет попугая. В глубине души он еше верит, что оказал

большую честь нашему Врагу, когда обратился, и думает, что выказывает

большое смирение, ходя в церковь вместе с ограниченными, скучными людьми.

Удерживай его в таком состоянии как можно дольше.

Твой любящий дядя Баламут.