Мой дорогой Гнусик!
Когда ожидаешь подробного доклада о работе, а получаешь расплывчатые
восторги, это несколько разочаровывает. Ты пишешь, что "себя не помнишь от
радости", потому что европейцы начали свою очередную войну. Мне ясно, что с
тобой произошло. Ты не охвачен радостью, ты просто пьян. Читая между строк
твоего совершенно неуравновешенного письма о бессонной ночи пациента, я
могу судить и о твоем состоянии. За свою карьеру ты впервые вкусил того
вина, в котором награда за все наши труды. Это вино -- тревога и смятение
души человеческой -- ударило тебе в голову. Тебя трудно винить: мудрая
голова не венчает юные плечи. А вот впечатлили ли подопечного мрачные
картины будущего, которые ты ему нарисовал? Ты подсказал ему печальные
воспоминания о его счастливом прошлом, засосало у него как следует под
ложечкой? Ты сумел сыграть на всех его тонких струнках? Что ж, это в порядке
вещей. Но помни, Гнусик, делу -- время, а потехе -- час. Если твое
теперешнее легкомыслие приведет к тому, что добыча выскользнет из рук, ты
|
|
вечно и тщетно будешь жаждать вина, которого сейчас отведал. Если же с
помощью настойчивых, хладнокровных и непрестанных усилий тебе удастся
заполучить его душу, он-- твой навеки. Он станет
тогда живой чашей, до краев полной отчаянием, ужасом и смятением, и ты
сможешь отпивать из нее, когда захочешь. Так что не позволяй временному
возбуждению отвлекать тебя от главного дела, а дело твое -- подрывать веру и
тормозить добродетель. В следующем письме пришли мне тщательный и полный
отчет о реакциях пациента, чтобы мы могли обдумать, что лучше: сделать из
него крайнего пацифиста или пламенного патриота. Здесь у нас масса
возможностей. Пока что я должен тебя предостеречь: не возлагай слишком много
надежд на войну.
Конечно, война несет немало забавного. Постоянный страх и страдание
людей -- законный и приятный отдых для наших прилежных тружеников. Но какой
в этом прок, если мы не сумеем воспользоваться ситуацией и не доставим новые
души нашему отцу? Когда я вижу временные страдания человека, впоследствии
ускользающего от нас, мне гадко, словно на роскошном банкете мне предложили
закуску, а затем убрали всю еду. Это хуже, чем не пробовать ничего. А Враг,
верный Своим варварским методам, позволяет нам видеть недолгие страдания
Своих избранных только для того, чтобы помучить нас, искусить и в конце
концов выставить на посмешище, оставляя нам непрестанный голод, создан ный
Его охранительным заслоном. Подумаем, как воспользоваться европейской
войной, а не как наслаждаться ею. Кое в чем она сработает в нашу пользу.
|
|
Можно надеяться ла изрядную меру жестокости и злобы. Но, если мы будем
бдительны, мы на этот раз увидим, как тысячи обратятся к Врагу, а десятки
тысяч, так далеко не зашедших, станут заниматься не собой, а теми цен
ностями и делами, которые они сочтут выше своих собственных. Я знаю,
что Враг не одобрит многие из этих дел. Но именно здесь Он и не прав. Ведь
Сам Он в конце концов прославляет людей,
отдавших жизни свои за дела, которые Он считает плохими, на том
чудовищном, достойном софиста основании, что самим людям эти дела казались
добрыми и достойными. Подумай также, сколь нежелательным образом люди
умирают на войне. Они знают, что их можно убить, и все же идут туда,
особенно если они приверженцы Врага. Для нас было бы гораздо лучше, если бы
все они умирали в дорогих больницах, среди врачей, которые им лгут по нашим
же внушениям, обещая умирающим жизнь и утверждая их в том, что болезнь
извиняет каждый каприз, и (если наши сотрудники хорошо знают свое дело) не
допуская мысли о священнике, дабы тот не сказал больному о его истинном
положении. А как губительна для нас постоянная память о смерти!
Наше патентованное оружие -- довольство жизненными благами --
оказывается бездейственным. В военное время никто уже не верит, что будет
жить вечно.
Мне известно, что Паршук и некоторые другие видели в войнах огромную
возможность для атак на веру, но такой оптимизм мне кажется сильно
преувеличенным. Своим земным последователям Враг ясно показал, что страдание
-- неотъемлемая часть того, что Он называет Искуплением. Так что вера,
разрушенная войной или эпидемией, даже не стоит наших усилий. Конечно,
именно в моменты ужаса, тяжелой утраты или физических страданий, когда разум
человека временно парализован, ты можешь поймать его в ловушку. Но даже
тогда, если человек воззовет о помощи к Врагу, он почти всегда, как я
обнаружил, оказывается под защитой.
Твой любящий дядя Баламут.